Текст книги "Туристы (сборник)"

Родная сторона

Дорога, обозначенная в атласе как «шоссейная без твёрдого покрытия» на деле оказалась грунтовым летником, который привёл к ветхому мосту через русло быстротечной, местами обмелевшей, речки. Сразу въехать на позеленевшие ото мха доски настила показалось неразумным. Оставив машину на подъезде, Юрка с Фёдором вышли на берег и остановились в задумчивости. Юркина дочь-восьмиклассница, которая без особого желания согласилась сопутствовать им в поездке, не выказывая интереса к окружающему, удобно устроилась на заднем сидении и, покачивая головой в такт, слушала музыкальную дребедень через наушники кассетного плеера.

– Задачка, дядь Федь! Боюсь я рисковать. Больно хлипок мосток-то с виду. Как бы не ухнуть! Да и не похоже, что кто-то вообще тут ездит. Видишь, свежих следов от шин нет. Колея старая, заросла совсем. Вон, гляди, там, у заводи дед какой-то рыбу удит. Поди-ка, спроси у него: видал он когда, что б машина по мосту проезжала.

Вернулся Фёдор минут через пять, с сомнением покачивая головой.

– Говорит, что сходу «Москвич» сможет проскочить. Только что-то я сомневаюсь. Боязно. Нет, давай-ка, Юрка, вернёмся назад и пойдём по шоссейке вдоль этого берега! Там, у нашего села, небось, мост-то капитальный отгрохали. Дорога от райцентра и раньше была неплохая, гравийная, а теперь, должно, и вовсе в асфальт закатали! – предположил Фёдор радостным голосом, предвкушая долгожданную встречу с родными местами.

Рязанщину он покинул осенью сорокового года, когда по призыву отправился служить в армию. Практически едва обученным новобранцем с первых дней боёв попал на передовую. Протопал пол-Европы, дважды по ранению побывал в госпиталях. Так вышло, что после войны женился и осел в столице, а отчий край так ни разу и не навестил. Близкой родни в селе не осталось – родители умерли в войну, а сестра, Юркина мать, перебралась в Подмосковье, к мужу.

Но родное село жило в воспоминаниях. Оно представало во снах, будто звало приехать, порадовать глаза милыми с детства пейзажами, наполнить лёгкие живительным воздухом далёкой юности. Ему представлялись добротные дома, утопающие в зелени садов на крутом берегу полноводной реки, величественный, пусть и с заколоченным входом, храм на холме в центре села и могила бабки на погосте возле него.

По дороге он взахлёб рассказывал Юрке о шумных базарах по воскресным дням, с которого бабушка неизменно приносила завёрнутый в тряпицу жёлтый кружок топлёного масла и кулёк кускового сахара. Вспоминал огромный «барский» сад, раскинувшийся на окраине села на месте разграбленной в гражданскую помещичьей усадьбы, в котором – как казалось детям – яблок было не счесть. В тот сад так и тянуло забраться его со сверстниками, даже образ колхозного сторожа не пугал. И с риском добытые там яблоки казались куда как вкуснее и сочнее домашних.

Будто наяву слышался Фёдору дружный стук топоров: в былые времена каждую весну, после паводка, местные мужики споро наводили через реку мост, служить которому предстояло до зимы. А на противоположном берегу плотников криками уже торопили возчики гружёных подвод, дожидавшиеся переправы. За селом на заливных лугах паслись стада многочисленных коров.

Известно, что бытовые проблемы и неурядицы сильно не затрагивают душевных струн молодого человека, если, конечно, не несут в себе трагического начала. Наверное, в целом судьба их семейства до ухода Фёдора на воинскую службу складывалась относительно благополучно, потому-то он, скорее всего, несколько идеализировал прошлое, и, рассказывая, приукрашивал возникавшие в памяти картинки былой жизни. Тем не менее, похоже, по большому счёту так оно и было: дома, яблоневые сады, базар, стада.

Увы, реалии дней наших оказалась иными. Никакого моста поблизости от села не обнаружилось. Следуя совету случайного грибника, им пришлось возвращаться на шоссе и дать кругаля километров эдак в тридцать. Перебравшись наконец за реку, они выяснили, что приличной дороги, ведущей к селу, не существует вовсе – имеется нечто неопределённое, так, просёлок. Слава Богу, несколько дней стояло вёдро. Добраться до места в распутицу им было бы не суждено совсем.

Худо ли бедно, но после полудня странники въехали на околицу родного села Фёдора. Тот сразу нахохлился и, недоумевая, из окна глядел по сторонам. Дома вроде бы стояли на положенных местах, вдоль улиц. Но что они собой представляли – серые, скособоченные, обветшалые, подслеповатые – и ни одного вокруг новодела.

И захваченный в плен вездесущим кустарником храм высился на холме мрачной, заброшенной громадой с проломленным куполом без креста и брешами в стенах. На погосте не видать было надгробий, лишь едва заметные, ивняком поросшие бугорки свидетельствовали о захоронениях. Некому оказалось ухаживать за кладбищем в обезлюдевшем поселении!

Не было в помине не только «барского» сада. Плодовые деревья на подворьях, как оказалось, в лихие годы, когда обложили их налогом, сельчане извели под корень.

Некогда плодородные чёрные земли – сунь палку, укоренится – будто бы по колдовскому заклятию перестали родить. Да и тучные стада куда-то запропастились. Теперь на лугах от них и следа не осталось.

Проехав по всем пяти улицам некогда, по рассказам дядьки, оживлённого села, Юрка насчитал на каждой из них до дюжины определённо обжитых ещё строений и всего две телевизионные антенны над ветхими крышами. Ему давно стало не по себе в этом Богом забытом месте. Дочка, до того со скучающим видом глазевшая на окружающее запустение, дожевала взятую в дорогу шоколадку и задремала, свернувшись калачиком.

А Фёдор с отрешённым видом упорно перемещался от дома к дому, долго и терпеливо стучал в калитки. В случае удачи, допытывался об участи памятных ему семейств у вышедших к нему сельчан, которые, не будучи старше его, рядом с ним, крепким шестидесятипятилетним горожанином выглядели дряхлыми и измождёнными. В результате поиски его обернулись ничем. Никого из довоенных приятелей отыскать не удалось. Жизнь жестоко распорядилась судьбами его ровесников – многие не вернулись с фронтов, кто, встав на путь правонарушений, сгинул в заключении. Иные умерли от лишений и пьянства, а то и по собственной дури погибли в мирное время.

Выяснились удручающие подробности быта села. За ненадобностью закрыли школу. Фельдшерский участок также уже много лет не работал. Если вдруг кому-то приспичит показаться врачу, предстоял пеший марш до райцентра. Реку переходят вброд, а дальше семь километров тропами.

Два раза на неделе, если не случалось бездорожья, в продуктовую лавку села завозят хлеб и старики со старухами тянутся с котомками запастись им на несколько дней…

Полдня, проведённые в родных краях, надломили Фёдора. Впервые Юрка видел, как неловко, отвернувшись от них, сгорбив спину, навзрыд плакал старший брат матери – пожилой, повидавший на своём веку горе, утраты и смерть седой фронтовик, долго о том мечтавший и, наконец, свидевшийся с отчим домом спустя сорок семь лет разлуки. Увы, не слёзы радости душили ветерана. То вырвалась наружу безысходная тоска по порушенному и сгинувшему в небытие. Ничего светлого не народилось в родной сторонушке за прошедшие годы, да и не грезилось впереди…

Тут-то крепко пожалел Юрка, что прямо-таки навязал дочери участие в поездке на родину её бабушки. Да кто ж знал, как криво всё обернётся! Но лучше бы не становиться девчонке свидетелем преображение весёлого, полного энтузиазма в предвкушении свидания с молодостью родича, каким выглядел он по дороге из Москвы, в человека сникшего и слезливо молчавшего, точно на похоронах близкого, по пути обратно.

Командировка

Такова уж традиция была у Дяди Вартана, принимать нужных ему людей в одном из опекаемых им бильярдных залов. Вот и мне на этот раз назначили встречу в салоне у пруда, что в глубине парка «Останкино». Радушный хозяин вышел ко мне по-домашнему, в линялых джинсах и поддельной майке от Armani:

– Очень тебя прошу, дорогой, слетай ненадолго на юг. Считай, в командировку посылаю. Давно ты в тех краях не был. Тянет, наверное? Проветришься, отдохнёшь недельку, а заодно мне небольшую услугу окажешь. Ничего сверхсложного. Просто небольшой семейный конфликт поможешь разрулить. Родственник мой, Карен – неплохой малый, но увлекающийся очень. Никак успокоиться не может, хотя под пятьдесят уже балбесу. Из-за этих его увлечений и жена ушла от него. Понимаешь, влюбчивый он. Как новую бабу заприметит, точно пёс охотничий стойку делает. А уж если блондинка, себя забывает, всё готов отдать, лишь бы ласки добиться. Ладно своё, он и чужое подарить норовит. Сейчас, опасаюсь, такой как раз случай, блондинка.

Лётчик он, в «Аэрофлоте» работает. Как только международные рейсы разрешили, я помог ему документы нужные сделать, и он из Сочи стал в Венгрию летать. Иногда случается, на подмену отправляют и в далёкие страны. Вот недавно такой момент вышел, послали его в Перу. Там он по моей просьбе купил шубку из ламы для Лены, дочери старшего брата. Купил, понимаешь, привёз, а отдать не торопится. Звоню ему, вопросы задаю, так он лепечет что-то несуразное. Сомневаюсь я: опять, что ли волочится за кем герой-любовник и готовится шубой моей благосклонность красавицы оплатить?

Давай, дорогой, поезжай, разберись там. Шубы не жалко, я ему десять куплю, если попросит. В принципе дело: он слов понимать не хочет. Значит, порядка нет. В любой семье плохо это. Наказать надо, чтобы дурному примеру другие не последовали.

Как раз и племянница моя там сейчас, с подружкой своей неразлучной на туристической базе в горах отдыхают. Базой той отец её заведует, Мхитар, брат мой. Ему с Кареном выяснять отношения не с руки, да и не конфликтный он по характеру. Для этого дела нужен человек строгий и нейтральный. Потому тебя и прошу. Лена на месте всё объяснит. Знаю, что не откажешь старику!

В аэропорту тебя встретит мой человек. Давай, запиши его телефон. Хочешь, на квартире поживи там несколько дней или в гостинице. Как сам решишь. Потом отвезут тебя в горы на турбазу. Если что, трудности какие, звони, дорогой в любое время…

* * *

Старый жук, этот Вартан. Темнит, что-то. Стал бы он из-за дерьмовой шубки огород городить! Да, пусть, на месте поглядим…

Пока самолёт не заглушил двигатели, я угадал среди встречающих того, кто ждал меня. Свидание с этим бритоголовым крепкого телосложения человеком в тёмных очках пока в мои планы не входило. Немного подсуетившись, я затерялся в толпе тех, кому не терпелось первыми ступить на землю всесоюзной здравницы. Во всеобщей сутолоке, скрывшись за чьей-то широкой спиной, проскользнул незамеченным мимо не слишком расторопного посыльного дяди Вартана.

Прежде всего, на такси приехал к знакомому дому на окраине. Дверь в квартиру, как всегда, оказалась незапертой. Зашёл без стука. Навстречу никто не вышел. В спальной заглянул в платяной шкаф, прикинул, будет ли во что переодеться. Вышел в коридор. Шедшие навстречу от входной двери две женщины сначала отшатнулись от неожиданности, но, признав, овладели собой, наклонив головы, поздоровались. Не вступая в разговор, кивнул им в ответ.

В своей комнате спиной к двери безвольной куклой полулежал в кресле светловолосый мужчина неопределённого возраста. На полу возле кресла стояли стакан и почти пустая бутылка виски. Это был мой младший брат.

– Здравствуй!

– Привет, ты всё-таки приехал.

Голос тихий, бесцветный. Фраза без интонаций.

– Я не мог не приехать. А ты, вижу, всё так же?

– Да.

– Уверен, что тебе можно столько пить?

– Не знаю.

– Завязать не планируешь?

– Нет.

– Пойдёшь со мной в ресторан? Я зверски проголодался в дороге.

– Нет, спасибо. Не хочется…

– Как знаешь. Но, имей в виду: увезу тебя с собой.

– Прямо сегодня?

– Нет, после того, как пару дней проведу в горах. А прежде хочу немного побыть в городе. Вечером, после заката, обязательно пойду купаться. Как в детстве, помнишь?

– Да. Ты брал меня на море с собой. Но никогда не спрашивал, хочется ли мне туда.

– Кстати, когда ты был на пляже в последний раз?

– Не помню. Кажется, года три тому назад. Нет, больше. Ещё жива была мама. Ты же понимаешь, после того, что произошло, я не могу подойти к берегу.

– Что город? – ушёл я от опасной темы.

– Он всё такой же, но в то же время, совсем другой. Я редко выхожу.

Неожиданно что-то стукнуло по жестянке оконного отлива. Брат заметил мою реакцию, и едва заметная улыбка тронула его сухие тонкие губы. Такие же были у нашей матери.

– Нервы! Что, по-прежнему ежеминутно приходится быть начеку? Успокойся, всего лишь соседские мальчишки. Это их любимое развлечение – кидать мелкие камушки в моё окно. Ждут, что я разозлюсь. Тщетные надежды, мне всё равно.

– Хочешь, выйду, надеру им уши?

– Зачем? Говорю же, меня это не трогает.

– Тебе принести поесть?

– Нет, спасибо. Тётя Мария с дочерью готовят мне. Только аппетита нет всё равно.

– Ну, я тогда пошёл. Возможно, вечером увидимся.

– Как знаешь…

Город действительно сильно изменился. Или я просто отвык от него. Здесь довелось родиться, провести детство, юность. Потом не по своей воле, но по собственной неразумности оказался далеко отсюда, в совершенно иных климатических условиях. Там протянулись нудные и самые никчёмные семь лет моей жизни, наделившие, правда, полезными в определённом смысле знакомствами. Именно тогда, когда меня увезли, и заболела наша мама, что, в конце концов, привело к трагическому исходу…

Да, город стал иным, а вот приезжий люд почти не изменил паскудности своих манер и привычек.

Впереди меня по набережной под ручку двигалась подвыпившая семейная пара курортников. Я с детства научился находить отличия между мужем и женой или любовниками. Для уличного пацана, по мелочи промышлявшего на чужом ротозействе, это было важно. Надо же, прежние навыки не ушли с возрастом!

Уже за несколько шагов слышался их чересчур громкий смех, пустой разговор навязчиво лез в уши.

– Я сегодня на рынке очень удачно купила батистовую рубашечку, такую миленькую распашонку. Сшита на молоденького мальчика, а на мне сидит – прелесть! Вечером покажу, – вещала женщина.

– Вот вернёмся в Кустанай, подари её своему батяне. Прикинь: «Ну, ты, Мань, даёшь!» – передразнил её спутник дурным гнусавым баритоном далёкого тестя.

Женщина в голос расхохоталась и теснее прижалась к плечу мужа. Он же, судя по всему, был чрезвычайно собой доволен. Дело обычное для пьяного: в подобном состоянии самооценка завышается, а высказанные банальности и пошлости представляются верхом остроумия и находчивости.

Возвращаться в дом никакого желания у меня не было. Поэтому, сославшись на дядю Вартана, снял приличный номер в одной из современных гостиниц и, оставив в нём свой небольшой багаж, спустился в ресторан.

За соседним столиком средних лет дама, чрезвычайно уверенная в себе и отягощённая жизненным опытом, поучала молодую девушку, по всей видимости соседку по номеру:

– Милочка, запомните раз и навсегда: нельзя верить мужчинам, особенно на курорте! Им невдомёк, что иногда женщине нужен просто умный собеседник, спутник для вечерних прогулок, не более. Но мужчина такое естественное обращение к нему сразу трактует превратно. Видит перед собой зелёный глаз светофора, служащий сигналом, разрешающим решительные действия.

– Да, мне почти тоже самое говорил один мой знакомый, мужчина уже в летах: «никогда не верь нашему брату». Видите, даже сам признал…

Не желая и дальше слушать эту галиматью, я отсел в дальний угол. Наверное, за долгие годы отсутствия у меня утратились все элементы признаков местной идентичности, потому что тут же у самого уха заворковал томный шёпот:

– Молодой человек, вам не скучно одному?

Совершать дальнейшие манёвры по полупустому залу не хотелось, поэтому решил немного позабавиться, включившись в игру:

– Мадам, вам следует знать: я – профессионал, а не искатель удовольствий. Напротив, предлагаю их на рынок. Это мой товар. Если вы кое-что умеете и не утратили вкус к такого рода развлечениям – я к вашим услугам.

Но всякие услуги, как принято, должны вознаграждаться. Вот так, всё на деловой основе и без сантиментов.

Да, и вот ещё что: сразу хочу предупредить во избежание недоразумений. Дело делаем без лишней болтовни. Мне вовсе не хочется знать, как ведёт себя в постели ваш муж, и чем болеют ваши отпрыски. Поверьте, это не равнодушие и чёрствость, а инстинкт самосохранения, своеобразная техника безопасности, если хотите.

Мы сойдёмся в вашем номере, и на какой-то промежуток времени наши тела будут ублажать друг друга, но, чур! – души врозь.

Потом мы расстанемся так же случайно и вдруг как и встретились в этом мире. И лишь одно чувство имеет право принести физическое удовлетворение – ощущение удачно совершённой сделки.

С разинутым от удивления ртом девица выслушала мой спонтанный монолог, после чего, презрительно фыркнув, исчезла так же незаметно, как и подкралась. Можно было бы отдать должное её профессионализму, если бы не позорная ошибка в выборе клиента. Надо бы при случае объявить ей неполное служебное соответствие.

По обедал сугубо механически, не оценив должным образом старание поваров. До вечернего купания ещё оставалась уйма времени, я вернулся в гостиницу и, как убитый, проспал в прохладе едва шипящего кондиционера, до вечера. Встал, почувствовав себя отдохнувшим, и понял: самое время идти на пляж. Удачно, что у гостиницы он свой…

Размеренно движусь в приятно обволакивающей, тёплой среде. Покойно. Смотри-ка, не разучился! Руки и ноги действуют автоматически, будто каждодневно этим занимаюсь. Значит, можно заплыть подальше. Рядом никого. Нагнал двух девушек, ненароком подслушав их разговор. Одна мечтательно говорит подружке:

– Ах, как хочу большой, чистой южной любви, хотя бы на предстоящие двадцать дней!

«Ага, значит, у них отпуск только начинается» – отметил про себя.

Было пора возвращаться. Повернул к берегу. Когда поравнялся с девушками, одна из них вильнула в мою сторону и будто случайно коснулась рукой моего плеча:

– Ой, извините. Кстати, добрый вечер! А меня Таей зовут!

– Нет, Таечка, со мной ваши мечты вряд ли имеют шанс осуществиться, – дал ей понять, что невольно стал свидетелем её откровений. – Времени у меня здесь от силы пара дней. Да и из них любви могу уделить всего-то час-другой. Но пока я в городе, можете заходить в гости. Живу в «люксе» на третьем этаже…

Бабушкиному завету: кто рано встаёт, тому Бог даёт, приучил себя следовать с подросткового возраста. Правда, тогда это имело и практический смысл, так как спросонья люди на базаре менее бдительны. Впрочем, опять куда-то вкривь уходят мои мысли – что значит очутиться в городе воспоминаний!

Похоже, что кое-кому также не спалось. В дверь робко постучали, и, не дожидаясь разрешения, пользуясь моей беспечностью в отношении дверных запоров, в номер впорхнула та, вечерняя купальщица, в лёгком халатике:

– А вот и я! Вы не против? Мы с вами вместе купались вчера, не забыли? Вы ещё позвали меня в гости!

Я поднял глаза от местной газеты, в которой внимание моё, прежде всего, привлекла обширная сводка криминальных новостей и, от изумления не найдя достойного ответа, повернулся к вошедшей вместе со стулом.

– Так вы что же, живёте в таком большущем номере один, без соседей?

– Нет, просто сосед гуляет. Да ладно, шучу! Нет здесь никого кроме меня, я человек нелюдимый от природы.

– Ну да уж, нелюдимый! По вам этого не скажешь. Так вот, значит, как живут в люксе, – прошлась Тая по номеру, с детским любопытством заглядывая во все углы. Та-а-к… А это вот такая у вас постель, ну и ну! – увидела девушка широкую кровать в спальной комнате. Танцующей походкой она приблизилась к кровати и навзничь повалилась на неё. Сладко потянувшись, так, что разошедшиеся полы халатика совершенно открыли её бёдра до лёгких трусиков, искусительница продолжила:

– Ох, как хорошо у вас, прохладно. А с нашей стороны корпуса – солнце с утра в окно жарит. Ну что же вы, как окаменелый! Идите сюда, сядьте рядом со мной.

– Может, тебе лучше подняться, девочка и запахнуть халатик? С мужчинами так не шутят. Ты хорошо подумала? – ещё стараясь сдержать себя, я подошёл к кровати.

– А кто вам сказал, что я шучу? Я, может быть, со всей серьёзностью намерений!

– Ну и откуда такая девчонка свалилась на мою голову! Ладно, я в принципе не против…

За завтраком в ресторане Таю ни на минуту не покидала радостная говорливость.

– Здесь всё так солидно, скатерти накрахмаленные! А у нас в городке кафешка только, да и в ней пьянь одна. Мы с девчонками как-то зашли по дури, так еле-еле убежали оттуда, даже пиво не допили. Кстати, мы знакомы уже целую вечность, а я даже не знаю, как тебя зовут!

– Если для тебя это важно, можешь звать меня Карлом.

– Карл. Красиво и неожиданно. А ты не тот Карл, что украл у Клары кораллы?

– Нет, это мне не по масти.

– В смысле?

– Просто у меня иная сфера деятельности. Но тема эта малоинтересна. Если ты насытилась, можем немного пройтись. Это полезно для пищеварения.

Задумавшись, сам не заметил, как мы оказались на берегу ручейка, несущего между бетонных парапетов струйку мутной воды к морю.

– Для чего сделали такое мощное ограждение, воды-то кот наплакал!

– Это сейчас там всего лишь ручеёк, но видела бы ты, во что превращается его русло после ливня, или когда снег тает в горах!

– Ух, как здесь всё интересно! Давай, просто постоим, взявшись за руки, и послушаем, как журчит вода!

Но нет, право, в этом городе и на пять минут невозможно интеллигентным людям уединиться, помечтать наедине с природой. Кругом эти курортники!

Старая женщина, фигурой напоминающая гитару, повёрнутую к верху грифом, вела за руку внучонка лет пяти. Рядом шла девочка, вероятно, уже школьница.

– Богя, посмотги, несчастный, что ты сделал с твоими бгюками!? – сильно картавя, вдруг закричала женщина на мальчика. – Чем ты умудгился их так изгваздать?

На берегу мальчишки кидали в воду камешки. Внучок вырвал руку, подражая другим, поднял камешек и неловко, по-девчачьи взмахнув рукой, отправил его в воду, чем вызвал новую бурю возмущения со стороны наставницы:

– Не смей! Что за манегы! За это штгафуют! Вот милиционег увидит, он тебе задаст тгепака! Люди чистят дно, а они засогяют!

– Бобэ, а сколько с него возьмут? – заинтересовалась вдруг девочка.

– Не знаю, сколько. У него-таки стольких денег нет! – веско констатировала старуха.

Каждому определён свой порог терпения, после которого внешние раздражители становятся просто невыносимыми. Я этого предела достиг за сутки пребывания в родном городе. Поэтому, возможно, излишне резко потянул Таю за локоть:

– Знаешь, всё, хватит с меня южных впечатлений. Вернёмся в гостиницу. Мне надо собираться в дорогу.

– Ты уезжаешь насовсем? Мы что же, больше не увидимся?

– Возможно, что и так. На всякий случай запиши мне номер своего гостиничного телефона. Представится случай, позвоню…

* * *

На автостоянке перед гостиницей, опершись о «Волгу» чёрной масти с чёрными же номерами военного округа, скучал тот смуглолицый тип, что встречал меня накануне у трапа на лётном поле. Дальше таиться не было никакого резона, и я, проводив девушку до стеклянных дверей, вернулся к нему.

– Не надоело загорать здесь?

– Зачем так говоришь! Знаешь же наши законы гостеприимства. Сколько надо, столько ждать буду. Ну как твои дела, брата навестить успел? Ох, как жалко его, ведь, такой молодой совсем!

– Брат – это моё личное дело. Кстати, откуда тебе про него известно?

– Э, дорогой, слухами земля полнится. Нам много чего о тебе известно.

– Слышал, наверное: будешь много знать, скоро состаришься! «Если доживёшь» – добавил я мысленно, и повернул разговор в другое русло. – Сейчас поднимусь к себе, переоденусь, и можем отправляться. Просвети, мил человек любознательности ради, ты что, уж не из военных ли будешь? Смотрю, ефрейтор у тебя за рулём.

– Зачем так шутишь! Какой я военный, так, самый мирный человек. Кстати, меня Вачо зовут. А машину мне командир одной части даёт, полковник. Займёт у меня денег, а отдавать нечем. Вот его люди долг и отрабатывают…

Через четверть часа мы двинулись в путь. В предгорье по просьбе шофёра долить воды в радиатор, сделали остановку у ничем особенным не выделявшегося дома, скрытого в глубине плодового сада. Как объяснил сопровождающий, в том доме обитал его родич, не зайти к которому, проехав мимо, значило нанести большую обиду. Пришлось и мне вылезти из машины.

В замощённом дворе нам навстречу на кривых ножках выкатился пожилой, вежливый до приторности, плешивый коротышка. Щека и губы хозяина были вымазаны красным ягодным соком.

Мой спутник после положенных на Кавказе долгих приветствий перешёл к деловому разговору:

– Я тут предлагал одной знакомой бабе в Москве, но она отказалась. Будем ещё искать кандидатуры.

Потом пояснил мне:

– Понимаешь, дорогой, свояк триста штук баксов занял у хорошего человека, чтобы за кофейню отдать. Надо быстро-быстро бабки отбить и вернуть кредит! А работницу расторопную никак найти не можем.

– А где его шалман находится?

– У вас, в Москве. Рядом там ещё медицинский завод. На нём теперь новый директор рулит с фамилией таким смешным, ну, да ты слышал, наверное.

– Иванов?

– Что, Иванов?

– Фамилия чудная, говоришь, Иванов, что ли?

– Вах, опять ты со мной шутишь. Обидно, понимаешь. Нет, другой фамилия. Бры…, Бро… Ещё его «Ферейн» называют.

– А, Брынцалов! Так это на Каширке, вернее, на Варшавском шоссе, завод Карпова!

– Ну да, заведение на самом Варшавском шоссе, понимаешь.

Хозяин отошёл от нас, проковылял к тахте в углу беседки и прилёг на неё. Лёжа на спине, взял из вазы пригоршню спелых вишен и загрузил в рот. Ловко работая челюстями и языком, отделил от косточек. Прожевал мякоть, проглотил и, повернув голову вбок, свернув губы трубочкой, ловко выплюнул косточки в тазик на полу. Не глядя в мою сторону, наказал Вачо:

– Скорее ищи работницу! Обещай, пять процентов дневной выручки ей на карман! А тебе, когда найдёшь, магарыч ставить буду, не обижу…

* * *

Дорога до турбазы оказалась не из лёгких, и мы добрались до места лишь под вечер. Не обращая внимания на явно выказываемое мной неудовольствие, разместились вдвоём с Вачо в деревянном домике на ближнем к горам краю небольшой территории. Встретивший нас администратор, рассыпаясь в любезностях, тем не менее, твёрдо заявил, что других вариантов поселить нас не имеется. Все места как в основном, двухэтажном корпусе, так и в «коттеджах», заняты гостями. Оно и понятно – сезонный наплыв.

Составить своему сопровождающему компанию за ужином я отказался. Непривычный к аскетизму, он ушёл в столовую один. Я же, от нечего делать, пока совсем не стемнело, решил подняться по тропе выше в гору и осмотреться. По дороге спохватился, что не оделся теплее. Махнув рукой, решил не возвращаться: сойдёт и так!

Навстречу спускалась группка средних лет женщин, вероятно, отдыхающих на турбазе. Они, скептически оглядев мою экипировку, с сочувствием предупредили;

– Ой, не ходите туда без тёплой одежды, ужас, как холодно! Снизу-то всё иначе смотрится, а там, увидите, едва ли не иней на траве…

Когда я вернулся после рекогносцировки, утоливший голод спутник похрапывал на своей койке. Как и должно быть в горах, быстро стемнело. Я тоже прилёг, но сон не приходил. Накинув на плечи куртку, вышел прогуляться по территории турбазы.

Отсутствовал около получаса, а на обратном пути, проходя мимо окна нашего домика, понял, что у Вачо гостья. Первые же услышанные мной фразы их разговора заставили затаиться и навострить слух. Женский голос явно отчитывал моего компаньона, а тот заискивающим тоном оправдывался.

– Тебе же ясно было сказано: не светиться здесь, а сразу же вернуться в город!

– Лена Мхитаровна, поймите, никак нельзя было назад в ночь ехать. Шофёр неопытный, путь далёкий – совсем бы пропали. Утром рано-рано встанем и уедем. Никто меня больше не увидит!

– Глупая твоя голова, наоборот всё! Надо, чтобы видели, как ты отсюда уехал. Нарочно перед отправлением пошуми на шофёра, у машины с нашим гостем так прощайся, чтобы многие услыхали. И гляди у меня! С братцем его всё должно пройти гладко, так, чтобы врачи ничего не заподозрили. Пил, перебрал лишку и откинулся. Так сплошь и рядом случается.

– Сделаю в лучшем виде, всё, как вы говорите. А сюда мне не возвращаться, чтобы с гостем вопрос решить?

– Сказала же, уезжай совсем! Я не хуже тебя справлюсь. Но сначала – Карен. Завтра он возвращается из Будапешта. Встретишь его в аэропорту, но так, чтобы он тебя не видел. И проследи, куда будет заходить. Поймёшь, что точно едет домой – сюда, значит, отстань от него. Если что-то подозрительное заметишь в его поведении или контактах, звони моему отцу. Всё, я ушла, а то скоро сосед твой вернётся…

Поняв из разговора главное, я отошёл подальше от домика и укрылся за кустарником, чтобы дать возможность заговорщице удалиться, не догадавшись о наблюдении.

* * *

Следующее утро преподнесло сюрприз непривычному к жизни в горах: за ночь выпал снег. И это в конце июня! Растущие вблизи деревья неожиданно зацвели белыми цветами, контрастирующими с зеленью листьев. Кусты с комочками снега на ветках выглядели точно заросли хлопчатника с раскрывшимися коробочками. Склоны гор забелели вдруг так, словно во второй раз в году зацвела черёмуха.

Ясно было, через час-другой порыв ветра, как бы невзначай заглянувшего на плато из межгорья, принесёт тёплый воздух, из-за восточной вершины выглянет весёлое горное солнце, распадутся вмиг тучи, и стекут на землю, превратившись в капли воды снежные «цветы». Смотришь, а к полудню и тепло вернулось…

Действительно, днём от снега и следа не осталось. Это было кстати и потому, что растаяли также мои следы, вынуждено оставленные на облюбованной накануне тропке, круто сбегающей от домика вниз к следующему витку ведущей в город дороги. Примерно там, по моим прикидкам, шофёр-ефрейтор должен был заметить, что спустило переднее колесо и остановиться для его замены. Подходящий оцинкованный гвоздь-«десятка», накануне подобранный мной в куче строительного мусора под лестницей главного корпуса турбазы и расчётливо приставленный остриём к протектору, должен был впиться в резину сразу же, как только автомобиль тронется с места.

В мою же задачу входило, пока водитель возится с колесом, незаметно подобраться к машине с противоположной стороны. В результате расслабившемуся в тепле и задремавшему на заднем сидении под льющийся из динамиков магнитолы чарующий голос Рози Армен Вачо уже не суждено было проснуться никогда. Тех трёх минут, пока звучала мелодия «Нубар-Нубар», мне оказалось более чем достаточно. То-то удивится солдатик, приехав в город! Жаль, не доведётся наблюдать эту сцену…