Текст книги "Королева в ожидании"

СЛАВНЫЕ ДНИ

Ох, какое же это счастье избавиться от короля!

В одной из спален Гемптонского дворца Каролина лежала в постели, мечтательно уставившись в потолок. Апартаменты были великолепными, а окна смотрели на Большие фонтаны и на парк, уходивший вдаль. Каролина опять носила ребенка, и беременность была тяжелой, но такое состояние поднимает принцессу в глазах народа. Она надеялась, что на сей раз родит мальчика. Сына! И он будет жить с ней. Она любила детей, и они всегда радовались, когда приходили к матери. Это было самое приятное время суток – когда к ней приводили детей. Семилетняя Анна считала себя главой семьи и следила за тем, чтобы пятилетняя Амелия и трехлетняя Каролина соблюдали порядок. Как жестоко со стороны короля держать Фрицхена вдали от родителей и сестер! Но чего можно ожидать от человека, который позволяет себе двадцать лет держать жену в заключении?

Нет, не надо думать о Фрицхене. Не надо омрачать себе радость этих дней. По правде говоря, она никогда не бывала так счастлива. Если бы она могла привезти сына в Англию, а свекра держать в Ганновере, – то больше ничего не просила бы от жизни.

Каролина любила Англию и считала Гемптон самым красивым местом в королевстве. Живописная, спокойная река, дворец, парки. Ей бы не хотелось жить в каком-нибудь другом дворце. Она продолжала разглядывать высокий – высотой в тридцать футов – потолок, где в прошлом году сэр Джеймс Торнхилл нарисовал поднимавшуюся над морем золотую колесницу, а в ней – Аврору с маленькими купидонами, похожими на крошку Каролину. Принцесса старалась не смотреть на портреты, висевшие на стенах. Даже созерцание лиц, нарисованных на портретах, делало ее несчастной, потому что на одном был король, суровый и строгий, напоминавший своим видом, что она получила лишь временную передышку. А с другого портрета на нее смотрел Фрицхен, напоминавший о бесконечной разлуке.

Нет, надо уметь наслаждаться спокойной минутой. Они сохранили ганноверскую привычку плотно есть, а потом отдыхать после обеда. Одну из немногих приятных привычек, которые они привезли из Ганновера. Но англичане говорили, что от жирных блюд и отдыха люди толстеют.

Каролина не сомневалась, что за их спиной часто звучали едкие замечания. Англичане не любили немцев. Поэтому надо стараться по возможности подстраиваться под англичан, ведь дело происходит в Англии.

Ей бы хотелось научиться говорить по-английски без ужасного немецкого акцента, который, едва она открывает рот, напоминает людям, откуда она приехала. Каролина вспомнила старую курфюрстину Софию, которая так настаивала, чтобы она учила английский, и обрадовалась, когда Георг Август взял в любовницы Генриетту Говард – дескать он улучшит свой английский.

Интересно, как теперь Георг Август относится к Генриетте? Эта связь стала привычной, он во многом похож на своего отца. Но Каролина не возражает против такой привычки, потому что не боится Генриетты, которая не хочет ни вступать в конфликт с принцессой, ни показывать свою власть. Мудрая женщина – Генриетта!

«Какое наслаждение лежать здесь в тишине дворца! Хоть бы король подольше задержался в Ганновере, – молила Каролина. – Пока его нет, мы сможем так много сделать. Укрепить наше положение. Подготовить фундамент для будущего».

Наверно, внизу в парке фрейлины прогуливаются со своими поклонниками, резвятся и флиртуют, пользуясь случаем, что принц и принцесса дремлют после обеда. У всех такое настроение, будто отъезд короля снял мрачный покров, и везде началось веселье. Даже погода стоит отличная.

А в своей спальне крепко спит Георг Август и даже, наверно, тихонько похрапывает и улыбается, потому что и он почувствовал себя очень счастливым после отъезда отца.

Да, это было действительно предвкушение грядущих дней славы.

Уже через несколько недель принц и принцесса начали вести новый образ жизни – все было изящно и роскошно, великолепно, – словом, по-королевски. Король такой жизни никогда бы не смог устроить.

Каролина вспомнила о путешествиях по реке, которые она и принц совершили на барке, украшенной малиновым бархатом. На королевской барке. Принц был в парике и в голубой бархатной мантии, расшитой серебром. Высокий парик, лучезарная улыбка. Она – великолепно одетая с искрящимися на солнце драгоценностями. Они выглядели, как и подобает принцу и принцессе. Полная противоположность угрюмому Георгу! И люди проявляли к ним интерес: замечания и приветствия показывали, что народ предпочитает видеть королевскую семью такой.

Это очень важно. Нельзя упускать из виду необходимость умиротворять народ. Но и это еще не все. К Гемптонскому двору присоединялись мужчины и женщины, не удовлетворенные своим нынешним положением. Эти люди видели, что есть возможность создать другой двор, где они будут высоко оценены.

Но это были не те придворные, которыми Каролина хотела бы окружить себя. Ей не нужны недовольные. Хотя они могут положить начало ее двору. Она рассчитывала на таких людей, как Уолпол и Тауншенд. А им необходимо показать, что принц и принцесса заинтересованы в государственных делах. И конечно, все леди и джентльмены при дворе должны помнить, что король уже в годах.

«Прежде всего, – подумала Каролина, – дайте нам устроить двор. Сделать его веселым, этаким Версалем в миниатюре. А под покровом веселья начнется интрига – интрига, цель которой сделать двор принца и принцессы не только более интересным и веселым, но и более почетным».

Окружив себя красивыми девушками, вроде Мэри Белленден и Молли Липл, Каролина привлекла в Гемптон мужчин всех возрастов. И попав сюда, эти джентльмены поняли, что в Гемптоне есть нечто большее, чем просто флирт. Если бы король вернулся сейчас, он бы удивился оживлению, царившему на реке. Из Лондона в Гемптон плыли ярко украшенные барки, полные изысканно одетых мужчин и женщин; звуки музыки постоянно нарушали послеобеденную тишину.

Георг отсутствовал всего несколько недель, а как изменилась жизнь! Какой она стала полной, яркой и веселой!

Если бы у нее родился сын и если бы Фрицхен был рядом, Каролина чувствовала бы себя совершенно счастливой… Ладно, хотя бы она настояла, чтобы у Фрицхена был английский учитель. Она хотела, чтобы мальчик, когда приедет, свободно говорил по-английски. У него не должно быть такого ужасного акцента, как у нее или у Георга Августа. Как приятно слушать, когда говорят фрейлины! Язык кажется тогда очень красивым.

«О, конечно, – размышляла Каролина, – если наш двор станет могущественным (а это можно сделать), тогда мы потребуем, чтобы король вернул нам Фрицхена».

Послышался осторожный стук в дверь, и вошла Генриетта Говард.

Она грациозно приблизилась к кровати принцессы. Очаровательная женщина, хотя ее и не назовешь красавицей. Восхитительные волосы, густые и тонкие, причесаны совсем просто – локоны, свободно ниспадающие на плечи. Такой стиль предпочитала и Каролина. Чем же привлекает Генриетта? Кротостью, решила Каролина. Генриетта, как и она сама, завоевала свое положение благодаря покорности. Она ничего не требовала от принца и с готовностью выполняла его желания. Умница Генриетта!

– Уже время вставать, Генриетта?

– Да, Ваше Высочество. Дети ждут в приемной.

– Приведи их.

Девочки вошли, и Каролина протянула руки, приглашая их подойти к кровати.

Анна как старшая шла впереди, в желании быть первой она чуть ли не отталкивала маленьких сестер.

«Нет, не потому, – подумала Каролина, – что хочет быть первой. Просто ей хочется быть со мной. Она гордая, у нее есть чувство собственного достоинства. Эта девочка серьезно озабочена тем, чтобы выглядеть принцессой».

– Что вы телали сеготня? – с немецким акцентом спросила Каролина.

– Что мы сегодня делали, мама? – Анна мягко поправила ее, и Каролине было приятно, что дочь говорит правильно. Но нет ли в ее тоне легкой дерзости? И как поступить: упрекнуть или пропустить мимо ушей?

– Мы гуляли в парке и играли возле пруда. Каролина упала в пруд. Очень глупо с ее стороны. Но она вообще глупая, – принялась рассказывать Анна.

У маленькой Каролины от обиды задрожали губы, и мать протянула ей руку. Девочка уцепилась за нее, и Генриетта посадила малышку на кровать.

– Здесь лучше? – спросила принцесса. – Помню, когда я была очень маленькой девочкой, я тоже упала в пруд.

Малышка обрадованно прижалась к матери.

«Она слишком худенькая, – подумала Каролина. – Надо будет сказать, чтобы девушки были к ней особенно внимательны. Не запугивает ли ее Анна?»

Амелия вряд ли обижает маленькую сестренку. Глядя на свою вторую дочь, Каролина испытывала гордость за ее очаровательную внешность. Амелия обещала быть в семье красавицей и, хотя была на два года младше, ростом уже догнала Анну. Как и старшая сестра, она вполне осознавала, что обязана держаться с достоинством, но в ней не была злобы, она всегда защищала малышку Каролину.

«Как бы мне хотелось чаще их видеть!» – подумала принцесса.

– А сейчас расскажи мне, как ты упала в пруд?

– Она соскользнула с берега, – объяснила Анна. – А лорд Гервей выловил ее.

– Там была мисс Липл, и она сказала, что девочку надо переодеть, и лорд Гервей отнес ее во дворец.

Каролина пыталась вспомнить лорда Гервея…

«Молодой человек. Наверное, недавно при дворе, – предположила она. – Надо будет как-нибудь спросить Молли Липл».

– А мисс Белленден ему помогала. Они подняли такую суматоху. А потом Каролину переодели.

Малышка Каролина улыбалась: очевидно, ей понравилось приключение.

– Пусть Каролина сама расскажет мне, – попросила мать.

Она любила слушать щебет их голосов – английских голосов. Как жаль, что сколько бы она ни старалась, ей так и не удается избавиться от немецкого акцента! Боже мой, а что будет с Фридрихом? Неужели он приедет и будет говорить по-английски так же, как отец и мать?

За дверью послышались голоса. Каролина узнала низкий голос мужа. Значит, он уже встал и успел одеться. Она и не заметила, как быстро пролетело время.

– Ха, моя торогая! Вот где я нашел тебя. В постели? Это карашо… в твоем положении.

Принц прямо-таки излучал удовольствие. Его сопровождали высшие сановники. Как и жена, больше всего на свете он хотел, чтобы отец остался в Ганновере и никогда бы не возвращался.

– Ах вот как!.. Наши младшие тоже здесь.

Анна и Амелия смотрели на него с трепетом, малышка Каролина теснее прижалась к матери.

Он улыбался вполне ласково, но почему-то ему не удавалось завоевать их доверие. Возможно, потому что детской интуицией они чувствовали: ему с ними скучно, хотя он и ведет себя дружелюбно.

Принцесса немного огорчилась, что муж помешал ее беседе с детьми. Она всегда с такой радостью ждала встреч с малышами. Но он не должен об этом узнать.

– О, как вы выросли, – проговорил принц. – Ха, вы стали совсем польшими девотшками.

– Да, папа, я большая девочка.

– А я, папа, высокая, хотя и на два года младше. – Амелия встала рядом с сестрой, чтобы показать, какая она высокая.

– Она чересчур высокая, – запротестовала Анна. Между сестрами явно чувствовалась враждебность. Надо прекратить этот разговор, потому что тема роста может расстроить принца.

– Моя торогая, уже время повести тебя на прогулку. Хочу поговорить с тобой о праздновании годовщины нашего приезда. Прошло уже два года, и все ждут праздника.

Это будет очень интересно.

Принц сел на стул и с нежностью смотрел на жену. Прекрасная женщина. А какие прекрасные дети! Скоро у Каролины родится еще. Он, принц, хорошо потрудился.

К постели подошла Генриетта. Она взяла на руки малышку Каролину и вместе с двумя старшими девочками направилась к двери.

Принц проводил их взглядом. Его жена, дети, любовницы… вместе… вместе и счастливы. Отец уехал. Все мужчины И женщины ищут его расположения.

Еще никогда в жизни принц не был так доволен.

* * *

Это были волшебные дни. И не только для принца и принцессы и для тех, кто стекался к Гемптонскому двору, но и дли простых крестьян в соседних деревнях. Георг I хотел закрыть для народа Сент-Джеймсский парк, и ему сказали, что если он это сделает, то рискует тремя коронами. В противоположность отцу, Георг Август приходил в восторг, увидев на земле Гемптона отцовских подданных, к какому бы низкому сословию они ни принадлежали. Во время прогулок он и Каролина часто останавливались, чтобы перекинуться словом с деревенским жителем или его женой, и уходили, оставив тех с разинутыми ртами и навсегда завоевав их признательность. Гемптонский двор стал самым веселым и оживленным из когда-либо существовавших со времен Карла II. Старые люди, например, как герцогиня Монмут, вспоминали двор того монарха и веселье давно прошедших дней. Они рассказывали истории об остроумном короле и его жизнерадостном дворе. Карл II, подобно принцу и принцессе Уэльским, тратил уйму времени на то, что он называл «Прогуливанием Королевского Величества». Отличная привычка, дававшая его подданным возможность часто видеть короля и даже время от времени разговаривать с ним. Но если Карл прогуливался в компании любовниц и спаниелей, то принц Уэльский водил на прогулку жену и проявлял к ней, заботясь об ее положении, удивительную нежность. Правда, их сопровождала и его любовница, но мужчине можно позволить иметь одну любовницу, а поскольку жена вроде бы не возражает, то зачем же протестовать другим?

Принц и принцесса Уэльские очень быстро создали собственный круг приближенных и в то же время завоевали одобрение подданных короля. Неудивительно, что они чувствовали удовлетворение!

Но был один человек, которому это совсем не нравилось.

Граф Ганс Каспар фон Ботмер ни на шаг не отходил от принца Уэльского и озабоченно наблюдал за происходившим. А король наслаждался визитом в Ганновер. До графа доходили слухи, что возвращение курфюрста вызвало большую радость. Немецкие подданные пришли в восторг от того, что он снова с ними, и стали еще больше ценить его, узнав, что курфюрст привез английские деньги и обеспечит поддержку Ганновера Англией в предстоящей войне.

Георг в Герренхаузене проводил время с графиней фон Платен, хотя Шулемберг и Кильманзегге тоже сопровождали его.

«Король всячески показывает, что забыл неприятность, случившуюся с ним и его семьей в августе 1714 года, когда он высадился в Англии», – сообщалось в одном донесении.

«Всем понятно, что король так любит Ганновер, что никогда по своему желанию не покинет его», – сообщалось в другом.

А в это время в Англии его сын играл роль короля.

У себя в апартаментах Ботмер записывал все, что он замечал при Гемптонском дворе и посылал королю. Он предостерегал Георга. Но король никогда не стремился заполучить английскую корону. Его сердце оставалось в Ганновере, и он не мог заставить себя покинуть свой старый дом.

* * *

Обмахиваясь веером, потому что день стоял солнечный и теплый, Каролина с девочками, фрейлинами и придворными сидела в павильоне, где принц награждал призами победителей скачек, которые он сам организовал.

Каролине нравились павильоны, построенные во всех углах парка и роскошно меблированные. Как и принц, она любила бывать на воздухе и проводила здесь большую часть дня. Ее положение мешало ей гулять столько, сколько бы ей хотелось, но все равно она могла наслаждаться свежим воздухом в одном из павильонов. Ближе к вечеру она с друзьями пила здесь чай из стеклянных чашек, и окрестные крестьяне могли издали наблюдать, как они беседуют или играют в карты. Народ хотел видеть своих правителей. Чем меньше уединения, тем лучше.

Каролина понимала желание народа и с готовностью ему подчинилась. А главной заботой Георга Августа было находиться в центре внимания, поэтому потерю уединения он даже не считал жертвой. Постепенно они привыкли обедать под внимательными взглядами десятков пар глаз. И если временами испытывали неловкость, то тут же напоминали себе, что именно в этом одна из главных причин непопулярности короля: он не хочет показываться подданным и быть приветливым с ними.

Мэри Белленден тихо беседовала с полковником Джоном Кэмпбеллом. И Каролина подумала, что в последнее время Мэри стала гораздо серьезнее. Софи Хоув флиртовала сразу с несколькими джентльменами, строила глазки, перешептывалась и то и дело с трудом подавляла смех. Софи никогда не будет серьезной. Молли Липл разговаривала с лордом Гервеем, одним из придворных принца. Каролина решила, что, судя по улыбке Молли, лорд – остроумный собеседник.

Генриетта не отходила от Каролины. Она всегда была готова выполнить любую просьбу принцессы. А леди Каупер и миссис Клейтон глаз не спускали с Генриетты, готовые в любой момент раскритиковать все, что бы она ни сделала. Эти дамы не одобряли ее отношений с принцем.

Им трудно было бы объяснить, что гораздо лучше, если любовница принца принадлежит к окружению принцессы. Тогда можно держать ситуацию под контролем. И, конечно, предпочтительнее любовница вроде Генриетты, которая никогда не похваляется своим положением и выполняет обязанности горничной принцессы так же старательно, как и обязанности любовницы принца.

Раздался взрыв аплодисментов. Очередная победительница заезда сделала принцу реверанс. Каролина захлопала в ладоши и кивнула дочерям, Амелии и Анне, чтобы они тоже поаплодировали. Принц вручил девушке подарок – теплую клетчатую юбку.

– Это вам лутше потходит, – сказал он победительнице, вызвав восторг толпы.

Другая получила блузу, третья – капор из тафты.

– Вы не забутете этот тень? Никогта не забутете, а? Даже немецкий акцент принца звучал очаровательно.

– И мне так жалко тех, кто сеготня не выиграл приз. Но веть все не могут побетить, правта? Зато вино и сладости для всех. И все бутут счастливы.

Принц пришел в павильон.

– Тебя не продует, моя торогая? Ты должна заботиться о себе.

Миссис Говард подскочила и укутала плечи Каролины шарфом.

– Нет, так не надо. Шарф закрывает шею принцессы… Это очень плохо. У принцессы самая красивая в мире шея. Люди должны любоваться ею.

– Мне не холодно, – сказала Каролина.

Принц сел рядом с ней, очень довольный, сияя улыбкой.

– Это карашо, – заявил он. – Приятно видеть, что наш народ доволен.

Когда его взгляд остановился на мисс Белленден, глаза тотчас же затуманились. Какое очаровательное создание! Разве принц не может иметь больше одной любовницы? Ведь Карл II, о котором многие говорят с таким восторгом, имел много любовниц. А о нем, о Георге Августе, который теперь показал им, при каком веселом дворе они будут жить, когда он станет королем, скажут:

– Ах, далеко ему до Карла, Карл прогуливался по Мелл с тремя, четырьмя любовницами одновременно.

Он сделал знак Генриетте, чтобы она подошла к нему.

– Моя торогая, вам понравился нынешний день?

Она заверила принца, что было очень интересно наблюдать за скачками и ей доставило огромное удовольствие видеть, что все радуются такому чудесному дню.

Он сжал ее руку.

– Я приду к вам сегодня вечером, – пообещал он.

– Ваше Высочество так любезны, – ответила Генриетта.

* * *

Генриетта устраивала маленькую вечеринку. Она пользовалась популярностью, и ее приглашения всегда с готовностью принимались. Она была человеком добросердечным и никогда не принимала сторону ни вигов, ни тори. Генриетта мечтала о мирном существовании, и вроде бы ей это удавалось.

К ней в гости пришел принц Уэльский. Принцесса рано оставила компанию, сославшись на свое состояние. Гости играли в карты и музицировали. Принц относился к Генриетте удивительно нежно, любовница стала для него такой привычной. Правда, когда присутствовала Мэри Белленден, он, не скрывая, бросал жадные взгляды и на нее. Что же касается Мэри, то она с удовольствием бывала в компании принца до тех пор, пока присутствовали другие придворные.

«Может быть, – рассуждала Мэри, – мне удастся заставить принца сделать что-нибудь для Джона. Ведь Джон такой бедный, что нам придется туго, если мы вздумаем пожениться сейчас». Но потом Мэри обычно негодовала на свою глупость и напоминала себе, что принц не того сорта человек, чтобы честно и справедливо отнестись к удачливому сопернику.

«Я не хочу быть, как все остальные», – говорила себе Мэри.

Она отметила, что на вечеринке присутствовал лорд Тауншенд. Это было большой честью для Генриетты Говард. Лорд держался поближе к ней, выказывал большое внимание, и создавалось впечатление, будто он относится к ней с глубоким уважением.

Мэри чуть не расхохоталась. Неужели Тауншенд думает, что он добьется расположения принца через Генриетту Говард! Он не очень проницателен, этот премьер-министр. Генриетта не имеет влияния на принца. Фактически единственная причина, по которой она удерживает свое положение, заключается в том, что она не сует нос в его дела. Принц Уэльский во многом напоминал короля. И, в частности, в том, что любил в женщинах покорность. Мэри отлично понимала, что любая женщина лишь в том случае добьется от принца желаемого, если он не будет догадываться, что она пытается повлиять на него.

У Генриетты не хватило бы ума проводить такую политику, но у нее хватало женской мудрости, чтобы и не пытаться проводить ее.

Ну, а принцесса… Это совсем другое дело. У Мэри не вызывало сомнений, что принцесса гораздо чаще делает по-своему, чем догадывается принц.

К ней подлетела Софи Хоув.

– Посмотри, кто здесь, – улыбнулась Мэри.

– Бог мой, лорд Тауншенд, премьер-министр?

– Он первый раз пришел сюда.

– В нем нет ничего привлекательного, – Софи наморщила носик. – Он меня не интересует.

– Похоже, что ты одержима одной идеей, – засмеялась Мэри.

– Это очень приятная идея, – ответила Софи.

Мэри была не единственной, кто заметил присутствие премьер-министра. Леди Каупер тоже наблюдала за ним и прекрасно понимала, почему он пришел.

Она не одобряла поведения Генриетты. И кроме того, любила подчеркивать, что будь она женщиной менее строгих моральных правил, она бы могла установить с королем такие же отношения, как у Генриетты с принцем.

Ей нравилось напоминать собеседнику, что она быстро заставила короля понять: если он хочет иметь любовницу-англичанку, то ему надо поискать ее где-нибудь в другом месте. Поэтому она с удовольствием приняла свой пост в свите принцессы.

Леди Каупер и миссис Клейтон придерживались строгих правил; их возмущало фривольное поведение некоторых фрейлин, и, в частности, Софи Хоув. Если бы леди Каупер могла действовать по своему желанию, она бы давно отправила Софи в отставку.

И сейчас, увидев Тауншенда, она не сомневалась в цели, которая привела его к Генриетте Говард. Это немного встревожило леди Каупер. Она знала свет. Если серьезные политики начинают уделять внимание Генриетте Говард, то очень скоро она станет важной персоной. А именно этому леди Каупер хотела бы помешать.

И она подошла к Тауншенду.

– Приятная вечеринка, милорд, – сказала леди Каупер.

– Очень приятная, – премьер-министр без интереса взглянул на нее.

«Негибкий человек, – подумала она. – Зная мое положение у принцессы, ему надо быть осторожнее. Но безусловно, он не понимает, насколько велико влияние принцессы».

Она решила поговорить с ним в открытую.

– Если вы ищете расположения принца, то забрели не туда, куда надо.

Тауншенд ошеломленно вытаращил на нее глаза.

– Миссис Говард не имеет на него никакого влияния. Тауншенд в нерешительности помолчал, потом пробормотал:

– Мне бы хотелось узнать о взглядах принца.

– Помня, что вы премьер-министр его отца, вряд ли он захочет довериться вам.

– Это большое несчастье – разлад между королем и принцем…

– О, несомненно. Но кое-кому он на руку.

– Это плохо для страны.

– И вам… как человеку короля хотелось бы услышать мнение принца?

– Естественно.

– Поэтому вы ищете дружбы его ближайшего доверенного лица?

Тауншенд молчал.

– Милорд, вы пришли не в те апартаменты. По-моему, 1счодня в павильоне вы вели себя с принцессой не особенно любезно. Ее Высочество могла это заметить. Вы же знаете, она принцесса не только по титулу.

– Меня интересуют взгляды принца.

– Милорд, вы не догадываетесь об истинном положении вещей. Женщина, которая руководит принцем, это принцесса. Если вы хотите добиться расположения принца, сначала нам надо завоевать доверие принцессы.

Тауншенд посмотрел на Генриетту, которая из-за легкой глухоты с напряжением слушала, что говорил ей принц.

– Да, она его любовница, – продолжала леди Каупер. – Он привык к ней, иначе давно бы прогнал. Но она не рискует давать ему советы.

– А принцесса рискует?

– Принцесса, милорд, самая умная женщина при дворе. До тех пор, пока вы этого не поймете, вы не продвинетесь с принцем ни на шаг. Завтра она будет играть в карты в павильоне. Если хотите, я замолвлю за вас словечко. Она будет приветлива и простит вам былое пренебрежение. Она, конечно, понимает, что вы просто просчитались.

Тауншенд встревоженно смотрел на фрейлину принцессы.

– Вот увидите, что я права, – засмеялась леди Каупер. – Со временем вы это поймете.

К своему удивлению, Тауншенд понял, что леди Каупер действительно была права. Принцесса Уэльская, вынашивая и своем лоне наследников, находила время заниматься политикой. И фактически, едва Тауншенд завоевал ее доверие, она с готовностью открыла ему, что для нее в мире нет предмета более завораживающего, чем политика. И когда придет ее время стать королевой Англии, она сделает все возможное, чтобы в управлении государством играть одну из главных ролей.

Принцесса была умной женщиной и прекрасно владела собой. Ее дар внушать принцу, будто она во всем следует его мыслям, когда в жизни дело обстояло полностью противоположным образом, вызывал восхищение.

«Вот, – подумал Тауншенд, – истинный государственный деятель». Как он не понимал этого раньше? Премьер-министр удивлялся своей недогадливости.

Уолпол тоже понимал значение принцессы, но действовал более осторожно. Он не собирался переходить на сторону новых властителей, пока не ушел старый. И он предупредил Тауншенда, что известный шпион Ботмер следит за ними, докладывая обо всем в Ганновер.

Для Тауншенда – а еще больше для Каролины – начались волнующие дни. Она сидела в павильоне, пила чай или кофе, слушала музыку и наблюдала за играющими в карты. Иногда играла и сама. Но ей больше нравилось сидеть в стороне с принцем или с такими людьми, как Тауншенд, и осторожно вести беседу. Она чувствовала себя так, будто уже стала королевой.

Как она мечтала быть королевой! Первым ее распоряжением будет привезти Фрицхена в Англию. Она пошлет также и за Лейбницем. Какое это удовольствие иметь его под рукой! И как он будет наслаждаться беседами с блестящими людьми, каких она пригласит к своему двору!

Только Фрицхена и Лейбница ей не хватало для полного счастья. А пока очень приятно сидеть здесь, в Гемптоне, наслаждаясь теплом позднего лета. Увы, уходящего лета! Каролина всегда будет вспоминать его как самое счастливое из всех, какие выпали на ее долю после смерти Софии Шарлотты. И это счастливое лето уходило. Так печально, что теплые дни становились все короче! Вскоре они оставят Гемптон и переедут с Сент-Джеймсский дворец… Да и король ведь не навсегда уехал в Ганновер.

Между тем Тауншенд говорил:

– Я очень боюсь, что Англия будет втянута в войну. Народ не хочет войны. Люди ее ненавидят. Для них это смерть, повышение налогов… и никакого смысла. Какая цель может быть у нас в такой войне? Конечно, Ганновер видит смысл в близящейся войне. Но едва ли можно ожидать, что люди нашей страны охотно принесут себя в жертву Ганноверу.

– Не следует и просить у них такой жертвы, – быстро добавила Каролина.

Тауншенд глубоко вздохнул. Хотел бы он знать, разделяет ли подобные взгляды принц?

Каролина будто прочла его мысли и уточнила:

– Принц и я были бы категорически против, чтобы эта страна приносила жертвы в пользу Ганновера. Ганноверу не следует ожидать такого.

– Но Ганновер ждет. Король и его немецкие министры придерживаются мнения, что Англия и Ганновер должны действовать заодно.

– Это точка зрения ганноверцев, – засмеялась Каролина. – Не могу поверить, чтобы англичане думали так же.

– Ваше Высочество правы. Но…

– Сильная оппозиция в Англии не позволит проводить такую политику.

– Однако она желанна королю и многим его ганноверским министрам… А как считает принц?

– Я верю в принца и не сомневаюсь, что он не согласится с отцом. Знаете, милорд, едва ли существует хоть один вопрос, который не вызывал бы у них расхождений. И, конечно, этот не будет исключением.

Тауншенд был встревожен. Если бы ему удалось добиться поддержки принца Уэльского, если бы вместе с принцем и принцессой он смог бы создать сильную оппозицию тем, кто хочет поставить интересы Ганновера выше интересов Англии, он проводил бы свою политику и… сохранил свой пост.

– Если бы я мог поговорить с принцем…

– Он будет рад дать вам аудиенцию.

– А Ваше Высочество будет присутствовать? Каролина улыбнулась. Именно этого она всегда хотела.

Она подготовит принца, который обычно охотно участвует в любой интриге против отца. Нет ничего, что приносило бы ему большее наслаждение. И ей совсем не трудно будет вести его по тому пути, по какому она хочет, чтобы он шел.

Принцесса заметила, что граф Ботмер беседует с лордом Гервеем. Немец взял за правило бывать в любом собрании, где присутствовали принц или принцесса. Королю лучше бы найти не такого явного шпиона. Но им надо быть осторожными. Если король узнает, что премьер-министр совещается с ней и принцем, он, разумеется, тотчас поймет, что ему надо возвращаться в Англию.

– Мне бы хотелось послушать пение, – сказала Каролина. – У мисс Белленден очаровательный голос. Миссис Говард, прошу вас, передайте мисс Белленден, что я хотела бы услышать ее пение. И может быть, потом лорд Гервей прочтет нам свои стихи.

Тауншенд поклонился и сказал, что сообщит лорду Гервею о желании Ее Высочества.

Премьер-министр прекрасно понял, почему принцесса прервала разговор. Несомненно, Ботмер доложит хозяину о том, что он видел.

Лорд Тауншенд находился в сложном положении. Пока жив отец, принц Уэльский почти безвластен. Но нельзя забывать, что король немолод. А на полях политических сражений часто приходится принимать рискованные решения.

* * *

Когда Мэри Белленден пела, принц смотрел на неё и думал, что она самая красивая девушка при дворе!

И она девушка с характером… Это сильный характер. Он бы предпочел, чтобы внимание принца Уэльского она воспринимала с покорностью и восторгом, как великую честь.

Увы! Этого от нее не дождешься. Иногда он замечал в ее глазах насмешку и сам удивлялся, почему он добивается расположения Мэри? Она была высокой и стройной, а не маленькой пышечкой. Типичная англичанка.

«А все английское я люблю больше всего на свете», – думал Георг Август, будто повторял затверженный урок.