Текст книги "NWT. Три путешествия по канадской Арктике"

27 апреля, вечер

Так называемый day off – выходной – близится к концу. Кстати, в соответствии со смыслом, который вкладывает в это понятие англоговорящая публика, в этот день каждый свободен (off duty) от ежедневной обрыдлой рутины. С другой стороны, можно было бы отнести off к самому дню, а не к его заполнению, и в этом смысле это понятие означало бы понапрасну выкинутый из жизни день. Такое толкование, наверное, ближе тем, кто не умеет отдыхать и просто не способен оценить того блаженства, которое иногда может принести сознательное безделье…

Для нас сегодня этот день был не слишком удачным, потому что практически полдня лил дождь! Ну, может быть, лил – это слишком сильно сказано, но бил по крышам изрядно. Поднялся ветер, и видимость ухудшилась.

Сейчас дождь сменился на снег, но вокруг каша сплошная, и вопрос о том, как мы завтра пойдем на лыжах, а вернее, о том, как я завтра пойду на лыжах, выглядит пока достаточно вопросительно. Однако выбираться хотя бы кое-как надо, потому что чем дальше, тем, естественно, теплее, а все надежды на похолодание тают вместе с остатками снега.

Сегодня мы поспали примерно часов до десяти, а потом я выполз наружу. В это время погода еще была совсем неплохая: полное безветрие и никакого дождя, но тепло, очень тепло.

Мимо меня к своим нартам проследовал Уилл в костюме «от Адама» – действительно, почему не прогуляться нагишом, когда тепло и не дует?! В общем-то, все мы были одеты, или, вернее, раздеты, примерно одинаково.

Погуляли по лагерю, собрались. На завтрак я прикончил те слипшиеся в обойный клей макароны, что приготовил накануне. Джонатан их есть не стал – хороший партнер по палатке, я просто не нарадуюсь. Всякий раз, когда я начинаю готовить, он проявляет неподдельный интерес к процессу, и мне кажется, что приготовленного не хватит на нас двоих, поэтому я стараюсь приготовить побольше. Как только дело доходит до раздачи, он вдруг отказывается и оставляет меня одного на поле боя, однако это не всегда меня расстраивает.

А потом началась ставшая уже традиционной возня с радиосвязью, потому что в 11 часов мы услышали Марва, а он нас нет. Это было вполне естественно: антенна такой конструкции, лежа на снегу, пропитанном водой, не работала. Я поднял ее на лыжах так, чтобы она повисла в воздухе. Следующий сеанс связи был назначен только на час. Подошли Уилл и следом Мицурик. Темы неторопливых бесед (куда спешить – все-таки выходной) в основном крутились вокруг радиосвязи. Несмотря на это, в час очередной сеанс связи не состоялся, потому что на этот раз и мы не слышали Марва.

Следующий сеанс связи, назначенный на 3 часа, состоялся, несмотря на усиливающийся дождь, причем Марв слышал нас довольно хорошо. Мицурик притащил свой текст, который вчера он набивал до половины двенадцатого и который затем таинственно затерялся в памяти клавиатуры.

Я предложил ему помочь восполнить его текст, тем более что тот был лишен всякой повествовательности. Это был просто набор фраз: видели куропатку, похожую на курицу; видели курицу, похожую на куропатку; деревья высокие, а снег мокрый и т. д. Примитивность текста совершенно очевидно объяснялась плохим знанием английского языка.

Возможно, такой текст кого-нибудь и позабавит, но мне кажется, что взрослому, сознательному человеку лучше выражать свои мысли и чувства на родном языке – на том языке, который он знает в совершенстве, дабы он смог сделать это более адекватно своему возрасту, положению и восприятию мира, чем это ему позволяет скудное знание незнакомого языка.

На этой почве у нас с Джоном разгорелась небольшая дискуссия: он считает, что чем примитивнее, тем лучше. Мне кажется, что это мнение в Америке общепринятое.

Во время вечерней кормежки собак произошла небольшая свалка из-за еды. При такой теплой погоде якорь, удерживающий доглайн, вытаял, собаки вырвались и попытались разделить корм в соответствии со своими понятиями о справедливости. Не вышло!

У нас в отличие от наших собак аппетит сегодня тоже был типа «off», тем не менее я позволил себе приготовить на ужин рис с сухофруктами.

Сидим в палатке, гадаем, что день грядущий нам готовит в смысле погоды. Надежд на похолодание маловато. Рассматриваем два сценария: если позволят условия, пойдем строго на юго-восток, если не позволят – я имею в виду очень рыхлый снег, то придется держаться реки Карибу до выхода в океан. Последнее, по-моему, – тоже палка о двух концах. Я еще вчера заметил, что путешествие по реке, хотя и привлекательно отсутствием лесов и возвышенностей, никаких особых преимуществ при такой теплой погоде не дает. Скорее, оно даже создает дополнительные проблемы, потому что крутые и заснеженные берега реки работают как зеркала и переотражают солнечные лучи, фокусируя их на наших спинах, лицах или, как у Высоцкого, на «том, что у нас есть еще там».

Лица у нас достаточно обгоревшие, что, казалось бы, неожиданно для таких широт. Я связываю это с интенсивным потоком ультрафиолетовой радиации, поскольку в это время, в марте – апреле, толщина озонового слоя в Северном полушарии минимальная. Наш друг Майкл Оуэн, который путешествовал через Северо-Западный проход вместе с Лонни Дюпре, даже получил ожог лица второй степени, потому что они шли на юг, лицом к солнцу.

Погода стоит влажная и промозглая, и потому завтрашний день может стать расплатой за сегодняшний «day off» и претендовать на название, более распространенное у русскоговорящих людей «day oh!».

Тем не менее завтра мы надеемся выйти поближе к океану, на припайный лед, который должен остаться даже при сильном таянии, – мы знаем, он там есть. Было бы идеально выйти на след, идущий вдоль побережья, который мы оставили на пути к Эскимо-Пойнт, чтобы по этому следу с песнями, как на тачанке, проследовать до Черчилла.

Мы все еще надеемся попасть в Черчилл 30 апреля, день отдохнуть там, а 2 мая выйти потренироваться со снаряжением на каноэ, вернуться 5-го, а 7-го улететь.

Этот день войдет в историю нашей экспедиции как самый удачный день в смысле продолжительности путешествия.

Вчерашние опасения, слава Богу, не подтвердились. Всю ночь палатку трепал жестокий ветер, норд-вест, спасительный для нас, так как он приносит в эти края холодное дыхание бескрайних просторов канадских Северо-Западных территорий. И, действительно, после дождливого дня стукнул морозец – градусов пять.

Пропитанный и буквально съедаемый дождем снег, уже прощавшийся с жизнью, под воздействием мороза застыл и превратился в некое подобие асфальта с той лишь разницей, что затормозить лыжи на его поверхности было почти невозможно. Утром, выскочив из палатки на обычную процедуру, я все это сразу же оценил, с трудом удержав равновесие на пронизывающем ветру.

Было прохладно. Ветер продолжал свою северную песню, но это нас не пугало – он был практически попутным. По всему было похоже, что днем мы пройдем довольно много.

Так оно и получилось. Началось все совсем неплохо. Собаки неслись очень быстро, и я тоже старался не ударить в снег лицом (тем более что он был достаточно твердым), хотя отсутствие солнца в первую половину дня затрудняло движение – стояла белая мгла, так называемый whiteout. Это явление, весьма распространенное в полярных областях, относится к числу самых неприятных. Полное отсутствие какого-либо контраста в окружающем тебя пространстве превращает движение в непрерывную борьбу за поддержание состояния равновесия. Лыжи на скользкой поверхности снега и так все норовили разъехаться и слушались плохо, а вдобавок еще и не было видно рельефа поверхности. В результате иногда приходилось выделывать кульбиты.

Однако я держался от собак на хорошей дистанции. Минут через сорок свернул с озера в дебри, о чем вскоре пожалел, но делать было нечего – нам нужно было держаться направления на юго-восток.

Вскоре проглянуло солнышко, и сразу стало веселее. После долгих блужданий я попытался пройти к востоку, но наткнулся на стену леса и пошел вдоль нее, напевая под нос песенку Высоцкого: «Вдоль дороги лес густой с Бабами Ягами…, – добавляя про себя, – что в конце дороги той, мы не знаем сами».

Прижимаясь к кромке леса, я шел примерно на юго-восток, даже, скорее, на юго-юго-восток. Конечно, надо было больше отклоняться к востоку, но лес мне этого не позволял, из чего я сделал вывод, что насчет проживания «Баб Яг» в этом лесу – истинная правда!

В конце концов нам удалось выйти на ровное место, но радость наша оказалась преждевременной. Перед нами было огромное пространство, по-видимому, низина, покрытое довольно тонким льдом, из-под которого в некоторых местах даже выступала вода. Идти по такой поверхности, рискуя всякий раз промочить и так не совсем сухие ноги и поранить лапы собакам, совершенно не хотелось, и я повернул на юг, с тем чтобы обойти опасный участок.

Наконец удалось выйти на озеро, поверхность которого была покрыта белым снегом, и дальше по озеру я уже пошел без приключений. Однако это продолжалось недолго, и вновь на нашем пути встала, к счастью, не совсем сплошная, но все-таки стена леса.

Основная моя работа заключалась в поисках такого прохода через растущее часто и беспорядочно мелколесье, чтобы собаки могли протащить по нему нарты. Здесь, главное, было не увлекаться и не забрести в тупик, так как развернуться с упряжками в этих условиях было бы крайне затруднительно. Поисками таких проходов я и занимался всю первую половину дня.

На ланч мы остановились уже при довольно ясной погоде – светило солнце и дул сильный ветер. Выяснилось, что мы преодолели около 30 километров. Такой вот небывалый рекорд! Это вселяло надежды. Мы находились в точке с координатами 59°16′ с. ш., 95°02′ з. д., то есть очень здорово сдвинулись к востоку. В общем, мы были уже недалеко от Гудзонова залива, о чем свидетельствовала и характерная свинцовая облачность на востоке у горизонта – так называемое водяное небо.

После обеда я поддал темпа! Путь мой по-прежнему был весьма извилист и замысловат, потому что редколесье стало гуще, просеки попадались все реже и реже. Лесная стена была практически сплошной, и иногда мне приходилось идти ва банк, проходя между деревьями, растущими настолько близко, что шедший за мной Джон, не вписываясь в узкие створы очередных лесных ворот, несколько раз на эти деревья натыкался и складывал на деревья, меня и судьбу свою всяческие американские, но вполне понятные маты. Естественно, темп нашего движения был достаточно рваным.

Несмотря на эти трудности, часа в четыре мне удалось наконец выскочить к заливу. Это был потрясающий момент ощущения какой-то безграничной свободы. Так бывает, когда выходишь из тесной темной комнаты на балкон, откуда, кажется, видно сразу полмира. Лес со всеми своими Бабами Ягами остался за спиной, и теперь ничто не мешало нашему свободному продвижению к цели путешествия.

Я повернул практически на юг и понесся, подгоняемый попутным ветром, так, что собаки меня только и видели!

Через каких-то полчаса после выхода из леса я пересек, к своему сожалению и к радости всех остальных, широкий укатанный след, который вел в Черчилл.

Теперь моя задача была решена. Собак не надо было более вести за собой – они прекрасно шли по следу. Я откатился к нартам и заскользил на лыжах рядом, держась за них одной рукой, и дальше мы скучно покатили вдоль дороги.

Два часа прошли быстро, хотя я уже стал подмерзать без привычной работы двумя руками на лыжах, поэтому иногда на время отрывался от нарт и шел на лыжах, чтобы согреться.

Передвижение по следу сэкономило наши усилия по пересечению опасных мест в районе дельты реки Сил (Seal). След был проложен достаточно далеко от берега, поэтому саму дельту мы не пересекали, а пересекли реку в не самом, наверное, широком месте – достаточно уверенно, без всяких проблем.

Сегодня мы прошли порядка 60 километров – это настоящий рекорд для меня лично. Ну, по таким условиям, когда ветер попутный и твердый наст, скользишь себе и скользишь – чего же не скользить!

Координаты на сегодня 59°02′ с. ш., 94°47′ з. д.

29 апреля

 
Увы, вокруг все тот же лед
И тесный мир палатки.
Хоть видит око – зуб неймет,
Итак всю жизнь, ребятки…
 

Завтра, я надеюсь, мы придем в Черчилл. А сегодня вокруг безжизненная «гримпенская» трясина, покрытая белым снегом. Ветер по-прежнему задувает с северо-запада в полном соответствии с местной розой ветров. В связи с этим прохладно, что сулит нам хорошее скольжение и, возможно, очередной рекорд дальности путешествия, тем более что двигаться по следу неизмеримо проще.

Связались с Марвом. Он сказал, что завтра нас ждет и что все организовано для встречи, однако на всякий случай поинтересовался, не ждем ли мы чего-нибудь особенного. Мы со всей допустимой в наших условиях скромностью отвечали, что не ждем ничего специального и заранее согласны со всем, что смог подготовить к нашей встрече наш энергичный Марв.

Вчерашний рекордный переход вызвал у Джона воспоминания о его предыдущих достижениях на лыжне. Он рассказал о том, как побывал у нас, в России, на Кольском полуострове, в составе русско-американской группы туристов, и о том, как он, Джон, покорил всех наших ребят, показав, как можно спускаться с самых крутых склонов на обычных лыжах, используя технику «телемарк». Джон, как я успел заметить, любит иногда прихвастнуть, но на лыжах стоит действительно неплохо, во всяком случае по сравнению со мной.

Рассказ Джона был прерван неожиданным появлением Уилла. Он притащил карту Северо-Западных территорий, и мы вместе стали прикидывать по ней, куда сможем отправиться в следующем году. Строя самые заманчивые планы, мы, однако, ни на минуту не забывали о том, что продолжительность маршрута и его удаленность напрямую зависели от той суммы денег, на которую можно было раскошелить спонсоров.

Оторвавшись, наконец, от карты, мы вернулись в сегодняшний, точнее в завтрашний, день. Итак, завтра мы приходим в Черчилл. Отдохнем немного и 2 мая отправимся упражняться с каноэ на открытой воде. Возьмем двух собак (уже решили, что это будут Рэй и Панда), необходимых, главным образом, для того чтобы предупредить появление белых медведей. Посмотрим, как мы будем справляться с этим новым для нас способом передвижения.

Вдохновленный, очевидно, успехом своего вечернего выступления, Джон продолжил свой рассказ сегодня утром, вещая из спального мешка, покуда я готовил завтрак. На этот раз мы перенеслись в Центральную Америку. По словам Джона, выходило удивительно просто: идешь в кассу, покупаешь билет куда-нибудь, к примеру в Коста-Рику, и едешь с рюкзаком. Не надо никаких виз, а если они и требуются, то получить их – чистая формальность. Номер в гостинице стоит два доллара, еда – полтора. Арендуешь мотоцикл – и гони дальше куда глаза глядят! Мне сразу же захотелось попробовать, но завтрак был готов, и я решил отложить поездку в Сальвадор на следующий раз.

30 апреля

 
Мы в Черчилле. Почти как дома —
Гостеприимные места.
Собаки наши всем знакомы,
И нет покоя их хвостам.
И в местных холодах не стынет
Далекой Родины привет —
На полке в местном магазине
«Московской» водки чистый свет.
 

Вчера погода была умеренная: ветер северо-восточный, снежок, мгла, температура примерно минус 10 градусов. Мы стояли на следе, поэтому бодро собрались и без приключений пошли. Относительно, конечно, без приключений.

Я шел все время рядом с упряжкой. Остающийся до Черчилла участок маршрута не сулил особых трудностей, если не считать того, что западное побережье Гудзонова залива в его южной части изрезано большими и малыми реками, которые нам приходилось время от времени пересекать. К счастью, несмотря на позднюю весну, лед на реках был достаточно прочным и позволял нам двигаться, практически не сворачивая.

Первым серьезным испытанием стала река Сил, а точнее, ее обширная – шириной в несколько километров – дельта. Было очень заманчиво пересечь ее, не сворачивая выше по течению, где река была намного уже и риска искупаться было соответственно меньше.

Чтобы максимально обезопасить упряжки от не нужного никому, и прежде всего самим собакам, купания, мне пришлось выдвинуться вперед на свою привычную позицию, тем более что лед выглядел достаточно подозрительно – гладкий, темно-коричневого цвета. Казалось, что вода вот-вот взломает опостылевший ей за долгую зиму ледовый панцырь и вырвется на волю. Понятно, что мы не относились в этой ситуации к числу ликующих родственников, ожидающих счастливого освобождения реки из заточения, и потому нам надо было, соблюдая максимльную осторожность, двигаться быстро и без остановок. На этот раз нам повезло, и мы без осложнений перешли на другой берег.

Радость от свершенного подвига была недолгой – довольно быстро мы подошли к очередной реке с пугающим названием Northern Knife – Северный Нож. Несмотря на скрытое в названии предупреждение, я применил все ту же тактику пересечения – то есть пошел напрямик по самому короткому пути.

След, по которому мы шли, оборвался, как только я выехал на лыжах на лед, и я продолжал идти в прежнем направлении, придерживаясь самого короткого пути. На противоположной стороне я заприметил хороший ориентир – какой-то охотничий домик – и, в общем-то, шел на него, стараясь как можно скорее выскочить на безопасный берег и там продолжить движение в нужном направлении.

Вдруг, неожиданно, я услышал истошные крики Джона, шедшего следом на расстоянии метров пятидесяти. Я обернулся и понял по движениям его удлиненных лыжными палками рук, что мне следует свернуть на наше направление уже сейчас, находясь на ненадежном льду. В том направлении, куда он, естественно, с указания Уилла пытался меня развернуть, «лезвие» Северного Ножа расширялось и до спасительной береговой черты было намного дальше. Поэтому я в буквальном смысле слова плюнул на это сомнительное предложение и продолжил идти прежним маршрутом.

В конце концов упряжки меня догнали. Я заорал на Джона, потому что мне было не понятно, куда он так спешит. Джон, как я и ожидал, сказал, что он просто транслировал указание Уилла.

Я дождался Уилла и высказал ему все, что думал, в довольно грубой форме (грубость эта отчасти была вызвана тем, что в подобных, к счастью, не частых ситуациях мой и без того не слишком богатый словарный запас английского резко сокращался, и поэтому фразы выходили рубленными, корявыми и грубыми). На самом деле я действительно был раздосадован совершенно недальновидным и небезопасным решением Уилла. Я, как сумел, спросил Уилла, не хочет ли он еще раз нырнуть под лед, как это уже случалось с его упряжкой в самом начале нашего путешествия.

Выслушав мою реплику совершенно спокойно (из чего я заключил, что он не все понял), Уилл сказал, что сейчас сани немного легче, поэтому, по его мнению, можно вполне безопасно идти по такому льду в нужном направлении, просто проверяя прочность льда палкой. Мицуро не принимал участия в этом коротком диспуте, но я понял, что остался в меньшинстве, и потому уже во второй раз в течение короткого промежутка времени плюнул в сердцах на ни в чем не повинный лед и изменил направление.

Пришлось пройти дополнительно, наверное, еще с полкилометра этого подозрительного темного льда, но, слава Богу, все опять закончилось благополучно. После этого я лидировал еще примерно полчаса, а потом упряжки опять пошли по следу.

Тут и солнце вывалилось из-за туч, разъяснилось. Дальше все пошло просто до неприличия гладко, и к середине дня, к ланчу, мы вышли в расположение нашего первого лагеря.

Вскоре после перерыва мы вышли на лед залива с аппетитным названием Baton Bay. Помимо столь популярного у нас на родине и совершенно нераспространенного в этих краях хлебобулочного изделия слово «батон» ассоциируется у меня с моим собственным именем. Да, да, именно так любит называть меня сын мой Станислав, трансформировав уважительное «Батя». Как знать, может быть, и залив этот был назван кем-то в честь отца своего. Мне во всяком случае эта версия казалась более интересной.

Лед залива в прибрежной его части был сильно всторошен, и нам приходилось лавировать между ледяными нагромождениями. К счастью, следов снегоходов здесь было предостаточно, и мне не особенно много приходилось гадать о том, куда лучше свернуть, чтобы обойти очередное препятствие. Затем торосы кончились, мы вышли на относительно ровный припайный лед и уже без приключений часам к четырем добрались до Черчилла.

Совершенно неожиданно, во всяком случае для меня, мы вырулили прямо к железнодорожной станции, где нас, естественно, никто не встречал. Поезда в этих краях ходят довольно редко, не говоря уж о собачьих упряжках. Снег на улицах уже стаял, обнажив местами асфальт, местами укатанный гравий. И то, и другое в отличие от снега и льда относилось к разряду поверхностей, на которых трение качения намного меньше трения скольжения, на преодоление которого затрачивались основные силы наших собак. Поэтому мы, смирив гордыню и оставив без боя центральные и боковые магистрали славного Черчилла, шли, прижимаясь к обочинам, не гнушаясь примыкающих к ним сточных канав и мелких оврагов, на дне которых еще сохранялись драгоценные остатки снега.

В конце длинного и извилистого пути мы подобрались к месту нашей собачьей стоянки. К нашему удивлению, мы обнаружили, что место не совсем вакантно: там уже были привязаны четыре собаки, что затрудняло в известной степени нашу парковку. Вскоре выяснилось, что это собаки экспедиции Лонни Дюпрэ, завершавшей маршрут по Северо-Западному проходу. К счастью, неподалеку нам удалось отыскать подходящее место с достаточным для организации стоянки количеством снега, и мы разместили наших собак на вполне заслуженный отдых, а сами впряглись в нарты и потащили их к дому.

Ценой немалых усилий нам удалось дотащить сани до самого дома, хотя это и было нелегко с учетом пересеченной местности и отсутствия снега.

Наградой за наш нечеловеческий (так и хочется сказать «собачий») труд стало то, что мы успели в магазин буквально за полчаса до его закрытия и купили среди прочего двенадцать бутылок пива и бутылку «московской» водки. К слову, если для того чтобы открыть и доказать явление сверхтекучести гелия, потребовался гений Ландау, то открывать и тем более доказывать явление сверхтекучести русской водки, являющееся пытливым умам исследователей практически в любой точке земного шара, даже не могло и в голову прийти – лишь бы успеть к закрытию магазина.

Вернувшись домой, все еще «не хлебавши», но отчетливо предвкушающи, мы все одновременно (правда, как выяснилось чуть позже, Уилл подумал мгновением раньше остальных), не сговариваясь, подумали о горячем душе. Увы, здесь нас поджидало разочарование – нам не удалось обозначить душем переход от состояния «в экспедиции» к состоянию «дома».

Оказалось, что душ у Бонни, нашей хозяйки, практически не работает, потому что в морозы что-то случилось с трубой: она просто-напросто замерзла и превратила душевую кабину в некий бассейн из известной школьной задачи с тем лишь отличием, что вода в это бассейн втекала по трубе А, а трубы Б, по которой она должна была вытекать, не было. Таким образом, задача эта не имела решения в действительных (для нашей хозяйки) числах.

Уилл, скорость мысли которого в иных житейских ситуациях превышает скорость света, успел, тем не менее, принять душ, пока вода еще не успела подняться до критического уровня. Всем остальным пришлось сразу переходить к водочным процедурам. Однако справедливость все-таки восторжествовала, и нам удалось помыться вечером в гостях у Джима, куда нас пригласили отведать спагетти.

Про себя я отметил, что опять появилось то самое чувство, которое буквально довлело над всеми нами в первые дни после окончания гренландской экспедиции – чувство ненасытности, когда есть хочется все больше и больше. Приходится себя определенным образом ограничивать.

После ужина мы кое-как добрались до своих постелей – своих в том смысле, что мы уже на них ночевали раньше, – и заснули как убитые.

С утра я встал, как выяснилось, позже всех. Когда я спустился, было уже 8 часов. К моему удивлению, все уже проснулись и собрались внизу. В 9 часов мы сели за стол. На завтрак Бонни приготовила нам яичницу с беконом, которую прекрасно дополнили мармелад и очень вкусный кофе.

Позавтракав, мы начали готовить свое имущество к следующему переходу. Я заменил в палатке трубки, которые были сломаны, разобрался с провиантом и подготовил все свое оборудование и то, что нужно было взять нам с Джоном, – зато завтра работы будет немного.

А потом было сплошное расслабление. Пошли, что называется, на разграбление города, которое в конечном итоге свелось к тому, что я разменял в банке свои законные 50 долларов и купил в магазине три картинки, разумеется, на полярную тематику.

Погода весьма благоприятствовала нашему расслаблению: температура минус 7 градусов, синее безоблачное небо и яркое солнце. Ходим по городу налегке, буквально все нас узнают, здороваются, улыбаются, и от этого настроение под стать погоде.

Из офиса пришло приятное известие о том, что проект «Северный полюс» продолжается довольно активно. Небезызвестный Бернар Буиг, бывший директор французского офиса экспедиции «Трансантарктика», проходящий в переписке под псевдонимом Стеф, представляет интересы проекта во Франции. Он сообщил, что даже такая правая газета, как «Фигаро», заинтересовалась нашими «левыми» делами и изъявила желание меня проинтервьюировать. Выбирая между «Фигаро здесь» и «Фигаро там», я склонился к последнему и предложил Стефу перенести интервью в Петербург, где у меня будет больше свободного времени. К тому же я надеялся, что по возвращении чувство голода уступит, наконец, место более возвышенным чувствам, столь необходимым для качественного интервью.

Сегодня вечером опять были у Джима. Злоупотребляем мы, по-моему, его гостеприимством, но на этот раз Бонни приготовила нам с собой большую миску риса, а я прихватил слегка початую бутылку «московской», которую купил накануне. В результате пришли мы не с пустыми руками, чем немножко скрасили свое нашествие.

Среди участников вечеринки был канадский писатель Руди Веб, который, как и положено канадскому писателю, пишет про канадский Север. Битый час он выпытывал у меня, что же все-таки привлекает меня в Арктике. Не знаю, что он усвоил из моих ответов, но мне и самому было интересно это, наконец, узнать.

После теоретических изысканий на полярные темы я дал мастер-класс всем собравшимся, рассказав об основных правилах ориентирования по солнцу. Особенно внимателен был Марв, которому в скором будущем предстояло обучать этому своих учеников в одной из школ Миннесоты, где он преподавал в перерывах между экспедициями.

Вернувшись домой поздно вечером, казалось, после сытного ужина, я не устоял перед призывами Мицурика усилить меню блюдом японской кухни – моими любимыми макаронами.

Завтра будет еще один день отдыха, а потом, сменив собак на каноэ, мы выйдем дня на три-четыре на морской лед для тренировки. На этом вторая часть путешествия должна быть завершена.