Текст книги "NWT. Три путешествия по канадской Арктике"

24 апреля

 
Присыпанная пудрой
Расплывчатая тень
Ведет меня по тундре,
А я, забыв про утро,
Жду вечера весь день…
 

Мы все еще в канадской тундре. Конца и края этой тундре нет: холмы, перелески, булыганы, озера – все смешалось, потому что с утра сегодня наполз белый туман, контраста никакого. Ветер задувал всю ночь, но к утру стих. Радости, правда, не прибавилось, потому что температура была около минус 9 градусов. Однако не в температуре дело, а в безликости того дня, который нам предстоял.

Тем не менее мы, естественно, вышли. На сборы времени ушло немного. Уилл посоветовал мне держаться к югу, чтобы выйти на озеро, которое было расположено как раз в направлении нашего движения. Длина его составляла примерно 15 километров, что в общем-то упрощало нашу задачу, и дело теперь было за небольшим – отыскать это самое озеро. Определив направление по карте, я вышел на маршрут.

Наст, хотя и был сегодня достаточно прочным, иногда проваливался, не выдерживая моего веса, – дело, как видно, было в достаточно плотном завтраке. Думаю, собаки по этой же причине шли сегодня медленнее обычного. После того как я ушел утром из лагеря, в первый раз они достали меня только в половине двенадцатого, хотя до этого обычно нагоняли очень быстро. Солнца не было видно, и я шел по компасу, не спеша, держась в основном к югу.

По дороге я увидел белую куропатку. Она сидела совсем рядом со мной, метрах примерно в трех, но сфотографировать ее не удалось: пока я доставал свою фотокамеру, она улетела. Инстинкт самосохранения у этих птичек оставляет желать лучшего (для них, разумеется). Мне приходилось участвовать в охоте на этих арктических куриц в Черском, на Колыме, и еще тогда меня поразила их «безрассудная смелость»: подстрелишь одну из сидящих на снегу рядышком птиц и можешь целиться в соседку – они не разлетались.

Забравшись на очередной холм, слева по курсу я увидел озеро и, взяв направление на него, вывел команду точнехонько к его «изголовью».

Во время обеда мы определили наши координаты и выяснили, что они как раз соответствуют вершине этого озера. Все это свидетельствовало о том, что «найденное» озеро – именно то, к которому мы стремились, и это, безусловно, укрепило мою уверенность в правильности выбранного курса..

В целом наше движение сегодня я определил бы, скорее, как заунывное. Ветер дул, слава Богу, в спину, но солнце припекало изрядно даже через облака. Шею немного саднило. Опять я ухитрился ее подпалить, хотя и была она, в общем-то, все время закрыта воротником. Солнце все же как-то проникает под одежду. Руки же, вообще, по локоть красные от загара, потому что я практически все время шел без перчаток и с закатанными рукавами.

Снег на озере был значительно плотнее, и идти стало намного легче. Видели шесть оленей карибу метрах в четырехстах от нас – слишком далеко для фотографирования.

Перед самой остановкой пришлось поискать место для лагеря, потому что местность, куда нас вывела кривая моего маршрута, представляла собой практически лунный ландшафт. Перед нами расстилалась всхолмленная равнина совершенно безрадостного вида, усеянная к тому же заснеженными булыжниками при полном отсутствии какой бы то ни было растительности. В конце концов мы отыскали небольшой участок, где можно было приткнуться лагерю, а главное, можно было расстелить нашу бесподобную антенну.

Собаки сегодня подустали, и неудивительно: весь день они буквально горели своим особенным собачьим энтузиазмом, который позволил им дважды в течение второй половины дня настигать меня. Стоило мне тогда на миг обернуться, как они, не слушая команд погонщиков, рвались ко мне с визгом и лаем. Так что лучше было не оборачиваться, а продолжать свое движение – только так их можно было остановить.

Усталость неизбежно сказалась на настроении собак. Когда мы их развели по местам, Горди бросился на Маши – молодого, очень трудолюбивого и сильного пса (это был один из сыновей нашей антарктической красавицы Тьюли), который шел с ним в паре. Горди, габариты которого вызывали немой восторг и благоговение у всех видевших его впервые людей без исключения, легко повалил нашего Маши и стал его нещадно трепать. Пришлось вмешаться Джону. Это был поистине поединок двух равных по весу противников. Правда, на стороне одного из них была лыжная палка, дававшея ему определенные надежды на успех в поединке. Однако мне в очередной раз показалось, что для Горди это высшее удовольствие – кого-то пожрать, а потом получить по башке. Башка у него чугунная, еще с Антарктиды заметил. Его можно молотить сколько угодно, а он жмурится от удовольствия и облизывается. И что бы ты с ним только не делал, все бесполезно – он улыбается и просит добавки. Маши, слава Богу, не пострадал – скорее всего, это было одно из показательных выступлений нашего гиганта, спровоцированное усталостью.

После ряда мелких стычек между собаками из-за заслуженного, вне всяких сомнений, сегодня куска хлеба насущного все успокоились, и мы разошлись по палаткам.

Устав, наверное, не меньше наших четвероногих друзей, я, тем не менее, не набросился на своего соседа по палатке, а, напротив, предложил ему отведать мяса, которое с перерывами варил уже второй день. Джон упорно отказывался его есть, заявив, что тратит не так уж много калорий (это его неожиданное заявление вызвало у меня некоторое чувство зависти, которое, правда, было тотчас же вытеснено не менее острым и естественным чувством голода), так что я с большим удовольствием отдал должное вареному мясцу и усугубил все это японской лапшой.

На сытый желудок и думается легче. После ужина я наконец-то набрал текст очередного репортажа Марву, который мне не удалось передать накануне. Несмотря на то что вчерашний сеанс связи был удачным и мне удалось поговорить с Марвом в базовом лагере по радиотелефону, передача данных, набранных на нашей замечательной клавиатуре, не получилась, и это вызвало соответствующую реакцию Уилла сегодня утром.

Джон, в обязанности которого, помимо прочего, входила малоприятная процедура по разворачиванию и сворачиванию нашей бесконечной антенны, решил немедленно воспользовался тем, что радиообмен состоялся в полном объеме, и выполз из палатки, чтобы свернуть антенну уже сейчас, ведь это сулило ему лишних 20 минут сна завтра. Не успел он задернуть за собой молнию входного полога палатки, как к нам в гости, прыгая на одной ноге, заявился Мицурик. Он начал пытать меня, как пользоваться клавиатурой (вслед за мной наступила его очередь сообщать внешнему миру о том, что с нами происходит). Между делом он сообщил, что Уилл чувствует себя неважно – у него насморк и потому он лег спать ранее обычного.

Получив необходимые указания, Мицурик потащил клавиатуру к себе, чтобы с ней разобраться. Он все еще стесняется набирать какие-то тексты из-за слабого, по его мнению, знания языка, на котором работает клавиатура. Мне кажется, нам удалось его успокоить, сказав, что это все ерунда, что главное – набирать какие-то связные предложения, и совершенно неважно, будет там большой смысл или маленький, и даже если его не будет вовсе, то Марв знает, что с этим делать. Чтобы уже окончательно успокоить нашего совестливого товарища, перед его уходом я попытался всучить ему его любимый мисо суп, но в ответ он замахал руками и со вздохом заявил: «Мы это не едим!». При этом лицо его было печально отрешенным.

– Как не едим? – вскричал я. – Это ведь любимая твоя еда.

– Нет, мы едим утром oats meal (то есть попросту овсянку), а вечером то, что приготовит Уилл…

– Так что же ты сам себе не приготовишь?

Его ответ нас потряс:

– А разве так можно? Я и не знал…

Короче говоря, скромный и нежный Мицурик, подавленный величием и мощью нашего гиганта Уильяма, даже не мог помышлять о том, чтобы приготовить себе хоть кусочек своего японского блюда. Поэтому нам с Джоном пришлось его убеждать и убеждать, что сейчас не та ситуация, когда надо экономить газ и провиант. Осталась неделя до финиша экспедиции, так что ешь, что хочешь.

Когда, раскланиваясь по-японски и пятясь задом, Мицурик удалился, мы крикнули ему вслед:

– Так что, завтра мису будет?

– Нет, – печально ответил он, – на завтра оутсмилл с утра. Бедный Мицурик.

Мы решили, что, может быть, если удастся сделать еще день выходным, устроим небольшой торжественный ужин. Это предложение было встречено с пониманием.

На сегодня наши координаты 59°48′ с. ш., 96°08′ з. д. – довольно неплохо шагнули. Девять часов ходу каждый день, потому что рано собираем лагерь и мало времени тратим на обед.

Завтра мы перейдем на другую карту и пойдем вдоль реки Карибу, к океану.

25 апреля

 
Как просто путешествовать по карте:
Приставил карандашик – и иди!
Озера, реки, горы на пути
Находишь в упоительном азарте.
Совсем иное, если снег и лед,
И ветер, и морозные ожоги
Вокруг бело, и кто там разберет,
Где та река… Ужели карта врет?
Иль сбились мы с намеченной дороги?
 

Утром, когда мы с Джоном выползли из палатки, выяснилось, что вторая пара – Мицурик и Уилл – уже собирают свой лагерь. При этом на наше появление они ровным счетом никак не отреагировали. Нам же с Джоном не терпелось поделиться с ними нашим великолепным расположением духа после отличного отдыха ночью.

– Джон, – говорю я, – давай-ка мы их поприветствуем!

Мы им закричали: «Халло!», и они в ответ тоже закричали – от неожиданности. Сразу же с души немного отлегло – все как у людей (если напоминать, конечно). Что же это за команда и командный дух, если не начинать день с простого, но столь необходимого приветствия. В противном случае у нас не команда получается, а какое-то сборище единоличников.

Минурику мы даже предложили каждый день здороваться на разных языках. Он вполне внятно произнес: «Доброе утро». Посмотрим, как получится завтра.

Что же было у нас сегодня?

С утра, конечно, такой паршиндарий был (от слова «паршиво»), потому что из-за высокой влажности все обледенело. Все флаги, которыми я доверчиво разукрасил наш лагерь накануне вечером, развесив их на торчащих в снегу лыжах, покрылись ледяной коркой. Такой же ледяной коркой покрылись и другие обращенные к ветру поверхности. Мело всю ночь, и продолжало подметать под утро. Правда, ветер стал послабее, да и температура понизилась до минус 7–8 градусов, но видимость была паршивая.

Тем не менее мы, конечно, вышли. При плохой видимости и полном отсутствии контрастов было трудно понять, как собаки будут держать след.

Довольно долго я шел впереди без остановок, однако потом понял, что собаки вряд ли меня догонят. Пришлось несколько раз останавливаться. Я едва различал их где-то вдалеке. На такой пересеченной местности, усеянной огромными камнями, очень трудно следить за собаками на большом расстоянии.

Мы двигались все время в направлении примерно 150 градусов. Незадолго до обеда я решил остановиться, потому что отсутствие ребят становилось загадочным, однако в конце концов, минут через двадцать, они появились, и я продолжил свой путь.

Корочка наста подо мною периодически проваливалась. Даже на лыжах по такому снегу идти тяжело, а уж о собаках и говорить не приходится – тащат нарты, увязая в снегу по брюхо, стараются, кряхтят. Ветер сегодня северный, поэтому, когда они приближаются ко мне сзади, я иду в волнах таких ароматов, которые соответствуют очень тяжелой собачьей работе – потеют собачки и пукают. В общем, стараются ребятишки.

После обеда решили держаться поближе друг к другу, чтобы энтузиазм у собак не пропал.

Задача наша была – найти реку Карибу. Однак сделать это было не так-то просто. Поскольку все вокруг бело и река в этом месте не очень широкая – метров двести, мы все понижения принимали за реку. А на самом деле подойдешь, ковырнешь палкой, а там булыжник.

Ходили, искали буквально на ощупь, пытаясь определить, где же все-таки эта река. Пришлось даже дважды определять свое местоположение по GPS – по карте получается, что мы совсем рядом, а реки все так и нет.

Поиски были особенно тщательными еще и потому, что с утра была мысль: если найдем реку, остановиться на денек на дневку.

Увы, этим вечером нам не повезло – реку мы так и не нашли. Пришлось в 6 часов остановиться и расположиться лагерем на усыпанной валунами поляне в надежде на завтра.

Новостей сегодня особых нет. По-прежнему планируем прийти в Черчилл вечером 30 апреля, а уже 2 мая утром начать тренировки с каноэ.

Состоялся не слишком удачный сеанс радиосвязи с Черчиллом. У одного из молодых сотрудников экспедиционного офиса в Сен-Поле сегодня свадьба, и я по традиции и в качестве тренировки написал на английском языке стихотворное поздравление. Хотел его сегодня передать с помощью магической клавиатуры, но, увы, ничего не вышло.

Выяснилось, что вчерашнее недомогание Уилла было вызвано тем, что он спалил себе лицо жестким ультрафиолетовым огнем весеннего арктического солнца. Ожог довольно сильный – жжет очень и к шее до сих пор не прикоснуться. Конечно, при такой облачности подобные ожоги кажутся удивительными, тем более что шея была закрыта. По-видимому, помимо всего прочего, сказывается минимум озона.

Сейчас апрель, разгар весны, и мы идем все время на юго-восток, на юг, так что от солнца, даже скрытого облаками, не увернуться никоим образом. Вот и приходится страдать…

Мицурик пришел, чтобы передать свой выстраданный днями текст. Однако, поскольку связь была плохая, мы не передали того, что в нашей машине уже содержалось. Теперь она полна, я бы даже сказал, переполнена, и поэтому набить туда еще что-нибудь не удается.

Завтра, если устроим день отдыха, собираемся поупражняться в стрельбе из винтовки. Я сказал Мицурику, что будем стрелять на меткость на расстояние 500 метров, чтобы попугать нашего молодого японского путешественника. Он все причитал, хлопал себя по бедрам: как же это, 500 метров, – мы же ничего не увидим! Я его успокоил, что зато можно сразу сказать, что попал, – никто не пойдет проверять!

Весь вечер прошел под леденящие душу своими подробностями рассказы Мицурика о былых путешествиях. Он начал с описания того, как в одиночку сплавлялся по Амазонке от Перу до Атлантического океана за 62 дня на деревянном бальсовом плоту 4 на 2 метра: семь бревен, небольшая плетеная хижина и Мицурик внутри.

Идешь по Амазонке, по спокойной, как зеркало, воде, – рассказывает он, – и вдруг налетает шквал, все взбаламучивается, и полдня огромные волны вздымаются вокруг, и посередине всего этого он, Мицурик.

Еще интересней стало, когда он приблизился к джунглям: то змеи каким-то образом заползут не куда-нибудь, а непосредственно к нему в спальный мешок, то рубиново-красные глаза крокодила следят за его перемещениями. А уж москитов и всякой прочей летающей кровососущей братии и вовсе не счесть.

Я сразу же вспомнил один из вопросов, наиболее часто задаваемых нам во время разного рода встреч и конференций: «Почему вы заинтересовались Арктикой, как попали в Арктику?». Так вот, для Мицурика есть хороший ответ: «В Арктике нет москитов и холодно». (Впрочем и меня эта характерная особенность арктических путешествий тоже привлекает.)

Такого он натерпелся на своей Амазонке, – он так и сказал, – что захотел испытать себя там, где похолоднее, – уж очень на Амазонке было жарко.

Не дав нам с Джоном перевести дух, Мицурик тут же рассказал еще одну историю, от которой наша кровь заледенела и волосы встали дыбом. Поведал он нам о том, как в одной из экспедиций, когда он не смог открыть бочку с бензином, для того чтобы заправить примус, он решил сделать это ковбойским способом, выстрелив в бочку из ружья, тем более что именно так открывали бочки знаменитые ковбои в его любимых фильмах. Он выстрелил в бочку метров с пяти, и, что самое примечательное, после этого еще было кому и для кого готовить на заправленном примусе. По его словам, получилось «довольно удачно»: пуля не прошила бочку насквозь, и бензин стал вытекать только с одной, обращенной к мужественному путешественнику стороны. Когда на следующее утро я передал его рассказ Уиллу, тот стал относиться к своему соседу по палатке с каким-то обостренным и, может быть, даже болезненным вниманием, стараясь всячески предупреждать любое проявление инициативы с его стороны, особенно если это было как-то связано с решением бытовых вопросов.

Несмотря на принятые меры предосторожности, Мицурику удалось еще раз всем нам доказать свою исключительность или, если хотите, избранность. Оставленный на мгновение без присмотра в палатке, Мицурик взялся проверить, сколько патронов у него в ружье, и при попытке извлечения пятого патрона, который отчего-то никак не хотел вылезать сам, ружье выстрелило. Слава Богу, в палатке никого больше не было – один Мицурик! А пуля вылетела и до сих пор, наверное, где-то летает. Да, за ним нужен глаз да глаз. Так я и говорю: Мицурик-оба (а это его полное имя – Мицурооба) – смотрите за ним в оба!

Мы с Джоном в один голос уважительно поблагодарили рассказчика за доставленное удовольствие и попросили вспомнить еще что-нибудь столь же интересное. Мицурик распрощался и побрел в свою палатку, где мирно спал «утомленный солнцем» Уилл. Собаки тоже спали, и это радовало: драк не будет, и все отдохнут перед завтрашним днем.

Сегодня к вечеру мне показалось, что мы наконец вышли на реку, но мои надежды подтверждения не нашли.

Где же все-таки эта злополучная река?!

Координаты на сегодня: 59°33′ с. ш., 95°52′ з. д. Вот мы и перебрались на новую карту.

27 апреля, утро

 
Цвет утомленных солнцем кож
Весьма красноречиво
Просил пощады. Хошь не хошь —
Пришлось прислушаться, и что ж?
День отдыха подпортил дождь
Нежданный и тоскливый.
Роптать не стоит впопыхах —
На все есть Воля Божья…
Хоть на Гадюкино никак
Канада не похожа…
 

26 апреля я ничего не записал, потому что вечером магнитофон не работал – очевидно, сели батареи. Пришлось все отложить на утро.

Утро уже наступило, а я все еще, мягко говоря, в постели, потому что у нас сегодня выходной день. Ура, ура, ура!!!

Время 9 часов, жара стоит невыносимая! Вчера был дождь – вообще кошмар!

Утром 26 апреля я проснулся от того, что, в общем-то, прохладно. Оказалось, действительно, минус 25 градусов! Погода ясная, солнечная. Все в инее – красота неописуемая! Спокойный, легкий ветерок с юго-востока. Поднялись. Встали.

Начало дня было довольно удручающим. Палатка вся подмерзла, и я, разбирая ее, сломал одну из стоек, на которые натягивается палаточный тент. Хотя такая поломка в любой экспедиции – дело вполне обычное и, можно даже сказать, ожидаемое, все-таки она меня расстроила больше, чем всегда, хотя бы потому, что запасной стойки у нас не было. Весь запас стоек (в количестве двух штук) был уже исчерпан при ремонте палатки Уилла и Мицурика, сломавших стойки раньше нас при невыясненных обстоятельствах.

Отслужив краткий поминальник по утерянной стойке, я пошел вперед, стараясь держаться направления 140°, сулившего (во всяком случае по карте) встречу со злополучной рекой. Густая лесная поросль с восточной (левой по ходу движения) стороны практически не позволяла придерживаться выбранного курса. Обходя заросли, я все больше и больше отклонялся к югу. При этом заросли иногда были настолько густыми, что след мой петлял весьма замысловато. Помня, что за мной идут собаки, я старался не делать крутых поворотов и не огибать лыжами стволы отдельно стоящих небольших деревьев, как это легко и непринужденно делали лыжники из фильма «Самогонщики», скрываясь всего от одной преследующей их собаки. Здесь же за мной шли две упряжки, и собаки вряд ли бы простили мне подобную вольность.

Красота вокруг была необыкновенная. Малейшее дуновение ветерка – и невесомое облако инея слетало с веток елочек, рассыпаясь вокруг хрустальными осколками, переливающимися на солнце радужными бликами.

Идти было хорошо – я легко взбирался на холмы, проходил перелески. Оторвался от ребят довольно здорово. Часов в одиннадцать – начале двенадцатого я скатился к реке. Это, вне всяких сомнений, была река, потому что хорошо заметный снежный желоб русла тянулся в обе стороны. Это была молодая Карибу.

Река шла примерно параллельно нашему курсу в направлении юго-восток – северо-запад. Я быстро принял опрометчивое, как оказалось впоследствии, решение и пошел вдоль реки на юго-восток. Однако река неожиданно круто завернула к югу, а потом вообще пошла к западу.

Пройдя километра полтора, я понял, что иду куда-то не туда. Вернулся назад, надеясь, что ребята уже подошли. Никого еще не было. Посмотрев на карту, я выяснил, что, оказывается, отклоняясь к югу, я вышел на один из рукавов реки Карибу, однако не на тот, который был нам нужен. Теперь же, по моим понятиям, для того чтобы выйти на нужный рукав, нам следовало идти от развилки как раз в северном направлении.

Пришлось подождать ребят, чтобы определить позицию по GPS. Ждать пришлось еще минут пятнадцать, то есть общее отставание упряжек этим утром составило не менее сорока минут, что было вызвано глубоким и рыхлым снежным покровом на лесистых участках. Собаки проваливались в снег по брюхо, и тащить тяжелые нарты им было чрезвычайно тяжело.

Мы все скатились к реке и повернули на север. На этот раз выбор был правильным, и уже через полтора километра мы вышли на нужный рукав реки и повернули по нему на юго-восток. Так и шли вдоль реки, не теряя ее из виду.

Несмотря на относительно ровный рельеф, наше передвижение было достаточно медленным из-за того, что похожие на корыто берега этой реки как бы фокусируют лучи солнца. Беспощадное светило не оставляло снегу никаких шансов на выживание, приводя его в совершенно раскисшее состояние. Ветерок почти не ощущался нашими разгоряченными телами. Лишь изредка усиливаясь и заходя навстречу, он немного охлаждал наши лица и приносил небольшое облегчение.

Я миновал участок реки (по всей видимости, пороги), где образовалась большая черная промоина с нависшими над ней со всех сторон пухлыми снежными карнизами. Я подождал ребят – надо было предупредить их, чтобы они туда не рухнули.

После короткого перерыва на обед мы продолжили путь и примерно часа в четыре вышли на Долгое озеро, как вчера и предполагали. По озеру надо было пройти еще примерно километров двенадцать.

Когда мы вышли на озеро, небо закрыли тучи, и ветер разгулялся вовсю. Температура, мне кажется, была примерно градуса два. Ветер, хотя и теплый, все время дул навстречу и тормозил, буквально толкал меня в грудь. Если же учесть еще и рыхлый снег, а также то, что близился конец дня, становится понятно, что передвигаться стало намного труднее, и ноги, мягко говоря, устали. Я удивлялся, как они у меня вообще держатся, потому что выдирать лыжи, облепленные снегом, с глубины примерно сантиметров пятнадцать по четыре, а иногда и по восемь часов в день – это очень непросто (а каково нашим собакам, которые не могли даже пожаловаться на усталость!).

Часа через полтора этого мучительного во всех смыслах движения мне показалось, что я достиг берега. Однако, согласно карте, в этом месте озеро соединяется узким проливом с другим озерцом меньших размеров. В самой середине пролива я разглядел огромную промоину, и мы совершенно разумно решили отложить исследование этих мест до завтра, тем более что местность по сторонам была неплохая. Несмотря на то что до шести оставалось еще полчаса, мы решили расположиться здесь лагерем.

Лагерь мы поставили довольно удачно. Ветер неистовствовал, но я, укрывшись за нартами, достаточно быстро, минут за пятнадцать, починил палатку, и мы ее установили. После этого уже все пошло своим чередом.

Как только мы забрались в палатку, по крыше редкими каплями забарабанил дождь. Это было совершенно неожиданно, но, слава Богу, дождь быстро закончился – ветер сделал свое полезное дело и согнал набрякшие тучи куда-то в сторону.

Пока я варил лапшу, Джон с Уиллом пытались установить связь с далеким Марвом. На этот раз успех им сопутствовал, и нам удалось отправить все накопившиеся в памяти клавиатуры послания, включая мое стихотворное посвящение новобрачным Рику и Джейн. Эта поэма в авторском исполнении звучала примерно так:

 
We ‘re continuing dogsledding
Every day, every day!
Happy Wedding, Happy Wedding
Rick and Jane, Rick and Jane!
Hope, you ‘ll receive our greetings
Not too late, not too late.
Happy Wedding, Happy Wedding
Rick and Jane, Rick and Jane!
And we hope that you are ready
In the May, in the May
For Explorers make this Wedding
Once again, once again.
Be the best for every season
Rick and Jane, Rick and Jane.
Don’t have please at all the reasons
To complain, no complain.
In the mirror of barrens waters
Have we seen, have we seen
Couple brothers for your daughters
Two at least, two at least.
And we hope that in Churchill
In the May we again
We make toast for lucky Fortune
Rick and Jane, Rick and Jane!
 

Уилл, преодолев тяжелые последствия загара, набил сразу тысячу знаков – настоящий писатель. Когда же я довел до ума поэму, было совсем темно, совершенно ничего не видно. Тем не менее отнес эту машинку бедолаге Мицурику, который был последним в очереди на набивку (очередь устанавливалась Уиллом в алфавитном порядке по названиям стран проживания очередников, откуда ясно, что Мицурику с его японским происхождением в нашей интернациональной команде рассчитывать было не на что).

Мы с Джоном залегли спать, да и Марв на другом конце связывавшего нас невидимого провода уже наверняка спал, а добросовестный Мицурик в своей палатке все еще набивал текст.

Примерно часов в одиннадцать он притащил машинку и доверчиво просунул ее нам в дверь, очевидно, полагая, что без нее нам никак не уснуть. Поскольку это было не совсем так и, более того, мы уже легли спать, то из глубин спальных мешков мы предложили ему оставить машинку под половичком у входа. Утром Джон проверил содержимое памяти клавиатуры и не обнаружил там никаких следов творчества Мицурика! Обидно, конечно, но Мицурику придется набивать все снова.

На этом мои воспоминания о дне 26 апреля заканчиваются.

Будем жить днем сегодняшним и проводить его в праздном безделье – мы это заслужили. Ветра сегодня нет, и, судя по всему, очень тепло. Я думаю, нам будет чрезвычайно трудно выбираться отсюда, хотя, по нашим понятиям, до Черчилла осталось всего два с половиной дня ходу. Тем не менее, если погода будет такая теплая, мы тут закиснем. Вчера, например, ноги были абсолютно мокрые, несмотря на носки Gore-Tex, а, как мы знаем, эта компания стала всемирно известной, уверяя всех и вся: «GORE-TEX GUARANTEED to KEEP YOU DRY!», что означает, что Gore-Tex гарантирует всем, кто носит изделия с применением замечательного материала этой фирмы, возможность выйти сухим из воды!

На этот раз не получилось – в борьбе со вчерашним мокрым снегом и Gore-Tex оказался бессилен. Сегодня, я думаю, маклаки хорошо посушить не удастся, а если и удастся, то все равно промокнет все очень быстро.

Координаты наши на сегодня: 59°24′ 40'' с. ш., 95°26′ з. д., и, судя по карте, мы находимся немножко дальше того места, где предполагали быть.