Текст книги "NWT. Три путешествия по канадской Арктике"

31 марта, вечер

 
Отстал – на помощь позови,
Она придет отнюдь не свыше.
Всем нам сейчас не до любви,
И третий – далеко не лишний!
 

Стоило только мне сказать, что погода отличная – не холодно и не жарко, как тут же, конечно, потеплело, что хоть, на первый взгляд, и кажется более предпочтительным, на самом деле не так уж и хорошо.

Простившись с гостеприимными хозяевами форта, мы резво взяли курс на озеро Линкс, где должна была состояться наша встреча с самолетом. Как нам объяснил Роджер, местный охотник на волков, которого мы встретили утром, здесь должен быть более или менее приличный след, и вот мы взяли этот след, что называется, с ходу.

Собаки сначала поупрямились, пока мы огибали полуостров, где находится форт. Однако, как только появился след, темп сразу возрос, и мы понеслись по озеру очень быстро. Мы с Джоном шли впереди. Тот все воинственней потрясал ружьем, проверяя его на ходу, и буквально источал всяческие угрозы в адрес неуловимых карибу. К счастью для карибу, они сегодня нам не попадались, хотя следов было много и собаки иногда, ухватив след, как обычно, ускоряли свою иноходь.

Наше беззаботное путешествие по озеру продолжалось недолго. Вскоре мы уткнулись в первый подъем – перешеек между озерами, который, судя по карте, должен был быть довольно протяженным. Таким он и оказался. Идти на лыжах рядом с нартами здесь было невозможно, поэтому я, взяв палки, пошел следом.

Первый подъем был чрезвычайно длинным и относительно пологим. Мы все шли и шли в гору и через некоторое время поднялись настолько высоко, что уже даже могли видеть внизу то озеро, по которому шли сюда. Я уже мысленно проигрывал сценарии возможного крутого спуска.

Иногда мне приходилось подстраховывать предводителя, который шел вторым. Таким образом, у нас получилось три человека на двое нарт. Правда, Джон справлялся прекрасно. Нарты у него легкие, собаки хорошо тренированные, молодцы, так что Джон практически без моей помощи брал подъемы, а вот Уилл нет. В результате я то надевал лыжи, то снимал, то шел впереди, то толкал нарты наверх, и вместе мы извлекали их из огромных сугробов. Мы так взмокли, что пришлось почти совсем раздеться.

Погода прекрасная, солнце светит, снег рыхлый, слева сопки, справа сопки, ели стоят заснеженные – красотища, но при этом очень жарко и постоянно хочется пить.

Собаки то шли, то сворачивали в сторону, но в конце концов с криками и понуканием преодолели все подъемы. Однако тут выяснилось, что спуск гораздо опаснее подъема. О том, что спуск нас ожидает, по-видимому, достаточно крутой, я узнал заранее, услышав ругательства Джона, опережавшего нас примерно метров на сто. Подъехав ближе, мы увидели, что Джона занесло на повороте, его нарты заехали за дерево и без нашей помощи даже ему, Джону, было не выбраться оттуда.

Увидев эту картину, Уилл моментально изготовил примитивные, но очень эффективные тормоза с помощью пропущенных под полозьями веревок. Здесь он несколько перемудрил, установив свои тормоза до начала спуска, и нам с ним пришлось изрядно попотеть, чтобы дотолкать нарты по рыхлому снегу до той точки, где они смогли наконец-то начать положенное по закону Ньютона движение вниз под действием силы тяжести. Зато движение по склону полностью контролировалось предводителем, и спуск прошел гладко и без проблем.

Примеру Уилла последовали и остальные каюры. В конце концов, нормально преодолев спуск, мы выскочили на абсолютно гладкую ледяную поверхность озера, образовавшуюся в результате замерзания выступившей на поверхность льда воды. Движение нарт происходило юзом, но мы смогли с этим справиться.

Затем снова начался подъем. Этот подъем тоже был весьма протяженным, и трудности его преодоления усугублялись тем, что полуденное солнце жгло немилосердно. Ульрик, Томас и Мартин шли сзади и немного отстали – ветерок доносил до нас их крики. Добравшись до верхней точки подъема, мы решили устроить ланч, и ребята скоро к нам присоединились. Ульрик сказал, что на подъеме они, подобно нам, тоже использовали расклад трое человек на двое нарт, и один из них, в данном случае Томас, перемещался по мере необходимости в его помощи от нарт Мартина к нартам Ульрика.

Подкрепившись, мы тронулись в путь и метров через пятьсот выехали на озеро, преодолев первый, самый протяженный, перешеек. Их сегодня было много на нашем пути, но таких протяженных, к счастью, больше не встречалось.

След, по которому мы шли, становился все менее читаемым, а когда мы свернули в сторону озера Линкс по менее накатанной дороге, он уже, вообще, еле угадывался. Собаки шли неплохо, но упряжка Ульрика, которая шла последней, отставала довольно значительно. Как уже вечером рассказал нам Ульрик, когда он остался один со своей упряжкой, а Мартин с Томасом ушли вперед, случилось непредвиденное – порвался основной трос, связывавший собак с нартами, и семь собак из девяти убежали. К счастью, убежали они недалеко. Метров через двести они остановились, не понимая, почему же вдруг стало так легко тянуть – совсем, как в песне Высоцкого: «Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду?!». Так и наши молодцы, не успев вкусить свободы по-настоящему, стояли и, по-видимому, соображали, что же с ней, этой свободой, делать. Единого мнения, на наше счастье, у них не выработалось, что позволило Ульрику настичь беглецов и с огромным трудом с помощью двух не успевших сбежать собак водворить их на место. Привязав собак, Ульрик догнал нас уже без приключений.

Предолев серию подъемов, мы пересекли водораздел бассейна Большого Невольничьего озера и распрощались с ним теперь уже всерьез, выйдя в район тундры. Лагерь разбивали в уже привычных для нас после прошлогодней экспедиции условиях. Вокруг безлесные, практически голые сопки, но много обнажений, лишайников, и повсюду уже ощущается дыхание весны. Облака сгустились, давление упало, тепло чрезвычайно: температура плюс два градуса, и пока соверщенно неясно, что будет с погодой дальше. Маклаки совсем размокли, раскисли, от ног идет пар. Завтра, наверное, надену резиновые сапоги, если этот природный катаклизм не прекратится.

Уилл сегодня заявил, что почти всю ночь не спал, потому что ему мешали «какие-то» собаки. Поскольку никаких собак, кроме наших, в ближайших окрестностях не просматривалось, каждый из каюров мог отнести этот упрек в свой адрес, но по понятным причинам этого не сделал. Не дождавшись проявления даже видимого сочувствия, предводитель с обиженным видом взял из палатки свой мешок, оттащил его метров на сто в сторону и улегся спать под открытым небом. В Антарктике мне приходилось сталкиваться с подобным явлением, и все было бы ничего, если бы здесь, в тундре, не существовало пусть минимального, но шанса встречи с медведем или росомахой, для которых лежащий одиноко в спальном мешке человек, несомненно, представляет собой жертву. Даже предводительская неприкосновенность не спасла бы в этом случае Уилла. К нашему облегчению Уилла вызвался сопровождать, по-видимому, собираясь спать рядом с ним, Кэньон – здоровенный меланхоличный пес.

Подводя итоги сегодняшнего дня можно было с определенностью сказать, что день был непростым: сложный рельеф, жара, а тут еще, уже в конце его, когда я готовил ужин из традиционной оленины, выяснилось, что мясо наше пропахло… бензином. Проведенное исследование нарт показало, что грубое нарушение одного из основных правил путешественников – по возможности не ставить в одни сани топливо и продовольствие – в результате многочисленных переворотов нарт привело к тому, что немного бензина из канистры пролилось на кусок мяса. Приходилось теперь пронюхивать каждый кусок, поднося его ко рту. Если нос не чувствовал беды, наступала вторая стадия проверки с помощью чувствительных рецепторов языка – прошедшие первую проверку куски отправлялись в рот и прожевывались. Если запах все же обнаруживался, то их выплевывали.

Вот такой у нас состоялся занимательный ужин. К счастью, непробензиненных кусков оказалось достаточно много, поэтому надеюсь, что эта оплошность не сильно ослабит наше обычное меню.

1 апреля!
Никому не верю!

 
И вновь я впереди,
И мой привычный пост
На подвиги зовет и вдохновляет.
Готов вести народ,
Куда подскажет нос,
Но прав ли он, я до конца не знаю…
 

Сегодня я с большой охотой занял свое обычное место и возглавил гонку преследования. Трудно поверить, но это не шутка. Дело в том, что героические полярные исследователи столкнулись с таким явлением, как ночной снегопад, который укрыл влажным пушистым ковром тот едва заметный след, по которому мы шли вчера. Мы вышли в надежде все-таки его обнаружить, но наши надежды, увы, не оправдались. Оставалось только благодарить Бога за то, что мы могли идти по этому следу до сих пор, учитывая совсем неочевидные переходы через перешейки, особенно между озерами.

Температура с утра плюс один градус. Выпавший ночью мокрый снег облепил к утру всю палатку. Пасмурно, тепло, мокро, противно. Тем не менее встали на лыжи, правда, не забыв надеть резиновые сапоги, как и полагается реальным полярным исследователям.

Вместе с подошедшим на помощь Уиллом мы определили по карте, что нужно идти на восток, забирая немного к северу, чтобы не попасть опять в эти дремучие леса. Уже через полчаса после того, как мы вышли, пришлось разоблачиться. Я повесил свою курточку на одиноко стоящий можжевеловый куст и сказал Джону, который следовал за мной по пятам, чтобы он ее забрал. Класть что-либо на снег нельзя, потому что собаки возьмут это гораздо раньше, чем Джон.

Шел я, в общем-то, с большим удовольствием. Выходя из лагеря, я предупредил своих товарищей по команде о том, что, скорее всего, темп мой будет невысок – я опасался за свое не вполне адекватное предстоящим нагрузкам колено. На это Уилл ответил: «Have a fun!», что можно было перевести как: «Иди себе в свое удовольствие». Именно это я теперь и делал. Хотя колено у меня болеть перестало – сегодня в первый раз не заматывал его бинтом, да и со спиной тоже стало лучше, зато теперь непонятно по какой причине стали отказывать плечи.

Ну, вот, наконец после долгого перерыва я опять почувствовал себя на своем привычном месте – впереди, занимающимся своим привычным и любимым делом– я отыскивал для нашей команды хорошую, проходимую дорогу и выдерживал нужное направление. Работа у меня очень творческая и чрезвычайно ответственная, поскольку цена ошибки может быть очень высока, особенно при выборе дороги через опасные участки тонкого льда, крутых спусков и подъемов. Да и петлять особенно было нельзя, чтобы не увеличивать и без того не короткую дистанцию до конечной цели нашего путешествия. Преодолев несколько холмов, мы вышли в тундру, где на холмах и буграх снега было совсем мало, а в низинах – достаточно.

В условиях сегодняшней серой погоды при движении по снегу мешало полное отсутствие контрастов – белая мгла. Не обошлось в этой ситуации и без нескольких замысловатых, почти балетных па, которые я периодически совершал, пытаясь сохранить равновесие, к великой радости идущих за мной собак, по-видимому, расценивающих это как специально устраиваемый мной для них спектакль. Несмотря на все эти трудности, примерно к обеду я нормально вывел народ на озеро, где мы и перекусили.

Все самое интересное началось после обеда, когда достаточно неожиданно для себя самого я оказался на краю крутого обрыва, точнее, очень крутого склона. Вариантов спуска было два: один крутой, но прямой, а другой более пологий, но между деревьями. Подошедший Уилл решил испытать спуск более пологий. Я скатился туда и оказался по колено в снегу, да какое там по колено – гораздо выше, даже неприлично сказать, потому что, естественно, в самой низине, там, где деревья, снег был совсем рыхлый. Тем не менее был выбран именно этот путь. Мы все спустились успешно, но это испытание было только началом…

Взобравшись на очередной холм, усеянный большими и малыми валунами, я увидел, что впереди, как раз в направлении нашего движения, рельеф очень пересеченный и над ним доминирует крутая гряда, поросшая лесом. Я принял решение обходить ее слева, к северу, и пошел в этом направлении. Спустившись немного, я нашел вполне проходимый путь между высокими соснами. Затем по довольно крутому спуску я скатился на реку, лед на которой имел уже несколько «подмоченную» репутацию. Однако мне удалось найти место, где мы смогли нормально переправиться. На другом берегу я попал в зону очень рыхлого снега – буквально по пояс, где я проваливался даже на лыжах, совершенно беспомощно барахтаясь в снежной массе. В конце концов мне удалось выбраться на достаточно ровное плато, откуда были хорошо видны все упряжки, идущие по моим следам. В сыром воздухе разносились крики каюров, понукавших своих собак.

На очередном спуске, когда я, разогнавшись, почувствовал себя настоящим горнолыжником, внезапно застопорилась одна лыжа. Так случается на прогалине мокрого снега, где лыжи схватываются просто намертво. Итак, одна лыжа остановилась, а я продолжил естественное, согласно закону Ньютона, движение вперед, распластавшись по склону. Лыжа быстро выскочила из крепления, благо сапог был достаточно свободным. Однако самое обидное заключалось в том, что я разбил и буквально размазал по своей груди компас. Световой день в это время уже достаточно длинный, и если светит солнце, то компас мне, собственно, не нужен. Тем не менее он может понадобиться, если будет, например, белая мгла, и надо было попробовать его как-то восстановить.

Приключение это оказалось не последним. Уже под конец дня, взойдя на очередной хребет, я увидел, что долина, которая живописно расстилалась вокруг нас со всех сторон – и на севере, и на юге – насколько хватало глаз, ощетинилась высокими елями. Однако идти на север все-таки было предпочтительнее, потому что в соответствии с картой да и с общегеографическими понятиями лес в этом направлении должен был кончиться раньше.

Мы покатились вдоль склона, не теряя высоты и надежды, но довольно быстро поняли, что дальше катиться бессмысленно. Сверху я разглядел участок, где лес был пореже, и сказал ребятам, что, несмотря на рыхлый снег, попытаюсь найти здесь проход между деревьями. Ну и рванул вниз. Ребята в это время стояли рядом со мной, и собаки Джона понесли – никакие крики на них не действовали.

Все это было бы не так страшно, если бы я до конца понимал, как спускаться дальше. Первый порог был ясен, а дальше все было непонятно, и поэтому нужно было любым способом остановить собак. Я застопорил лыжи и попытался палкой урезонить бегунов, но они подкосили меня, и я полетел с ними. В конце концов мы остановились на краешке террасы, пересекавшей склон. К счастью, ничего особенно опасного по линии прерванного спуска не просматривалось, но решение остановить собак было, безусловно, правильным, так как спускаться с упряжками среди деревьев, не разведав пути, было, конечно, совершенно неразумно.

Оправившись после подлого удара, нанесенного собаками, и убедившись, что все каюры, наконец, контролируют ситуацию, я скатился вниз и нашел спуск, довольно крутой, но прямой и, конечно, изобилующий чрезвычайно рыхлым снегом, который пришлось утрамбовывать снегоходами. Пока Томас утрамбовывал дорогу, я проложил лыжню на озеро, где мы и раскинули наш ночной лагерь.

Сегодня мы с Ульриком записали ответы на вопросы интересующихся школьников, которые, в частности, спрашивали, какое впечатление производит на нас тундра. Я написал, что тундра гораздо лучше, чем лес, потому что по ней можно ездить и влево, и вправо – куда захочешь, в отличие от леса, где можно ехать только между стволов.

К вечеру распогодилось. Мы поставили лагерь у берега озера. Вездесущий Уилл, который всегда старается поставить палатку как можно дальше от остальных, потому что его беспокоят любые шорохи, не говоря уж о лае собак, обнаружил бьющий неизвестно откуда источник. Мы, естественно, наполнили свои чайники, сэкономив при этом большое количество времени и горючего.

На этом изобиловавший приключениями день подошел к концу. Завтра продолжим маршрут, и завтра я опять буду впереди. У Ульрика порвались сапоги, но он сказал, что и Бог с ними – будет носить маклаки, даже несмотря на то что сыро. Действительно, ноги все равно промокают – и так, и так.

1 апреля

 
Подъемы – лишь полдела,
Без них и нет дороги.
Вот спуски, когда тело
Опережает ноги
И мчится в неизвестность,
По-моему, опасней,
Но… Тундра стоит мессы.
В ее холодной власти
Мы полностью отныне,
Хоть и стремимся страстно
Отспорить половину…
 

Сегодня день для меня во многом памятный, и он, конечно, был тоже насыщен интересными событиями. Сегодня отцу бы исполнилось всего 69 лет, а его уже более 17 лет нет в живых… Не всегда смерть делает правильный выбор.

С утра был туман, и не просто туман, а какой-то туманище. Когда в половине седьмого я вышел из палатки, туман был такой, что я едва смог разглядеть Мартина, который вылез по естественной надобности из соседней палатки, стоящей на расстоянии двадцати метров от нашей. Туман был настолько густым, что, казалось, его можно было резать ножом. Полная тишина, спокойствие, температура минус семь градусов и, естественно, 100-процентная влажность.

К восьми утра туман рассеялся, и мы, собрав наспех наш нехитрый скарб и свернув лагерь, двинулись в путь. Однако прежде я с ножовкой поехал к тому единственному дереву, которое одиноко стояло на найденном мною вчера вечером подъеме на гору. Спилив не без труда это дерево и освободив ребятам дорогу, я рванул вперед.

Подъем был очень хороший, но затем, буквально через час после начала пути, нам пришлось решать очередную головоломную задачу – совсем как в известной песне Александра Галича: «…а потом начинаешь спускаться, каждый шаг потихонечку взвесив…». Как известно, в реальной жизни подъемы всегда чередуются со спусками, иначе все мы, и прежде всего идущие, давно были бы или на небесах обетованных, или в мрачной преисподней – как кому повезет. Вот и наш замечательный подъем закончился на вершине холма высотой метров семьдесят – восемьдесят, огромной подковой огибающего озеро, на которое нам и предстояло спуститься, чтобы продолжать движение в выбранном направлении.

Я стоял на вершине и тщетно пытался определить, куда двигаться дальше, так как, помимо крутизны, просматривалась еще одна проблема: внутренние склоны холма были утыканы отнюдь не низкорослыми елями, так что даже если предположить, что мы смогли бы как-то сползти по такому склону, то избежать неминуемых столкновений с их могучими стволами не представлялось возможным – по крайней мере, так это выглядело отсюда, сверху.

Я все-таки решил попытать счастья отыскать какое-то подобие безопасного спуска и, оставив ребят на вершине, осторожно скользнул вниз, не забыв при этом упрятать болтающийся на груди компас поглубже, чтобы в очередной раз не размазать его по склону, что неминуемо привело бы меня к необходимости решать грядущие навигационные задачи интуитивным методом.

Мой стремительный поначалу спуск, к счастью, завершился довольно скоро – я попал в зону глубокого рыхлого снега. С этого места мне удалось разглядеть небольшую седловину, откуда, как мне показалось, можно было попытаться подойти к озеру. Я показал ребятам направление, и спуск начался. Томас на снегоступах впереди утаптывал снег, за ним осторожно, на тормозах, шла упряжка Джона, за ней – остальные. Вскоре первая упряжка благополучно достигла седловины, где и остановилась на относительно ровной площадке. Оставшиеся упряжки затормозили повыше, наблюдая за развитием событий. Несмотря на то что отсюда, с седловины, дальнейший спуск к озеру почти полностью просматривался и расстояние между деревьями превышало в основном ширину наших нарт, крутизна этого участка была заметно больше, и этот спуск еще предстояло преодолеть.

Вздохнув поглубже и еще раз проверив, надежно ли упрятан компас, я оттолкнулся палками и помчался вниз. Скорость спуска нарастала, и я явно шел на лучший результат сезона на этой трассе. Наверное, я бы его показал, если бы сумел вовремя изменить угол атаки моих стремительно несущихся лыж и не зарылся их носками на полном ходу в мягчайшую пудру глубокого сугроба, который, естественно, образовался у подножия холма. Результат, как нетрудно догадаться, был самым что ни на есть тривиальным: положение моего тела моментально трансформировалось из изящного горнолыжного полуприседа в вытянувшееся по ходу полета положение прыгуна с трамплина с последующим переходом в положение прыгуна в воду. Я полностью, с головой, скрылся в сугробе.

Надо сказать, что тормозной путь мой был, несмотря на высокую скорость, не особенно длинным, и в этом не последнюю роль сыграл мой выдающийся нос, послуживший в снегу своеобразным дополнительным тормозом. Поскольку при падении пришлось пробить тонкую корочку наста, на носу появились ссадины, однако моментальная анестезия свежим холодным снегом сделала свое дело, и боли я почти не почувствовал. Что касалось оставленных далеко позади ног, то, к счастью, обошлось без переломов, так как я очень удачно выскочил из оставленных в креплениях резиновых сапог.

Я лежал в снегу, соображая, каким образом действовать дальше. Встать сразу я не мог – руки не находили опоры, проваливаясь в рыхлый снег. Интересно, что наблюдавшие сверху за моими эволюциями Томас и Джон почему-то решили, что разведка окончена и можно спускаться, что они и проделали, кстати, более успешно, чем я – во всяком случае их носы сохранили прежние форму и состояние. Я тем временем выбрался из сугроба и, проваливаясь даже на лыжах глубоко в снег, продолжил поиски дороги.

Упряжкам потребовалось гораздо больше времени, чем мне, чтобы окончательно разобраться с зоной рыхлого снега и почувствовать наконец некое подобие опоры под всеми лапами. Пока они выбирались, мне удалось довольно далеко от них оторваться, что было здорово, так как давало больше времени на разведку и поиск оптимальной с точки зрения проходимости дороги. Этот, без сомнения, творческий процесс продолжался с небольшими перерывами до полудня. Местность оставалась сильно пересеченной, и бесконечные подъемы и спуски сильно утомили не только собак, но и каюров, которым приходилось постоянно быть начеку, чтобы успевать вовремя сманеврировать нартами, объезжая торчащие из-под снега черные валуны обширных моренных гряд.

Перед самым перерывом на обед мы вновь оказались на вершине холма, гораздо более высокого, чем утренний. Противоположный по ходу нашего движения склон его обрывался к подножию несколькими крутыми террасами. Для того чтобы спуститься, нам потребовалось не менее часа. Мы двигались с максимальной осторожностью, потому что трасса спуска проходила в непосредственной близости от высокого обрыва, к которому постоянно влекло жаждущих приключений собак упряжки Джона, и тому стоило немалых усилий уберечь их, а заодно и себя самого от неминуемой гибели.

Пока мы таким вот образом, поднимаясь с трудом и спускаясь с риском, двигались, погода нас не слишком интересовала – всем без исключения приходилось жарко. И только тогда, когда, уже ближе к концу дня, мы выбрались на открытую всем ветрам и плоскую, как тарелка, равнину канадской тундры, мы вдруг заметили, что с северо-востока задувает довольно неприятный ветер, который, таким образом, направлен практически прямо нам в лица и в морды нашим собакам, и, кроме того, стало ясно, что ветер этот очень холодный и пронизывающий.

Я все это очень скоро почувствовал, так как был одет более чем легко, и моим единственным спасением был высокий темп движения, благо условия это позволяли. Собаки тоже значительно увеличили темп движения, очевидно, как и я, считая это неплохим способом разогреться. Впрочем, скорее всего, им просто нравилось преследовать меня, явно пытавшегося от них убежать. Стать в этой гонке победителем мне было не суждено – я периодически чувствовал утыкающиеся мне в ноги собачьи носы и слышал гортанные крики каюров «В-о-о-о-у, в-о-о-о-у!», призывавшие собак остановиться. Пользуясь такой действенной поддержкой каюров, я вновь уходил в отрыв, и вновь собаки настигали меня.

Оглядываясь периодически назад, я видел, как мои товарищи один за другим облачались в более теплые одежды, доставая их из лежащих на нартах сумок. Я такой возможности не имел и потому продолжал уповать на саморазогрев за счет движения.

Во время очередной вынужденной остановки, когда собаки вновь достали меня, Уилл даже решился облачиться в свой пуховый комбинезон, рассчитанный, похоже, на работу в открытом космосе. Он уже практически успел это сделать, когда собаки, решив, что дали мне достаточную фору, внезапно сорвались с места, и предводитель с полными ужасающих угроз в адрес ослушников криками, прыгая на одной ноге – другую он успел вставить в штанину комбинезона, понесся за убегавшей от него упряжкой. К счастью, идущий впереди Джон перехватил собак Уилла и дал тому возможность воссоединиться со своими собаками, на мохнатые головы которых мометально обрушилась карающая длань предводителя.

Похоже, что не всем в этот день в тундре было так же неуютно и холодно, как нам. Мы видели множество следов карибу и не только следов, но и их самих. Сначала вдалеке пробежали олениха с олененком, затем совсем близко наш след пересекло стадо, голов шесть – восемь. Джон картинно выхватил ружье, но не успел сделать ни одного выстрела – стадо стремительно удалилось. На наше счастье, собаки за ними не последовали. Заметили мы также четкий отпечаток лап рыси и множество снежных куропаток. Осознание того, что мы не одни в этой тундре, немного согревало.

Для лагеря было выбрано место на небольшом озере, лед которого, потрескивая, таял в нашем чайнике, превращаясь во вкусную холодную чистейшую воду. Уилл, заглянувший в нашу палатку, похвалил меня за хорошую работу по поиску выхода из поросшего лесом холмистого лабиринта, и это было приятно. Он был обычно не особо горазд на похвалы, и надо было сделать нечто выдающееся, чтобы услышать от него подобные слова. Судя по всему, мы подходили к северной границе распространения лесов и теперь могли рассчитывать на то, что предстоящие условия движения будут не столь сложными.