Текст книги "Собрание сочинений. Том 1. Священное одиночество"

«Мой голос превратится в тишь…»

 
Мой голос превратится в тишь,
А зренье превратится в свет.
А ты подумаешь, вздохнув,
Что вот меня совсем уж нет.
 
 
И, может быть, в тиши всплакнешь
И свечку белым днем зажжешь…
 

«Не потому что жизнь прошла…»

 
Не потому что жизнь прошла,
Неловкой сделалась осанка…
Ты мне по-прежнему мила —
И чувств не опустилась планка.
Но об одном тебя прошу:
Не суйся в душу, как в колодце,
Пока я сам не попрошу…
Ведь трогать мы не смеем солнце?
 

«– Как себя превратить в цветок…»

 
– Как себя превратить в цветок?
Надо выпить вина глоток,
Дорогую забыть жену,
Как большую на свете вину.
И уйти далеко-далеко,
И взлететь высоко-высоко…
– Ты чего там бормочешь, старик?
– Поливаю цветочный парник…
 

«…Надо сдерживать чувства…»

 
…Надо сдерживать чувства.
Как бы ты ни любил,
Тогда явится чудо…
Так нас Пушкин учил?
…Я бессилен… бессилен…
Отрок я… не пророк…
В мире самый красивый
И желанный цветок —
Это ты! Я взываю!
Нараспашку душа…
То смеюсь! То рыдаю!
Ах, как звезды кружат!
Искры! Звоны! И хоры!
За верстою верста.
Покоренные горы.
И… триумф естества.
 

«Уйти навеки от жены…»

 
Уйти навеки от жены,
Сказать: «Моя жена – свобода!»
Не устыдиться пред народом
И не почувствовать вины.
 
 
…Я не предам, я все отдам
Тепло души в остаток жизни,
Величие высокой мысли
Твоим рукам, твоим глазам.
 
 
И я тебя прижму к груди,
Я упаду к твоим коленям,
И прозвучат слова рефреном:
«Не уходи! Не уходи!»
 

«Я хладнокровно ухожу…»

Т. Б.

 
Я хладнокровно ухожу…
Прощай, всесильная Татьяна!
Себе я роль не нахожу
В твоем литературном стане.
 
 
Я слишком долго замерзал
У равнодушного порога.
От заморочек я устал,
От полуправды, полуслога.
 
 
И ты гадай иль не гадай
И не мани полуобманно.
Твой горек мед, твой скорбен рай,
Посыл души полутуманен.
 
 
А я хотел, была чтоб ясь,
Чтобы в груди не гасло солнце.
Чтобы, куражась и смеясь,
Стихов обрушивались звоны!
 
 
Но руслом заплутал родник,
Но камень не пробил «росточек».
Мой лик забудь… как черновик,
В котором слишком много точек.
 

«Я чуть бы расстался с душою…»

 
Я чуть бы расстался с душою…
С небес моя молвила мать:
«Алеша с Христом и со мною…
Придется еще испытать…»
Предвиденье духа родного,
Не вник я глубоко в него,
Пути не окончив земного —
А он не дается легко.
В меня полетели каменья
Из массы греховной людской,
В одно из печальных мгновений
Попал в меня камешек твой,
И ранил он в самое сердце,
И кровь заструилась с пера.
А я тебе искренне верил,
Была ты по духу сестра.
Я прочих вполне понимаю —
Придушат они хоть кого!
Не к ним, а к тебе я взываю:
«Постой, не взмывай высоко!
«Там» сила нечистая правит,
«Там» совесть не стоит и грош.
За деньги любого прославят,
В разгуле водяра и нож.
Склонись над взгрустнувшей геранью,
Полей ее чистой слезой.
И благословенною ранью
Мы снова сроднимся с тобой».
 

«…Но что случилось? Я на полдороги…»

 
…Но что случилось? Я на полдороги
Вдруг сник душой в неведомой тоске:
Мне показался кручью спуск пологий,
Почудился разрыв в живой строке.
 
 
И словно от удушия, от сглазу,
Я имя позабыл, что пел всегда.
…Стояла на столе без розы ваза,
В ней сиротливо плакала вода.
 

«Когда тебя беда настигла…»

 
Когда тебя беда настигла
И музы поугас кристалл,
Ты вскоре наяву постигла
Умом начало всех начал:
Друзей притворное участье,
Их унизительный «поклон»…
С тех пор дожди в окно стучатся,
Твой нарушая долгий сон.
«Они… они…» – в бреду желалось.
Заросшей стежкой не пришли.
Живой души-то не осталось
И ни вблизи, и ни вдали.
 

«Преуспела в чем-то…»

 
Преуспела в чем-то?
Что-то потеряла?
Вечно ходишь в черной
Невидимой шали.
 
 
Кто встречал такую
На сплетенье стежек?
Горечь поцелуя?
Льдиночки-сережки?
 
 
Возвернись из ночи,
Храма дверь открыта,
Дух твой непорочный,
Кровь росою смыта.
 
 
Белый пух лебяжий
Выстелит отроги.
Ты найдешь пропажу —
Лик Иисуса строгий,
 
 
Босая, на плитах,
В окруженье свечек,
И без слов молитва
Чуть надломит плечи.
 

«Слова о дружбе и любви…»

 
Слова о дружбе и любви
Я принял с радостным волненьем.
Так росы падают с травы,
Когда коней несутся тени.
Ты говорила без прикрас,
В словах отсутствовала тайна.
Есть чувства меж людьми на час,
Но их мы обвинять не станем.
Ведь кто-то сквозняком обдут,
А кто-то солнышком обласкан.
Поэты, как в раю, живут
И в мире все для них прекрасно.
И потому, как божество,
Твой монолог звучал сегодня,
Я чувствую твое родство,
Приемлю голос твой природный.
Да, есть душа, гармоний свет
И человеческая милость.
Благая песня – не секрет…
Она у нас с тобой сложилась.
 

«Жалетъ о том, что не свершилось…»

 
Жалетъ о том, что не свершилось?
Не надо на судьбу роптать.
Возможно, то от Бога милость,
Ниспосланная благодать:
 
 
Пути-дороги заплетая
И в узел связывая их,
Нас оградил… И сила злая
Ушла в песок, как желчный стих.
 
 
Зато короткие минуты
Разлук и встреч – крупицы звезд.
Иль очарованное утро,
Или сирени майской гроздь.
 
 
Друг другом сроду мы довольны,
Живется, дышится нам в лад.
Твоя душа… моя… как волны —
Им нет придуманных преград.
 
 
Они не чуют расстоянье,
Сигналы подают они.
Не отвернемся. Не устанем.
…На белом свете мы одни…
 

««Ты для меня чужая женщина…»…»

 
«Ты для меня чужая женщина…» —
Сказал тебе твой муж-поэт.
А жизнь… она ведь переменчива:
Сегодня – тьма, а завтра – свет.
Он где-то «в рамки не вписался»,
Пришел побитый и смурной.
«Один на свете я остался…» —
Сник бесшабашной головой.
А ты конечно же простила,
Погладила его плечо,
Промолвила негромко: «Милый,
Все будет, верь мне, хорошо!»
И он к тебе щекой прижался
И, взор не смея свой поднять,
Сказал: «Прости. Я ошибался.
Мне щец налей горячих, мать».
 

«Летят снежинки на подснежники…»

 
Летят снежинки на подснежники,
Но мне не грустно от того —
Весны дыхание безбрежное,
А значит, ты недалеко…
Судьбой поставлен был я к стенке,
Я все на свете позабыл:
Небесной радости оттенки
И вдохновенный трепет крыл.
Я понесу цветы в ладонях,
Вспарив над студною землей.
Больную душу мою тронешь
Своей врачующей душой.
 
 
Возьмешь подснежники…
«Гляди-ка,
Они, как и твои глаза,
Чисты… И нежная улыбка.
Росинка – ясная слеза».
 

«Ты блистала красноречьем…»

 
Ты блистала красноречьем
О духовном бытие,
В церкви зажигала свечи,
В поле кланялась звезде,
Говорила: «Я святая
И покорная Христу».
И, улыбкою сияя,
Прикасалася к листу
Осторожными губами
И воздушною рукой.
«Ты навек, – шептала, – с нами,
С моей Родиной большой…»
И слезу с ресниц смахнула…
Но всему наоборот
Легким ветром напрочь сдуло
Твой искусственный налет!
 

Ты была б женою Чингисхана

Е. А. К.

 
У тебя раскосые глаза…
Я предвидел, поздно или рано
Покорит меня твоя краса…
Ты была б женою Чингисхана!
Он тебя бы рядом посадил
У костра в ковыльном междуречье
И кумысом терпким напоил
И медовые глаголил речи.
А потом унес бы на руках
В падь, где ключ струился потаенно,
И в степных лазоревых цветах
Он сказал бы: «Дам тебе корону,
Будешь ты царицей не в Орде,
Будешь править Русью непокорной,
Дланью крепкою держать в узде,
Как лисица, хитростью проворной…»
Ты, подумав, изречешь ему,
Воину суровому и мужу:
«Видишь, солнце в пепельном дыму
И белесый сокол смело кружит?
Слышишь, одолень-трава шумит?
И гудёт земля? Там конных рати
За холмами… Нет, не победит
Их никто! Они ведь сроду братья!»
О, как хан взъярится! И мечом
Полоснет по воздуху: «Отныне… —
Грубо оттолкнув тебя плечом, —
Не царица-свет, а ты – рабыня!»
И подался в золотой шатер,
Подминая красные тюльпаны.
 
 
Но сиял божественно простор
И на сердце было как-то странно,
Словно оно стало соловьем —
Он из клетки выпущен на волю,
Он запел над Доном, над Хопром,
Так не пел давно он в Диком Поле.
В его песне слышался не звон
Сабель и щитов, предсмертны крики.
Как бежала к Волге под уклон
Девочка… как ты, с татарским ликом
Девочка бежала… и росла…
И столетья призрачно мелькали.
Русь Иванова не помнит зла.
Прежними остались долы-дали.
Церковь и мечеть… И Дух Небес.
Они братья – разные народы.
Вместе, коль за ягодою – в лес,
А коснется – то в огонь и в воду!
Ты зовешь и к миру, и к добру
Песенными нежными устами,
В стужу ледяную и жару
Голос твой разносится волнами.
Я его ловлю душой, она
Силой наполняется и светом.
И сутемок рушится стена,
Становлюсь я утренним поэтом!
Не грозится жуткая гроза,
Сокол лишь белесый мирно реет.
А твои раскосые глаза,
Будто солнце, мою душу греют.
 

«Золотая душа, росяная…»

Н. Б.

 
Золотая душа, росяная…
Как живется тебе на земле?
Не залечится рана сквозная
Ни сейчас, ни в грядущей зиме?
 
 
Кто стрелу буревую направил?
Кто в засаде сидел за холмом?
С черной злобой своею не сладил
И к челу не коснулся перстом?
 
 
Побежали цветы закоулком.
Загорелась свеча в небесах.
В этом мире бедовом и гулком
Только – ночь, только – холод. И – страх.
 
 
Ты летишь, как последняя радость,
Слово «женщина» тает, как блик.
И уже возвращаться не надо
На младенца беспомощный крик.
 
 
Он умрет, он погибнет безвестно
В заполошном, уремном краю.
Чтоб сложилась великая Песня,
Как тебе будет славно в раю.
 

«Десять… двадцать… много лет…»

 
Десять… двадцать… много лет
С ней одной. Она все та же.
Та же песня. Тот же свет.
Неизменная поклажа.
С удовольствием несу
На руках дорогой жизни
В поле, в сумрачном лесу,
То шажком, то ровной рысью.
Не обижу. Не отдам.
Обогрею своим телом.
И сильнее стану сам,
Стану я разумно-смелым.
Лишь бы был я много лет
Для нее один. И та же
Песня наша. Тот же свет.
Сердцу милая поклажа.
 

«Поразмягчила ли водка…»

 
Поразмягчила ли водка,
Чувства дремные зажгла?
Прохудилась наша лодка
И на дно б чуть-чуть ушла.
Я сказал с веселой миной:
– В лодке я пролом забью,
И с бортов я смою тину,
Окуну я кисть в зарю…
Как на облаке румяном
Дальше поплывем с тобой
И уже шутить не станем
С разъяренною волной!..
 

«Ты в душу приняла Христа…»

 
Ты в душу приняла Христа,
Твои слова о нем нежнее.
Вестимо, это неспроста —
Напористей ветра, свежее
Навстречу дуют прямо в грудь,
В лицо, пургою угрожая,
Тогда исчезнет верный путь
До соблазнительного Рая.
Молись, не отрывая глаз
Ни на секунду от иконы,
Услышит Он просящий глас,
Привет возвышенный, исконный
И повернет твою судьбу,
Что угловатостью чревата.
Укажет тайную звезду —
Она и есть всей жизни святость.
 

«Он маячит меж нами. Ни зла…»

 
Он маячит меж нами. Ни зла,
Ни добра не суля. Ничего.
– Я в ладонях его принесла.
– Согревал я дыханьем его.
Он – незримо дрожащая бровь
И летящие мимо лучи.
Он задушит в объятьях любовь.
Спросят: кто он? Родная, молчи.
 

«Слава богу, в меня не влюбляются…»

 
Слава богу, в меня не влюбляются,
Да и сам я ко всем охладел.
И как зорька с зарею встречается,
Нет, не я, а другой подсмотрел.
Убывают последние годы,
К зову неба послушней душа.
Только Он и святая Природа,
Только черные птицы кружат.
Струи света смиренно встречаю,
Я свирепых когтей не боюсь.
Жизнь приемлю свою, как случайность,
Отходя в мир иной, улыбнусь.
 

«То ль с радости, то ль с горя выпью бражки…»

 
То ль с радости, то ль с горя выпью бражки,
Задерну занавеску на окне,
И, с паутиною смахнув букашку,
Портрет твой нарисую на стекле.
И стану долго я его разглядывать
И улыбаться… и мечтать, загадывать…
Потом я поцелую твои губы
(Понятно, на картинке!), прошепчу,
Что мне, голубушка, с тобою любо,
Что я от удовольствия «торчу»!
До третьих петухов я просижу
И осушу еще один стакашек,
Однако трезвым голосом скажу:
«Ну, как тебе спалось со мной, милашка?..»
 

«Твой укор смехотворен…»

 
Твой укор смехотворен —
Это рана души.
Я красив и проворен,
Хоть картину пиши!
 
 
Никогда не цепляйся
За меня, как репей.
Весело расставайся,
Чтоб вернуться скорей.
 
 
Не гляди исподлобья
И травинку не рви.
А умру, то у гроба
Всласть тогда пореви…
 

«Не нуждаюсь в жалости твоей…»

 
Не нуждаюсь в жалости твоей
И в твоих «подачках задушевных».
Я от них рассеянней и злей
И на сердце муторное жженье.
Забери назад свое «добро»:
Скудные слезинки и улыбки.
Жизнь вольна лишь «ставить на ребро»
И судьбу раскачивать, как зыбку…
 

«Все растрачены слова…»

 
Все растрачены слова.
Опрокинуты бокалы.
На подносе голова
С люциферовским оскалом.
Поиграли в дурака,
Все тузы похоронились…
Волосатая рука…
Полночь копотная. Гнилость.
Ты отсюда не уйдешь,
Замурована навечно.
Ко груди цветок прижмешь,
Вздрогнут обморочно плечи.
 

«Свои ты кажешь ножки…»

 
Свои ты кажешь ножки,
Сдружившись с кабаком.
А я в минуты эти
Корпею над стихом.
Ты пляшешь с пьяным визгом,
Смахнув с себя наряд!
А я пою: «Как чуден
Наш с соловьями сад!»
Бесстыже и разгульно
Узду судьбины рвешь.
В строке ж моей росинки
Губами ты берешь…
 

«Не сошлось, не стыковалось что-то…»

 
Не сошлось, не стыковалось что-то.
Ты – к луне, я к солнышку тянул,
Ты хвалила мрачное болото,
А я пел: «Задорный ветер дул!..»
Вот стоишь передо мной. Мне горько.
Я твержу: «Не знаю я тебя».
И слова сухие стрянут в горле,
И, как лодка, кренится земля.
Кто из нас повинен? Не повинен?
Поздно… Не расслышать голоса.
Я уйду за солнцем по равнине,
За луною ты уйдешь в леса.
 

«Осиянная полднем…»

 
Осиянная полднем,
В волосах – ветерки,
Ты гуляешь по полю,
А с тобой васильки
С колосками-лучами,
Словно с нимбом, пыльцой…
А я путник случайный,
Прохожу стороной,
Как предзимняя туча
(Ее горбят снега!)
Мимо солнечной кручи,
Что лелеет река.
Я тебя не окликнул:
«Звезды днем далеки…»
А не то бы поникли
Навсегда васильки.
 

«Сугробы. Колодец. И ведра…»

 
Сугробы. Колодец. И ведра.
Румянец свежее зари.
И голос приветствия бодрый,
И праздничный пламень внутри.
Уж точно, красивее нету
Тебя на Руси средь берез!
Поэты! Да где ж вы, поэты?
Куда вас антихрист занес?!
Попью я водицы огняной —
Пусть молодость мне не вернет,
На день, а, быть может, на год
Я стану счастливым и странным.
 

«Снег идет, поет синица…»

 
Снег идет, поет синица —
Борется с зимой,
Кабы мне с пути не сбиться
С молодой женой!
Едем с ярмарки. Супруге —
Бусы, гребешок!
– Заревнует дура-вьюга,
Замутит снежок!
Конь устанет! Волк нагрянет!
Будет нам гульба!
– Не боись! Катучи сани!
К вам добра судьба!
Раскрасавицу-румяну
Я не погублю,
Я восстану… грудью встану,
Саблей порублю!
 
 
Поперек не становися
Ни пурга, ни зверь!
К моему плечу прижмися,
Муженьку поверь.
Да воспой-ка, белолица,
Голосок – ручьем,
Как счастливая синица
Встретилась с дружком…
Как снежок летит от Бога
Бахромой густой…
Знает, чует конь дорогу
В хуторок родной…
 

«Жена орет: давай ей деньги…»

 
Жена орет: давай ей деньги!
Они лишь только на уме!
А словом матерным заденешь —
И вовсе будешь ты в дерьме!
Казнит тебя с утра до ночи
И полосует вкось и вкривь!
Кровоточат душа и почки,
И ты уж больше не игрив,
Не улыбаешься, как прежде,
Мотив насвистывать отвык.
А баба знай себе все режет,
То чуть в обход, то напрямик!
За что ж такое наказанье?
И как же дальше жить да быть?
Но невозможно расставанье,
Как невозможно разлюбить.
 

«В том нет моей вины…»

 
В том нет моей вины,
Что ты глаза отводишь,
Уходишь, где-то бродишь
Под сенью тишины.
Бросаться в омут? Нет!
Слова всего опасней —
В них не пробьется свет,
В них не зажгутся краски.
Желанный срок истек,
Бросаться в омут поздно.
Любви смешной урок.
И – кислых ягод гроздья.
 

«Сенокос – такое дело…»

 
Сенокос – такое дело…
Не бывает без греха!
Как поют душа и тело!
В радость даже и труха!
Щеки солнышко целует,
Колет ноженьки стерня.
Ветерок чуть-чуть подует —
Всполошится вся земля.
На возу шурует баба,
А в зрачках ее игра!
Он кричит ей: «Тяжки грабли?..»
А она: «Жди до двора!..»
«Эх, красивая зараза!» —
Позавидовал мужик.
Вслух сказал: «Ну да… до база…»
И… поехал напрямик!
 

«Расцвела зимою яблоня…»

 
Расцвела зимою яблоня —
Превратила сказку в быль!
На сугробах сполох алый —
Снежная осела пыль.
Ах, как жарко дышат кони
У ворот – красней зари!
Прорубь колоколом звонит
Деве красной: одари!..
Дева парня напоила
Из ледяного ведра.
Вот какая эта сила —
Молодецкая пора!
Парень алы губы вытер
И промолвил, как пропел:
– К вам, сударыня, со свитой
Из райцентра прилетел!
Пронеслась молва (о, чудо!),
Что, мол, в вашем хуторке
(Весть я эту не забуду
Ни вблизи, ни вдалеке!)
Расцвела в морозы яблоня,
Заневестилась краса!
Сапоги надел я яловы,
У баяна голоса
Сам проверил да наладил,
Вороных пустил в намет!
Пред тобой стою я, лада!
Растопи на сердце лед!
Краса-девица сказала:
– Коль приехал, проходи.
А над нею сполох алый
И монисто на груди.
 
 
Кавалер в ответ:
– Вот злато,
Драгоценное кольцо.
Ты не думай… я богатый…
И румянится лицо.
Не взяла гостинцы дева:
– Мои чувства не купить.
Покормила гостя хлебом.
Проводила.
– Буду жить,
Как жила, в простой избушке
И с геранью на окне.
Вечерами вьюгу слушать,
Видеть дивный май во сне.
И, не ведая усталость,
Кони вскинулись в намет!
А слова в душе остались:
«Растопи на сердце лед»…
 

Стезя

 
Ты – царица,
Я – пророк.
Ты – сестрица,
Я – браток.
Ты – в хоромах,
Я – в избе.
Босый, хромый
В лебеде
Птичье гнездышко
Пасу,
Славлю небушка
Красу!
А как встречу
Хуторян,
Молвлю: свечи
Даст Иван —
Наш блаженный
Человек…
Быть сраженьям…
Будет снег
Кровяным ключом
Дымить…
Минет год, начнем
Мы жить
Без сынов
И дочерей,
Без окон
И без дверей,
Без гумна
И без коня,
Без вина
И без огня…
 
 
Ты на троне
Золотом,
Я – с иконой,
Ты – с цветком,
Ты сорви-ка
Лепесток,
Отпусти-ка
За порог,
До избушки
Долетит,
У окошка
Он сгорит —
Только пепел
На стекле.
Крикнет стрепет
Вдалеке,
Хрустнет ржаво
Городьба.
В сердце – жалость
И беда.
Ты, сестрица,
Трон оставь!
Серебрится
Ледостав,
Стужа скоро
И война.
Город. Горе.
И – вина.
Дьявол вылезет
На свет,
Чтобы вылизать
Рассвет.
Чтобы сумеречь
И хлад,
 
 
Доля – сумка,
Слякоть, град.
Косу
Завяжи узлом,
К звездам, росам —
Босиком!
Ждет красавец —
Богатырь,
Лета завязь,
Чудо – ширь!
Вы навяжете
Снопов,
Нарожаете
Сынов.
Темна сила
Убежит.
А России
Жить да жить
С перезвоном:
Дили… дом!
С полем, солнцем
И – Христом!
Сестра порочит брата…
А брат ее – пророк,
Ему не надо злата,
С ним Небеса и Бог.
Он ходит по деревням
С молитвою святой.
Одни ему не верят,
Грозят сразить косой
Иль натравить собаку,
Или спихнуть в овраг,
Втянуть в лихую драку,
Вослед кричат: «Дурак!»
 
 
Другие привечают,
Кто хлебом, кто кваском,
Родимым называют
И Божьим голубком.
Усядутся кружочком,
Попросят: «С нами спой
О том, как над лужочком
Бил пташку коршун злой,
А перышки кружились,
От крови, как в огне,
И Дон глядел, кручинясь,
Гася лучи в волне…»
Споют, поплачут вместе
И скорбь спадет с души.
Он дальше глину месит
В полуденной тиши,
Роняя слюнку, молвит:
«На гулевой Руси
Господь (твоя в том воля!),
Всех однова спаси,
Заблудших и примерных,
Калек и кто здоров,
От бесшабашной смерти,
От гиблых холодов,
От глада и от града,
От пламени-грозы.
Пусть на земле отрада
Лучей, цветов, росы!
Сестру мою помилуй —
Крещеная она!
В душе иссякли силы,
Пристал к ней сатана,
Ведет ее в потемках,
По закоулкам лет…
 
 
И рвется там, где тонко,
И пепел там, где след
Оставлен… И крестами
Кричит ущербный дол.
Злой дух ее устами
Озвучивал глагол
Глумливый, истеричный,
С отравой и гнильцой.
Кто в небо пальцем тычет,
Тот не всегда с Тобой.
Господь, сестру помилуй —
Крещеная она,
Наполни душу силой —
Отступит сатана.
Она полюбит брата
И в помыслы его
Поверит чисто, свято,
Небесно-высоко,
Умоется слезою,
Произнесет: «Прости…»
Пойдет одной стезею
Со мною по Руси
Лужком, росой налитом,
Как звень-вода в ведре,
Одну творя молитву
О хлебе и добре.
Не предавай меня, сестра,
Не отдавай на растерзанье!
Увы, не в том мое страданье,
Что смерть приму от топора,
От ядовитого пера…
Я не страшусь. Лицом к лицу
Сходился я на узкой тропке…
 
 
Я мужество являл – не кроткость!
И худо было подлецу —
По козням подленьким спецу!
С благословения Христа
Я побеждал его молитвой,
Он убегал с душой побитой
(Душа, выходит, не пуста,
Хотя не ведала креста!).
Больней всего до мрачных дум
И до сердечного озноба
Твоя неведомая злоба:
Я доморощенный ведун…
И прочих унижений шум!
И ты натравливала их,
Литературных псов: сорвите
С него венец и растопчите,
А заодно нелепый стих —
Пусть сочиняет для глухих!
Я все грехи тебе прощу
Я выпрошу у Бога веру:
Прими ее, как жизни меру,
Дух добрый уберет межу,
Я Слово вещее скажу.
Не стреножь
Меня, сестра!
Свет. И рожь.
Моя пора…
Васильки.
Злаченый шмель.
 
 
Лепестки
Живых лучей —
Солнце – мед,
А высь – вино.
Стежка. Брод.
Изба. Гумно.
Сенокосный
Хоровод?
Глазки-росы?
Где народ?
В погребах?
Иль в бочагах?
Ни рубах,
Ни ох да ах!..
Как бывалыча
В страду:
Блажь повальная
В пруду —
Бабы, девки,
Пацаны…
Да припевки
До луны,
И любовь,
Как хмель, пьяна.
Жемчуг слов.
И синева —
Новый день,
И вновь покос,
Смеха звень
И жало рос,
Василечки
На стерне.
Ты – на кочке,
Я – на пне.
 
 
– Ежевику
Ешь, браток…
Полдень. Блики.
Родничок.
– Из ладоней
Ты попей.
Слышишь, звонит
Цвет – шалфей,
Чуешь
Струйки ветерка?
Чудо-юдо
В два вершка!
Не страшися
Ты его.
Закружися
Высоко…
Ангелочек…
Баю-бай…
…многоточье…
Тихий рай…
…Не стреножь
Меня, сестра!
Гнусь и ложь
Вон со двора!
Не криви
Своей душой!
Соловьи
Всегда со мной.
Ворогу
Не потакай,
Ворона
Не привечай,
Не зови
Казнить меня…
Соловьи
Мои звенят!
И я смерти
Не боюсь.
Я за веру
Помолюсь,
За покойны
Небеса
Пред иконою
Христа…
За ромашки
И ключи,
За букашек
И лучи.
За народ,
Что одичал…
В ряске – брод,
А даль – провал.
Психбольница.
Жуть – тюрьма.
Гнойны лица —
Смерть сама.
С ними ты,
Сестра моя.
На цветы
И на поля —
Стужи
Грозная беда,
Ворон кружит,
Как тогда,
При нашествии
Татар…
Звуки! Жесты!
И – удар!
 
 
Промахнулась
Ты, сестра,
Ты споткнулась
И «ура!»
В горле
Камнем… меч упал!
Ворон «горе!»
Прокричал.
Поднял я
Коварный меч,
Поздний
Голос сорван: «Веч…»
«Вечна память» —
На кресте…
Небо – пламень
На хвосте
У стервятника —
Беда.
Травы – ратью
И вода,
И лучи,
И ветерок!
«Пощади! – кричишь, —
Браток!»
Эхо звучно:
Пощади!
Были тучи
Впереди.
И была
Печаль-слеза.
Расцвела
Цветком гроза.
Я стряхнул
Мороку с плеч,
 
 
В земь воткнул
Глубоко меч!
Голова
Моя цела.
Свет – слова.
И Русь цвела.
Кровь родная —
Не огонь.
Протянул
Тебе ладонь…»