Текст книги "Жажда"

– А остальных убитых женщин ты знал? – спросил я, глядя на Бродкова.

Он перевел на меня взгляд. Кажется, я отвлек его от каких-то мыслей.

– Марию знал, да, – проговорил лесничий, чуть помедлив. – А гордячку нет. Они с мужем лишь в этом году приехали в Кленовую рощу, и мы их видели разве по воскресеньям, в церкви.

– Гордячку?

– Ага. Так мы в деревне ее прозвали. Да и барина тоже.

– Отчего?

– Так они не водились ни с кем. Гостей не принимали и сами ни к кому не езживали. Поначалу-то соседи норовили с ними подружиться, да только, бывало, приедет иной помещик в Вершки знакомиться, а барину тамошнему слуга уже с заднего крыльца лошадь подает. И поминай как звали. А супруга его не выйдет даже – скажется больной, или горничная доложит, что барыня спит, и будить не велено. Так и перестали к ним ездить.

– Неужели эти помещики только в церковь и ходили? – с удивлением спросил Мериме. – Как-то странно.

– Вот вам крест, доктор, – подтвердил лесничий. – Иногда только к ним приезжал кто-то в карете – должно быть, из Петербурга. А вот что за человек, да и один ли, никому не известно.

– Так уж и никому? – спросил я. – А слуги?

– Нет, они тоже ничего не знают. Их всегда на это время отпускали. Матушка Прасковья расспрашивала тамошнюю кухарку, которая приходится ей золовкой, но ничего не добилась.

– Правда? – Я был заинтригован.

Что за таинственный посетитель, о котором не положено знать слугам? Почему хозяева сами были готовы обслуживать гостя или даже нескольких?

– А ты сам со слугами говорил? – осведомился я.

Бродков покачал головой и сказал:

– Нет. Но слышал кое-что краем уха.

– Где?

– В бакалейной лавке. Вера болтала с хозяйкой, Аннушкой.

– Вера?

– Да. Так мы зовем служанку убитой барыни.

Ясно, речь шла о Вирджини Лювье, француженке.

– Это ведь она нашла свою хозяйку мертвой, – продолжал лесник. – Должно быть, жутко перепугалась, – Бродков неожиданно усмехнулся. – Зато как набросились на нее наши кумушки! Вера, небось, уже устала рассказывать, как оно все было. Хотя ей это, кажется, даже в радость. Я не осуждаю. Должно быть у девушки хоть какое-то утешение. – Никифор снял широкополую шляпу, достал из кармана большой цветастый платок и вытер лицо и шею. – Уф, ну и жара! – пожаловался он. – Деревья стоят сухие, трава пожухла, речка обмелела. Берега все в трещинах. Как неурожай вышел, так совсем житья не стало народу. Раньше аренду платили за землю немалую, а все же как-то перебивались. Пояса потуже затягивали, но жили. А нынче мрет народ с голода.

– А как ты познакомился с Марией Журавкиной? – спросил я.

– Так ведь она была горничной у мадам де Тойль, а я у нее работаю садовником.

– Как? – вмешался Мериме. – Мы думали, ты лесничий.

– Так-то оно так, – согласился Бродков. – Только денег эта должность приносит мало. Мадам был нужен садовник. Она спросила, не соглашусь ли я приходить иногда к ней и следить за садом. Вот я и согласился.

– И давно это было? – спросил я.

– Да уж, считай, почти пять лет прошло.

– А Мария долго служила у мадам де Тойль?

– Полтора года. Бедняжка! Приехала в Кленовую рощу и нашла там свою смерть. – Лесник сокрушенно покачал головой.

– Прежде она здесь не жила? – спросил Мериме, достал из кармана трубку и начал набивать табаком. – Ты увидел ее в этом году впервые?

– Нет, почему же? Я знал ее еще совсем маленькой, лет четырех. Ее семья жила в Кленовой роще. Потом отец упал с лошади и сломал шею, а мать умерла от чахотки, и девочку взяла на воспитание тетка. Кажется, она держала галантерейную лавку. Не думаю, что зарабатывала много, но денежки у нее наверняка водились. После похорон родителей она увезла Марию в Петербург. Какое у девчонки было детство, не знаю, но вряд ли ее сильно баловали.

– А что заставило Марию вернуться спустя столько лет? – спросил я.

– Она говорила, что тетка умерла, не оставила ей в наследство ни гроша. Все отписала церкви. Поэтому Маше пришлось искать работу, и она решила попытать счастья в родных местах.

– Жаль, что она его не нашла, – заметил Мериме.

– Не говорите, доктор. – Лесник сокрушенно покачал головой. – Такая славная была девушка! У кого могла подняться на нее рука, ума не приложу.

– Она никогда не вела себя странно? – спросил Мериме.

Он уже успел раскурить трубку, теперь сидел и важно ею попыхивал.

– Вы о чем это?

– Ну, может, выходила по ночам или встречалась с кем-нибудь тайно?

– Нет! – резко ответил лесничий. – В Кленовой роще такое, слава Богу, не заведено. А Мария, уверяю вас, была девушкой порядочной!

Доктор притворно смутился.

– Ну, что вы. Я совсем не то имел в виду.

– Тем лучше! – отрезал лесничий и отвернулся.

Вид у него был мрачный и возмущенный.

Я взглянул на Мериме, и он виновато пожал плечами. Впрочем, едва ли доктор испытывал раскаяние.

До конца поездки я несколько раз пытался заговорить с Бродковым, но лесник отделывался отрывочными фразами. Он явно больше не желал, чтобы мы его расспрашивали. Тогда я откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и решил подремать. Однако сон не шел. Вместо этого в голову лезли разные мысли, подозрения и догадки.

Что это за странная семья, которая сидит, запершись у себя дома? Кто приезжает к ним в карете и не показывается посторонним? Почему все убитые женщины прибыли в Кленовую рощу именно этой весной? В этом же году, кстати, сменился священник. Вдруг первой жертвой преступника была не Мария Журавкина, а отец Исайя? И самое главное вот в чем: связаны все эти события между собой или же это только совпадение?

Постепенно мои мысли переключились на недавнее происшествие на почтовой станции. Я даже не заметил, как увидел перед собой перепуганное лицо кучера, который теперь восседал на козлах и довольно бодро покрикивал на лошадей. Мне казалось невероятным, что буквально часа полтора назад он не желал вставать с постели и умолял дать ему успокоительное. Этот здоровый детина тогда, в комнатушке конюхов, казался таким жалким, что теперь мне с трудом верилось, что это один и тот же человек.

Мара. Кажется, именно это слово употребил кучер, говоря о ночном визитере, привидевшемся ему. Мои познания в фольклоре были не сильны, и я решил обратиться за разъяснениями к Мериме.

– Доктор, кто такие мары? – спросил я шепотом, чтобы кучер не услышал.

Бродков взглянул на нас с удивлением, но желания вступить в разговор не проявил. Он, напротив, надвинул шляпу на лоб и сложил руки на груди.

– Выдуманные существа, – ответил Мериме. – Являются людям по ночам, усаживаются на грудь и вызывают дурные сны. В Европе их зовут суккубами или инкубами – в зависимости от пола. Если такое существо повадится к кому-нибудь, то его жертва может умереть от истощения. Но вообще это, конечно, суеверия, объясняющие эротические сновидения и утреннее похмелье.

– Думаете, наш кучер действительно видел такую тварь? – с усмешкой осведомился я.

– Я врач, поэтому предпочитаю объяснять все с точки зрения материализма, – отозвался Мериме. – По-моему, обращаться к мистицизму стоит только в том случае, если ни одна научная гипотеза не подошла.

– То есть в принципе вы не отрицаете возможность существования суккубов? – спросил я в шутку.

Мериме пожал плечами.

– В данном вопросе трудно занять однозначно отрицательную позицию, – ответил он. – Известно множество случаев, когда люди вскрывали могилу, будучи уверены в том, что обнаружат там вампира, который приходит к ним по ночам.

– Ну и как, успешно?

– Они верили, что да. – Мериме, несмотря на абсурдность темы, говорил вполне серьезно.

– Что вы имеете в виду?

– Иногда трупы лежали на боку, причем выглядели довольно свежими, а под ногтями и на губах у них имелась кровь. Когда же им пробивали грудь колом, мертвецы издавали какой-либо звук.

Я невольно поежился и спросил:

– И это все реальные случаи?

Мериме кивнул и сказал:

– Многие из них засвидетельствованы официальными лицами, присутствовавшими на эксгумации.

– А зачем пробивать грудь?

– Чтобы пригвоздить мертвеца к земле и помешать ему выбраться из могилы, разумеется.

– Вы связываете суккубов с вампирами?

– Полагаю, это явления одного порядка.

– И как вы объясняете то, о чем рассказали, с точки зрения материализма?

Мериме пожал плечами и проговорил:

– Точно не могу сказать, но объяснения есть. Иногда тела долго сохраняют свежий вид – многое зависит от грунта и окружающей температуры. А химические реакции могут привести к образованию в трупе красной жидкости.

– Мне кажется, наш кучер стал жертвой опьянения, – сказал я. – Мужики часто ловят под лавками чертей, когда напьются.

Доктор понимающе кивнул.

– Белая горячка.

– Она самая.

– Знаете, я бы предпочел, чтобы всему сверхъестественному находилось простое и логичное объяснение.

– Почему?

– Мы, врачи, привыкли иметь дело с вещами материальными, объяснимыми. Но если нечто сверхъестественное действительно существует, то это переворачивает все с ног на голову, отменяет постулаты, на которых зиждется современный рациональный мир.

Мы помолчали. Вдруг мне в голову пришла одна мысль.

– Доктор, – обратился я к Мериме, – а если бы оказалось, что ведьмы, суккубы и прочие инфернальные твари существуют, то что вы предпочли бы: пересмотреть точку зрения на мир или уничтожить всю эту нечисть, чтобы отстоять привычный порядок вещей?

Мериме с изрядным удивлением посмотрел на меня и нахмурился.

– Ну и вопросы вы задаете, господин Инсаров! – воскликнул он, доставая платок, чтобы в очередной раз протереть очки. – Право, не знаю. Над этим нужно поразмыслить, причем хорошенько. Дайте время.

– Пожалуйста. А пока вы думаете, я постараюсь подремать. На этой жаре меня что-то совсем развезло.

Я прикрыл глаза. Повозка покачивалась довольно ритмично, колеса однообразно поскрипывали – это убаюкивало. Дорога была на удивление ровной. Я даже не заметил, как заснул.

Мне приснились Вышинские. Князь мерзко ухмылялся, скаля мелкие зубы. Виолетта смотрела на меня не мигая – так, словно впала в сомнамбулический ступор. Ее мать я почему-то не видел, но нисколько об этом не жалел.

Князь подался вперед и ухватился руками за раму. Кажется, он намеревался выбраться из нее. Его тело отделилось от холста с тихим шлепком, на лице отразилось удовлетворение. Виолетта, не сводя с меня глаз, последовала за отцом.

Я хотел было попятиться назад, но почти сразу уперся спиной в стену. Вышинский тем временем перекинул правую ногу через раму и нащупывал пол носком сапога. На лице дочери появилась едва заметная усмешка. Полные губы приоткрылись, и я разглядел два белых длинных клыка.

Мериме растолкал меня как раз в тот момент, когда крошка Виолетта протянула ко мне тонкие, почему-то очень костлявые руки с кривыми ногтями.

Я открыл глаза и с облегчением понял, что мы въезжаем в Кленовую рощу.

– Спасибо, что подвезли. Дальше я пойду сам, – сказал лесничий, закидывая свой мешок на плечо.

Мериме велел кучеру остановиться, и Бродков ловко спрыгнул на землю.

– Всего хорошего, господа, – проговорил лесник, приложив пальцы к полям шляпы. – Храни вас Господь.

– Поезжай в гостиницу, – приказал я кучеру, когда Бродков отошел.

– А где это, ваше благородие? – спросил тот угрюмо. – Я здесь впервые.

– Как иногда трудно отвыкнуть от Петербурга, не правда ли, Петр Дмитриевич?! – осведомился Мериме. – Все кажется, что достаточно назвать адрес, и извозчик доставит тебя, куда требуется.

Я огляделся и подозвал какого-то тощего мальчишку, околачивавшегося неподалеку. Он грыз маленькое зеленое яблоко, должно быть, ужасно кислое.

– Скажи-ка, малый, где здесь лучшая гостиница? – спросил я, когда он подошел к нам.

– Лучшая? – переспросил мальчишка с удивлением. – Не знаю, барин. У нас всего одна гостиница.

– Которая?

– «Дионис».

Надо же, какие изыски в такой дали от Петербурга.

– И где же она находится?

– А вон там, – мальчишка показал пальцем, – за углом.

– Спасибо, приятель, – я бросил ему гривенник. – Держи!

Паренек ловко поймал монетку на лету и улыбнулся, продемонстрировав отсутствие верхних передних зубов.

– Спасибо, барин!

Интересно, как он умудрялся откусывать от яблока?

* * *

Собственно, Кленовая роща была не совсем деревней. Для таковой она выглядела слишком благоустроенной. Я бы даже сказал, что в скором времени это поселение сможет претендовать на звание уездного города, правда, совсем крошечного. Думаю, Кленовая роща и теперь могла быть к нему приравнена, не находись она так близко от столицы.

Дома, окруженные заборами, сады, нынче, правда, совсем чахлые, улицы и канавы, указатели и подобия площадей, а также пара аллей, высаженных по всем правилам регулярной парковой архитектуры. Все это наводило меня на мысль о том, что Кленовой рощей управлял человек толковый и к обязанностям своим неравнодушный.

Впрочем, далеко не все постройки выглядели одинаково. Хватало как аккуратных домов, в том числе и довольно больших, так и старых, маленьких, покосившихся лачуг с поредевшим плетнем и снятыми воротами.

На улице попадались люди – все больше старухи, дети и женщины неопределенного возраста. Меж ними встретились нам и несколько мужичков, худых, с нечесаными волосами и клочковатыми бородами. Они щурились, глядели на нас, пока мы проезжали мимо.

Судя по всему, Кленовая роща переживала тот же экономический упадок, что и прочие деревни, расположенные на огромной территории от Балтики до Урала. Нищета, голод, разорение и, как следствие, высокая смертность уже вызвали брожение среди простых людей. Особенно напряженная обстановка сложилась в Курской, Воронежской, Орловской, Рязанской и Саратовской губерниях. Из-за земельных переделов множество крестьян теряли там свои участки. Доходило до того, что отчаявшиеся мужики и бабы ложились под сохи новых хозяев наделов, не давали им пахать, и поля оставались невозделанными. Жара, это страшное проклятие Господне, довершала дело.

Близ столицы бунтарские настроения были не особенно заметны, сказывалось расположение здесь воинских частей, прежде всего гвардейских. Однако речи странников и юродивых, появлявшихся то тут, то там и предсказывавших скорый конец света, падали на благодатную почву, находили самый живой отклик среди бедняков.

Я думал об этом, проезжая по улицам Кленовой рощи и наблюдая картины запустения, особенно очевидные на фоне следов деятельности местной власти по благоустройству деревни.

* * *

«Дионис» оказался двухэтажным зданием, выкрашенным в зеленый цвет. Сделано это было давно, судя по тому, что краска сохранилась лишь местами и повсюду виднелись голые серые доски. Двускатная крыша имела коньки, вырезанные в форме лошадиных голов. На них сидели вороны. Черепица изрядно прохудилась и потрескалась, на земле валялись коричневые обломки. Должно быть, их сбрасывали птицы, шастающие по крыше. По обеим сторонам крыльца возвышались гладко обструганные столбы, поддерживавшие небольшой покатый карниз, украшенный резным бордюром.

Несколько собак различных расцветок мирно лежали под окнами, прикрыв глаза и вяло отгоняя хвостами мух и слепней. Они прятались от солнца в тени, отбрасываемой зданием, и по старой привычке поджидали, не выбросит ли кто-нибудь объедки.

Внутри «Диониса» было не намного прохладнее, чем снаружи, но по крайней мере солнце не слепило глаза.

– Дайте нам два номера, – сказал Мериме, подходя к стойке, за которой примостился маленький круглый человечек в больших очках, закрывавших почти половину его лица.

Одет он был в черный сюртук и малиновую жилетку, заметно лоснившуюся на животе – должно быть, от частого прикладывания к конторке. На толстом коротком указательном пальце поблескивал скромный золотой перстень.

– Господа из полиции? – осведомился управляющий, а может, и хозяин гостиницы, глянув на Мериме поверх очков.

– Почему вы спрашиваете? – поинтересовался я.

На сыщика доктор нисколько не походил.

Человечек расплылся в довольной улыбке.

– Стало быть, так оно и есть, – заключил он, снял с гвоздя два ключа и пояснил: – Вам заказали номера еще вчера.

– Кто? – спросил я, забирая у него ключи.

– Господин Армилов, наш полицмейстер. Его уведомили о вашем приезде телеграммой из Петербурга. Номера оплачивает полицейское управление. Если вам не понравятся эти, можете выбрать другие. Народу сейчас мало, гостиница пустует.

– Неужели никто не заинтересовался убийствами? – спросил я. – Мне казалось, что Кленовая роща должна кишеть пронырливыми репортерами, слетевшимися на свежее мясо.

– К нам действительно приезжали несколько журналистов, разнюхивали что-то для своих газет. Они ведь любят писать про кровь и смерть, – проговорил маленький человечек и поправил очки, съехавшие на нос. – Я не пустил их на порог, хотя доходов у меня сейчас почти нет.

– Отчего же вы обошлись с ними столь сурово?

– Не желаю, чтобы они писали гнусности о Кленовой роще. Да и потом, репортеры, останавливающиеся на день-другой, – народ не самый надежный. Эти щелкоперы могут съехать, не уплатив по счету.

Кажется, у маленького управляющего «Диониса» давно сложилось свое представление о журналистской братии. Интересно, на основе личного опыта или слухов? Я склонялся ко второму варианту.

– Вы хозяин?

– Собственной персоной, – на губах человечка мелькнуло подобие улыбки. – Доход небольшой, так что лишнего человека не наймешь.

– А сейчас кто-нибудь живет в гостинице? – спросил Мериме.

Маленький человечек кивнул и ответил:

– Вчера приехал один господин, занял номер на первом этаже.

– Кто такой?

Человечек раскрыл толстую книгу, провел пальцем по странице и сообщил:

– Николай Евгеньевич Козловский, частный коммерсант. Так он записался.

Мы с Мериме переглянулись. Что коммерсанту делать в Кленовой роще, если даже в Петербурге вот уже сколько времени почти никто ничего не покупает?

– Вы проверили его документы? – спросил я.

Маленький человечек фыркнул и заявил:

– Разумеется, нет! Я ведь не прошу ваши паспорта.

Я кивнул и сказал:

– Это я так, на всякий случай.

– Понимаю, – отозвался человечек. – Но в гостиницах принято доверять постояльцам. Если у них кредитоспособный вид, конечно.

– Хорошо, – произнес я, отдавая доктору один ключ. – На каком этаже наши номера?

– На втором.

– Позаботьтесь, чтобы багаж был туда доставлен как можно скорее.

– Да, ваше благородие, не беспокойтесь, – человечек поклонился и почему-то стал похож на пингвина, виденного мною в зоологическом саду господина Роста, расположенном в Александровском парке.

– Как, кстати, вас зовут? – спросил я.

– Леонтий, – хозяин гостиницы расплылся в улыбке. – К вашим услугам.

– Будьте добры, господин Леонтий, если явится полицмейстер, попросите его подняться ко мне в номер. – Я взглянул на бирку, прикрепленную к своему ключу: – Двенадцатый.

– Слушаюсь, ваше благородие.

Я взглянул на брелок доктора и нахмурился. На бирке стояла цифра четырнадцать.

– Нам нужны соседние номера, – сказал я.

Хозяин гостиницы удивленно кивнул и сказал:

– Конечно, господин следователь. Вы их и получили.

Мериме посмотрел на мой брелок и рассмеялся.

– Все в порядке, Петр Дмитриевич, не волнуйтесь. Наши комнаты рядом. Пропускать тринадцатый номер – обычная практика в гостиницах. Кто же захочет жить в нем? – добавил он, сделав страшные глаза.

– Суеверия, знаете ли, – развел руками хозяин «Диониса». – Зачем мне нужна комната, которую никто не снимет? Это невыгодно – одни убытки.

– Признаться, я удивлен порядку, заведенному в Кленовой роще, – проговорил я.

Брови коротышки приподнялись. Он меня явно не понял.

– Номера на дверях, – пояснил я. – Даже по пути сюда, когда мы останавливались на почтовой станции, там имелись таблички с цифрами.

– Да, понимаю! – Леонтий расплылся в улыбке. – Это все господин Армилов. Он велел. Очень уж любит порядок.

– Вот как?

– Да, ваше благородие. Как побывал в Париже, так сразу, едва возвратясь, взялся за дело. Много полезных нововведений сделал. Прогрессист. Громоотводы вот приказал поставить. Теперь грозы можно не бояться. Вы запишетесь в регистрационную книгу?

– Разумеется. – Я взял перо, протянутое мне владельцем заведения, обмакнул в чернильницу и вывел в указанной графе свое полное имя и род занятий.

То же самое после меня проделал доктор.

– Надеюсь, вам у нас понравится, – сказал Леонтий, когда мы направились к лестнице.

Я тоже на это надеялся.

Глава 3, в которой я осматриваю заброшенное имение

Едва мы с Мериме успели пообедать в ближайшем трактире и вернуться в «Дионис», как в мой номер кто-то постучал резко и властно.

Я открыл дверь и увидел высокого усатого мужчину в полицейской униформе. Сукно было отутюжено, пуговицы горели огнем, сапоги сверкали, как глаза цыганки. Фуражку посетитель держал под мышкой.

Широкое медно-красное лицо с носом-бушпритом излучало самодовольство и блестело от пота. Кожу покрывали мелкие оспинки, темные волосы, густо смазанные бриллиантином, плотно прилегали к черепу.

Вне сомнения, это был местный полицмейстер.

– Господин Армилов? – осведомился я и отступил на шаг, чтобы дать ему войти.

– Так точно. – Голос у посетителя оказался негромкий и довольно приятный. – Господин… Инсаров?

Я чуть поклонился.

– Совершенно верно, к вашим услугам.

Полицейский удовлетворенно кивнул и быстрым, явно вошедшим в привычку жестом разгладил усы. Он посмотрел мне в глаза, брови его чуть дрогнули, однако вверх не поползли. Армилов явно умел владеть собой.

– Ради услуг вас сюда и прислали, верно? – проговорил он. – В том смысле, что вам надо сыскать убийцу. Сами-то мы не справляемся.

По тону полицмейстера было непонятно, всерьез он говорит, или слова его следует понимать иронически.

– Как доехали? – продолжал Армилов, не давая мне времени что-то сказать в ответ. – Вам нравится в «Дионисе»? А где ваш спутник? Мне телеграфировали, что вас будет двое.

Я подумал, что если этот человек всегда задает сразу столько вопросов, то едва ли получает ответы хотя бы на половину из них, вслух же сказал:

– Благодарю, добрались вполне удачно.

Если не считать досадной задержки на почтовой станции. Ночью в тамошнем номере мне пришлось пережить пару неприятных мгновений. С другой стороны, кабы не пьянство кучера, я не услыхал бы разговор под окном и не познакомился бы с местным лесником.

Армилов подошел к окну и выглянул во двор.

– Прекрасный вид, не правда ли? Места у нас замечательные. Сейчас, конечно, засуха, и судить об этом трудно. Давно приехали? Успели оглядеться?

Из окна номера виднелись полдюжины чахлых, скрючившихся от жары ив, низкорослые кусты шиповника с пожухлой листвой и пара облезлых собак, изнывавших на солнце. Лично меня такое зрелище не особенно вдохновляло, но спорить я не стал. Как известно, всяк сверчок хвалит свой шесток.

– Чертово солнце! – отрывисто проговорил полицмейстер, цокнув языком. – Сейчас просто жуть какая жара, но она спадет, вот увидите. Обычно здесь очень мило, хотя с первого взгляда и не скажешь.

– Вы давно служите в Кленовой роще? – спросил я, воспользовавшись краткой паузой.

– Без малого восемь лет. А где лекарь, который должен проводить вскрытие? Вы его привезли? Наш местный доктор, господин Фаэтонов, говорит, что скоро трупы начнут разлагаться. Они лежат на льду в подвале больницы, а он в такую жару быстро тает. Ну так как? Где петербургское светило, прибывшее с вами?

– В соседнем номере. Его зовут Анри Мериме, он француз, но уже лет двадцать живет в России. Мы часто пользуемся его услугами.

– Хорошо, – сказал Армилов и машинально пригладил усы. – Большой специалист, значит. Когда он намеревается производить вскрытие?

– Надо спросить. Подождите минуту, я позову его.

– Валяйте, – буркнул полицмейстер, уселся на стул и бросил фуражку на пол.

Я окинул его взглядом, пытаясь составить первое впечатление. Белые перчатки были заткнуты за лацкан форменного сюртука. Жара не позволяла неукоснительно придерживаться устава. Из-за манжеты торчал краешек бумаги – то ли письмо, то ли четвертинка для пометок.

Я решил, что местный полицмейстер – человек дельный и амбициозный. Его уверенность в себе нисколько не была поколеблена приездом столичного следователя. Надо думать, Кленовую рощу он знал хорошо и держал крепко. Что еще требуется от чиновника, находящегося на такой должности?

Армилов, пока я его разглядывал, достал из кармана клетчатый платок и принялся вытирать лицо, следя за тем, чтобы не нарушить форму усов.

Я вышел в коридор и постучал в соседний номер. Через мгновение дверь приоткрылась, в проеме показалась голова доктора.

– Ко мне пришел глава местной полиции, – проговорил я. – Спрашивает, когда вы собираетесь проводить вскрытие. У них-де нет специального помещения, чтобы хранить трупы, и тела вот-вот начнут разлагаться.

– Тогда нужно торопиться, – ответил Мериме. – Скажите ему, что я только прихвачу инструменты, и мы сможем ехать в морг. Сами знаете, какая недолговечная вещь улики, – доктор закрыл дверь.

Я вернулся в свой номер, кивнув полицмейстеру, дожидавшемуся меня, и сказал:

– Господин Мериме будет готов через несколько минут.

Армилов присвистнул.

– Однако шустрый парень этот ваш доктор! Даже не отдохнет с дороги?

– Вы же знаете, какая недолговечная вещь улики, – процитировал я своего спутника. – Сегодня они есть, а завтра их уже нет. Расследование заходит в тупик из-за одного пропущенного дня.

– Вы правы. – Армилов подобрал фуражку и встал. – Мы, слуги закона, не имеем права потакать своим прихотям, когда жизнь наших сограждан в опасности. Нельзя терять ни минуты. Поторопите вашего доктора. Мы сейчас же едем в морг!

– Не нужно меня торопить, тем более в морг, – раздался у меня за спиной спокойный и чуть насмешливый голос моего спутника. – Вы господин Армилов, не так ли? Меня зовут Анри Мериме. Я готов следовать за вами.

Полицмейстер чуть наклонил голову, потом быстро оглядел доктора. Он словно ощупал его, обыскал.

После этого Армилов повернулся в мою сторону и спросил:

– Господин Инсаров, вы с нами?

Я отрицательно покачал головой и ответил:

– Не вижу необходимости присутствовать при вскрытии. Доктор потом представит мне свое заключение.

Полицмейстер равнодушно пожал плечами.

– Как хотите, – сказал он, надевая фуражку. – Идемте, доктор.

* * *

Я остался в одиночестве.

Да, Мериме сейчас попытается найти хоть какие-то улики. Мне же надо допросить пастухов, горничную, людей, знавших покойных женщин. Однако стоило мне присесть на кровать, как я почувствовал, что не могу бороться с сонливостью. В дороге меня основательно растрясло, сказались ночные треволнения.

Я отбросил угрызения совести, улегся в постель, закрыл глаза и уснул почти мгновенно.

Мне привиделось какое-то старое здание. Оно стояло в парке, окруженное скрюченными деревьями, в кронах которых гнездились вороны. Сверху поминутно доносилось их хриплое карканье.

К полуразрушенному крыльцу вела дорожка, узкая и извилистая. По обе ее стороны возвышались кусты дикого шиповника, выставлявшие ветки, покрытые тонкими шипами. Они будто бы хотели преградить мне путь.

Я стоял перед высокими чугунными воротами. Одна из створок была приоткрыта и вросла в таком положении в землю.

Мне хотелось пройти по тропинке, подняться по каменным ступенькам и постучать в дверь. Я видел большой медный, позеленевший от времени молоток в виде кольца с хищно оскалившейся львиной головой.

Парк выглядел довольно большим. Ограда терялась за деревьями, мне казалось, будто дом стоит посреди леса. Сосны и ели, возвышавшиеся на участке, усиливали это впечатление.

Откуда-то донесся негромкий свист. Он не испугал меня, хотя и насторожил. Я пошел по заросшей дорожке и вскоре остановился перед крыльцом. Серый камень покрывали темные полосы – словно кто-то пролил и размазал какую-то жидкость.

Свист все усиливался, но при этом у меня не возникало впечатления, что его источник приближается. Мне по-прежнему казалось, что он доносится издалека. Борясь с неясным омерзением, которое вызывали у меня следы на ступенях, я поднялся на крыльцо и взялся за дверной молоток. Медь была холодной и шершавой – металл изъело время. Я трижды постучал и отступил на полшага. Если не считать пронзительного свиста, вокруг царила тишина.

Спустя полминуты за дверью раздались приближающиеся шаги. Кто-то, шаркая, шел открывать.

Вот хозяин дома или его слуга остановился у порога. Я ожидал услышать лязг отодвигаемого засова, но вместо этого дверь заунывно скрипнула и отворилась.

За ней была темнота. Я чувствовал легкую растерянность. Где же человек, шаги которого я только что слышал? Почему он не покажется на свет, ничего не спросит? Я стоял, всматривался во мрак и не мог ничего разглядеть.

Вдруг из пустоты появилась голая женская рука. Она словно висела в воздухе, отделенная от тела. Тонкие пальцы, заканчивающиеся длинными ногтями, протянулись ко мне и скрючились, словно птичьи лапы. Я отпрянул, едва не оступился и не упал с крыльца.

Свист резко оборвался, на смену ему пришло змеиное шипение. Тьма за дверью зашевелилась. Мне казалось, что теперь она состоит из тугого клубка черных скользящих тел.

– Сюда! – раздалось изнутри дома.

Я развернулся и бросился прочь.

Разбудил меня настойчивый стук в дверь.

Я открыл глаза, не сразу понял, что вернулся из сна в реальный мир, взглянул на карманные часы, выложенные на тумбу, и обнаружил, что не проспал и двух часов.

Мне все еще казалось, что я отчасти остаюсь во сне, но через миг стало понятно, откуда бралось это ощущение. С улицы доносился свист. Должно быть, кто-то подзывал собак, чтобы дать им объедки.

В мою дверь снова кто-то забарабанил, и я невольно припомнил медный молоток на дверях запущенной усадьбы.

– Это Армилов! – раздался голос полицмейстера. – Спите вы, что ли?!

– Представьте себе, да! – буркнул я, скинул одеяло, спустил ноги на пол и попытался нашарить башмаки. – Что у вас стряслось?

– Новое убийство! – гаркнул Армилов.

Я мигом очутился у двери и откинул щеколду.

Полицмейстер выглядел растерянным и злым. Не дожидаясь приглашения, он прошел в комнату, снял фуражку и бросил ее на комод.

– Кто на этот раз? – спросил я, закрыв дверь.

Полицмейстер мотнул головой и ответил:

– Не знаю! Она не из наших мест.

– Значит, опять женщина.

– Да.

– Почему вы так уверены в том, что она не из Кленовой рощи?

– Я знаю всех, кто здесь живет. Такая у меня служба.

– Понятно. Когда обнаружили тело?

– Два часа назад. В лесу около часовни. Я распорядился оградить это место и ничего там не трогать. Подумал, может, вы захотите посмотреть, – проговорил Армилов и окинул скептическим взглядом мой наряд.

– Само собой. Нашли какие-нибудь улики, орудие убийства? Чем, кстати, ее убили?

– Не знаю. Похоже на предыдущий случай. Сквозная рана в области сердца. Видимо, убийца забрал оружие с собой.

– Где доктор Мериме?