Текст книги "За рекою кукушка. Стихи"

О нужде и морали

 
«Дорогу осилит идущий» —
Восточный мудрец говорил,
Но поиска истины сущей
Он путь указать позабыл.
 
 
С тех пор и хотят пилигримы
Найти свой «священный грааль»,
Но все не сойдутся в единой
Дороге с названьем «Мораль»;
 
 
И каждый какого-то бога
Таскает в суме за спиной.
А истинный путь – от порога —
С чего-то назвали «Нуждой»…
 

Недописанный сюжет

 
Был сюжет, но не писался так, как надо —
Оставались незаконченными строки, —
Залипали у невидимой преграды,
Как уставшие от истины пророки…
 
 
Отчего-то становилось даже страшно —
От потери неизвестной и никчёмной?
Иногда ломался грифель карандашный,
И точился снова с чувством обречённым.
 
 
Рвались мысли жить на мятую бумагу,
Где уже бывали строфы лет прошедших,
Но писать их не хватало мне отваги,
Знал – сочтут их позже бредом сумасшедшим.
 
 
День рождался, и карябал невпопад я
Тот сумбур, что мне привиделся сегодня.
Но, когда проснулся, было всё ж досадно,
Что с начала тот сюжет никак не вспомнить.
 

Но ты живёшь…

 
Пусть нелегко судьбу благодарить
И принимать от жизни мудрый опыт:
Тяжёл тот груз, но выбор верный – жить,
Не становясь никчёмным мизантропом.
 
 
Но нелегко тянуть житейский воз,
И гуж порою рвётся от натуги,
И жизнь несёт, как поезд под откос,
Что по судьбе даётся за заслуги.
 
 
И жаль того, кто спину надорвал,
Да и того, кто ждал всю жизнь подсказки:
Судьба – не блажь для разных приживал,
И не в хомут впряжённая савраска.
 
 
Неведом путь и слог её строки,
Как и объём, записанного свыше,
Да и порой шаги не так легки,
Но ты живёшь, раз небом был услышан.
 

Запах отпусков

 
Дороги с юга пахнут дыней,
Арбузом пахнут и вином;
Дороги северные – рыбой,
Грибами, клюквой и костром;
 
 
А в городах совсем иначе:
Впиталась гарь в житейский быт,
Туман, остыв, соляркой плачет,
Когда сквозь смог рассвет спешит.
 
 
Но есть особый – современный —
У пассажирских поездов:
В вагон вселяясь, непременно
Вдыхаешь запах отпусков;
 
 
И много позже, вспоминая
Свой туристический «вояж»,
Нам ясно память проявляет
Вагонно-ролтонный купаж:
 
 
Нарезок сырных и колбасных,
Салатов пряных и яиц,
И тел вспотевших, понапрасну
Салфеткой пот стиравших с лиц…
 
 
Бежит по рельсам память лета —
Плацкартов душных и сует,
Едою пахнущей бюджетной
В душе оставив тёплый след.
 

Тверь – Борисоглебск. Август, 2023 год.

Вот такая весна

 
– Вот такая весна – то мороз, то оттепель. —
Разглагольствует дед, лёжа на печи,
– Я наверно схожу к детям, там хоть потчуют,
А ты тесто поставь всё ж на калачи…
 
 
Завтра ж праздник тебе! Что, забыла старая?
Выставляй свою снедь, что ли, ко столу.
Внуки, может, зайдут, вкуснотой побалуем,
А под вечер, глядишь, и бока помну…
 
 
– Ах ты, перец сухой – эвон, что задумал-то!
Я сейчас вот ухват у печи возьму
И устрою тебе «сладость» полоумному,
Будешь год вспоминать праздник и весну…
 
 
Бабка села к окну поглазеть на улицу:
– А и впрямь, ты смотри, вон сосед идёт,
А с ним Валька-жена, и совсем не хмурится,
И цветов он букет, глянь какой, несёт.
 
 
Что расселся, стручок? – бабка подбоченилась, —
Завтра жду от тебя праздничный обед
И… наверно молчи, чтоб я не обиделась,
И цветов подари завтра мне букет…
 
 
А назавтра, чуть свет, печь уже протоплена,
Стол салфеткой накрыт… свечи и цветы,
На тарелках салат луково-картофельный
И ещё на пару тянутся манты…
 
 
– Вот такая весна: то мороз, то оттепель. —
Разглагольствует дед с внучкой у печи, —
Надо бабку будить, праздничным попотчевать,
А потом уж и чай, мёд да калачи.
 

К осочникам некошеным, к туманным берегам…

 
Осочники не кошены – туманами дымят,
У речки ходят лошади, как много лет назад.
 
 
Под вислыми берёзами трескучий костерок —
Там юные «философы» сторожат котелок:
 
 
Минуток через несколько уха и «подойдёт»…
А над родными весями малиновка поёт,
 
 
А купол неба звёздного и миром не объять:
На север – жёлто-розовый, рассветному под стать.
 
 
Прохладой тянет дымной от неспящего костра,
Мимо коней пасущихся пройду к «своим» местам —
 
 
Туда, где в ночь июльскую гулять выходит лещ,
Где в пору давней юности любил картошку печь…
 
 
Нет, ни сейчас, ни загодя тропу к реке я плёл —
Стреноженною памятью мой Дух меня привёл
 
 
К осочникам некошеным, к туманным берегам —
В «ночное» – там, где лошади по пойменным лугам…
 

Фестивальное

Фестиваль «Калитвянский причал».

Турбаза «Казачья застава». 2019 год

 
Гитара устала, уснули стихи,
Костёр остывает, с рассветом не споря,
Енот доедает остатки ухи
Забытой в пылу разносолов застольных…
 
 
Когда расходились, уже рассвело,
И спать не хотелось под птичьи распевы.
Петух за рекою горнил на село,
И плотный туман растекался в кочевье…
 
 
Всего лишь мгновенье, и радужный сон
Зарылся в усталом от мира сознанье,
Теряли храпевшие тестостерон
В палатках соседних под бабьи страданья…
 
 
А кто-то со всеми не пил за столом,
И даже не пел, а лелеял глазами
Донскую казачку – и впрямь, и тайком,
И нежно шептал о любви ей губами.
 
 
Кому было дело, что юный поэт
Купаться сведёт черноглазую деву —
Любовь ненавязчиво явится в свет,
Но выбрав, любимчикам дарит посевы…
 
 
К полудню, понурый похмельный бомонд
Хрипя, выползал из кряхтящих палаток:
– А всё же удался наш творческий слёт,
И дали б диплом ещё лауреата. —
 
 
Слегка в стороне седовласый поэт
Прокашлявшись буркнул, к реке направляясь.
– Идёте купаться?
– Уж скоро обед.
Поплавал уже. – был ответ, – Отпиваюсь…
 
 
Гитара запела опять за столом,
И к рюмочным стукам цеплялись цитатки —
Хотелось ещё прогуляться на Дон,
Но надо рюкзак паковать и палатку…
 

Про летнее варенье и чай

 
В бор поеду с утра: наберу себе лета
И домой принесу, чтоб варенье сварить,
Чтобы долгой зимой вспоминались рассветы,
Когда чай самоварный с чабрецом буду пить.
 
 
Будет в доме моём аромат земляничный
Разливаться и ветер в долгих соснах шуметь,
А в морозном окне к берегам моим Млечным
Ночью каждой являться заповедный медведь.
 
 
Я ему буду петь, а сверчок неустанный
Наиграет мотив о прекрасной земле,
Что укрыта во льдах, на широтах полярных,
Что однажды откроет допотопный секрет…
 
 
Будут все вечера пахнуть солнечным зноем,
Навевая порой запах буйной грозы,
И цветов полевых, и покосом с росою,
И прекрасной девицей неземной красоты.
 
 
Очень терпким сварю, дюже вкусным, варенье —
Назову его «летним» и, как мёд разолью
По кастрюлькам, бадьям и отдельно – в контейнер,
И Загадке гостинец свой на пробу пошлю.
 
 
Приоткроет она бандерольку из лета,
Что зимой почтальонша ей домой принесёт,
Будет вечером чай пить и думать, что где-то
Её добрый романтик очень любит и ждёт.
 

Огонёк

 
За Мологою, речкой широкой,
Сиротинкой горит огонёк…
Где-то путник в ночи одинокий
Затерялся в распутье дорог.
 
 
Затерялся и ищет родную,
По которой к порогу придёт,
А неладную, горько-хмельную,
Никогда уже не изберёт.
 
 
Ни к чему ему горькие годы,
Ни о чём ему сладкая блажь —
Как с телеги, грехи у порога,
Незадачливый свалит багаж.
 
 
Постучит, призадумавшись в сенях,
Не дождавшись ответа, войдёт,
И увидит, что прежде в виденьях —
Там отец у окна его ждёт…
 
 
За рекою Мологой широкой,
Споря с ночью, горит огонёк.
Ищет путник в ночи одинокий,
Среди сотен чужих свой порог.
 

Зачем Париж, зачем Монмартр…

 
Зачем Париж, зачем Монмартр,
Зачем мне Эйфелева башня?
Мой край красотами богат —
Во много раз заморских краше!
 
 
И даже Кипр, и Шарм-эль-Шейх…
Сберу в рюкзак чего съестного,
И скроюсь где-нибудь от всех —
Быть может, где-то у Лесного…
 
 
А что, ну разве не курорт?
Свой колорит – мошка, озёра,
И спину солнцем не ожжёт,
Да и народ весьма весёлый.
 
 
Любой приемлем здесь язык —
Где на карельском, где и матом, —
Болтаешь, в общем, как привык,
Хоть на японском… «автоматом»…
 
 
Вот где красоты – и тайга,
Грибов немерено да ягод.
Пусть иностранцы на югах —
Мне что попроще, то приятней.
 

Старатель

 
Поступки – совести мерило,
Цензура памяти – печаль.
А то, что прежде заносило,
Так жизнь не в струнку магистраль.
 
 
Пытливый взор отыщет правду,
Но неформатный кругозор —
Король на троне авангарда,
Что затевает с нею спор…
 
 
Сегодня жизнь равна зарплате,
А день – уколу новостей.
Как жить при чуждых постулатах,
Когда нет правды и идей?
 
 
И путь тернист, но всё ж понятен,
Хоть отвлекает внешний сбой…
Остановись – пусть твой старатель
Возобладает над тобой.
 

Рифмы о правде

 
Слова коверкать совсем нетрудно,
Но чаще правду писать хотелось,
А в воскресенье, почти с полудня,
Благие мысли в башке вертелись,
 
 
И всё просились на лист бумажный,
И было в доме вначале тихо,
Но в дверь к соседям стучались дважды,
А после выло полночи лихо.
 
 
Какие мысли, какие рифмы —
Смешались строки в сознанье с матом
И бились гневно волнами в рифы,
И вырывались на свет… откатом.
 
 
А утром сверху затихло будто,
Но нервы с ночи звенели сильно,
И правда думой была беспутной,
Как будто влили в неё обильно…
 
 
Упав на койку, кричали мысли,
А тело, скорчась, подушку мяло,
И время на день почти зависло,
Но оказалось под вечер мало,
 
 
И дальше – ступор до полуночи:
Сознанье после по-волчьи взвыло,
И показалось, что рифма хочет
На свет родиться, но как – забыла…
 
 
Через неделю опять случилось —
Писать о правде хотелось очень,
Но… позвонили и всё забылось, —
Как мячик пнули в траву обочин.
 
 
Как будто правда кому мешает —
Боятся, что ли, её влиянья?
Но ночью снова, как в стену шарик,
Стучались рифмы в моё сознанье.
 

Берега-косогоры

 
Косогоры, леса, луговины речные,
Воды тёмные катит чрез пороги река.
Затянул борщевик деревеньки пустые,
Да нудит по ночам с комарами тоска.
 
 
У ворот старики, свой закат провожая,
На Мологу свою, на калиновый куст
Смотрят, тихо молясь… Может завтра? Кто знает…
Кто ж тогда понесёт на погост тяжкий груз?
 
 
Новый век… Не шумнут за окном ребятишки,
Не погонят гусей у бурлящей реки.
Для чего? Тихо здесь, только воздух и книжки,
Да ещё самокат, что от деда Луки…
 
 
Для чего было всё? О величье забыли.
Прогуляли, продали, а остатки гниют…
Радиола в плену паутины и пыли:
Песни слушать любил – так теперь не поют.
 
 
Старый бабушкин дом… Тополя да крапива.
Лишь бревнушки торчат, не истлели ещё.
Так и не дождалась, не увидела сына,
Не шепнула ему наставленье своё…
 
 
Холмогоры, поля, перелески и рощи —
Всё как будто не то, и река уж не та,
Не галдит ребятня и бельё не полощут,
Только чайки кричат, и вокруг пустота.
 
 
Уж истлела скамья, где, забытые всеми,
Провожали последний закат старики,
Что деревне своей жизнь вернуть не сумели:
Не под силу двоим, а кто мог – далеки…
 
 
Может, время придёт, снова люди вернутся
Обживать берега, вспомнив корни свои,
Снова песни Руси над рекой разольются,
Будут петь до зари о любви соловьи.
 
 
Может… знаю – не то. Надо, чтобы вернулись.
Как прожить без корней, потеряв и себя?
Чтоб потомкам с небес старики улыбнулись,
Что живёт наконец-то родная земля.
 

В моём краю

 
В моём краю туманы и дожди,
И трав в полях задумчивых прохлада,
В краю моём, куда ты не пойди,
Везде услада.
 
 
В краю моём не спорят с тишиной
Не птичий хор, не ветры озорные —
Здесь судьбоносной Мокоши покой
Царит доныне.
 
 
В краю моём, в отрогах-берегах
Сокрыта мудрость древняя венедов,
Оберегают сосны сон в веках
Волхвов и дедов.
 
 
В краю моём, сокрытый до поры,
Великий Китеж дремлет подо мхами,
На Камень-синь кладут свои дары
Богам веками.
 
 
В краю моём струится из земли
Душа Руси прохладой родниковой —
Здесь Древний мир со мною говорит
Заветным словом.
 

Звёздный шёпот

 
Я в небо бездонное ночью на звёзды смотрю
И слышится, будто ушедшие предки мне шепчут,
Что я не однажды ещё постою на краю,
А после мне станется жить и спокойней, и легче.
 
 
Мне видится, что я орлом над землёю лечу —
Орлам не бывают препоной моря и границы —
И людям внизу по-орлиному звонко кричу,
Что в мире не станет светлей, если спрятаны лица.
 
 
Восходит Луна, и в мистический красятся цвет
Леса и поля, и туманы над поймой речною,
И стражи стоят за туманом, встречая рассвет,
Качая своей непокорной седой головою.
 
 
Те стражи, я знаю, они из далёких времён,
Они только там, где о предках сердечно радеют.
Мне слышится шёпот от славных родных мне имён,
Когда-то ушедших на небо, где звёзды алеют.
 

Ночное

 
Вот и роса блестит– туманы день теснят,
Шкворчат подъязки на калёном камне,
Дымит, потрескивая в углях головня,
Утята с кряквой вылезли на плавни.
 
 
Звенит назойливо в осоке комарня,
Судак под берег шумно гонит мелочь…
Версталась здесь как будто жизнь моя
И у костров со мною зрела, зрела;
 
 
И вот вцепилась крепкой пятернёй,
Чтоб не отдать другим страстям мужицким,
Свенчав меня с Мологой и с зарёй,
Сгрузив в рюкзак босяцкие пожитки.
 
 
А что и нужно – чайник вон кипит,
Дошла и рыба с черемшой и хреном,
И речка тихо о своём журчит,
О бесконечном, вечном и нетленном…
 
 
Туманной Сваргой млечная стезя
Торит меж звёзд пути перерожденья —
Там где-то есть тропинка и моя,
Которой я пойду, закончив время.
 
 
Сравнялся берег с мокрой пеленой,
В осоке тёмной цапля прокричала…
Вся жизнь и быт за пазухой земной
С рожденья и до нового начала.
 
 
Зарделась в небе новая заря —
В ночь не спалось, выпь на болоте пела.
А, может, бделось вовсе и не зря —
В рассвет хватала щука ошалело…
 

Говорят…

 
Говорят, не любим я Родиной —
С детства ласкою обделён,
Словно плюнул в меня юродивый,
Иль напрасно оговорён.
 
 
От рождения – брошен-руганый,
С нареченья и будто в скит;
Не с того ль, что не стал хапугою,
Что за правду душа болит?
 
 
А спросить у Судьбы – не матушка:
Не ответит – сильней нагнёт.
А ведь я за душой ни камушка
Не ношу – пусть, как есть, везёт…
 
 
Но скажу: мне любима Родина
За подсказки, как надо жить.
Может, просто рождён особенным,
Чтоб стеснялся о чём просить?..
 

Остров «Память»

 
Островок босоногого детства,
Вечный страж тополиных ветров,
Ты ведь помнишь, как я по соседству
«контролировал живность» дворов?
 
 
Ты ведь помнишь, как кошки бежали
От собак в твой спасительный плен
И как осенью вороны грают,
Накликая больших перемен?..
 
 
Что-то сбылось, а что-то исправить
Став взрослей, почему-то не смог,
Только остров с названием «Память»
Не исчез на развилке дорог.
 
 
Ещё ветры «поют» вечерами,
Залипая в листве тополей,
И опять он меня привечает,
Словно в детстве, под сенью своей.
 

О правде

 
Нас время неподкупное рассудит,
Кто был из нас чужим, а кто своим,
Не стоит уповать, что мы забудем —
Мы правду никому не отдадим;
Её мы сохраняем не в тетрадях,
Не в книгах зашифровываем суть:
В России за седьмой печатью память —
В людской душе её не сковырнуть.
 

Об эволюции, ненависти и о соседях

 
Что Земле ожидать – эволюций? —
Люди бредят лишь баней кровавой,
А я думал, что чаяньям сбыться
О России овеянной славой.
 
 
Обретёт человечий наш разум
Торжество в наступившем столетье?
Мир погибнет, но не от заразы —
Ненавидя родных и соседей…
 
 
Возомнив себя богом всесильным,
Мы забыли о божеской сути —
Что всё сущее неповторимо,
Что добром измеряются судьбы.
 
 
Но сегодняшний день провожая,
Я подумал – вдруг завтра не будет?
Нынче громко соседи ругались,
И казалось, что это не люди.
 

Посленовогоднее

 
Январь сырою мглой укутал мой посёлок;
На грязь засоленных дорог не липнет снег.
Какой-то чудик нарядил скелеты ёлок
Пивными банками (постпраздничный хай-тек).
 
 
Салюты кончились – вороны объявились,
И псы «бесхозные» в помойках мусор жрут…
В газету жалобу напишут – обленились! —
Ведь сами мусор тот в контейнер не кладут.
 
 
Застыло время в закоулках междузимья;
Подарко-винный спал на нет ажиотаж;
На лицах сонных продавцов следы унынья,
Что всё ж «удачным» новогодний был кураж…
 
 
Есть индивиды, что покрепче – те на лыжи,
А основной народ внимает «теле-шум», —
Туман сегодня над посёлком, как в Париже,
Но только наш, январский, более угрюм.
 

Нынче вечер холодный был

 
Нынче вечер холодный был —
Млечный путь на дома упал.
Где-то пёс в глухоночье выл:
В небо нервы тянул и рвал…
 
 
Кто-то, видимо, спать хотел —
Не стерпел, и гулять ходил…
Жалко пса – он ведь просто пел,
А тот «кто-то» его закрыл.
 
 
А под утро пришли коты,
У подъезда невестам петь.
И мороз-то – такая стынь,
Что вздохнёшь и начнёшь хрипеть.
 
 
И я слышал, как «кто-то» пса,
Что на звёзды романсы выл,
На котов «от души» послал,
И… опять погулять ходил.
 
 
Мне всё думалось: «Спит ли он,
Или просто любитель в ночь
Нагулять аппетит на сон?»
Я, вот честно, поспать охоч.
 
 
И ругнувшись: «Да чтобы вас…
Допоётесь ведь, вашу мать…»
Я в который уж за ночь раз,
Попытался улечься спать.
 

Нам бы помнить вчера

 
На Руси всё одно – что вчера, что потом, —
Если жизнь не прижмёт, то и память глухая,
И цинично, наверно, охаять дурдом —
Что вошло в обиход, не сотрётся веками.
 
 
Чернотой вековой многомудрая Русь
Изводила свой Дух и нутро потравила…
Отчего? И когда? Да и сможет ли трус
Отвергая свой крест, не вдыхать и кадило?
 
 
Чем глупее сейчас, то случится едва ль
Возродить, что убил «солнцеликий Владимир»,
Если память людей, словно чёрствый сухарь,
То и дни, что потом, не случатся своими…
 
 
Нам бы помнить вчера, да назавтра бы впрок
Накопить в закрома, что в заветах от предков,
То покинул бы Русь присосавшийся Рок,
То и верно кресты потопили бы в реках,
 
 
Да и «чёрных служак», что с кадилом и дурь
В прежде умный народ, распевая внедрили,
Но сегодня силён под крестом «дымокур»,
Что давно уже ждёт, чтоб «вчера» мы забыли.
 

Слово. Люди и числа

 
Туман затмит серебряное слово,
Сожгут в кострах поэтов славный век,
Но возрастёт на зольниках былого
Всесильный дух несущий русский свет;
 
 
Очнётся мир от мнимого величья
И обратит на Русь пытливый взор,
И сбросив сор с себя псевдо-античья,
Вернёт язык, что чтился испокон.
 
 
И зазвучит поэзия творенья,
Из родников ведической земли —
Никчёмный сор межъязыковых прений
Сойдёт на нет, как прежде короли.
 
 
Не будет войн – Земля себя очистит:
Больных излечит, злобных заберёт…
Но гибнут люди обращаясь в числа,
Слова поэтов не беря в расчёт.
 

Пичуга чудная

 
Чуть свет, и пичуга чудная
О чём-то протяжно поёт —
Две ноты, но, кажется, знаю,
Кого эта кроха зовёт;
 
 
И пусть ошибаюсь я скоро:
В той песне стремящейся жить,
Подкрашенной каплей минора
Словечко мне слышится – «Вить!»
 
 
И я, окликаясь охотно,
Шепчу ей походу – «Я тут…»,
И думаю: «Матерь-Природа,
А как это чудо зовут?
 
 
И я бы хотел её имя
Сказать троекратно в рассвет,
Чтоб птаха с душой херувима
Меня поминала сто лет…»
 
 
Но шепчет в берёзах мне ветер
Что пташкам имён не дают,
Что только в стихах у поэтов
Они на две жизни живут,
 
 
И только в людской величают
Их именем весты своей,
А в птичьей их так – окликают,
Чтоб помнилось дольше о ней.
 

К дороге в Борисоглебск

 
Оставлю печаль у порога
И быт одинаковых дней —
Беги по России, дорога,
В объятия лесостепей;
 
 
К Хопру, где исхожены тропы,
В подсолнечный Борисоглебск —
Беги, но в Твери синеокой
Дождись верхневолжский экспресс:
 
 
Везёт он мою Жозефину,
Отраду мечтаний моих —
Я с ней хоть в Пекин, хоть в Афины,
Хоть в поиск миров неземных.
 
 
Мы встретим полуночный «скорый»,
Заселимся в сонный плацкарт
И к югу, навстречу авроре,
Помчимся во тьме наугад…
 

А сегодня не пишется – мается…

 
Без эмоций стихи не сплетаются,
Только проза, и та с чернотой…
Говорят, надо в церкви покаяться,
Иль водою умыться святой.
 
 
Но к чему? – не у всех под рубахою,
На верёвке болтается крест,
Да и я не воспитан монахами,
Хоть и знаю, где прячется бес…
 
 
Я люблю, когда дымка туманная
Скроет реку своей пеленой,
И когда наполняется праною*
Дом с капельною ранней весной —
 
 
Этим чудом душа восторгается
И рождаются строки стихов!
А сегодня не пишется – мается, —
Просто вечер дождливый таков.
 

Прана* – жизненная энергия, жизнь

Где ты, ветер перемен?

 
Где ты, ветер ураганный
неотложных перемен?
Залечить бы надо раны,
да нет кровушки у вен;
 
 
Не вдыхает полной грудью
покалеченная Русь —
что же с ней, родною, будет?
И судить-то не берусь…
 
 
Будет завтра иль кладбищам
уготован горький пир,
и Россия бабой нищей
навсегда покинет мир?
 
 
Иль наполнят чуждой кровью
вены матери-Руси,
и не будет ветер вольный
правду русскую нести.
 

А ты учись не прогибаться волей…

«Учись у них – у дуба, у берёзы.

Кругом зима. Жестокая пора!»

Афанасий Фет. 1883 год

 
А ты учись терпению у дуба —
Когда Зима морозом дух гнетёт,
Не изливайся словом безрассудно
На тех, кто чувства обращает в лёд.
 
 
Пускай метёт пурга, с природой споря,
И соль раздора брошена к ногам,
Но ни ветвям, ни разуму, что волен,
Не принесёт беды словесный хлам…
 
 
Уже Весна капелью путь свой торит
И разум в ветрах запах счастья пьёт,
А ты услышь, как тянут соки корни
От Истины, что жизнь тебе даёт;
 
 
И устоишь один в открытом поле,
И в ураганах распрей бытовых —
А ты учись не прогибаться волей,
Как дуб не гнётся от ветров шальных.
 

Пазлы

«…Всё разобрали – страну и рельсы —

На лом, в карманы… Где кольцевая,

Сигналят в пробках «рено» и «мерсы»,

А я, сутулясь, всё жду трамвая.»

А. Нестругин – «Кольцевая»

 
Не жалься небу, судьба чудная,
Что сбит был с толку трёхцветным флагом —
Кабы по рельсам, да на трамвае,
Скопил бы счастья тележку с «гаком».
 
 
А нынче модно вцепиться разом
Народу в горло и влезть в карманы,
Но правдоделу слагать лишь пазлы
В строю со всеми, кто делит правду.
 
 
Трамваи сдали в металл и рельсы,
Догрызть осталось гранит на Волге…
Смотрюсь в былое – откуда бесы?
По коммунизму страдали долго?
 
 
В Союзе жили, а нынче – боком:
Вглядись и прямо, и с разных точек…
Стоит тележка в саду без прока —
Ещё ржавеет родной «Совочек».
 

Судьбу себе не выбирают

 
Судьбу себе не выбирают —
Из тысяч троп приняв одну,
По ней уверенно шагают,
Не заступая за канву.
 
 
Но если быт земных коллизий
Расстроит поступь в колее,
То дух развилку ищет жизни,
Чтобы рестартить бытие.
 
 
И вот уже от вехи новой
Шаг в неизвестность сделав свой,
Тебе покажется – иного
Не обрести пути Судьбой.
 
 
Но каждый раз ступив неверно,
Бросаешь кости на авось,
Чтоб поворот не вышел скверный —
И чтоб по жизни легче шлось.