Текст книги "Танец песчинок"

* * *

Едва я вышел на улицу и прошёл несколько десятков метров, как понял, что за мной следят. Преследователи не скрывались, и, хотя держались на отдалении, позволяли себя рассмотреть, встречая мой испытующий взгляд холодной улыбкой и льдистым сиянием голубых глаз.

Люди барона Рюманова.

Кажется, он решил отплатить мне за слежку, если Шустер действительно что-то сделал, как и обещал. Я некстати вспомнил, что позабыл спросить об этом. Дурацкое ощущение, что в таком случае будет не так обидно, если со мной что-то случится. По крайне мере, я пострадаю за дело.

Я успел пройти пару кварталов, размышляя, не стоило ли вернуться к привычке носить с собой оружие. Когда-то я отказался от этого (во многом благодаря доводам Шустера), но сейчас, бросив пить, контролировал себя куда лучше, чем в прошлом.

Вдруг меня дёрнули за рукав плаща. Я обернулся и увидел Мерка. Взгляд у парня был виноватым, а под глазом расплывался синяк. Лицо от песка вновь закрывал платок, а не маска.

– Кто это? – глухо спросил я. – Те ребята, которые тебя тогда не догнали?

Он промолчал, не сделав попытки хоть как-то подтвердить или опровергнуть мои слова. Просто стоял рядом, старался не смотреть мне в глаза и беззвучно всхлипывал.

Из меня плохой утешатель. Я не знаю, что делать, когда люди рядом плачут, и совсем не важно ребёнок это, девушка, пожилой человек или здоровенный мужик. Чаще всего меня хватает только на абсолютно дурацкие в подобной ситуации «ну-ну» или «не стоит, в самом деле». Потому, не желая всё испортить ещё больше, я стоял и молчал.

Прошла минута, затем ещё одна. Я заметил, что Мерк уже успокоился и всхлипывает скорее по инерции. Сейчас следовало завязать разговор, который отвлечёт парня от плохих мыслей, но я не знал с чего начать. Окончание прошлой беседы стояло между нами, как стена.

– Простите, – опередил меня Мерк. – Простите за вчерашнее, детектив Грабовски. Я был не прав.

– Не стоит, – сказал я. С губ едва не слетело «я уже забыл», но я вовремя понял, что это ранит парня ещё сильней. – Мы все совершаем ошибки. Я не исключение, а скорее правило.

Всё-таки иногда банальности срабатывают. Главное, чтобы они действительно подходили под ситуацию, и ты верил в то, что говоришь.

Я верил, и ситуация подходила.

– Я не должен был того говорить, – продолжал Мерк. – Даже если это всё правда, я не должен был так себя вести. А это ведь не правда, так?

– Не совсем, – я вздохнул. – Я это и имел в виду, говоря про ошибки. Я действительно сделал твоей матери больно, пусть и не так сильно, как она тебе расписала. Она меня вынудила, но я виноват в том, что не сдержался. Можно было поступить иначе, а я разозлился и сделал то, чего не следовало. Совсем как ты вчера. Мы квиты, в общем-то.

– Хорошо, – он угрюмо кивнул. – А что у вас за дело было ко мне?

Я задумался. Вряд ли Мерк мог рассказать мне что-то большее, чем показал Канга и увидел я сам. Но, в тоже время, не стоило просто так прогонять парня, когда он пришёл мириться. Следовало что-то придумать и сделать это как можно быстрее, пока Мерк не понял, что это экспромт.

Однако вместо этого я выложил всю правду.

– Один человек сказал мне, что ты видел кое-что странное на вокзале. Видел, ведь так?

– Допустим, – Мерк насупился. – И что с того?

– Он говорит, что это некое страшное зло. Какая-то сущность, которая вырвалась на свободу. Я не совсем верю ему, потому что он производит впечатление человека, который слегка не в себе. Но я хочу попросить тебя сходить к нему вместе со мной. Обещаю, никто не будет заставлять тебя делать что-то против твоей воли.

– Кто этот человек?

Мерк напрягся. Я видел, что от имени зависит многое. Судя по всему, у парня были свои дела с некими людьми «не в себе», и мой ответ мог на многое повлиять.

– Канга. Старый шаман. Знаешь такого?

– А, этот, – Мерк расплылся в улыбке. – Видел пару раз. Он странный, но добрый. Однажды подарил мне бренчалку со своего посоха. Только я её после выменял.

– Думаю, он не обидится. А скорее всего и не вспомнит. Ну так как, сходишь со мной к нему?

Мерк кивнул, и следом у меня возникла ещё одна идея. Куда более дурацкая. Впрочем, подобные идеи у меня вряд ли когда-нибудь переведутся.

– Только есть одно «но». Люди барона Рюманова за мной следят, а мне не хотелось бы, чтобы они видели, что я иду к Канга не один…

Я осёкся, запоздало вспомнив, что люди Барона уже десять раз заметили, с кем я разговариваю. И даже если они не могли расслышать разговор, Мерка возьмут «на заметку», можно не сомневаться. Лучшим выходом было распрощаться с парнем, объяснить ему в чём дело и попросить добраться до Канга как-нибудь позже. Затем я бы предупредил шамана о визите Мерка, и все дела.

Однако я ничего не успел сделать или сказать. Едва стоило заикнуться о том, что за мной следят, как в глазах Мерка зажглись озорные огни. Я не видел его лица под платком, но мог поклясться, что парень улыбается. Весело и беззаботно, как умеют улыбаться только дети, даже если они выросли в Медине, а их лица покрыты синяками и ссадинами.

– Сейчас мы их сделаем! Бегите за мной!

Он выкрикнул и действительно бросился бежать. Я припустил следом, хотя в моём состоянии бег был не самым лучшим способом передвижения. Да, я чувствовал себя лучше, чем вчера, но это само по себе ничего не значило. Я ожидал, что организм вот-вот напомнит о своей слабости.

Однако шли минуты, но ничего не происходило.

Я бежал следом за мальчишкой широкими шагами и чувствовал, как на моём лице расплывается точно такая же улыбка, какая была у Мерка: беззаботная и весёлая. Я бежал и не чувствовал ног, настолько легко мне всё давалось. Я бежал, и песок под ногами пружинил, будто подталкивая меня взлететь и присоединиться к песчинкам в воздухе.

Даже в детстве я никогда так не бегал: погони случались, но чаще всего за ними стоял страх, а сейчас его не было и в помине.

Только свобода.

Только движение.

Только песок, ветер и удаляющаяся спина Мерка впереди.

Мы проносились по улицам, сворачивали в подворотни, пробегали насквозь старые разрушенные дома, изъеденные временем. Мы сворачивали на ходу, останавливались, чтобы отдышаться, и вновь бросались бежать. Оглядывались в поисках погони…

И хохотали.

Почти всё это время мы смеялись на бегу. Не знаю, как у меня хватало дыхания, чтобы бежать и смеяться одновременно, но именно так всё и было.

А потом мы выбежали к дому Канга, и наваждение закончилось…

* * *

Встретиться с шаманом в тот день нам было не суждено.

Мы прошли весь дом, заглядывая в каждый уголок, но нашли только пустые банки из-под пива, старый урчащий холодильник и рисунки на стенах.

Они разрослись с момента моего прошлого визита. Теперь перед нами была почти целая история. Этакий настенный комикс без слов, рассказывающий, как я понял, историю появления шамана в Медине. Канга однажды оказался среди странных существ – гигантских животных, отдалённо похожих на людей. Они и указали ему путь в Медину. Последняя картина показывала дом Шамана, холодильник и маленькую фигурку, сидевшую в центре комнаты.

От этих рисунков я почувствовал грусть. Думаю, дело было в контрасте между первыми рисунками с великолепным лесом и последней картиной, наполненной одиночеством.

– Кажется, Канга нет дома, – сказал я, когда мы обошли всё.

– Да, – кивнул Мерк облегчённо. Перспектива встречи с шаманом его, видимо, не очень-то радовала. – Но мы классно бежали.

– О, да, – тут мне даже не пришлось притворяться. Губы сами расплылись в улыбке, однако она тут же пропала. – Бежали классно, но теперь тебе нужно быть аккуратней. Люди барона будут подстерегать тебя. Обещай, что будешь осторожен?

– Обещаю, – он хмыкнул. – Что-то ещё, детектив?

Теперь в голосе мальчишки появилась издёвка, но я не мог понять, чем вызвана столь резкая смена тона.

– Ещё я бы посоветовал тебе держаться подальше от того, кто сделал вот это, – я поднял руку и указал на синяк на его лице. – Но ты наверняка не послушаешься. Если будут сильно доставать, ты знаешь, где меня найти.

– Спасибо, вы очень добры, – Мерк вновь хмыкнул, а затем пошёл к двери. Оказавшись на пороге, он обернулся, как будто специально ждал момента, когда я окажусь от него на расстоянии. – Мы с вами классно побегали, но дам вам один совет: не пытайтесь вести себя как мой отец, вы ведь всё равно им не будете. Я знаю, как о себе позаботиться.

Он вышел, а я остался стоять, пытаясь сглотнуть застрявший в горле ком. Когда ты становишься пьяницей, то привыкаешь постоянно ощущать вокруг дерьмо, но вот другим не позволяешь себя в него окунать. Сейчас подобное всё-таки случилось, но я промолчал, потому что чувствовал – Мерк сказал правду. Я действительно подсознательно пытался изображать отца. Того отца, которого у меня самого не было.

Не зная, что с этим делать, я нервно вздохнул, пнул пустую банку из-под пива, а затем вздрогнул. На улице послышался шум вездехода, а затем протяжно посигналили. Я бросился к окну, гадая, не случилось ли что-нибудь с Мерком, но мальчика на улице уже не было видно.

Зато на отполированном и блестящем на солнце вездеходе сидел Рюманов в белых одеждах и призывно махал рукой.

Больше всего в этой картине мне не нравилась улыбка на лице барона.

* * *

Я медленно брёл к вездеходу, пытаясь выработать стратегию поведения, но ничего не приходило на ум, кроме предостережений. Однако о том, что Рюманов – склизкая и опасная тварь, от которой лучше держаться подальше, я знал и до этого.

– Выглядите лучше, чем обычно, княже, – поприветствовал меня барон, когда я подошёл.

В ответ я промолчал. Демонстративно огляделся по сторонам, а потом уставился себе под ноги. Необходимость задирать голову и подставлять глаза под палящие лучи солнца, казалась мне отвратительной. Сомнительно, что на барона это произвело хоть какое-то впечатление. Его голос, донёсшийся сверху, был всё так же благодушен.

– Смотреть под ноги – отличная привычка, княже. Если хотите моего совета, что, конечно же, неправда, вам стоило бы заняться этим раньше. Сейчас необходимо смотреть вперёд. Впрочем, что это я сижу, а гостя дорого заставляю стоять? Залезайте, княже, нам предстоит долгая поездка.

– Куда и зачем?

Я запоздало понял, что бормотать в сторону, не самый лучший способ быть услышанным, но барон ответил:

– Нам нужно спасти вашего друга… Ах, простите, я вновь допускаю неточность, вам нужно спасти вашего друга. А я так, в сторонке постоять. Ну и помочь вам быстрее добраться. Между прочим, счёт идёт на минуты, если не на секунды. А потому, и в знак моего глубочайшего к вам расположения, сообщу, что речь, разумеется, о Шустере Крополе, который прямо сейчас пребывает в баре «Запах мамбо». В компании небезызвестной вам Легбы фон Гётце. Не по своей воле пребывает, прошу заметить. Хотя, пришёл он туда сам. Всё очень запутано. Залезайте, расскажу по дороге.

Я слушал его тарабарщину, а в голове разом щёлкало и вставало на места, словно запустили древний, давно не используемый механизм. Винтики и шестерёнки наконец-то согласовались между собой, и всё получилось.

Я спросил Легбу про жёлтые глаза, а она не задала ни одного вопроса, хотя не трудно догадаться, кто из наших общих знакомых постоянно носит тёмные очки. Я сказал Шустеру, что Легба знает кое-что про барона и город, и он отправился к ней, чтобы всё выяснить. А она знала, кто он и что он. Знала куда больше меня и решила это использовать.

Сегодня у меня случился день небольших открытий. Ещё раньше я узнал, что могу бегать быстро, весело и беззаботно. Сейчас я понял, что умею моментально взбираться на вездеход.

Барон смотрел на меня с лёгким любопытством, молчаливым укором и тайным одобрением. Ну и улыбочка ещё эта его, гаденькая.

Я протянул руку, схватил Рюманова за отворот плаща и притянул к себе, ожидая появления гвардейцев, вставших на защиту барона.

– Если хотите что-то сказать, то говорите прямо, – процедил я. – И езжайте уже, чтоб вас…

Он сделал какой-то неуловимый взмах рукой, вездеход дёрнулся, и мы едва не слетели с него. Барон прикрикнул, и машина пошла ровнее.

– Я и говорю прямо, – Рюманов цедил в тон мне и, как казалось, это доставляло ему удовольствие. – Ваш друг в плену у вашей любовницы. И понимая, кем она является, я не жду, что в этой ситуации с ним случится что-то хорошее. А кем он является, не подскажите?

– Не знаю, – я убрал руку и вцепился в скобы на корпусе вездехода. – Но он не-человек. У него глаза жёлтые.

Я сказал это потому, что мне захотелось сказать. И ещё потому, что не сомневался – барон не врёт. Факты именно таковы, как он их преподносит. А раз так – тайна Шустера уже не имеет значения.

Фактически, я предал его ещё в самый первый раз, когда спрашивал у Канга. Затем предал второй, у Легбы. А теперь это уже просто стало делом привычки.

– Любопытно, – пробормотал барон. – Но уже не имеет значения. Не желаете ли залезть внутрь? Вездеход вообще-то не предназначен, чтобы на нём ездили так, верхом. Я просто красовался.

Рюманов как-то виновато передёрнул плечами, и в этом жесте я тоже увидел правду. Такую, какая она и была.

– Зачем вы следили за мной? – спросил я.

– Хотел убедиться, что с вами всё будет в порядке, княже. Я и за другом вашим следил, и только благодаря этому узнал, что с ним сейчас происходит. Не будете же вы отрицать, что эта моя вольность оказалась предусмотрительной.

– Это не ответ на вопрос, – я помотал головой. – Что ещё за предусмотрительность? Мне казалось, мы с вами враги.

До этого дня я думал, что видел все улыбки барона Рюманова, но сейчас мне открылась ещё одна. Едкая, ехидная и очень заразительная. Мы несколько секунд так улыбались друг другу.

– Мы с вами никогда не были врагами, – Рюманов говорил медленно и вкрадчиво, но я слышал его, несмотря на шум ветра в ушах. – Просто мне удобно было, чтобы вы так думали. И чтобы все остальные так думали. Поверьте, княже, я охраняю ваш покой с момента появления в Медине. Вот уже десять лет, если мне память не изменяет.

Ещё один щелчок в голове, и картинка встала на место, но осматривать её прямо сейчас я не стал – как-нибудь позже, в более спокойной обстановке. К тому же, вездеход уже останавливался.

Прямо передо мной виднелась дверь, которая вела в «Запах мамбо». Окна были зашторены, вокруг ни души, а над самим баром повисла атмосфера тягучей беспросветности. Я даже невольно поёжился.

– Будьте осторожны, – сказал Барон ровным тоном. – Вам, как я полагаю, ничего не грозит. Может быть, только постараются задержать или обездвижить, чтобы вы не мешали. Легба фон Гётце, при всей кровожадности религии, которую она представляет, добрый и запутавшийся человек. Даже сейчас она просто совершает ошибку, хотя ещё и не подозревает об этом.

– Не хотите ли тогда пойти вместе со мной, чтобы растолковать ей это?

– Это вы зря, княже, – Рюманов вновь обрёл холодность. – Одно моё присутствие может побудить Легбу к необдуманным действиям. А вздумай я вмешаться… боюсь, тогда вообще непонятно, что будет дальше. К тому же, я охраняю ваш покой, а вот друзей своих, будьте добры, спасайте сами.

Последнюю фразу он произнёс твёрдо и решительно. За этим стояло куда больше, чем барон старался показать, но я не стал ничего говорить. В нарисовавшейся в моём мозгу картинке барон действительно должен был вести себя именно так. Моя охрана – это не единственная его цель в Медине.

– Ну что ж… – пробормотал я и принялся спускаться.

С каждым шагом ближе ко входу в бар я чувствовал подступающую слабость. Атмосфера беспросветности, почудившаяся мне, действительно имела место. И чем ближе я подходил, тем больше чувствовал её давление. Ноги задрожали, руки затряслись, а в горле пересохло. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод, но я продолжал идти, понимая, что если остановлюсь, то не смогу заставить себя сделать новую попытку.

А я хотел оказаться внутри. Я был виноват в происходящем и должен был остановить всё это. Но, помимо всего, мне было интересно увидеть, что же происходит внутри. За этим скрывались ответы на вопросы, которые меня терзали.

– Будьте осторожны! – выкрикнул Рюманов. – Мои люди помогут, если что-то пойдёт не так, но внутри вы можете рассчитывать только на себя!

Послышался резкий лязгающий звук гусениц. Барон снова пробурчал что-то неразборчивое, и вскоре шум мотора стих.

Я остался один, но, собственно говоря, так было всегда. Мои мнимые друзья оказались не такими простыми, как следовало думать, а враги, оказывается, занимались тем, что спасали жизни. Иногда даже мою… Я не знал, что мне предстоит увидеть внутри, но протянул руку и повернул ручку входной двери, размышляя, получится ли у Легбы и Шустера удивить меня.

Я был бы не против, если бы всё сложилось иначе.

Интерлюдия: Рюманов

Мы склонны считать его очень полезным и, безусловно, небывало одарённым человеком…

Всеблагой Император

Десять лет назад в Святом Петрославле выходит первый за год номер газеты «Столица». Заголовок на первой полосе наполнен криком страдания:

«Нас покидает ум, честь и совесть эпохи!»

Эстафету подхватывает и «Московийский Ратоборец», не стесняясь в выражениях:

«Мы теряем самых лучших!»

Чуть позже, исключительно в силу часовых поясов, выходит номер Самар-Ханского «Путешественника», где корреспондент лишь чуть-чуть преуменьшает масштаб трагедии:

«Печально осознавать, но эпоха подходит к концу. Герои больше не нужны отчизне…»

Екатериногорский «Ура! Рус» обходится и вовсе без заголовка:

«Мы всегда будем помнить покорителя Словакии!»

После такой внушительной первой строчки, «чтобы не мусолить трагическое событие», газета обращается к хронике Словацкой компании, которая, в своё время, и вознесла героя статьи на небосклон Великороссии. Даже просто перечисляя факты, журналист рисует перед глазами читателей картину подлинного величия.

Может создаться ложное впечатление, что кто-то умер. Оно и создаётся у тысяч и даже миллионов людей, которые шокированы подобными заголовками. Но на самом деле главный герой всех этих и многих других неохваченных статей находится в добром здравии, пусть и скрывается от внимания публики.

Как пишет пресса:

Барон Алексей Иванович Рюманов подал в отставку, получил от Верховного Волхва Перуна-Апостола наставления и, в качестве посла доброй воли и мира, отправляется в Медину.

Эти строчки вызывают у жителей Великороссии недоумение, граничащее с обвинением в помешательстве. Не барона, разумеется, ибо герои неприкосновенны. Но вот журналисты получают своё сполна.

Подал в отставку? Герой Словацкой компании? Едва ли не в одиночку разработавший план завоевания непокорных соседей? Тот, благодаря кому имперская армия почти не встретила сопротивления? Тот, кто сумел убедить Императора, сохранить многочисленные привилегии словацкой знати и добавить к ним вольности обычных жителей братской ныне страны? Тот, кому стоит памятник едва ли не в каждом крупном городе? И подал в отставку? В своём ли вы уме?!

Не меньшее удивление вызывает и визит к Верховному Волхву, а после добровольное изгнание. Барон никогда до сего дня не был истово верующим, предпочитая в религии, как и во всём остальном, умеренность. Да и что забыл он в этой Медине? Где она, кстати? Вот это крохотное пятнышко, затерявшееся в пустыне? Посол доброй воли и мира в эту неизвестность? В своём ли вы уме?!

И этот вопрос звучит отовсюду, повторяясь на разные лады, но реальность, увы для многих, под стать этому вопросу. На другой и на третий день не появляется опровержений. Не случается их и после.

Некоторые всё-таки принимают, скрепя сердце, эту блажь героя, который, без сомнения, скоро одумается и вернётся.

Иные, коих меньше, принимаются исподволь, словно червь сомнения, грызть постамент, на котором покоится слава барона. Дескать, и не совсем он герой, и план разрабатывали за него другие, и вообще!

Но есть ещё и третьи. Те, кто кивают первым и вторым, а сами же многозначительно молчат. Эти третьи внимательно изучают газеты, особенно последние страницы, где печатается информация, которой мало кто придаёт значение. И когда им на глаза попадается крохотная заметка о наследном князе Словакии, Любомире Грабовски, который направляется ныне в Медину, третьи вновь кивают. В этот раз собственным мыслям.

Позже в одной частной кинохронике обнаружится трёхминутный любительский фильм, в котором барон Алексей Иванович Рюманов, военный советник государя по делам ближнего зарубежья в отставке, садится в имперский винтокрыл и поднимается в воздух.

Зависшая в воздухе эскадрилья, в которой ещё шесть подобных машин, дожидается, пока винтокрыл барона займёт место в центре построения, и после, с мерным рокотом, удаляется на юг.