Текст книги "NWT. Три путешествия по канадской Арктике"

1 апреля

 
Понятия о холоде
У тундры смещены.
Здесь больше чести смолоду
Надо беречь штаны.
Не греет солнца низкого
Расплавленный янтарь,
И ветерок неистовый
Вдохнул в апрель январь.
 

Полчаса назад я выяснил, что японская паста – макароны с соба – требует гораздо больше воды, чем мы можем обеспечить при наших скудных запасах энергии. Воды, конечно, здесь хватает, а вот с энергией дело обстоит хуже. Приходиться проявлять осмотрительность. В результате вареное мясо было совсем неплохим, зато макароны, которые я сегодня сварил, напоминали нечто среднее между обойным клеем и замазкой. Тем не менее делать нечего – мы это съели.

Температура сейчас примерно градусов пятнадцать. Ветерок упруго задувает с северо-востока, принося такую, мягко говоря, «живую» погоду, которая отражается на наших лицах. Сегодня ночью температура была минус 27 градусов, и спать было достаточно прохладно, потому что я никак не могу сориентироваться, каким образом следует лежать в моем спальном мешке – то ли вдоль, то ли поперек.

Мешок мой изготовлен в Японии. Он настолько громоздок – и широк, и длинен, что в него, пожалуй, влезут три японца. Он явно предназначен для того, чтобы помещать в него другой, более легкий мешок, который тоже лежит у нас на санях, – мы бережем его для более теплой погоды. Однако когда ты размещаешься в этом японском мешке без внутреннего мешка, то перестаешь понимать, где вход, а где выход. Отовсюду поддувает и задувает, капюшон не закрыть. Короче говоря, не сравнить его с моим любимым «Эверестом».

Проснувшись часа в четыре, я так и проворочался до утра в мучительных попытках найти хоть какую-нибудь позу, в которой можно было бы согреться. Опять снились мне какие-то странные сны. В прошлую ночь мне снилось, что я переводчик на встрече Ельцина и Клинтона, теперь – какие-то занудные беседы с Собчаком. Что-то потянуло меня наверх, в администрацию. Интересно, к чему бы это.

Короче говоря, я решил встать, не дожидаясь звонка будильника, потому что бороться с этим пронизывающим холодом уже надоело. Я вылез из мешка до половины, и попытался распалить печурку. К чему бы я ни прикасался, все было обжигающе ледяным. Мы опять ощутили на себе холодное дыхание Арктики, несмотря на то что уже наступил апрель. Наши радужные надежды на потепление не оправдались – тундра есть тундра. Оставалось радоваться тому, что, по крайней мере, нет ветра.

Отодвинув Ульрика, который совершенно безмятежно спал почти что на конфорке, я запалил печку и вышел на улицу осмотреться. Ярко-малиновое солнце наполовину вылезло из-за горизонта. Мороз 27 градусов, тихо, спокойно, собаки спят, покрытые инеем. В общем, все вокруг предвещало неплохой день, и его начало оправдало все ожидания.

После плотного завтрака мы быстренько собрали палатку. На этот раз все были экипированы по-настоящему: мы надели маклаки и всю имевшуюся в нашем распоряжении одежду. Я для себя решил, что лучше раздеваться по ходу, если станет жарко, чем пытаться согреться за счет движения, – вчерашний опыт показал, что последнее не совсем эффективно, особенно когда это движение чередуется с продолжительными паузами.

Определив позицию, мы выяснили, что если идти на восток, то озеро White Fish, что в переводе означает озеро Белой Рыбы, довольно близко – всего в часе ходьбы. По этому озеру нам нужно было немного, километров двадцать, пройти на юг до места, где находился наш запасной склад с продовольствием. Я занял свое привычное место впереди и пошел по бесконечным сопкам, поднимаясь и спускаясь, лавируя между камнями.

Неслабый морозец, усугубляемый поднявшимся ветерком, ощутимо пощипывал наши лица. Однако к такой погоде я был готов: на мне были надеты плотные брюки, а на руках – рукавицы, неудобные и громоздкие, опять-таки японского производства, которые, конечно, ни в какое в сравнение не идут с теми, что были на нас в Антарктике. Руки в эти рукавицы влезают с трудом, а потом их так же сложно снять, и при этом они совершенно не греют.

Я все шел и шел на восток, а никакого озера не было и в помине, но поскольку на озере нам все равно надо было сворачивать на юг, я по ходу движения немного забирал к югу. Однажды мне даже показалось, что мы, наконец, вышли на нужное нам озеро, и я повернул было на юг, но быстро опомнился, потому что уж очень это озеро было маленьким – судя по карте, оно должно было быть существенно больше. Надо отдать должное предводителю, казалось, дремавшему на облучке своих нарт, – при этом моем маневре он немедленно подскочил ко мне и сказал, что поворачивать еще рано. Мне, конечно, пришлось с ним согласиться.

Мы продолжили путь в прежнем направлении, регулярно распугивая карибу. Оленей было очень много, и собаки, почуяв их следы, моментально меняли неспешную иноходь на стремительный аллюр, превращая стоявших на облучках каюров в некие заиндевевшие статуи.

Передвигаясь таким образом в надежде выйти, наконец, на озеро, я неожиданно выскочил на какой-то гребень, усеянный валунами разных размеров. Проход через них был совершенно неочевиден, и поначалу мне показалось, что мы, что называется, «приехали» и неминуемо придется разворачивать нарты. Однако каким-то чудом мне удалось найти узенькую заснеженную тропку, по которой я вывел всех в долину. Мы скатились на небольшое озерцо, но затем вновь пошли бесконечные подъемы и спуски, пока с одной из горушек я не заметил вдалеке что-то похожее на озеро. Справа от озера отходила губа, и я решил, что ехать на собаках по этому заливу будет гораздо приятнее, чем карабкаться по сопкам. Сделав длинный вираж, с тем чтобы выйти к этой губе, я довольно быстро спустился, а минут через десять меня догнала и уверенно обошла упряжка Джона.

Избранную мною тактику движения поддержали все, и мы продолжили движение по заливу. Я подъехал к Уиллу, и мы пошли с ним рядышком. Джон шел впереди, довольно уверенно обойдя нас метров примерно на двести. Несмотря на то что мы бежали весьма резво, нам не удавалось догнать Джона до самого ланча.

Залив, по которому мы шли, все никак не заканчивался, в стороны от него уходили какие-то ответвления, а мы все пытались свернуть на юг, сомневаясь в правильности выбранного пути. Пришлось даже еще раз определить наше местоположение.

Мы подошли к сопке, которая, как нам хотелось надеяться, была последней преградой на нашем пути к озеру, и здесь, наконец, остановились на долгожданный ланч. У подножия сопки нам удалось найти место, где мы смогли спрятаться от ветра и спокойно перекусить. Ульрик, воспользовавшись паузой, облачился в дополнительные штаны, поскольку его продуло основательно.

Джон, неожиданно возглавивший нашу колонну, убедил нас, что мы идем правильно, и после ланча мы продолжили путь, уже гораздо более уверенно и резво следуя за Джоном, однако не переставая удивляться, почему же до сих пор нет этого озера, которое на карте выглядело таким большим. Неужели я так существенно сместился к югу? Вскоре выяснилось, что это действительно так. Нам удалось найти речку, поднявшись по которой, можно было выйти к нашему складу с продовольствием. Река петляла, и там, где на карте были показаны пороги, действительно зияли огромные проплешины чистой воды. Пришлось притормозить собак и обойти их аккуратненько, потому что купаться, да еще при таком ветерке, никому не хотелось. В конце концов мы подошли к чрезвычайно живописным, но весьма крутым склонам холмов, обозначенных на карте как отроги гор. Именно эти холмы и отделяли нас теперь от цели.

На южных склонах гор снег уже сошел, и преодолеть их на собачьих упряжках было довольно проблематично. Конечно, можно было бы обойти холмы с севера, но мы решили брать их в лоб. Я опять пошел впереди, занимаясь поисками дороги. Собакам удавалось подниматься даже в таких местах, где мне это казалось невозможным. Короче говоря, это препятствие мы преодолели, а на одной из последних полянок я даже был вознагражден несколькими замороженными ягодами клюквы.

Успешный спуск увенчал наш переход, и, подгоняемые ветром, мы, наконец, добрались до стоянки, где должны были пополнить запасы продовольствия и корма для собак. Перед нашим взором предстали три деревянных дома – один из бревен, другие из досок, напоминавшие, скорее, времянки. На дверях висели замки, окна были заколочены, а вокруг дома лежали доски с гвоздями наверх – весьма действенная защита против медведей. Эта унылая картина моментально развеяла все наши надежды переночевать в более цивильных, чем обеспечивали наши палатки, условиях.

Мы разыскали большой тюк с нашим продовольствием и кормом для собак, который был доставлен сюда вчера компанией «Air Tindy», и разбили привычный палаточный лагерь. Распределив запасы, мы наконец были готовы расслабиться, но тут в палатку ввалился Томас с жалобами на какие-то совершенно невыносимые боли в пояснице. Ульрик со свойственной ему обстоятельностью начал готовиться к процедуре изгнания духов из измученного организма Томаса, а тот, наблюдая за его приготовлениями, сидел на корточках в углу палатки и посматривал на меня из-под косынки своими загадочными глазами.

Процедура оказалась весьма интересной. Для начала Ульрик смазал Томаса какими-то снадобьями. На вопросы обеспокоенного Томаса о том, что же такое с ним делают, я ответил: «Сейчас мы тебя польем чилийским соусом и съедим, поскольку ты не охотишься на карибу, как обещал, и потому у нас нет свежего мяса». Намазав Томаса, Ульрик стал мощными движениями нажимать на его больную спину, растирая нанесенное снадобье, причем делал он это с видимыми удовольствием и азартом. Томас буквально вдавился в спальный мешок – его практически не было видно, и только иногда сквозь шум работающего примуса были слышны его сдавленные стоны. Наконец Ульрику удалось отыскать точку на спине бедолаги, которую он так долго искал. Томас вскрикнул и затих. Я понял, что процесс изгнания духов близок к завершению.

2 апреля

 
Туч на небе нет в помине,
Да и неба как бы нет.
По покрытой мглой равнине
Мы бредем. И вьется след
По пригоркам и ложбинкам,
По петляющей реке.
Мы кружимся, как чаинки,
В этом белом молоке.
 

Сегодня воскресенье, и мы уже две недели в пути. Вечер. Луна висит в светло-фиолетовом небе. Тихо, умиротворяюще гудит в палатке примус. И на душе так хорошо и спокойно, тем более что завтрашний день объявлен официальным выходным. Такое впечатление, что как будто и не было сегодня самой дрянной погоды за все время нашего путешествия.

Всю ночь шел дождь, временами переходящий в снег. Разобраться с нашей долей провианта, который нам подкинула авиация, мы с Ульриком решили утром – уж очень нам не хотелось заниматься этим делом с вечера. Естественно, с утра все было покрыто снегом, и мы получили еще одно подтверждение неписанного правила Арктики, которое гласит: «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь и должен сделать сегодня!». Однако это было не самое страшное.

Пока мы собирали лагерь, ветер усилился и видимость существенно ухудшилась. Выпавший снег был очень рыхлым, а нарты, на которые мы погрузили весь запас провианта, естественно, стали значительно тяжелее. И тут группа полярных исследователей задумалась, кого бы им поставить во главе перехода, чтобы собакам было легче идти. Не дожидаясь ответа на этот непростой вопрос, который и так был очевиден, я взял лыжи и пошел вперед, определив направление и посматривая время от времени на компас, который болтался у меня на груди. Пока ориентиры просматривались, можно было держать направление без особого труда, хотя по такой погоде скорость нашего перемещения была невысока.

Несмотря на то что температура была всего минус 10 градусов, создавалось впечатление достаточно противной погоды, что, в общем-то, полностью соответствовало действительности. Шел снег, ветер задувал спереди и слева, и перемещались мы достаточно медленно. Собаки вопреки ожиданиям тянули хорошо, преодолевая снежные сугробы достаточно уверенно, хотя и не слишком быстро.

Я уже примерно часа полтора шел по тому узкому фьорду, где располагался наш вчерашний лагерь, когда передо мной наконец открылся простор безбрежной молочной белизны – мы вышли на озеро Линкс. Какие-либо ориентиры в поле зрения отсутствовали, как впрочем и само поле зрения, – whiteout, белая мгла, полное отсутствие контрастов. Идем, ноги подворачиваются, однако спина, слава Богу, пока действует нормально.

Всю дорогу я периодически буквально чувствовал под коленями горячие носы собак упряжки Джона. Ребятам уже, конечно, надоело тащиться еле-еле, они стали замерзать, поэтому, когда мы вырулили на более или менее открытое пространство, я предложил Джону все-таки на время пустить собак вперед. При такой широте стратегического оперативного простора можно позволить собакам мотаться влево и вправо. Сам же я откатился назад, к Уиллу. Незадолго перед этим я разделся, потому что идти стало жарковато. Однако до обеда оставалось уже недолго, так что я решил не одеваться.

Несмотря на то что нарты контролировали мы теперь вдвоем с Уиллом, те благополучно перевернулись на очередном заструге. Подоспевший Мартин помог нам поставить нарты в нормальное положение. Ульрик со своими собаками замыкал процессию. С этим обстоятельством, прежде всего, и было связано все то, что случилось дальше.

Мы повернули к небольшому мыску, и я, оглянувшись назад и не увидев Ульрика, предложил Уиллу остановиться и подождать, но Уилл решил проехать еще немножко. Время шло, а ситуация оставалась прежней – Ульрика было не видно. Тем временем Томас, Джон и Мартин планомерно наматывали дистанцию и не думали оборачиваться, что не делало им чести, особенно в таких погодных условиях. Памятуя о нашем с Уиллом недавнем опыте, я подумал, что, скорее всего, у Ульрика перевернулись нарты, а поскольку он шел один, то и помочь ему было некому. К этому моменту мы уже опережали его метров на четыреста. Я взял палки и покатил назад.

Подъехал я к Ульрику в то время, когда тот, уже успев разгрузить нарты и поставить их в нормальное положение, начал их загружать. Он рассказал мне, что, когда он перевернулся, до Мартина и Томаса было метров сорок. Он кричал, однако ветер относил звуки его голоса в сторону, и никто его не услышал. Он даже выстрелил три раза из ружья, однако результат был прежним. Тогда, уже не надеясь на то, что кто-нибудь ему в скором времени поможет, Ульрих решил разгружать нарты. Короче говоря, мне оставалось только помочь ему загрузить вещи обратно на нарты. Вся процедура возвращения нарт в прежнее положение заняла, наверное, минут двадцать пять. Остальные исследователи в это время ждали нас вдалеке. В общем, когда мы подъехали, было решено, что Ульрик теперь пойдет третьим, а сзади всегда будут идти два человека. Если что-нибудь случится, то два человека еще смогут поднять тяжелые нарты, а один – нет.

Для ланча нам удалось найти очень удачное место под укрытием довольно большого скалистого островка, где царило относительное затишье. Пока мы обедали, видимость опять сильно ухудшилась, и мы снова с головой окунулись в плотный белый туман. Мы шли от берега к берегу, отталкиваясь от них наподобие бильярдного шара. Упряжка Джона опять лидировала. Так продолжалось, наверное, до половины четвертого.

Собаки Джона, по-видимому, утомившись лидировать, особенно в условиях плохой видимости, стали все чаще останавливаться. Вообще, скорость движения упряжки во многом зависит от мотивации собак. К примеру, если кто-то идет впереди, то они бегут намного веселее, рассматривая ситуацию как некую игру в «догонялки». То же и в случае, если они идут по следу, причем неважно, чей это след, хотя, конечно, лучше, чтобы он был олений или, на худой конец, след предыдущей упряжки. Если же впереди ни зги и ни следа, то мотивация для движения вперед заметно ослабевает и собаки замедляют ход. Так и случилось сейчас. Пришлось мне вновь выйти вперед и возглавить гонку.

Несмотря на то что мы неоднократно определяли наше положение по карте и по GPS, было похоже, что мы все-таки пошли в не совсем правильном направлении. Мои очки замерзли снаружи – редкий случай. Видно в очках было очень плохо, и пришлось их снять, хотя при такой белизне ориентироваться с незащищенными глазами достаточно сложно. Ориентиры просматривались слабо, и их было очень мало – такие черненькие островки, поэтому я шел по компасу. Через два часа мы, наконец, добрались до противоположного берега, как нам хотелось надеяться, озера Линкс. Мы выбрались на берег и, что называется, упали лагерем.

Когда мы начали ставить лагерь, стало проглядывать солнце, а потом и совсем разъяснилось. Солнце осветило окружавший нас пейзаж, мы увидели наконец берега озера, и оставалось лишь сожалеть о том, что солнце не сделало этого ранее, когда мы шли практически наугад, видя только концы наших лыж.

За ужином мы с Ульриком с сожалением вынуждены были констатировать, что запас нашего мяса тает гораздо быстрее, чем наш аппетит, поэтому было решено завтра пойти немножко поохотиться – посмотрим, может быть, удастся подстрелить куропаток. Будем надеяться, что погода назавтра не испортится. Кроме того, необходимо оглядеться и определить, где мы находимся, чтобы потом выбрать верное направление и правильную стратегию, а не карабкаться в горы.

Температура сегодня была минус 5—10 градусов, а сейчас, возможно, даже и ниже. Ветерок задувал, и скорость его в порывах, я думаю, достигала 12–15 метров в секунду – не сильно, но противно.

3 апреля

 
Расслабились на сутки —
Заслуженный привал:
Побаловать желудки
И тех, кто подустал.
И непогода тоже
(Никто не ожидал)
Взяла отгул – похоже,
Не портит наш привал.
А мы, собравшись кругом,
Традициям верны:
Воздали по заслугам
Тому, чему должны…
Ведь он на то и есть Привал,
Чтоб кто-то что-то наливал…
 

Сегодня день отдыха, но в отличие от подавляющего большинства подобных дней в прошлых экспедициях погода сегодня намного лучше, чем вчера, когда мы были на маршруте и шли невзирая на постоянно валящий снег, туман, ветер и белую мглу. В Антарктиде день отдыха, которым по нашему внутреннему распорядку должен быть теоретически каждый десятый день пути, как правило, случался неожиданно – тогда, когда идти было просто невозможно из-за сильного ветра и дрянной видимости. Поскольку в Антарктике было крайне сложно угадать, какая погода будет назавтра, то и решение о том, будем мы двигаться или нет, принималось уже утром, когда мы, находясь в полной боевой готовности к выходу, ожидали в палатках какого-нибудь проблеска в снежной круговерти, с тем чтобы решиться, принимать нам очередной вызов ее величества антарктической погоды или нет. По этой причине самая приятная часть любого выходного дня – его прелюдия, или, иными словами, возможность безмятежно продрыхнуть утром, игнорируя потаенный стон ненавистного будильника, – полностью пропадала, и такой выходной день, как и все остальное, навязанное сверху неподвластными тебе силами, лишался свойственного ему очарования.

Ночью было холодно, и часа в четыре утра я почувствовал, как холод буквально ползет по мне, пробираясь внутрь мешка. Прячась от него, я вынужден был забраться с головой в самую его середину, благо размер мешка запросто позволял мне сделать это. Вода в чайнике, стоявшем на плите, полностью замерзла, и, я думаю, мороз ночью был порядка 25–27 градусов.

Начал я новый день с обычной процедуры снежного душа, который отлично меня освежил. Погода с утра была великолепной – морозец градусов двадцать, легкий ветерок, по-прежнему северовосточный, видимость прекрасная, свежий снежок на солнце искрится! И все спят, кроме нас.

Потом в палатке мы соорудили прекрасный завтрак, такой, какой и полагается в день отдыха. Так, между делом, я даже прочел четыре газеты. Плавно и непринужденно подошло время обеда. Ульрик, перебирая свои вещи, неожиданно обнаружил бутылку прекрасного напитка, которому моментально с учетом его датского происхождения был присвоен лечебный статус капель датского короля! Ульрик признался, что припас этот напиток ко дню рождения, который он обычно отмечал 18 мая. Мы тут же прикинули, что 18 мая будем в Черчилле, а там никаких затруднений с приобретением спиртных напитков наверняка не возникнет. Поэтому, дабы не искушать судьбу и не утомлять собак лишним грузом, мы решили эту бутылку прикончить немедленно. Начали мы вдвоем, потом Ульрик пригласил Уилла и Томаса, а вскоре подтянулись и остальные – Джон и Мартин.

Так мы и сидели вшестером, потягивая противный на вкус, как все имеющие лечебный статус капли, но по сути своей очень бодрящий напиток. Мы даже в конце концов разобрали надпись на этикетке этого, так кстати подвернувшегося эликсира. Надпись гласила буквально следующее: полезен утром, после охоты, после рыбалки и в любое время, когда вам захочется выпить. Могу подтвердить, что все это полностью соответствовало истине. Основной темой для беседы было наше прибытие в Арвиат, которое, по нашему общему мнению, должно было состояться приблизительно 25–27 апреля, если, конечно, повезет. Во всяком случае, пока мы шли по графику.

Как и случается всегда под влиянием чарующе расслабляющих и вполне лечебных капель, разговор наш постепенно переключился на обсуждение вечных тем, каковыми в условиях экспедиций являются темы провианта и горючего. И если с провиантом все было более или менее понятно, то с горючим дело обстояло несколько сложнее. Выяснилось, что его у нас не настолько много, чтобы нам можно было не беспокоиться на этот счет. Скорее, наоборот, необходимо всячески его экономить.

Мне показалось, по меньшей мере, странным такое планирование нашего снабжения на маршруте. Ведь мы только накануне получили очередную порцию снабжения, и, казалось, ничего нет проще, чем добавить в его состав лишних 10–20 литров бензина. Как ни странно, но с топливом это происходило практически всегда. Очевидно, это какое-то специальное испытание. Лично я считал, что горючее никогда не бывает лишним, ему всегда найдется достойное его октановому числу применение. К счастью, солнце сегодня целый день блуждало по палатке и настолько хорошо нас обогревало, что мы практически не нуждались ни в каком топливе. Воспользоваться примусом мне пришлось только вечером, когда я решил на ужин сварить спагетти.

После завтрака мы с Ульриком занялись пристрелкой ружья, приклад которого при очередном перевороте наших саней немного отошел от ствола. Ревизия запасов продовольствия показала, что мясо у нас кончается и нужно идти на охоту. Понятно, что все мы единогласно и не сговариваясь считали, что охота – прерогатива Томаса, единственного из нас, кому эта охота была официально разрешена. Однако Томас явно уклонялся от предназначенной ему в этой экспедиции роли и, более того, никак не реагировал на обращенные к нему с надеждой наши взоры, а лишь как-то загадочно ухмылялся, сидя в углу палатки в обнимку со своим видавшим виды ружьем. Скорее всего, он так до конца и не понимал, зачем его пригласили в эту экспедицию. Оставалось только сожалеть, что он не был знаком с замечательной песней Высоцкого «Смотрины», где главный герой, сидя в обнимку со своей старенькой гармошкой, совершенно четко понимает, что его «и пригласили за нее».

До того как мы попадем в Арвиат, у нас будет еще один день отдыха, который намечен на 16 апреля. В Арвиате мы сменим собак на каноэ и продолжим маршрут. Собаки наши пока ничего не подозревали и безмятежно отдыхали, уютно расположившись на снегу. Правда, на любое наше появление снаружи они реагировали громким лаем, справедливо требуя добавки после трудного дня.

Уже перед сном Джон вызвал нас всех из палаток, потому что совсем близко от лагеря, на расстоянии примерно 200–250 метров, бродили волки, штук восемь. При солнце их можно было хорошо разглядеть, и все вышли на них посмотреть. Природа подобралась к нам совсем близко!