Текст книги "Загогулина. Рассказы, фельетоны, памфлеты"

Чиновники и просто «людины»

У меня заговорил попугай. Казалось бы, здесь нет ничего удивительного: ведь он из числа говорящих, но это был особенный случай. Платон (с такой кличкой подарили мне эту пичужку) стал говорить не отдельными куцыми фразами, как его другие сородичи, а выдал связный, вполне содержательный текст и даже затеял дискуссию на злободневную тему. Прямо в духе своего именитого тезки.

Тот вечер протекал как обычно: я коротал время у телевизора, Платон верещал в своей клетке и вертелся на пластмассовом обруче. Но вдруг он умолк и тоже стал посматривать на экран. Шла передача, где представители партий, избранных в Думу, обсуждали вопросы о состоянии государства, о необходимости сплочения общества, и само собой получалось, что в центре внимания вновь оказался исторический Указ Президента, которым он круто повысил оклады всем, начиная с себя, высшим кремлевским чиновникам, и который вызвал немедленно всенародное негодование. Время, прошедшее со дня вынесения Указа, не явилось, как это часто бывает, естественным лекарем, не смогло притупить остроту возмущения, а потому разговор в телестудии проходил на высоких тонах.

Неизлечимые коммунисты прямо называли Указ издевательским и оскорбительным для народа. Они сопоставляли новые оклады чиновников с окладами учителей и врачей, с зарплатой служащих других государственных учреждений и саркастически восклицали: неужели у приближенных к Президенту людей разрослись такие желудки, что им надо питаться в три горла?.. А может, им теперь будут готовить еду прямо из долларов?!..

Представители других партий, поддающихся приручению, вели себя осмотрительней. Оно и понятно: Указ напрямую касался и их. Им, как депутатам Государственной Думы, тоже перепадали огромные суммы, и им, хоть и было неловко перед лицом своих избирателей, но все же не до такой степени, чтобы отвергать президентскую милость. Они только кокетливо спрашивали: а найдутся ли такие источники, откуда будут брать деньги для новых окладов? Помнили все-таки общеизвестный закон: если кому-то сколько-то прибавляется, значит, у кого-то столько же отнимается. Если из бюджета добавят одним, то у других урежут и недодадут им того, что положено.

На этот вопрос заученно бойко отвечал седоусый лидер пропрезидентской партии Думы. Он уверял, что ущерба другим бюджетным статьям не предвидится, что зарплата элитным чиновникам будет повышена за счет сокращения их численности, и что увеличить оклады именно этим чиновникам диктует жестокая необходимость: страну надо сохранять и спасать, вытаскивать из губительной пропасти. Усатый оратор уж очень старался внушить, что меркантильный жест Президента весьма своевременный и крайне полезен. Полезность эту он и пытался всячески обосновать.

Но чем больше он говорил, тем становилось понятней: чиновники вконец распоясались и их теперь ублажают, что другие меры для них уже недостаточны, что платить им будут огромные суммы только за то, чтобы они прекратили хотя бы брать взятки. И поголовье их сокращают по той же причине: чем меньше их будет, тем легче будет их контролировать, а толку от того, что их сейчас большое количество, все равно никакого – вон ведь до чего страна докатилась!

Говорливый защитник Указа так увлекся своими заумными словесами, что парадокс совсем обнажился: выходит, в нашей стране надо воровать и брать взятки, чтобы на тебя обратили такое внимание! И чем больше ты наносишь вреда, тем сильнее ты будешь обласкан?.. Чего Президенту заботиться, скажем, о том же учителе: ну, унесет он домой промокашку, ну, потрафит немного оболтусу – чего здесь крамольного?.. Другое дело – чиновник! Особенно тот, кто окопался в Кремле!..

Правда, и здесь есть одна закавыка – как посмотреть на роль того же учителя!.. От учителя зависит очень немалое, а может быть, все! Может быть, в дискриминации учителей и есть корень зла?..

Все наши правители тоже сидели когда-то за партой, и их чему-то учили, но только – чему?.. Не мешало бы теперь вспомнить и об их учителях: по большому счету, и достижения, и промахи ученика – это заслуги или просчеты учителя.

Несуразность в многословной речи усатого лидера заметил даже Платон. Он закричал во весь голос:

– Вот дураки! Вот кретины!..

– О чем это ты? – спросил я, вздрогнув от истошного вскрика. – Кто дураки?..

– Да вы! Вы! – истерично выкрикивал попугай. – Вас кормят мякиной и сказками! Вас объедают и унижают! Вам заморочили головы!.. Ведь видно же, как вас дурачат!.. Людишки! Жалкие, ничтожные личности!..

Я, признаться, и сам сознавал, что наши вожди не всегда справедливо поступают с народом: себе – что послаще, погуще, а народу – из того, что пока не успели захапать, но в словах и, особенно в тоне этой маленькой пташки было столько презрения к нам, к человекам, к высшему произведению Природы, что я не мог не встать на защиту реноме Гомо Сапиенса. Надо было немедленно осадить нахальную птицу.

– Платон, ты не прав, – мягко произнес я, стараясь быть достойным своего высокого природного положения. – Да, сейчас нам живется не сладко, да, сейчас мы находимся в тупике, но наши правители ищут выход из этого не нормального положения. На то они и правители, чтобы…

– Глупости! – бестактно прервал меня попугай. – Не ищут они ничего! Они просто мечутся наугад, рыщут в разные стороны, не имея цели, и не зная дороги! И вас, безропотных, тащат за собой в неизвестность! Поводырями ставят людей, не годных для этого ни по деловым, ни по моральным критериям!

Попугай был криклив, но не был голословным. Он приводил неоспоримые факты: народ, в своей массе, за годы деструктивных реформ погряз в нищете, вся страна откатилась назад на столетие. Он перечислил фамилии всех премьеров и Президентов и напомнил урон, принесенный народу каждым из них, он назвал цифры личного богатства каждого, кому хоть недолго удалось постоять у руля нашего многострадального государства. Платон так умело подкреплял свои мысли вопиющими фактами, что с ним трудно было не согласиться, но высокомерие птицы меня болезненно задевало: голова у него чуть больше наперстка, а рассуждает как академик! И когда он Указ Президента отнес к той же категории не просчитанных действий и назвал его истерическим, я раздраженно спросил:

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что знаешь правильный путь? Знаешь, как следует поступить… ну, хотя бы с зарплатой чиновников?..

– Конечно! – нагло заявил попугай. – Это знает даже сельская курица!

– И как же?..

Я старался не реагировать на новое оскорбление.

– Заплата чиновников должна напрямую зависеть от уровня жизни народа! – отчеканил Платон и стал развивать эту оригинальную мысль.

По его птичьему разуму выходило, что плата за труд должна соответствовать его содержанию и эффективности. Он утверждал, что сделать такую зависимость для чиновников очень даже не сложно: они, дескать, сами установили минимальный размер оплаты труда в стране, то есть, такой его уровень, при котором, по мнению их, трудящийся человек может существовать. Вот его, этот уровень, и следует взять за основу для определения окладов государственных служащих. Если есть минимальный размер, говорил попугай, то логично установить максимальный, к примеру, в десять раз выше, и этой вилки надо держаться! А если чиновник намерен получать больше, – пожалуйста: пусть он постарается, пусть он так организует работу, чтобы минимальный уровень смог приподняться. А с ним и зарплата чиновника пусть автоматически повышается. Дескать, все очень просто: и личная и общественная заинтересованность полностью соблюдается, все люди будут впряжены в один воз.

Платон упоенно расписывал свое представление о путях достижения социальной справедливости, он просто парил в облаках марксистской политэкономии, а я с большим облегчением вновь ощутил превосходство человека над птицей.

Че-пу-ха! – торжествующе крикнул я в клетку. – Чтобы наши чиновники согласились на эти условия?!.. Ни при каком Президенте!.. Они в зародыше похоронят подобный проект! В крайнем случае, сами в момент разбегутся!..

– И пусть! – невозмутимо сказал попугай. – Пусть убегают. Таких, какие служат сейчас, их не жалко!.. Их давно надо гнать было в шею! На государственной службе должны находиться только такие, кто думает прежде всего о Родине, а уж потом – о себе!

– И эту песню мы уже слышали! – потешался я от души. – Где ты отыщешь сейчас таких бескорыстных и мудрых?!

– А они есть! – убежденно ответил Платон. – Посмотри на тех же учителей, врачей, журналистов, ученых – все они сейчас работают, в основном, по призванию, не за копейки, которые платит им государство. Деньги для них – на втором месте. Отбери у них даже это последнее, они свое дело не бросят!.. Такие люди есть и для государственных дел. Они скромны и потому не заметны, их затирают рвачи! Когда рвачей уберут, они придут им на смену и дело поправят.

Мой скептицизм немного убавился: я сам был знаком с одним таким чудиком, школьным учителем. Над его зарплатой смеются, его донимает жена: опомнись, займись каким-нибудь прибыльным делом, а он идет в школу!

– И буду ходить! – говорит он упрямо. – В школе вся моя жизнь! Я создан для школы!

А Платон продолжал удивлять меня своей эрудицией:

– У вас уже как-то пытались установить пропорциональность в зарплатах: в одном из проектов Конституции была даже запись, чтобы у самого Президента, оклад не превышал десятикратного минимума. Почему забыли об этом?.. У вас разработана тарифная сетка окладов для служащих всех категорий, для чего же ее создавали?.. Безрассудно повышая оклады чиновникам, вы не только бросаете деньги на ветер, наполняете ими бездонную бочку, вы развращаете служащих!.. Дурачье! Поломойные тряпки!..

Платон презрительно фыркнул и повернулся хвостом к телевизору.

Передача подходила к концу, и ведущий выглядел озабоченным: аргументы в поддержку Указа были явно несостоятельными, а завершать разговор неодобрением этого документа очень уж ему не хотелось. Обратив лицо к камере, он заявил. Что в ближайшие дни обсуждение этой проблемы будет продолжено, и он надеется, что телезрители не останутся безучастными и выскажут свое мнение.

Вот я и думаю: а не послать ли туда мне предложение Платона? Его способ включения чиновников в общую упряжь показался мне конструктивным и привлекательным, достойным всестороннего рассмотрения. Не такие уж они небожители, эти чиновники, к каким они себя причисляют, и пора бы им знать свое настоящее место.

2004 г.

Встречный вопрос

Слухи о разговорчивом попугае с задатками аналитика и философа быстро распространялись по городу. После появления в местной газете информации о Платоне (так зовут эту одаренную птицу) в квартире Исаева, его сегодняшнего опекуна и владельца, стал часто звонить телефон, а отверстие почтового ящика, напрочь заросшее паутиной, расчистилось ежедневными поступлениями. Звонили и писали люди, впавшие в беспросветную бедность в результате вредоносных реформ. Они с доверием отнеслись к публикации и теперь обращались сюда как к явлению Высшего разума за советом и помощью. Изнуренные жесточайшей нуждой, они искали пути к справедливости, в каждом обращении – жгущие слезы отчаяния.

Исаев – рядовой обыватель, стоически принял крест непростой популярности. По телефону он разговаривал сам – бодрил, успокаивал, делился остатками своего оптимизма, а письма сдавал в редакцию, где для ответа на них был выделен специальный сотрудник.

Известность Платона росла, и однажды Исаеву сообщили, что с его диковинной птицей требует встречи общественность.

Исаев не возражал, только предупредил, что по жилищным условиям принять многолюдную делегацию он бы рад, но не сможет. Инициаторам встречи пришлось существенно сократить список лиц, делегируемых на столь необычную аудиенцию, и все-таки в оговоренный день и час в квартиру Исаева плотно набились люди разного пола и возраста. Пришли, в большинстве своем, скептики. Они столпились у клетки и стали донимать попугая вопросами типа: «как тебя звать?»

Готовясь к смотринам, Исаев до блеска вычистил клетку, убрал из нее пластмассовый обруч, посчитав его легкомысленным атрибутом, а вместо него приспособил дощечку-паркетину и коробок из картона. Получилось сооружение, похожее на сцену с трибуной. Платон горделиво расхаживал по дощечке и бросал на гостей насмешливо-осуждающий взгляд. Он демонстративно молчал и вдруг стал ковырять лапкой висок, как бы намекая на известный неуважительный жест.

Гости умолкли и начали переглядываться в недоумении.

– Не обижайте его пустяками, – развеял неловкость Исаев. – Его имя – Платон, родом он из Южной Америки… Спрашивайте о том, что вас на самом деле волнует…

Но открывать серьезный диалог с попугаем долго никто не решался.

– Ну, хорошо, – покашляв в кулак, произнес наконец седоголовый мужчина, связанный как-то со сферой охраны здоровья. – Можно, я спрошу про лекарства?.. Почему лекарства, которыми торгуют аптеки, не соответствуют ни своему названию, ни назначению?

Вопрос предназначался Платону, но мужчина в упор смотрел на Исаева.

– Пожалуйста, – пожал тот плечами. – Конечно, спросите…

Мужчина, обращаясь опять-таки не к попугаю, а к собравшимся в комнате, пустился в пространные разъяснения:

– Я смотрел на днях передачу по телевизору, так там на всю страну говорили про такие лекарства. Оказывается, что только десятая таблетка бисептола, надеюсь, не перепутал название, является настоящей! А девять – фальсификаты! Барсучий жир, назначаемый для лечения туберкулезных больных, вовсе не жир, а смесь строительных порошков с глицерином! Йод и зеленка – тоже какая-то гадость, растворенная в воде из-под крана! Прямо ужас какой-то! Больше тридцати процентов всей массы лекарств – или фальсификаты, или с просроченным сроком их годности!.. Многие из них – прямо так и сказали! – опасны для применения! У меня волосы дыбом вставали, когда я на это смотрел… Вот и хочу я понять: почему у нас такое возможно?! Почему наши власти равнодушно взирают на подрыв здоровья людей?.. Я не говорю сейчас даже о ценах – они почти недоступны, что тоже несправедливо, я говорю о самом невероятном: открыто, на глазах у властей под маркой лекарств продают не лекарства, а непонятно чего и никто не препятствует этому! Это же нонсенс! Это непостижимо!

Передачу о лекарствах, несущих не исцеление, а вред, смотрели многие из пришедших, все они знали о таком безобразии и из других источников, а кое-кто и по личному опыту. Разгул махинаторов от фармации не мог не задеть за живое, и какое-то время этот вопрос стал главным предметом внимания. Приводились все новые и новые факты обмана людей. Каждый ужасней другого! Положение с медициной в стране обсуждали так дружно, что увлеклись и, казалось, забыли о цели своего прихода сюда. Об этом напомнил молодой человек с небритым по современной моде лицом, он воскликнул с насмешкой:

– Ну, папаша, ну, ты учудил! С такими вопросами надо в Кремль обращаться, а ты его – попугаю!

– Почему же, вполне уместный вопрос, – послышался резковатый голос Платона, и все взоры устремились тотчас к нему.

Попугай сидел, нахохлившись, на трибуне и продолжал говорить:

– Кстати, вы сами почти и ответили на этот весьма любопытный вопрос. Следует только кое-что обобщить и сделать логический вывод. Факты, которые вы сейчас перечислили, содержат состав преступления. Государство обязано пресекать преступления. В его прямые обязанности входит защита и укрепление здоровья своего населения. А если власти не пресекают преступные действия, значит – потворствуют им, значит, преступники действуют в интересах властей, и власти являются их соучастниками.

В комнате наступила тревожная тишина, кто-то звучно икнул.

– А ведь в этом, определенно, есть смысл, – сказал задумчиво мужчина, задавший вопрос. – Кто, в основном, потребляет лекарства?.. Люди пожилого возраста и люди с никудышным здоровьем. Для государства это – балласт, обуза, лишняя нагрузка на бюджет и ненужная головная боль. Именно так сейчас рассуждают пришедшие к власти политики. Сейчас не Советская власть, сейчас на все смотрят с позиции рыночных отношений, а здесь – чем меньше балласта, тем меньше будет расходов. Все очень логично!

Люди насупились. Каждый хотел, естественно, дожить до старости, но никто не хотел, чтобы в то время его относили к балласту.

Невыбритый паренек попытался смягчить гнетущую напряженность:

– А ты, отец, не перегнул, часом, палку?.. В своем последнем Послании Президент говорит, что продолжительность жизни в России действительно снизилась, но он подчеркнул, что смертность повысилась среди населения трудоспособного возраста… А лекарства, по твоим же словам, потребляют, в основном, старики. Где же здесь логика?

– Значит, дела у нас и вовсе – табак! – сердито ответил на это «отец». – Значит, истребляются и молодые!.. А, впрочем, и это понятно: работать им все равно негде!

На тему о безработице набросились разом, как пожарники на полыхающий дом: эта беда потрясала многие семьи. О торговле на рынках – самом доступном и распространенном занятии говорили с горькой усмешкой: какая же это работа?! Мираж. Самообман. Работой считали только созидательный труд, а здесь – полный штиль. Экономика страны развалилась, от предприятий почти ничего не осталось, а власти здесь пассивней отпетого лодыря, упрямей злостного зонного отказника. Гигантское государство превратилось в банановую республику – существует только на средства от продажи сырья, и существует лишь потому, что высокие цены на нефть позволяют пока такое существование. Люди со знанием дела осуждали столичные и местные власти за такую позицию и склонялись к мнению, что страну разоряют сознательно, исключительно в своих интересах.

Пожилая женщина, бывшая работница трикотажного комбината, скорбным голосом говорила о том, как три коварных местных «кота», облеченные властью, обанкротили и по дешевке купили это громадное предприятие, флагман советской текстильной промышленности, и теперь на его территории разместили торговые точки. Тысячи специалистов оказались на улице. Конечно, теперь они как бельмо на глазу, конечно, они раздражают господ своей бесполезностью.

Ниточка от проблемы с лекарствами органично вплеталась в толстый канат других душегубных проблем, порожденных реформами. Канат превращался в удавку, а конец от нее тянулся наверх, к правительству.

Путем логических выкладок люди сами добирались до истины, но отношение их к попугаю переменилось. Снисходительный скептицизм вытеснялся уважительно-деловым интересом. К его клетке стал продвигаться представитель местной организации пенсионеров.

– А как вы смотрите на отмену льгот ветераном и инвалидам? – спросил он.

Старичок тоже не мог настроить себя на прямой разговор с попугаем и говорил, смотря в никуда. Он тоже углубился в подоплеку вопроса:

– Понимаете, правительство утверждает, что, отменяя все льготы, оно действует на благо и в интересах простого народа, то есть всех бедных. Не все, дескать, те, кому положены льготы, могут ими воспользоваться. В деревнях, например, нет ни телефонов, ни транспорта, значит, там эти льготы пропадают впустую. Вроде бы, действительно, непорядок, но тогда почему всех гребут одними граблями?.. Начали бы с жителей деревень, посмотрели бы как оно там получается… Ан нет, отменяют разом у всех!.. В уверения, что денег хватит на всех, как-то не верится: с прежними долгами до сих пор не расплатятся! Пособия, зарплаты постоянно задерживают… Вот народ и тревожится: а вдруг снова всех облапошат?..

Люди настороженно смотрят на клетку: и этот вопрос не их праздных!

– Облапошат! – подтвердил попугай. – Происходит новый обман!.. Вы правильно рассуждаете: если бы действительно хотели облегчить жизнь льготникам, начали бы с другого – наладили бы нормальную жизнь в деревнях, восстановили бы там дороги, связь, транспорт, и только там, где этого нет – заменили бы льготы деньгами. Я полагаю, здесь цель другая – ваши власти намерены снять с себя все заботы о людях, откупившись малыми средствами.

– Но ведь обман непременно раскроется, – бормочет растерянно старичок. – Почему же власти с отменой льгот так торопятся? Хотят социального взрыва?..

– Потому и торопятся! – ответил ветерану парень с небритыми щеками. – Сейчас очень удобный момент сбросить с себя такую обузу. Ты, дед, сам покумекай: сумасшедшие цены на нефть! Сейчас за счет нефти сделаны кое-какие запасы, вот верхутаи и думают, что могут на них продержаться какое-то время, и даже выплатить компенсацию.

– Ну и?.. – хлопает глазами старик. – Выходит, все должно быть по-честному?..

– Пока поступают большие деньги от нефти, – разъяснял терпеливо небритый. – А как только цены на нее упадут, а они упадут обязательно, там уж – вы меня извините, из чего же, скажут, теперь вам платить? Других доходов страна не имеет. А льготный поезд уже удалился, и возвращать его больше не будут.

Молодой человек завладел общим вниманием.

– В вопросе с правительством все ясно и так, без Платона, – произнес он уверенным тоном. – Оно ведет страну к краху! Ростом цен на моторное топливо, на другие энергоносители хотят совсем развалить экономику, чтобы страна уже никогда не очухалась!..

– А зачем?! – недоумевает старик. – Зачем пилят сук, на котором сидят?

– Они пилят не сук, а все дерево! – нервно смеется небритый. – А зачем? Это вопрос из вопросов! Может, просто по дурости, а может, выполняют чей-то заказ!

Настроение у людей и вовсе упало, говорить больше им ни о чем не хотелось – главное было понятно: народ и правительство смотрят в разные стороны, совсем как двухголовый орел на гербе. Делегаты стали прощаться с Исаевым и благодарить его за прием. Эту церемонию нарушил голос Платона:

– Позвольте и мне вас, люди, спросить, – гортанно произнес он. – Вы говорите, что у вас демократия, то есть политический строй, при котором вся верховная власть принадлежит народу. Почему же народ держит правительство, которого не понимает и даже не доверяет ему? Ответьте мне, люди!

Делегаты поспешно двинулись к выходу. Небритый уже в дверях обронил:

– А ты сам попытайся сбросить того, кто тебя уже оседлал!

Исаев обсуждал вечерами с Платоном тот парадокс, который содержится в его встречном вопросе, и почерпнул из этих бесед много полезного, но об этом как-нибудь позже, в другом, возможно, рассказе.

2004 г.