Текст книги "Шекспир"

В мешке осталась лишь бумага – разбойники, орудующие на дорогах Англии, видимо, не смогли оценить талант Шекспира и не стали забирать помятые листки, испещренные его мелким почерком. Также при нем остались две бумажки с лондонскими адресами. На одной был написан адрес театра Розы, которым владел некий Филипп Хенсло, на второй – адрес Ричарда Филда, земляка Уильяма, ныне владельца небольшой типографии близ собора святого Павла.

К Филду и решил направиться Уил вначале. Он спрыгнул с телеги, которая везла его на последнем отрезке пути до столицы, поблагодарил крестьянина и побрел по узким, грязным улочкам вперед. Пахло отвратительно, кругом растекались огромные лужи, в которых то и дело встречались отбросы, выбрасываемые нерадивыми слугами прямо на улицу под ноги прохожим.

Один из горожан указал путь к собору.

– Дойдешь до Святого Павла, – объяснил он, а там уж спросишь, как найти типографию своего друга. И поторопись, скоро стемнеет, и на улицах Лондона станет небезопасно.

Уильям тяжело вздохнул. Промокшая одежда и пустой желудок сами по себе не настраивали на веселый лад. А уж то, что в столице, как в том лесу, тоже, оказывается, небезопасно, не придавало Уильяму большего оптимизма.

Иногда откуда-то из темноты к Уильяму протягивалась рука попрошайки, иногда слышался неприятный смех пьяницы, иногда где-то у ног неожиданно начинал копошиться очередной бездомный. Так ли он представлял себе столицу – предел его ночных мечтаний? Пожалуй что, нет. Но Уил продолжал устало идти в сторону собора.

Справа от него блестела Темза. От ее темных вод тоже иногда начинало тянуть неприятным запахом. Вдали показался Тауэр. Даже издалека он казался мрачным и угрюмым. Известная всей Англии тюрьма притягивала взор, но, несмотря на досужее любопытство, путешественнику тут же хотелось отвести от нее взгляд.

Неожиданно левее Уильям увидел собор. Огромное здание величественно возвышалось над окружавшими его маленькими домами. Сомнений не оставалось – это тот самый собор Святого Павла, до которого ему надо было дойти, прежде чем узнавать, как найти типографию Филда. Уил повернул налево и пошел чуть быстрее, надеясь вскоре оказаться в теплом помещении с доброй кружкой эля в руках.

Некоторые книжные лавки, расположенные вокруг собора, еще оставались открытыми. Уильям зашел в одну из них и показал адрес типографии.

– Типография Филда! – вскричал продавец, будто Уил спросил о чем-то, что было известно всем и каждому. – так это же прямо за углом. Пройди чуть вперед и поверни налево. За магазином Трампа увидишь то, что ищешь.

Уильям поблагодарил продавца книжного и, собрав последние силы, пошел преодолевать оставшееся до его цели расстояние.

Дверь типографии была заперта, но в окне первого этажа горел свет. Уильям постучал.

– Кто здесь? – послышался женский голос из-за двери.

– Я к Ричарду Филду, его земляк Уильям Шекспир, – ответил он громко.

За дверью послышалось шуршание. Через минуту перед ним стоял Ричард.

– Шекспир? – переспросил он. – сын того самого Джона Шекспира, перчаточника?

– Он самый, – ответил Уильям, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну заходи, – Ричард посторонился, и Уильям прошел в комнату, – как жизнь, дружище? Давно приехал в Лондон?

– Только сегодня. Ты извини, что неожиданно к тебе нагрянул. У меня здесь всего два адреса. Твой и театра, куда хочу устроиться актером, – Уил продолжал топтаться на месте.

– Актером? Здорово, – Ричард хлопнул его по спине, – проходи. Вот моя жена. Наверное, ты голоден с дороги. Она нам сейчас накроет. Выпьем за встречу. Я тут обустроился неплохо. Дела в типографии идут хорошо. Кстати, если что, обращайся ко мне. Я постараюсь помочь тебе устроиться в типографию. Все больше книг печатают сейчас. Чего только не увидишь в книжных лавках: стихи, сонеты, советы по обустройству сада, как правильно лечиться от простуды, как построить и обставить дом, как судьбу определить по звездам.

– Вот это да, – покачал головой Уил, – я и не думал, что книгопечатание – такое выгодное дело. Ты молодец.

– А как же ты сбежал из Стрэтфорда? Я слышал, у тебя там есть жена и дети?

– О, тут долгая история. Мне этот шаг непросто дался, – Уильям посмотрел на стол.

– Ешь, ешь. Прости, я забываю, что ты с дороги и голоден, как черт. Но просто интересно увидеть земляка!

– Ты не скучаешь по Стрэтфорду? – спросил Уильям с набитым ртом.

– Да нет. Какая тут скука. Я не жалею, что уехал. Но у меня ведь не было семьи. Я женился, приехав в Лондон. Марта – дочь владельца этой типографии. Старик уж не у дел, конечно.

– Я давно мечтал сюда приехать. Не знаю, верно ли говорят, но вроде в Лондоне можно устроиться в театр. Попробую, – еще раз рассказал про цель своего приезда Уил.

– Так как ты добрался сюда? Все-таки как тебя отпустила жена? – не отставал Ричард.

– О, это целая история! Сначала она, конечно, ни в какую. И слышать не хотела, что я могу уехать. Тут как-то к нам приезжала труппа из Лондона. И я решился! Пошел к ним и сказал, что хочу работать актером.

– А они? – Ричард с любопытством смотрел на земляка. В дверях застыла его жена, тоже с интересом слушавшая весь разговор.

– Они говорят: прочитай что-нибудь. Ну стихотворение там или отрывок из пьесы.

– А ты?

– Я прочитал.

– То есть ты знал стихотворение и отрывок из пьесы? – Филд смотрел на Уильяма во все глаза. У него, видимо, подобное никак не укладывалось в голове.

– Знал. Я еще со школы помню на латыни Овидия.

– Ну ты даешь!

– Так вот, – продолжил Уильям, пытаясь и рассказывать, и есть одновременно, – они меня послушали и дали адрес в Лондоне. Театр Розы называется. Я собрал мешок, пошел на окраину города и попросил там одного крестьянина подбросить на телеге в сторону Лондона. Он ехал как раз в нужном направлении.

– И что? – рассказ захватывал Ричарда все больше.

– Ничего! Первая попытка не удалась. Жена снарядила за мной погоню. Естественно, они меня нагнали и вернули домой. Но Анна подумала и сама отпустила меня в Лондон. Я ехал почти целый месяц. Разбой на дорогах ужасный. Все, что могли, у меня украли. Остались только мои стихотворения и наброски пьес. – Уильям снова принялся есть.

– Вот, а ты мучаешь человека расспросами, – жена Филда укоризненно посмотрела на мужа, – он голоден, одежда мокрая, устал с дороги. Разговоры завтра. Я пойду постелю тебе, Уильям, в гостиной. Ложись спать.

– Да я почти и рассказал все. Завтра попробую найти театр.

– Покажешь мне адрес, я объясню, как туда добраться, – Ричард задумался, – но в основном театры расположены на другом берегу Темзы, с северной стороны. Думаю, что твоя Роза там же. Слушай, раз ты пишешь, то, может быть, я тебя даже буду печатать! Вот неожиданная встреча, – он покачал головой и опять хлопнул Уильяма по спине, – доедай и спать. Жена права. Ты слишком устал, чтобы мучить тебя разговорами.

Уильям засыпал, а перед глазами мелькали строчки:

Уж ночь спускалась на город, в котором было страшно безоружным заходить в закутанные тьмою закоулки. Вдали сверкали фейерверки у дворцов, по Темзе проплывали лодки, увешанные гирляндами цветов. Фонтаны где-то били, столы ломились от еды, вина и пива. Попрошайки монеты доставали из штанов, чтобы дневной улов пересчитать с усладой. Воришки кошели трясли. Актеры в тавернах собирались, чтоб пошутить над зрителем своим наивным.

* * *

Театр Розы принадлежал Филиппу Хенсло и на самом деле находился на севере Лондона возле Темзы. Здание театра было отстроено не так давно, и хозяин, действительно, набирал в труппу актеров. Те, что уже состояли в труппе, играли по две-три роли за спектакль, быстро переодеваясь за сценой.

Хенсло окинул пришедшего к нему Уильяма с головы до ног. Впечатление в принципе оставалось неплохое. Несмотря на потрепанную одежду, усталое лицо и тощую фигуру, что-то в его внешности притягивало взгляд.

– Давай-ка почитай что-нибудь, – скомандовал хозяин труппы, – посмотрим, на что ты годишься.

Уильям начал привычно выдавать строку за строкой. В школе они заучивали все произведения на латыни. Он прилежно декламировал отрывок из поэмы, пока Хенсло, не очень хорошо в свое время выучивший латынь, не остановил его.

– Достаточно, – замахал он рукой, – сейчас мы все больше ставим пьесы на английском. Я дам тебе несколько страниц текста. К завтрашнему дню заучи роль короля. Придешь, я послушаю снова. Да, кстати, ты сказал, что пишешь стихотворения и пьесы. Стихотворения нам не нужны, а вот пьесы требуются. Народ избалован, – Хенсло презрительно усмехнулся, – подавай им каждый день что-нибудь новенькое. Сама королева покровительствует театрам, так что мы при деле! Короче, неси свою пьесу. Я посмотрю.

– У меня, к сожалению, нет законченных пьес. Только наброски, – пробормотал Уил.

– Неси наброски. Публика не очень разборчива. Если сюжет пойдет, то остальное как-нибудь, – Хенсло помолчал, – как-нибудь уляжется.

Назад в типографию Филда Уильям шел, окрыленный надеждой. В тот день на небе сияло солнце, днем улицы Лондона не казались уже такими ужасными и грязными. Попрошайки и бездомные попрятались в свои норы, затаившись в них до наступления темноты.

Возле собора Святого Павла вовсю кипела жизнь: все книжные лавки были открыты, из типографий доносился шум станков, люди сновали туда-сюда, кто по делу, а кто и из праздного любопытства. Уильям остановился и вдохнул свежий осенний воздух.

– Как дела? – пхнул его в бок Ричард, проходивший мимо с кипой свежеотпечатанных бумаг. – приняли в труппу?

– Пока, нет. Но на завтра дали роль, которую надо выучить. Надеюсь, возьмут. А ты что несешь?

– Пошли, почитаем. Это то, что говорят звезды. Может, и про нашу судьбу прочтем, – Ричард засмеялся, – не стой тут столбом. Лучше помоги, – он отдал часть кипы Уильяму, и они вместе зашагали к дому.

– М-м-м, – закачала головой жена Филда, – давай говори, когда ты родился, – обратилась она к Уильяму, – сейчас мы прочтем, что тут про тебя пишут.

– Двадцать третьего апреля шестьдесят четвертого года, – ответил Уильям.

– Ага, вот здесь про тебя. «Люди, родившиеся под этим знаком, – начала она читать вслух, – бесспорно, наделены талантом. Но их ожидают два пути – либо прозябать в привычном окружении и похоронить свои таланты, либо вырваться из того мира, в котором жили до сих пор, развить свои таланты и стать знаменитыми».

– Смотри-ка, Уил, ты идешь по второму пути. И он гораздо более привлекателен, чем первый, – Ричард привычно хлопнул друга по спине.

– Надеюсь, твоя книжка не врет, – Уильям улыбнулся, – пойду поучу роль. Завтра увидим, начинает ли сбываться сие пророчество.

– Не беспокойся, – жена Филда игриво ему подмигнула, – сбудется. Я вот себе загадала такого мужа, как Ричард. И – пожалуйста. Так и ты – загадай, и сбудется. Главное, очень захотеть чего-то.

На следующий день он снова пешком прошел через весь город к северному мосту. Сердце билось сильнее – ведь сегодня должна была решиться его судьба. Всю дорогу он повторял строки из пьесы, представляя себя жестоким и коварным королем, подсыпающим яд собственному сыну.

– Ну что ж, – Хенсло послушал Уильяма и веско объявил: – принят! Конечно, пообтесать тебя немного. Работать будешь первое время на износ. Платить буду мало. Способности есть, но для актера этого недостаточно. Учись, старайся, и из тебя будет толк.

– Спасибо, – Уил наклонил голову, боясь показать счастливую улыбку, появившуюся на его лице, – мне бы найти комнату где-нибудь поблизости.

– На адрес, – Хенсло быстро написал что-то на листке бумаги, – скажешь, от меня. У нас там живут некоторые члены труппы. Репетиция через два часа. Возвращайся обратно. Начнешь работать. Спектакль завтра.

– Завтра? – Уильям вздрогнул.

– Да-да. Спектакли выпускаем быстро. Забудешь слова, сымпровизируешь по ходу. Мы ставим новые пьесы чуть ли не каждый день. Вот так, дружище.

Уильям вбежал в типографию и обнял друга:

– Ричард, меня взяли, и я нашел себе комнату недалеко от театра. Спасибо, что приютил.

– Не забывай земляка. Заходи, – Филду было немного жаль, что Уил так быстро съезжает из его дома, – мы всегда рады тебя видеть. И помни: я готов публиковать твои пьесы. Как только закончишь писать, неси мне.

– Конечно, – Уильям подхватил свой легкий мешок, не отягощенный ни одной лишней вещью, – но скоро не обещаю. Мне надо учиться актерскому мастерству. Первое время посвящу театру. Актер пока из меня выходит неидеальный.

– Да ладно, – на спину привычно опустилась тяжелая рука Ричарда, – не переживай. У тебя все получится. Так что писать не бросай. Потомки запомнят тебя не как актера, Уильям, поверь. Актеров никто не запоминает. Они будут помнить тебя как поэта и автора пьес. Пиши!

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Уильям друга и вышел на улицу.

Лондон не казался ему больше грязным и неприветливым. Он не замечал луж, выплескиваемых ему под ноги отходов и протянутых за милостыней рук. Он шел навстречу судьбе, которую ему предначертали звезды, повторяя снова и снова слова своей первой роли…

* * *

Армада испанских кораблей вышла в открытое море. Победа над Англией оставалась лишь делом времени. Огромная, внушающая страх и ужас флотилия с гордо веющими над парусами испанскими флагами шла наперекор волнам вперед, навстречу английскому флоту.

Английские корабли, отстроенные за годы правления Елизаветы, были многочисленны, но пугали своим внешним видом врага гораздо меньше. Легкие суденышки словно летели над морскими просторами, смеясь и дразня могущественного врага, бросающего им нешуточный вызов.

Буря. Потом говорили, что испанцев погубила буря. Англичанам лишь оставалось добить и так уже поверженные природной стихией корабли противника. Но Елизавета знала: ничего не происходит случайно. Судьба играет на стороне тех, кто этого более достоин. Она строила английский флот, продолжая дело своего отца. Когда пробил час, ее корабли были готовы к борьбе.

– Мы победили. Великая Армада разгромлена. – Дадли вошел к ней в спальню без стука. Он даже не вошел, ворвался, с трудом переводя дыхание. Его глаза сверкали даже ярче, чем драгоценные камни, которыми был расшит камзол, – Ваше Величество, лагерь, разбитый на Темзе, должный защитить Лондон от возможного вторжения испанцев, можно сворачивать!

– Роберт, спасибо за хорошие новости, – она прильнула к его груди, но быстро вязла себя в руки и сделала несколько шагов назад.

– Я не надеюсь на твою милость, Бэт, – печально произнес Дадли, – но ты могла бы быть ко мне более снисходительна.

– Граф, я достаточно снисходительна к вам. Вы принесли отличные новости. Теперь подождите за дверью. Мне надо одеться, а это не самое простое дело на свете, – Елизавета кивнула, показывая, что он может идти.

Каждый раз, когда он входил в ее покои, сердце королевы разрывалось на части. Она не переставала любить его все эти годы, несмотря на непонятную смерть первой жены и последовавшую через несколько лет женитьбу на леди Эссекс. Ни первая, ни вторая жена при дворе не бывали. И это все, что могла сделать Елизавета, чтобы уменьшить свои страдания.

Стоял июль, и во дворце установилась нестерпимая жара. Она велела накрывать стол к обеду на открытой веранде первого этажа, выходящей прямо на реку.

– Велите графу Лейстеру присутствовать на обеде, – приказала она передать Роберту.

«В конце концов единственная моя привилегия – это обедать с ним тогда, когда я того пожелаю. Стоило стать королевой хотя бы ради того, чтобы видеть любимого мужчину в любое время дня и ночи». Елизавета посмотрела на себя в зеркало и взялась за пудреницу.

– Вам следует отдохнуть, – сказала она графу за обедом, – война окончена, не успев толком и начаться. Но вы проделали огромную работу. Мы благодарны вам за службу.

– Спасибо, Ваше Величество. Я планировал в начале сентября поехать в Бат на воды. Пока мне нужно закончить дела в Лондоне. – Дадли наклонил голову, но глаза его продолжали пристально смотреть на королеву.

– Значит, мы еще увидимся до вашего отъезда, – сказала она.

– Несомненно, – кивнул Роберт, – можете не сомневаться. Моя любовь к вам все так же сильна, как и прежде.

– Моя любовь – престол и Англия. Вам это хорошо известно, граф.

– Вы преуспели в своей любви. Я не соперник Англии, поверьте.

– Роберт, ты женат. Вот так ты, видимо, доказываешь свою любовь ко мне. Убедительный поступок, ничего не скажешь.

– Бэт, ты сама хотела, чтобы я женился. Разве не так? Разве не твою я волю исполнял?

– Не мою. – Елизавета положила вилку на стол и обернулась.

За ними следили. И королева, и граф знали, что все эти годы за ними ведут пристальное наблюдение. Один ложный шаг со стороны Елизаветы, и враги все как один накинутся на нее в очередной попытке сместить с желаемого трона.

– Не будем ссориться, граф, – сказала она спокойно, – лучше развлеките меня сегодня вечером.

– С удовольствием. Все театры Лондона – к вашим ногам!

– То, что они обедают вдвоем, не является доказательством их связи, – мужчина говорил с явным французским акцентом, сильно коверкая английские слова, – французскому монарху требуется что-то более веское.

– Говорят, у королевы есть сын, рожденный от графа. Должно быть, ему около двадцати пяти лет или что-то вроде того.

– Вы не сумели найти его?

– Нет. Видимо, она его слишком хорошо спрятала.

– Двадцатипятилетнего мужчину нельзя слишком хорошо спрятать, – сердито возразил француз, – вы говорите чепуху.

– Можно. Если поменять этому мужчине фамилию и отправить подальше за пределы Англии, то можно.

– Ну хорошо. Вопрос второй. Путь к сердцу королевы следует расчистить. Если вы не можете найти сына, попробуйте сделать что-нибудь другое.

Четвертого сентября в ее спальню робко постучали. Елизавета позволила войти.

– Граф Лейстер скончался по дороге в Бат, – объявил ей Сесил, – внезапная болезнь. Полагают, быть может, малярия.

– Он был здоров. О чем вы говорите? – королева бессильно опустилась на кровать. – О чем вы? Роберт был здоров.

– Ваше Величество, граф ехал на воды лечиться. Он прошел через много испытаний в последние годы. Голландия, проблемы с долгами, армада. Бывают болезни, которые не видны глазу.

– Выйдите отсюда, – королева подошла к двери, – выйдите. Я хочу остаться одна.

Граф Сесил вышел из спальни. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал звук запираемых замков.

Елизавета открыла шкатулку и достала оттуда последнее письмо Роберта. Оно было написано буквально пару дней назад.

«Самое главное мое беспокойство о том, как себя чувствуешь ты, Бэт. Я вспоминаю наш с тобой последний обед – это лучшее, что со мной случилось за последние дни. И помни: ты всегда можешь рассчитывать на меня и мою любовь к тебе. Роберт Дадли, граф Лейстер».

Она положила письмо обратно.

– Это все, что мне от тебя осталось, Роберт, – слезы покатились по ее бледному лицу, – как ты мог оставить меня? Оставить не ради другой женщины, нет. Оставить навеки, без всякой надежды когда-нибудь увидеть тебя. О, Роберт, разве ты мог так поступить со мной, – Елизавета раскачивалась из стороны в сторону, снова и снова повторяя слова, обращенные к тому, кто слышал их теперь уже только с небес.

Никто больше не будет врываться в ее спальню без стука, никто не будет обращаться к ней «Бэт», ни одному мужчине она не позволит себя обнять. Почему ей не подали знак, не дали почувствовать, что после того обеда она не увидит его никогда? Она была бы ласковее, нежнее. Она бы сказала ему то, что должна была сказать давно, но никак не решалась. Почему к этой новости она оказалась так не готова?

Елизавета то лежала в кровати, то заново просматривала шкатулку. Ей не хотелось есть, не хотелось никого видеть. Она забыла, кто она и зачем пришла в этот мир, потому что оставаться в нем более не имело смысла…

Дверь оставалась запертой несколько дней. Сесил время от времени подходил к покоям королевы и настойчиво стучал в дверь. Елизавета не открывала. Она продолжала разговаривать с Робертом, перечитывала его письма, свои стихи, посвященные ему, смотрела на маленький портрет графа, хранившийся в ее медальоне.

– Ломайте дверь, – наконец решился Сесил, – мы не имеем права оставить Англию без королевы. Это мой приказ.

– Простите, Ваше Величество, – произнес он, когда дверь открылась.

– Вы все сделали верно, граф, – еле слышно произнесла Елизавета, – Англия не должна страдать из-за смерти одного из моих подданных, – она встала с кровати и, с трудом передвигая ноги, подошла к окну.

Ей всегда нравился этот вид: неспешные воды Темзы, лодки, огромные парки, раскинувшиеся по обоим берегам. Теперь все потеряло для нее привлекательность. Она провела рукой по стеклу, словно пытаясь стереть с него горькие воспоминания.

– Мне необходимо одеться, – сказала она, не оборачиваясь.

Сесил поклонился и вышел из комнаты. Он свое дело сделал. Королева возвратилась на трон.

– Моя опора – страна, которую я подняла с колен, – бормотала Елизавета как в бреду, снова оставшись одна, – о чем мне плакать? О несбывшейся любви? Любовь трагична. Чем меньше любишь, тем спокойнее на душе. – она снова открыла шкатулку.