Текст книги "Туристы (сборник)"

Дотошно расспросив обходительного администратора, не искали ли его за время отсутствия старые приятели, условившись с ним о времени побудки, Эдик поднялся в номер с намерением хорошо выспаться. За дни подаренных себе неги и безделья, он составил план дальнейших действий. Собственно как раз для этого и требовалось на время отстраниться от всяческих забот и всё обдумать.

Окончательно сбивая со следа ищущих его, он автобусом вернётся в Иран, а оттуда с водителями-перегонщиками отправится в Турцию. Приобретёт на побережье скромное жилище, где и поселится, выдавая себя за приверженца Пророка. Найдёт и возьмёт в жёны прелестную аборигенку. Откроет тотализатор на спортивные события или организует Интернет-казино, обеспечив тем самым безбедное существование своей семье.

Но прежде всего, следует перевести на банковскую карту Вачо Вочхаряна достойную сумму. Этот бесхитростный человек, безусловно, заслуживает признательности. И сделать это лучше не медля, тем более что в холле имеется нужный банкомат. Заодно и служку проконтролировать нелишне, что-то уж больно у него глазки бегали.

Стараясь не причинять беспокойства соседям в столь поздний час, Эдик тихо вышел из номера. Спускаясь по лестнице, услышал приглушённый доклад ночного портье в телефонную трубку:

– Да, да! Интересующий вас человек вернулся в гостиницу минут пять назад. Сейчас он у себя в апартаментах. Просил разбудить в восемь. Приезжайте, как сможете.

«Удачно всё-таки, что рядом с окном номера расположена пожарная лестница!» – усмехнулся про себя Эдик и, ободряюще кивнув служащему, подошёл к банкомату…

Театр лилипутов

По воскресным дням Пётр Павлович позволял себе не торопиться с подъёмом после ночного сна. Не хотелось признаваться самому себе, но вопреки фактам не пойдёшь! Ему, работающему пенсионеру, с каждым годом требовалось всё больше времени на восстановление отданных за напряжённую неделю сил. Не поддаваясь робким попыткам супруги урезонить его уйти с завода, упрямо, как заведённый, он продолжал изо дня в день преодолевать многократно просчитанные за долгие годы двести тридцать пять шагов от парадной их дома до проходной. А жене, когда та особо донимала, втолковывал:

– Ты уразумей, мать! В прежние годы было у нас, почитай, два десятка цехов. Из них только токарных – аж, три. Теперь наш один и остался, да и тот обчекрыжен. Из главного вспомогательным сделался, не в обиду будь сказано, ремонтным. Работаем – три с половиной калеки, вроде меня. А молодых разве заманишь? Им бы всё торговать или бумажки с места на место перекидывать.

Вот уж дореформируются до точки, последний корпус под конторы да склады переделают, тогда деваться некуда, уйду. Но, честно, боюсь этого часа: вместе с заводом и мне конец придёт. Я, ведь, с ним по живому связан!

Вот и сегодня, в воскресенье, время уж к десяти подходило, а Пётр Павлович, едва встав, в спортивных штанах и майке по привычке вышел на балкон попробовать, как он говорил, погоду.

Неожиданно тренькнул звонок у входной двери, и донёсся приглушённый разговор супруги с кем-то незнакомым. Минуту спустя в комнату с важным видом уверенной походкой прошествовал чрезвычайно низенький господин в чёрном рединготе. Затылок незнакомца прикрывала шляпа-канотье, из-под которой на воротник ниспадали густые иссиня-чёрные волосы. Дойдя до середины комнаты, человечек проворно сдёрнул шляпу и плавной дугой по-хозяйски метнул её на диван. Расстегнув сюртук, он намерился его снять.

Дольше таиться на балконе, став невольным свидетелем манипуляций низкорослого, показалось Петру Павловичу недостойным, потому он, шагнув в помещение, сказал мимоходом «здрасте» и вышел в коридор, где едва не сшиб с ног ещё троих недоростков, распаковывавших дорожную сумку. Мысленно чертыхнувшись, он перешагнул через саквояж и метнулся в сторону кухни, чтобы выяснить у жены суть происходящего. Однако женщины там не оказалось. Стоявшая на плите наполовину опорожнённая кастрюлька с остывающей овсянкой свидетельствовала, что жена с его мамашей уже позавтракали.

«Вечно они торопятся, будто нельзя полчаса повременить! – проворчал он беззлобно, – изголодались, поди, за ночь-то». Привычно налив вопреки увещеваниям супруги стакан воды из-под крана. Медленно, точно смакуя, выпил, как делал это всегда, натощак. Заметив, что мыльный раствор скопился в раковине, пошарил рукой и обнаружил скользкие остатки каши, залепившие сливное отверстие. «Наверняка маманя посуду мыла! Вот неймётся старой. Говоришь ей, говоришь: хватит, наработалась за жизнь. Теперь наш черёд. Бесполезно, ни в какую»!

Матери Петра Павловича в прошлую среду исполнилось девяносто. Старуха скукожилась, почти ослепла, с трудом передвигается по квартире, но привычку участвовать в домашних делах не оставляет, бестолково пытаясь то и дело подсобить жене в готовке и уборке. Так и живут они, поддерживая друг друга, три далеко не молодых уже человека. А отпрыски разлетелись.

Сын Руслан служит на Северном флоте. Обзавёлся своей семьёй и в отчий дом уже добрый десяток лет не заглядывал, ограничиваясь поздравлениями с праздниками по телефону. Младшенькая, Людмила, получив какой-то новомодный «грант» – что это за зверь, за какие такие заслуги, Пётр Павлович ничего толком и не понял, кроме того, что деньги – укатила учиться в Париж. Похоже, ей там так понравилось, что возвращаться в родные края вовсе не намерена, парижанка шутова! И отцовская наука, вроде «где родился, там и пригодился» или «там хорошо, где нас нет», в одно ухо влетела, а из другого со свистом испарилась. Что ж делать, другие они. Чужим разумом живы, с чужого голоса поют. А кто виноват? Да мы сами и недоглядели! Упустили, одним словом.

Горькие размышления мужчины прервала жена, явившаяся на кухню не в обычном линялом халате, а в старомодном, но любимом ими всеми крепдешиновом платье, которое лишь по торжественным поводам и надевала.

– Или запамятовал я, что за праздник нынче, мать? – изумился Пётр Павлович.

– А такой праздник! Артисты к нам в дом пожаловали, театр лилипутов. Это Люська прямо из Франции по своему Интернету заказ сделала. И оплатила. Бабулю решила в день юбилея ублажить.

– Так юбилей-то у старушки третьего дня как состоялся! Проворонила, что ли?

– Ну, уж скажешь! Специально так. На буднях-то тебя дома нет, вот к выходному и приурочила. Пусть, говорит и папаня потешится. Да ты сам её и надоумил, чему дивишься теперь?

– Я? Да мне такое и в башку не придёт!

– Забыл, небось, когда дочка в прошлый раз звонила, жаловался, что мамка наша совсем интерес жить потеряла. «Клоунов, что ли, позвать» – не твои разве слова?

– Ну, Люська, отчебучила! Так я это тогда просто, ну, для красного словца сказанул. А что до «лилипутов», так их каждый день в новостях по «ящику» кажут: то заседают, то по заграницам разъезжают, пыжатся значимыми представиться. Тьфу!

А эти, что пришли… Нет, не для меня представление, не по вкусу. Идите вы с маманей на пару глазейте. Вот мне всегда конфузно делается, когда рослые-то за деньги перед публикой чудачат. А тут мелкота за ради нас суетиться станет, будто мы баре какие. Нет, не стану глядеть, совестно. Да, а ты ступай уже, не томи артистов…