Текст книги "NWT. Три путешествия по канадской Арктике"

8 апреля

 
Сегодня все пошло не так —
Закон нарушен жесткий:
«Если ты сам себе не враг,
Сначала накорми собак,
Все остальное – после!»
 

Что происходит с весной? Когда же она, наконец, придет? Сегодня с утра мороз 29 градусов. Опять покой, тишина, туман расстилается. Все вокруг заиндевело, и мы в частности тоже. Ульрик выполз из своего мешка минут на сорок позже. Я по-прежнему бодрюсь: запустил печку и вылез принимать свой традиционный снежный душ. Выходя на маршрут, я сегодня оделся полегче – надел только одну красную штормовку. Рукавицы взял большие.

Вышли мы с утра без всяких осложнений. Тот маршрут, что вчера мы выработали с Ульриком, всем пришелся по душе, потому что позволял избежать нежелательных встреч с камнями. Пусть по озерам путешествовать и скучновато, но куда более практично. Несмотря на то что нам нужно идти на юг, пришлось сделать небольшой крюк и уйти немного на север.

С утра я обнаружил, что мозоль, которую я натер маклаками, прогрессирует, и теперь у меня на левой пятке достаточно большое водянистое образование. К сожалению, все это обнаружилось перед самым выходом. Пришлось опять запустить печь, прокалить иглу, проткнуть мозоль и оставить в ней нитку как дренаж для отвода мозольных рек – этот способ оперативной борьбы с мозолями достаточно эффективно работает в походных условиях. Кое-как удалось надеть носки. Вышел, но левая нога все время давала о себе знать, а потом к ней подключилась еще и правая. Вообще, мозоли здесь могут стать достаточно серьезной проблемой. На будущее надо учесть, что если маклаки надевать при длительной ходьбе на лыжах, то нужно их слегка обрабатывать. Предупредить проблемы с мозолями можно и способом, который использует мой друг полярный путешественник Борге Оусланд, просто обматывая весь пяточный сустав пластырем.

Сегодня я взял другую лыжную палку – с наконечником. Однако не прошел я и двадцати метров, как наконечник этот сломался о камни, и я опять остался без него. Иду с одним наконечником, другой палкой просто опираюсь, а она проскальзывает на льду и проваливается в снег. Тем не менее пошел я весьма бодро и направление выбрал правильное. По большей части мы сегодня шли по озерам. Джон меня периодически догонял, остальные же двигались практически без остановок, поскольку наш караван растянулся на большое расстояние.

Ветерок опять задувал северо-восточный, однако ощущался сильнее, поскольку мы подвернули к северу. Температура изменилась незначительно – днем она повысилась до минус 17 градусов, однако при таком ветре это повышение было практически незаметным. Тем не менее идти было приятно. Правда, долго не могли согреться оба больших пальца на руках, которые, после того как я их отморозил в Антарктике, стали более чувствительны к холоду.

Дальнейший маршрут протекал без каких-либо осложнений, и к вечеру, подойдя к небольшой лагуне на берегу озера Биг Роки Лэйк, мы встали там лагерем. Здесь по сценарию Уилла Ульрик должен был снимать фрагмент фильма о том, как он, предводитель, правильно распаковывает нарты и распрягает собак.

Все это надо было сделать фактически до того, как Ульрик обиходит свою собственную упряжку. В результате, пока Ульрик доставал камеру, его упряжка уехала. Я это совершенно неожиданно обнаружил и моментально выскочил на перехват беглецов. Овладев постромками передней пары, я провел всю упряжку большим кругом и подошел к месту стоянки, где царил хаос.

Дело в том, что между погонщиками было заключено соглашение о том, чтобы стараться кормить собак разных упряжек одновременно, дабы избежать голодных и страшных собачьих бунтов. Однако Джон, который распряг своих собак первым и не желал ждать остальных на холоде, начал собак кормить. Собаки упряжки Мартина в едином порыве негодования выдрали снежный якорь и окружили бедолагу Мартина плотным мохнато-клыкастым кольцом, справедливо требуя выдать им их паек. Мои собаки тоже стали проявлять нервозность, и мне стоило немалых усилий их сдерживать. В результате пришлось Ульрику отложить камеру и помочь мне с собаками.

В палатку я заполз только в половине восьмого – там было холодно и неуютно. Пришлось в срочном порядке вдыхать в нее жизнь, и к приходу окончательно заиндевевшего кинооператора у нас было уже достаточно тепло.

Ульрик мерзнет довольно сильно, потому что потеет – и руки мерзнут, и ноги, да и лицо у него обморожено. Вернулся после съемок, а у него опять одна щека белая. Поэтому мы решили, что нам требуется небольшой разогрев. Вопреки всем требованиям введенного у нас режима экономии топлива мы запустили примус, и он минут двадцать нас погрел. Правда, согреться нам толком так и не удалось.

На ужин я сегодня варил суп – он очень быстро готовится. Однако, поскольку мы были, как обычно, голодные как звери, я варил суп с нарушением инструкций, и он превратился по сути в болтушку. Тем не менее есть можно, и мы практически все съели.

Сейчас, уже собираясь залезать в мешки, блаженствуем, потому что примус работает – мы приняли такое решение по случаю воскресенья. А, черт, сегодня суббота! Ну, неважно, значит, завтра воскресенье. И свечка у нас по этому поводу горит, и мы здесь в относительном уюте, а за стенкой палатки так же холодно, как и прежде.

Оттаяв, Ульрик рассказал мне о съемках, где Уилл устрашающим голосом давал наставления всем последующим поколениям погонщиков относительно постромков: их необходимо снимать с собак, которые эти постромки могут зажевать ночью, и оставлять на ночь на тех, кто пока не оценил вкусовых качеств материала постромков по достоинству.

На завтра по плану намечена съемка показательного сворачивания лагеря. Все бы это было нормально, если бы не отнимало столько времени и не нарушало наш привычный режим. Сегодня прошли около сорока километров, и это совсем неплохо.

9 апреля

 
Наивные мы люди:
Давно пора понять,
Что здесь весны не будет.
Откуда ее взять?
 

Казалось бы, вторая декада апреля должна повернуть на тепло, а она повернула на холод. Сегодня с утра температура минус 28 градусов, да еще и ветер задувает. Не сказал бы, что ветер сильный, но нелицеприятный – наверное, 5–8 метров в секунду. Пришлось мне даже надеть парку с капюшоном. Меховой капюшон, если он правильно сделан, работает блестяще, особенно в ветреную погоду, создавая своеобразный микроклимат около лица и не давая тому замерзнуть.

Сегодня сменил палки. Пришлось взять складные, метр пятьдесят, которые шатаются, как ревматоидные, в суставах. С моей точки зрения они уступают традиционным в надежности. Никогда не знаешь, в какой момент они сложатся и лишат тебя столь необходимой точки опоры. Тем не менее выбирать не приходится, потому что, когда идешь по озеру, нужно же чем-то отталкиваться.

Вот и сегодня я оттолкнулся и пошел навстречу новому дню. Ветер, подхватив мой порыв, тоже все время дул навстречу. Было достаточно прохладно, но на ходу я, конечно, разогрелся. Я сегодня надел другие маклаки, которые больше на размер и поэтому слегка хлюпают. Однако в результате мозоль беспокоила меня меньше, хотя и давала о себе знать, но не отрывала меня от размышлений о дне минувшем и дне грядущем.

Я шел уверенно все в том же направлении и, определив перед обедом координаты, остался вполне удовлетворен: 62°15′ с. ш., 102°5′ з. д. Все складывалось хорошо, но под конец нашего перехода я совершил ошибку. Как потом выяснилось, ближе к вечеру надо было сильнее забирать к северу, чтобы выйти точно к тому озеру, которое мы наметили. Я же немного отклонился к югу, и мы оказались на широте 62°14′.

В целом день сегодня был удачный: мы прошагали сорок километров. Однако под конец возникла дилемма: то ли, сделав крюк, обогнуть полуостров и идти по озеру, то ли срезать углы – благо, судя по карте, рельеф не очень сложный. Решение мы отложили на завтра, потому что погода может внести свои коррективы. Сейчас поглядываем на запад, где сгущаются облака, и пытаемся определить, какая погода нас ожидает. Пока, к счастью, ветер более или менее стих.

На ужин я сварил рису, причем наконец-то добился, чтобы он у нас расширялся: когда даешь ему много воды, он ее впитывает и разбухает на глазах. В результате получилось у нас, как в известной сказке: рис грозил заполнить всю палатку, и пришлось кастрюлю с огня снять. Потом мы добавили туда еще немного рыбы, которая, правда, в таком диком количестве риса просто бесследно растворилась. Однако запах ее остался, и это тоже было приятно!

Сегодня нам Мартин неожиданно подарил бутыль с бензином, чем нас приятно поразил. Зато неприятно поразило нас неадекватное поведение Томаса. Сегодня Ульрик рассказал о случае, который не вписывается ни в какие рамки. Во время одного из перерывов, когда они остановились и ждали, пока я уйду вперед на приличное расстояние, Томас неожиданно подошел к собакам Ульрика и начал на них мочиться, приговаривая: «Смотри-ка, даже не двигаются». Ульрик от негодования сначала даже потерял дар речи, а потом заорал на него: «Что ты делаешь, негодяй?! Вали отсюда!». Короче говоря, теперь стало ясно, что с Томасом однозначно надо разбираться.

Что касается остальных участников команды, то в их отношении все было более или менее ясно. Были, конечно, и моменты недопонимания, связанные в основном с языковым барьером. Так, например, в один из съемочных дней, когда мы пришли к месту стоянки, Ульрик взял камеру и пошел на съемки, бросив мне через плечо что-то вроде: «Надо бы распаковать нарты».

Это я знал и без него. Удивило другое – ровно за минуту до этого Ульрик перевернул наши нарты и положил их набок. Ну и что мне оставалось делать? Не ждать же его, пока он закончит съемки. Я перевернул нарты в нормальное положение и продолжил ставить палатку. Подошел Ульрик и говорит: «Я хотел посмотреть, как там полоз. Полоз раскрошился». Я удивился: «Елки-палки, что ж ты мне не сказал?» Он говорит: «Я сказал».

Утром я немного отыгрался, позволив себе сделать Ульрику как молодому полярнику замечание, когда увидел, что палаточный тент не очищен от льда. На что последовало: «У меня немного времени, а много дел поутру». Неплохой ответ по сути, если не считать, что дел этих утром ли, вечером ли у каждого из нас достаточно. С тентом этим мы разобрались просто. Я сказал: «Ну, раз много дел поутру, оставляй так, я доделаю, ничего страшного». Обычная походная жизнь: кто-то успевает сделать больше, кто-то меньше, и важно правильно и в соответствии с этим распределять обязанности. Томас в эту простую схему, кажется, никак не вписывался.

Завтра предстоит решить, каким путем идти – покороче и понеопределеннее или подлиннее и гарантированнее! Обсудим это с утра, если погода не внесет свои коррективы. Пока, вроде, на сегодня все, прошли очередные сорок километров. Вышли на другую карту, на которой уже виден конечный пункт нашего маршрута – Арвиат.

10 апреля

 
А ветер щеки надувал,
Своим могуществом гордился,
Из рук палатку вырывал
И незлобиво матерился…
 
 
Над ним кружился снежный нимб,
Но все же мы его надули,
Закрыв палатку перед ним —
Пусть отдыхает в вестибюле.
 

Бывает такое благодушное настроение, когда забываешь даже о том, что пришло время рассказать о событиях прошедшего дня. Именно это со мной сегодня и произошло. Я уже было залез в мешок, но вовремя спохватился, тем более что сегодня мне, как обычно, было, о чем рассказать.

Сгущавшаяся вчера вечером на западе облачность, к сожалению, дошла до нас и принесла с собой ветер с востока – юго-востока, чрезвычайно для нас неприятный. Проснувшись часа в четыре, я услышал, как ветер вовсю треплет стены палатки. Мне пришло в голову, что в случае плохой видимости придется, конечно, постоять на месте по той простой причине, что команда не обучена и собаки могут потерять след. В такой ситуации мне не хотелось опять идти впереди, в отрыве. Я уже и так лидировал то ли четвертый, то ли пятый день подряд, но здесь обойтись без этого было достаточно проблематично.

До шести часов я кое-как долежал в мешке. Ветер то усиливался, то ослабевал. Под самое утро стало ясно, что сегодня теплее, чем было вчера, причем значительно теплее – меньше инея в палатке, да и, вообще, более приятные ощущения при соприкосновении с окружающим воздухом. Я выполз из палатки и приступил к утренним процедурам по привычной схеме. Ветер свистел – наверное, метров пятнадцать в секунду, температура минус 18 градусов, но я добежал голышом до саней и, как обычно, обтерся снежком.

Видимость оказалась совсем неплохой. Полосы облачности теперь сосредоточились на востоке, а здесь светило солнце и мел сильный поземок. Конечно, надо было выходить, и мы начали собираться.

Сборы происходили достаточно интересно, потому что требовалась определенная сноровка для того, чтобы собрать лагерь при таком свежем ветре В процессе борьбы с палаткой мы с Ульриком нашли хороший способ, благодаря которому смогли не только сложить ее, но и сохранить, не позволив ей унестись вдаль по воле ветра. Ульрик заполз внутрь и, сидя там, обеспечивал сохранность внутренней конструкции, я же тем временем снимал наружный тент, не выпуская его ни на минуту из рук. Когда с наружным тентом было покончено и он упокоился на нартах в мешке, я просто завалил внутренний каркас на Ульрика, и он выполз уже из сломанной палатки. А наши соседи, Уилл и Томас, по словам Ульрика, чуть было не упустили чехол от своей палатки – он улетел, но зацепился, к счастью, за сани.

После сборов я пошел, что называется, по холодку, все время оглядываясь, потому что не хотел оторваться от масс, а такое было вполне возможно. Вчера после обсуждения и обдумывания маршрута я все-таки решил пройти часть пути по озеру, поэтому изменил курс и пошел на север. К счастью, ветер при этом дул в правую щеку, а не в лицо и не очень мешал идти, поэтому мы довольно успешно продвигались вперед.

К обеду мы вышли в намеченную точку, к перевалу, несмотря на то что ветер то задувал сильнее, то вообще прекращался, но так и не стих окончательно. Ланч немного напоминал антарктический, со снегом вперемешку, хотя температура была всего минус 12 градусов – пустяки по антарктическим понятиям. Тем не менее я начал подмерзать, особенно руки, и поэтому с нетерпением вскочил на лыжи. Однако мой энтузиазм быстро иссяк, потому что после ланча я решил повернуть на восток, и тут, особенно когда начался подъем на перевал, ситуация осложнилась: ветер встречный, не пускает меня, вот и все. Ползешь в гору по льду почти что на карачках, злой как собака, чертыхаешься. Палки эти короткие не работают. Короче говоря, кое-как заполз, однако вскоре выяснилось, что я все-таки вышел километра на полтора южнее той точки, на которую рассчитывал. Менять маршрут по ходу, конечно, нежелательно, да и поменял я его неудачно: пришлось пересечь несколько полуостровов, усеянных валунами разных размеров, и все против ветра. Там уже было не до выбора дороги – лишь бы выбраться оттуда как-то. Потом я все-таки свернул и пошел на север, на озеро.

Меняя таким образом направление, мы в результате совсем немного не дошли до запланированного места. Последний участок пути был наиболее благополучным, потому что ветер практически стих и лишь иногда задувал порывами. Выйдя на небольшой залив, я решил поставить лагерь на десять минут раньше назначенного времени, потому что выходить на озеро при таком ветре не хотелось.

Встав лагерем, мы на этот раз достаточно быстро справились со своими делами – все-таки дефицит топлива здорово дисциплинирует. Я начал даже было подумывать, не было ли это частью какого-то тайного воспитательного плана предводителя – создать искусственный дефицит топлива и заставить участников экспедиции по-настоящему ценить отпущенное для готовки и теплого отдыха время.

Огромный жбан лапши достойно скрасил наши сегодняшние страдания на маршруте. Ульрик, не справившись с добавкой, со стоном выскочил в ночь, чтобы отдать несъеденную лапшу вечно голодному Саусу. На закуску мы ели холодный рис, оставшийся с утра, замороженный, вместе с зеленой суши-нори, очень вкусной японской водорослью.

Ветер по-прежнему свистит, но небо прояснилось. За сегодняшний день мы прошли 37 километров и теперь, уставшие, с большим удовольствием отправляемся спать.

11 апреля

 
У нас потери – это тяжко,
На сердце хмаръ и маета.
Не ведая о том, упряжки
Бегут проворней, чем всегда…
 

Вчера вечером, когда мы уже залезли в мешки, послышались шаги – к нашей палатке подошел Уилл и по обыкновению спросил, где у нас вход, хотя и сам это прекрасно знает. Я удивился – с чего бы это его принесло, ведь он обычно ложится спать раньше нас. Уилл заполз в палатку и сказал, что решил принести сыр, который нам задолжал. Однако, естественно, дело было не в этом. Оказывается, нам только что передали очень плохую весть: у Томаса вчера умерла мать, и теперь Уилл сомневался, когда лучше Томасу об этом сообщить. В результате решил, что сделает это утром.

Утро настало, Уилл передал печальное известие, и, конечно, Томас ходит как в воду опущенный, говорит, что, хотя мать и болела все время, никто не ожидал, что так случится. Конечно, он захотел туда полететь, и хотя вчера и Уилл, и Джон в этом сомневались, я был уверен, что он улетит. Так и получилось. По радиосвязи на завтра вызвали самолет. Так что теперь останемся мы впятером.

Эту ночь я провел очень плохо, потому что в голову лезли мысли об этом печальном известии, а кроме того, усилился ветер, и палатку трясло так, что спать в ней было невозможно, тем более что она вообще оказалась очень шумной.

С утра сегодня тоже ветрено, метет поземок. Мороз 12 градусов, ветер южный примерно 15–18 метров в секунду. В шесть часов еще сияло солнце, но к восьми небо затянуло облаками, и ветер продолжал неистовствовать. Мы с Ульриком, уже опытные парни, сумели достаточно быстро усмирить нашу палатку. Он опять бился внутри, как лев, а я действовал снаружи аккуратно и внимательно, как снежный барс.

Собравшись, мы вышли. Ветер тут же заметал мои следы, и, когда я скрылся за поворотом, собаки меня потеряли. Я их ждал-ждал, но в конце концов они вышли совершенно в другом месте, и мы продолжили движение параллельными курсами. Это и послужило причиной того, что потом, когда я примерно через час вышел на озеро, Джон догнал меня и обошел. И поехал дальше, так сказать, без руля и ветрил, не объяснив мне, в чем дело. Как выяснилось впоследствии, поджидая меня в очередной раз, они решили, что можно собак пустить вперед. Как и следовало ожидать, при такой видимости и полном отсутствии ориентиров это спонтанное лидерство длилось недолго, и вскоре я догнал Джона, остановившего упряжку среди «ничего», как у Высоцкого.

Я спросил его, какой смысл было ему с его замечательной упряжкой вырываться вперед, не имея при себе ни компаса, ни солнца, ни на худой конец даже карты, то есть ровным счетом ничего из того, что помогает определять направление движения. Джон пробурчал в ответ что-то вроде: «Пока ты там впереди маялся с поиском направления, мы устали ждать и подмерзли, потому и решили попробовать ускорить движение». Ну, что же, попробовали, и всем, даже Джону, а особенно его собакам, этого показалось достаточно, поэтому мы продолжили движение в обычном порядке.

Так и шли мы ни шатко ни валко вплоть до самого обеда, когда выяснилось, что в результате наших навигационных изысканий мы оказались южнее того курса, который я прокладывал накануне. Это и не удивительно, поскольку лидирующая двойка упряжки Джона – рыжий Седар и серый, волчьей масти, Рэй – даже вдвоем, и тем более вдвоем, никак не могли сравниться в умении выдерживать заданное направление в самых тяжелых условиях с нашей замечательной антарктической героиней Тьюли. Рэй постоянно оборачивался назад, как бы вопрошая, правильно ли он идет, а Седар эти его повороты никак не компенсировал и покорно поворачивал в ту же сторону. В результате мы и отклонились от курса.

Незадолго до обеда мы наткнулись на след снегохода, который прошел примерно в нашем направлении. Увлекшись, мы неслись по этому следу, пока Уилл нас не остановил, потому что след мог завести нас неизвестно куда. На самом деле, мы и сами уже решили с ним проститься. Место, по которому мы шли, было на удивление ровным и выглядело даже лучше, чем можно было предположить, судя по карте.

Обед прошел уныло, в полном молчании. Томас сидел пригорюнившись, и настроение у нас было хуже некуда. После перерыва дорога пошла вверх, и мы стали забираться все выше и выше в горы. Я решил опять встать впереди, но неудачно выбрал маршрут и вышел на крутой покрытый льдом склон, покрытый булыганами, снег с которого сдуло ветром. Пришлось мне быстро вернуться, чтобы остановить собак и съехать с другого края. Тем не менее нарты Мартина успели перевернуться, но все обошлось. Потом мы опять блуждали по горам, по холмам, преодолели несколько крутых подъемов и спусков.

В конце концов я вывел всех к озеру – тому самому, к которому мы шли. На льду этого озера мы должны были расположиться лагерем, чтобы завтра принять самолет. Выйдя на озеро, мы с Джоном опять пошли впереди с собаками, что позволило нам передвигаться гораздо быстрее. К шести часам мы практически дошли до нужного нам места. Если собаки идут по гладкой поверхности и имеют простор для маневра, то передвигаются они, естественно, очень быстро, и если бы я в этот раз шел впереди, то до места мы сегодня, конечно, не дошли бы.

Скорее всего, самолет будет завтра. Возможно, если самолет прилетит поздно, у нас будет день отдыха. Посмотрим. Что будет дальше, пока не понятно. Если Томас улетит раньше и не пойдет с нами до Арвиата, то нам придется как-то перестраиваться для маршрута с каноэ, поскольку там обязательно четное число участников, по двое на каное. Может быть, в этом случае Мартин поедет с собаками, а мы вчетвером останемся на каноэ. Посмотрим, как будут развиваться события.

Джон пришел к нам в палатку после сеанса радиосвязи. Молча попили чаю, а потом он говорит: «У меня отец умер в прошлом году, так я на похороны не поехал. У нас, в Штатах, когда дети взрослеют, они как-то резко отрываются от родителей – ограничиваются несколькими звонками в год и только. Не приехать на похороны не считается чем-то исключительным».

Для меня это прозвучало просто дико. Я вспомнил 1976 год, когда во время моей зимовки в Антарктиде у меня умер отец. Умер скоропостижно и совершенно неожиданно в возрасте всего 52 лет. Узнал я об этом только через восемь месяцев. Мать посчитала неправильным мне сообщать, зная, что у меня все равно не будет возможности приехать. И для меня отец жил на целых восемь месяцев больше, чем для всех остальных. Однако я не мог приехать физически, а здесь, когда такая возможность есть, конечно же, надо было ее использовать и отправить Томаса домой.

Сегодня я отремонтировал сломавшийся от нещадной сгибо-разгибочной экзекуции на морозе антенный кабель, после чего связь возобновилась с новой, невиданной доселе силой. С сознанием выполненного долга мы с Ульриком съели очередную порцию японской вермишели. Я приготовил это блюдо в несколько ином стиле, добавив больше воды, и назвал его Осака-стиль. Ульрику мое новое блюдо не понравилось, потому что он любит, когда много макарон и мало воды. Тем не менее мы все съели.

Температура сейчас минус 7 градусов, ветер так и не стих – задувает порывами. Посмотрим, что будет завтра.

Уже расположившись в своем мешке, Ульрик рассказал, что в Дании у него есть маленькая компания. Они обучают всех желающих, включая детей, залезать на деревья, используя различные приспособления. Оказывается, многие готовы платить за это деньги, так что это доходный бизнес, который может обеспечивать существование Ульрика.