Текст книги "Королева в ожидании"

О ней слагали песни и распевали их на улицах. Мэри Белленден и Молли Липл – две красавицы, две соперницы. Но ему подайте Мэри. Разве это неправильно и несправедливо? Одна из первых красавиц непременно должна быть его любовницей! Почему она этого не понимает?

Принц мурлыкал себе под нос песню, которую услышал от одного из придворных:

Что там за глупые шутки? Кто при дворе красивей? Одни клянутся, что Мэри, Другие кричат, что Молли.

«Я – за Белленден», – подумал принц.

Он не умел скрывать своих чувств, и она была не единственной, кто заметил его внимание. Просто возмутительно, что желания принца Уэльского до сих пор не удовлетворены!

Принц не сомневался, что со временем она все равно станет его любовницей. Она не была скромницей, так зачем же откладывать? Он догадывался, что, подобно большинству людей при дворе, она чего-то от него добивается. Но чего она может добиваться, кроме денег?

Как и многие экстравагантные юные леди, она испытывала финансовые трудности. Принц об этом знал, потому что слышал ее жалобы на неоплаченные счета. Значит, надо воспользоваться случаем и дать ей понять: если она станет его любовницей, у нее будет достаточно денег и никаких забот со счетами… до тех пор, пока она ему нравится.

Мэри кончила петь и села в алькове павильона с Маргарет Медоуз и миссис Клейтон.

Принц направился к ней, но не прямо, а останавливаясь по пути, чтобы поболтать. Ему казалось, что таким образом он маскирует свое намерение быть поближе к Мэри.

Наконец он подошел к столу, за которым она сидела, и поклонился всем трем дамам.

– Прекрасная песня, – сказал он и сел рядом с ними. Потом вынул из кармана кошелек и высыпал его содержимое на стол. Женщины недоуменно смотрели на него. Принц начал считать деньги.

– Похоже, у меня много денег, – он улыбнулся и стал складывать деньги в кошелек, позвякивая гинеями и не сводя глаз с Мэри.

Но Мэри спокойно смотрела мимо него с таким видом, будто ее совершенно не занимают его действия.

По просьбе принцессы начала петь Молли Липл. Дамы молчали. Принц с улыбкой и с ожиданием смотрел на Мэри, а Мэри с каменным лицом смотрела вдаль.

Георг Август навестил принцессу в ее апартаментах. Она отдыхала, лежа в постели. Он жестом попросил придворных дам выйти, подошел к кровати и поцеловал жену.

– Это карашо, что ты отдыхаешь. Как ты себя чувствуешь, моя торогая?

– Хорошо, но буду очень рада, когда появится ребенок. Приходится долго ждать.

– У тебя всегда в таком положении трудное время. Ты уверена, что правильно рассчитала срок? Ты раньше ошибалась, помнишь?

– Уверена. Каупер и Клейтон заботятся обо мне. И миссис Говард тоже.

При упоминании о Генриетте принц был немного шокирован.

– О, они хорошо обо мне заботятся. Они считают, что мне нужен доктор вместо повитухи.

– Вместо повитухи? Мужчина! Каролина, это невозможно.

– Конечно, невозможно. Фрейлины говорят, что во Франции королевские дамы пользуются услугами акушеров, а не повитух. Якобы, акушеры искуснее… И для женщины это безопаснее. Но у меня будет принимать роды повитуха. Я не хочу, чтобы сэр Дэвид Гамильтон помогал мне.

– Я тоже не хочу.

– Мне придется побранить этих дам.

– Они желают тебе добра, но ты их все же побрани.

– Я чувствую себя карашо… очень карашо. И я хочу поговорить с тобой о премьер-министре.

– Да, что такое?

– Он просит аудиенции. По-моему, он предпочел бы служить тебе, а не королю.

Глаза у принца засияли от удовольствия.

– Конечно, ты должен сказать, что нам надо быть осторожными.

– О да, мы должны быть осторожными.

– Если король узнает, что премьер-министр говорил с тобой о делах, то очень рассердится. Он моментально вернется из Ганновера.

Принц кивнул, но глаза у него триумфально засверкали.

– Эти недели в Гемптоне прошли удивительно хорошо. Принц опять кивнул.

– У меня была возможность часто видеть тебя. Ты показал им, каким будешь королем.

– А ты – королевой. Каролина положила руку на живот.

– Ох, я должна носить детей. Для женщин это главное.

– Но я всегда буду делиться с тобой, Каролина, своими мыслями. Нет никого, с кем бы я мог говорить так, как с тобой.

– Ты очень добр ко мне. Нам надо быть осторожными с Тауншендом. Не послать ли за ним сейчас? Я оденусь, и мы можем принять его на галерее королевы. Ты согласен?

Принц с жаром кивнул.

– Мне кажется, король хочет, чтобы Англия приняла участие в войне. Как ты думаешь, это будет хорошо для Англии? Для Ганновера – конечно, хорошо, но вот для Англии… Народ не хочет войны. Как ты считаешь, стоит Англии объявлять войну, пока ты являешься блюстителем и заместителем короля?

– Нет, это плохо. Я не позволю.

– Я так и думала, что ты не позволишь. Сейчас я позову своих фрейлин и присоединюсь к тебе. Я пошлю сказать Тауншенду, чтобы он пришел на галерею.

* * *

В длинном свободном платье, скрывавшем, что она почти на сносях, Каролина прогуливалась по галерее королевы, находясь между принцем и премьер-министром.

Тауншенд говорил:

– Англия никогда добровольно не вступит в войну ради интересов Ганновера.

– Да, этого нельзя делать. Ни в коем случае! – поддакнул ему принц.

– Меня радует поддержка Вашего Высочества, – продолжал Тауншенд, – потому что кабинет министров такого же мнения. Эскадру в Балтику послали вопреки моему совету. Тогда заявили, мол, это надо, чтобы защитить нашу торговлю. Но на самом деле наша торговля не нуждалась в защите. Защитить хотели Бремен и Верден… в интересах Ганновера.

– Ганновер должен сам сражаться за свои интересы, – провозгласил принц.

– Король так не думает.

– Король – дурак, – выпалил принц. Каролина и премьер-министр потупились.

– Я повторяю, он дурак, – продолжал Георг Август. – Он, должно быть, предпочитает Ганновер Англии. Но тогда он не англичанин… а я англичанин…

– Мы оба англичане, – добавила принцесса.

– Да, мы любим все английское, – улыбнулся ей принц.

– Из Ганновера пришли новые предложения, – вел свою линию Тауншенд. – Я не согласен с ними и хотел бы знать, поддержит ли меня Ваше Высочество.

– Если это хорошо для Англии – вы получите мою поддержку. Я никогда не поставлю Ганновер превыше Англии.

– Хорошо сказано, – пробормотала Каролина, и он опять улыбнулся ей.

– Дания предлагает Ганноверу Бремен и Верден при условии, что Англия объявит войну Швеции и выплатит Дании сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

– И что от этого получит Англия? – взволнованно спросил принц.

– Англия – ничего, но, конечно, Ганновер получит Бремен и Верден.

– А Англия будет воевать со Швецией и Россией, – тихо добавила Каролина.

– Этого никогда не будет! – воскликнул принц и так сжал кулаки, что на висках напряглись жилы.

– Я восхищен поддержкой Вашего Высочества. Теперь я намерен представить кабинету предложения Стенхопа и могу заверить вас, что они будут отвергнуты… в частности, и потому, что мы заручились поддержкой Вашего Высочества.

Принц наслаждался положением. Когда премьер-министр советовался с ним, он искренне чувствовал себя королем.

Проходили золотые сентябрьские дни. Каждое утро Каролина просыпалась с мыслью: нет ли вестей о возвращении короля? Но он по-прежнему оставался в Ганновере, давая им возможность свободно наслаждаться его благословенным отсутствием.

К большому удовольствию принца, Тауншенд, с которым теперь он был в отличных отношениях, предложил совершить путешествие по сельским местам. Принц почти не видел Англии, если не считать его поездки с побережья в Лондон, когда он впервые прибыл в свою новую страну. И к тому же англичанам нравилось видеть своих правителей.

Тауншенд уже разговаривал с ним так, будто принц стал королем, и он начал думать о себе, как о короле.

Так что теперь Георг Август готовился к предстоящему путешествию.

– Одно меня печалит, – вздохнул он, – ты, моя торогая, не сможешь поехать со мной.

– Ты прекрасно обойдешься и без меня, – успокоила его Каролина.

– Но я чувствовал бы себя гораздо счастливее, если бы моя торогая жена была со мной.

– Я буду думать о тебе… все время. Но ты же видишь, я в таком положении, что не могу поехать с тобой.

– Будь осторожна. Я дам миссис Говард особые приказания.

– Не утруждай себя. Она лучшая из моих фрейлин. Принц благодарно улыбнулся жене. Казалось, ничто не

могло испортить ему удовольствие от поездки.

О, каким же наслаждением было путешествовать по Гемпширу, Суссексу и Кенту, где вдоль дорог выстраивались люди, чтобы приветствовать его, когда он проезжал мимо них! Принц говорил себе и сопровождавшим его придворным, что никогда не устанет улыбаться народу Англии.

По сигналу о приближении принца вдоль дороги зажигали костры, девушки выбегали с букетами цветов и танцевали перед его экипажем. В Портсмуте он любовался сухопутными и морскими силами, поднимался на борт лучших кораблей, и пушки палили в его честь.

Он расчувствовался, глаза у него сияли. Принц заявил тем, кто встречал его, что еще никогда в жизни не был так счастлив. Он любил Англию, любил английский народ, он был англичанином и не мыслил себя никем другим. И кровь в его жилах, которую он унаследовал от своей бабки, до единой капли была английской.

Он бы никогда в жизни добровольно не покинул Англию. Англичане – самый лучший и самый очаровательный народ в мире.

Он любил англичан, и англичане любили его.

– Как он отличается от своего старого угрюмого отца! – говорили люди. – Пусть этот старик со своей Каланчой и Слонихой остается в Германии. Пусть набивает себе брюхо сосисками и кислой капустой. Его сын совсем другой. Он англичанин, хотя и говорит с ужасным немецким акцентом. Он Гнил один из нас, потому что ему предопределено быть таким.

И вдоль дорог зажигали костры, люди пели и танцевали и охотно выкрикивали лозунг дня: «Боже, благослови принца Уэльского!»

Когда он с триумфом вернулся в Гемптон, на пороге уже стоял октябрь. Обрадованная его возвращением Каролина с восторгом встретила Георга Августа и с нетерпением ожидала рассказов о его победах. И хотя ее беременность проходила тяжелее, чем обычно, не было никаких признаков, что роды могут быть опасными.

* * *

Ботмер сидел в своих апартаментах и писал королю, Берншторфу и Робетону.

«Принц, – сообщал он, – фактически стал королем. Премьер-министр совещается с ним. Тауншенд переметнулся на его сторону. Его Высочество совершил королевское путешествие по Гемпширу, Кенту и Суссексу. Его встречали как правителя королевства».

* * *

Каролина радовалась успехам принца, и все же тревога не оставляла ее. Популярность придала Георгу Августу решительности и твердости, и королю придется подавлять в нем эти качества. Она надеялась лишь на то, что Георг поймет, как сильно он любит Ганновер, и решит остаться там навсегда. Только в этом случае она с мужем сможет продолжать столь восхитительное существование.

Надежда на то, что король останется в Ганновере, была очень хрупкой, и Каролина понимала это. Она молилась, чтобы их самое страстное желание стало реальностью. Но пока отец жив, Георг Август не может заполучить корону. И раз уж им приходится ждать, надо наслаждаться жизнью, как в это прекрасное лето, которое они провели в отсутствие короля в Гемптоне.

Дни становились короче, а тревога принцессы росла. Кончились долгие, очаровательные чаепития в павильоне. Дул пронзительный холодный ветер. Гулять приходилось почти в полдень, чтобы до сумерек вернуться к себе в покои. А игра в карты при свечах не казалась такой волнующей, как на свежем воздухе.

«Счастье не может продолжаться вечно», – вздыхала Каролина.

А из Ганновера приходили новости, которые печалили ее.

Лейбниц обратился к королю и попросил разрешения оставить Ганновер и поехать в Англию. Король резко отказал. Бедный Лейбниц! Он был непопулярен в прошлом, но еще хуже его положение сейчас. Тогда его просто не любили за то, что он интеллектуал и друг принцессы. А ее в те годы король считал незначительной особой, нужной только для того, чтобы рожать детей. Теперь король уже знает, что она не дура. Ботмер, конечно, сообщил ему, что сначала Тауншенд беседовал с ней. И сегодня она в полной мере разделяет с принцем враждебное отношение короля.

Лейбницу не стоило в такой момент обращаться к Георгу.

«Король пришел в такую ярость от происходящего в Англии, – читала она в письме, – что не мог вынести вида Лейбница, который всегда поддерживал принцессу Уэльскую. Он повернулся к нему спиной и не стал разговаривать. У Лейбница не оставалось другого выбора, кроме как покинуть двор».

Бедный, одинокий, старый Лейбниц! Его единственная вина в том, что он хранит преданность своей бывшей ученице и обладает мудростью! Итак, теперь он переехал в свой ганноверский дом и живет там. Он оставил двор навсегда и потерял надежду когда-нибудь попасть в Англию.

Каролина мысленно представила его, вспоминая беседы, которые он вел с курфюрстиной Софией, заразившей Лейбница своей любовью к стране, которую никто из них никогда не видел.

Сейчас у него разбито сердце, потому что он лишен своей работы, лишен друзей и презираем за то, что у него хорошие мозги и он любит пользоваться ими.

Может ли человек умереть, если у него разбито сердце?

«Наверно, может, – подумала Каролина, – потому что Лейбниц умер в своем доме, в Лейбницхаузе, и был скромно похоронен в Ганновере. Король не желал, чтобы его вспоминали».

«Его похоронили скорее как разбойника, чем как украшение своей страны», – читала Каролина в письме.

Милый Лейбниц, он учил ее, он бранил ее, и он любил ее!

Разорвана еще одна связь с прошлой жизнью. И в то же время это плохое предзнаменование на будущее.

Георг беспощаден к тем, кто, как он считает, плохо ему служит. От этого и пострадал бедный Лейбниц.

С какой же беспощадностью он отнесется к тем, кто открыто пренебрегает им: к собственному сыну и снохе! Что будет, когда он вернется? В эти быстро убегавшие короткие дни, когда Каролина сидела и ждала первых сигналов о готовности ребенка прибыть на свет, тревожные мысли не оставляли ее.

По реке медленно плыла обтянутая малиновым бархатом королевская барка. На берегах стояли люди и выкрикивали приветствия. А принц, положив руку на сердце, кланялся и улыбался. Принцесса, выглядевшая так, будто вот-вот родит, сидела сзади и улыбалась приветливо, как и ее муж. Юные принцессы, Анна, Амелия и Каролина, сидели вокруг матери. Люди на берегу отдельно приветствовали дочерей принца. На искусно украшенной барке любопытный мог заметить и соперничающих красавиц Мэри Белленден и Молли Липл, и Софи Хоув, о которой написано столько стихов, и Генриетту Говард, любовницу принца, которая была в самых лучших отношениях с принцессой, и других примечательных придворных.

Если последние месяцы действительно дают представление о том, как будет выглядеть новое правление, то народ определенно не станет скорбеть об уходе Георга I.

Каролина с легкой печалью смотрела на пожелтевшие деревья. Она хотела остаться в Гемптоне, но Тауншенд предупредил ее, что ребенок, которого она родит, возможно, будет наследником трона, а наследникам трона не полагается появляться на свет в Гемптоне. Меньше всего Каролине хотелось бы пренебрегать английскими традициями. И она с сожалением отказалась от мысли продолжать жить в Гемптоне. Она не могла подавить в своей душе печаль, ибо понимала, что, покидая дворец, стоявший на берегу Темзы, темно-красный, кирпичный, и его роскошные апартаменты, и, главное, великолепные парки, украшенные фонтанами и клумбами, зеленью кустарников и павильонами, намеренно запущенными аллеями и лабиринтами, она прощается не просто с летней резиденцией. Это был конец целой поры, самого восхитительного периода ее жизни.

Хуже того, она чувствовала себя больной. Несколько недель назад у нее чуть не случились преждевременные роды. Она хотела иметь детей, много детей, но месяцы неудобств, пока она ждет их появления на свет, очень утомляли.

Итак, они переезжали в Лондон, в Сент-Джеймсский дворец, и она надеялась, что ребенок скоро родится.

«Тогда я буду лучше себя чувствовать, – успокаивала себя Каролина. – Я буду готова выдержать бурю, которая неизбежно грянет, когда вернется король».

* * *

Мрачным ноябрьским воскресеньем, через неделю после возвращения двора в Сент-Джеймсский дворец, у Каролины начались схватки.

Весь день во дворец прибывали официальные лица, и принц вызвал некоторых членов кабинета, чтобы они присутствовали при рождении ребенка.

У не говорившей по-английски немецкой повитухи, которой принц приказал дежурить при жене, с каждым часом нарастала тревога. Она делала все, что полагалось в таких случаях, но ребенок не показывался. Миссис Клейтон и леди Каупер беспокоились еще больше, чем немка.

– Это необычные роды, – решила миссис Клейтон.

– У принцессы всегда трудные роды, – напомнила ей леди Каупер. – Поэтому особенно глупо оставлять ее в руках этой старой немки.

– Да, старой деревенской повитухи, – согласилась миссис Клейтон. – Надо вызвать сэра Дэвида Гамильтона.

– Я поговорю с принцессой, – решительно заявила леди Каупер.

Она пошла в комнату, где принцесса от страшной боли металась от стены к стене. С ней была старая немецкая повитуха, явно обеспокоенная.

– Ваше Высочество, вы разрешите послать за сэром Дэвидом Гамильтоном? – спросила леди Каупер.

Каролина на секунду остановилась и взглянула на придворную даму.

– Зачем?

– Вашему Высочеству он может понадобиться. Он опытный акушер.

– Я не хочу, чтобы в такое время здесь был мужчина.

– Ваше Высочество…

Каролина отвернулась от нее и снова заметалась по комнате. Когда леди Каупер подошла к двери, Каролина вцепилась в спинку кровати – начались очередные схватки. Повитуха покачала головой и разразилась потоком немецких слов.

– Это причуда, – сказала леди Каупер и пошла советоваться с миссис Клейтон.

– Но если принцесса не хочет, чтобы мужчина присутствовал при родах, что мы можем сделать?

Каролина промучилась весь понедельник и вторник. Обессиленная, она лежала на кровати, но ребенок еще не продвинулся и на дюйм.

– Это безумие! – возмущалась леди Каупер. – Она не выдержит такого. Ее жизнь в опасности.

В ужасе и в слезах фрейлины принцессы сидели в своих апартаментах и ждали известий. Леди Каупер с негодованием говорила, что она никогда не слышала о такой глупости. Жизнь принцессы в опасности, а единственная, кому разрешено быть рядом с ней, глупая старая повитуха.

Выбрав одну из немецких фрейлин принцессы, графиню Бюкебург, леди Каупер отправила ее к принцу, чтобы убедить его: принцесса нуждается в помощи опытного сэра Дэвида Гамильтона и надо немедленно послать за ним.

Графиня пришла в кабинет принца, где он заседал со своим Советом.

Он выслушал ее и покраснел от гнева и… страха.

Как они смеют предполагать, что дела идут плохо? Жизнь стала такой прекрасной. К нему относятся, как к королю. Он пользуется популярностью у народа. Он проявил себя как истинный мужчина. Его жена плодовита. У него есть любовница. И очень скоро будет еще одна фаворитка, потому что Мэри Белленден долго не устоит. Все прекрасно.

– Чушь! – воскликнул он. – У принцессы всегда трудные роды. Мы всегда рассчитываем, что ребенок появится раньше… Всегда получается так. С принцессой все хорошо… хорошо… говорю вам!

Графиня поспешно ушла и когда передала слова принца леди Каупер, та вместе с миссис Клейтон, поддержавшей ее, решили, что надо спасать принцессу.

Они не сомневались, что жизнь принцессы в опасности.

Леди Каупер вошла в родовую комнату и позвала повитуху.

– Что происходит? – спросила она по-немецки.

– Трудные роды… очень трудные, – старая женщина беспомощно посмотрела на потолок.

– И вы знаете, что не в состоянии справиться с ними.

– Я делаю все, что могу.

– Признайтесь, что вы боитесь.

– Это трудные роды.

– Пойдите к принцу и скажите, что вы ничего не можете сделать… Скажите, что вам нужна помощь. Попросите, чтобы он прислал опытного акушера.

– Роды трудные. У принцессы всегда трудные роды.

– А вы неумелая повивальная бабка. И вот что я вам скажу… Если роды кончатся плохо, вас повесят, и вы будете висеть, пока не умрете.

Повитуха со стоном выбежала в приемную, где толпилось много придворных. Они с удивлением смотрели на причитавшую женщину и не понимали ни слова из того, что она выкрикивала.

Принц и Тауншенд поспешно вошли в приемную, сопровождаемые несколькими министрами, созванными, чтобы присутствовать при рождении ребенка.

– Что случилось? – спросил принц.

Повитуха разразилась криками, что она хочет уйти. Она не может продолжать работать, потому что дамы грозятся ее повесить.

– Что за чепуха? – заорал принц, побагровев от ярости.

Повитуха продолжала кричать, что она и близко не подойдет к родовой комнате, потому что, если роды кончатся плохо, ее повесят. Она никому не сделала вреда. Разве это ее вина, что у принцессы трудные роды?

– Кто сказал, что вас повесят? – гаркнул принц.

– Дамы… Фрейлины принцессы. Они говорят, что они проклянут меня, потому что я здесь, а здесь должен был бы быть сэр Дэвид Гамильтон. Они говорят, что убьют меня…

Из родовой комнаты донесся мучительный стон принцессы.

– Вы должны пойти к ней, – уже спокойнее сказал принц.

– Нет, нет… Я боюсь. Они хотят повесить меня. Я не хочу быть повешенной.

– Вы нужны принцессе, – настаивал принц. – Мы знаем, у нее всегда трудные роды. Идите и помогите ей.

Повитуха продолжала стонать и причитать, что она боится, ибо ее хотят повесить. Дамы говорят, что надо позвать сэра Дэвида… А бедную повитуху хотят повесить.

– Меня тошнит от этого вмешательства в чужие дела, – что было мочи завопил принц. – Если еще кто-нибудь сунет нос, я выброшу его вот в это окно!

В приемной наступила тишина. У принца парик съехал набок, лицо стало сине-багровым, а глаза безумными от обжигающей ярости.

Он и принцесса, вдвоем, решили, что мужчина не будет присутствовать при родах, каким бы опытным акушером он ни был. Ей будет помогать повитуха, как это принято у немцев.

Но повитуха в ужасе смотрела на него.

– Они меня повесят, – твердила она.

Тауншенд взял ее под руку. Он не говорил по-немецки, по успокаивающе улыбался и пытался подвести ее к комнате, где мучилась принцесса. Но она продолжала упираться и повторять, что ее повесят.

Все окружили ее и стали одновременно уговаривать. Немецкий и английский смешались. Каждый пытался подтолкнуть повитуху к комнате принцессы. Она упиралась и визжала, что не хочет быть повешенной.

Ее пронзительный голос перекрывал шум в комнате.

– Сейчас же идите туда. Принцесса лежит очень тихо.

Наступило мертвое молчание. Тогда повитуха забыла свои страхи и побежала в родовую комнату, за ней вошли принц и Тауншенд.

Промучившись пять дней, принцесса родила.

Ребенок, мальчик, родился мертвым, а сама она была на волосок от гибели.

Зная, как близко она смотрела в лицо смерти, можно сказать, что Каролина поправлялась быстро. Она очень горевала о погибшем ребенке, но утешала себя тем, что у нее будут другие дети.

Пришли новости из Ганновера. Король был доволен своим внуком Фридрихом и дал ему титул герцога Глочестерского.

«Все это хорошо, – подумала Каролина, – но когда сын приедет в Лондон? Может быть, дед возьмет с собой внука, когда будет возвращаться в Англию?»

Если бы это было так, она чуть ли не с нетерпением ждала бы приезда короля.

Но как ни старалась принцесса себя успокоить, ее не покидало дурное предчувствие. Развязка близка. Все, что происходило в отсутствие короля, похоже на открытое объявление войны монарху.

Принцесса еще лежала в постели, выздоравливая, когда Тауншенд пришел навестить ее.

Принц не отходил от Каролины и при появлении премьер-министра быстро отослал из спальни всех придворных. И Георг Август, и Каролина по лицу Тауншенда догадались: произошло что-то неприятное.

Тауншенд не стал терять времени и тотчас сообщил новость.

– Меня вывели из состава кабинета. До приказу короля. Теперь премьер-министр – Стенхоп.

– Вывели! – воскликнул принц.

– Ботмер послал в Ганновер донос, – кивнул Тауншенд. – Король не одобряет нашей дружбы. Последней каплей послужило мое предложение, что, поскольку он так долго отсутствует, надо наделить вас специальными полномочиями, и вы откроете сессию парламента.

Принц онемел.

Каролина лежала на подушках и думала:

«Борьба начинается».

Король возвращался в Англию. Празднование Рождества было омрачено этим известием. Ждать оставалось недолго. Дни славы близились к концу.

Принц цеплялся за власть до последней минуты. Он носился по парку и устраивал смотр войскам. Он еще чаще появлялся на публике, кланялся, улыбался, показывая англичанам, как он их любит. И его популярность достигла пика. Однажды рано утром, когда недалеко от дворца вспыхнул пожар, он выскочил из постели и помогал тушить его. Не удовлетворившись этим, он послал людям, оставшимся без крова, деньги. Все восхищались его храбростью и заботой о подданных короля. Когда пришли сообщения, что сумасшедший, пытавшийся застрелить его в Друри-Лейн, напал на тюремных надзирателей в Ньюгейте, снова вспомнили его мужественное поведение в театре.

«Принц – истинный блюститель королевства», – написала одна газета.

Георг Август по-прежнему наслаждался жизнью. В отличие от Каролины он жил только настоящим. А принцесса, полностью оправившись после неудачных родов, с возраставшей тревогой ждала возвращения короля.

И наконец в конце января Георг I прибыл в Англию.

Принц встречал его в Блэкхите. Когда экипаж подъехал к месту остановки королевского кортежа, принц вышел и направился к карете короля.

Вокруг собралась толпа, чтобы посмотреть на встречу короля с сыном, и Георгу ничего не оставалось, как тоже выйти из кареты.

Они посмотрели друг на друга и обнялись, а в это время толпа выкрикивала приветствия.

Потом они вместе сели в карету короля, будто были лучшими друзьями. Но принц уловил в глазах отца холодную неприязнь.

Так, в ледяном молчании они доехали до Сент-Джеймсского дворца.

РОКОВЫЕ КРЕСТИНЫ

И снова лето в Гемптоне. Но как же оно отличалось от прошлогоднего! Сейчас повсюду шли разговоры о партии принца и партии короля. И не только при дворе, но и во всей стране было известно о вражде короля с сыном.

Единственный способ поддержания мира многие видели в том, чтобы пути короля и принца поменьше пересекались. А так как они не горели желанием встречаться, то это оказалось совсем нетрудно. Король признавал, что никогда еще не был так недоволен сыном, а принц не делал секрета из своей ненависти к отцу.

Только Каролина соблюдала приличия: мол, все прекрасно. И как бы страстно она ни выражала в частных разговорах свою неприязнь к свекру, на публике она всегда вела себя с подчеркнутым почтением.

На лето двор переехал в Гемптон. Теперь короля не так огорчало возвращение в Англию, потому что он пообещал себе в недалеком будущем снова совершить поездку в Ганновер.

281Ему пришлось смириться с фактом, что, поскольку он король Англии, надо проводить некоторое время в этой стране.

В Гемптоне он сделал попытку завоевать хоть немного популярности, ведь в его отсутствие сын в этом смысле добился огромных успехов. Для Георга это была нелегкая задача, но он старался. Так, он разрешил беседовать за обеденным столом, и даже сам иногда принимал участие в разговоре, изъясняясь по-французски. Правда, он по-прежнему не делал ни малейших усилий, чтобы выучить хоть несколько английских фраз. Иногда он сидел в павильоне и наблюдал за играющими в кегли или принимал участие в карточный игре. Или слушал музыку. Ужинать он любил один, только с Эрменгардой, которая теперь получила титул герцогини Кендальской. Это давало ему уверенность, что он сможет рано уйти к себе в спальню.

Каролина радовалась переезду в Гемптон. Она снова была беременна и на сей раз решила лучше позаботиться о себе. Она мечтала о сыне. Ведь ее вражда к королю была обусловлена тем, что он не разрешал Фрицхену приехать в Англию.

Кабинет вигов претерпел реформы, и теперь во главе стояли Стенхоп и Сандерленд. Последний завоевал расположение короля тем, что, во-первых, терпеть не мог принца, во-вторых, подружился с герцогиней Кендальской, чувствовавшей себя после долгих лет сожительства чуть ли не супругой Георга, его главным советником. Даже Стенхоп, блестящий мастер дипломатии, не мог соперничать с Сандерлендом. Что же касается Тауншенда, который хотя и потерял свой пост, но вместе с Уолполом считался важной фигурой, то, к досаде Каролины и принца, после возвращения короля дружба между ними заметно пошла на убыль. Создавалось впечатление, что Тауншенд и Уолпол вместо обещанной поддержки, просто решили сохранять с принцем хорошие отношения, дожидаясь времени, когда он придет к власти.

Но оставались виги, не удовлетворенные правящим кабинетом, которые и образовали ядро партии принца.

Кроме того, был один человек, которого принц и Каролина не любили больше, чем всех остальных, и не доверяли ему. Герцог Ньюкастлский открыто выражал свое презрение принцу и постоянно и твердо выступал против него. Георг Август и Каролина считали, что подобное отношение трудно простить.

Но, к счастью, им вовсе не обязательно было встречаться с этим человеком. И вообще, ссылаясь на свое положение и главным образом на то, что последние роды кончились так катастрофически, Каролина пользовалась любым предлогом, чтобы спокойно проводить в своих покоях.

Замкнутый образ жизни доставлял ей огромное удовольствие, потому что она могла больше заниматься с дочерьми. Девочки, очень привязались к ней и тоже радовались тому, что так много бывают с матерью. Правда, Каролина с легкой треногой замечала, что от Анны не ускользают странности поведения отца. Мать обратила внимание на то, что девочка удивленно наблюдает за ним, когда он выставляет напоказ свое тщеславие или вспыльчивость, и изумляется его полному непониманию происходящего. Если она начнет критиковать отца, придется ее поправить. Каролина даже вздрагивала при мысли, что у ее детей начнутся конфликты с родителями. Анна была уже довольно большая и, конечно, знала о разладе между отцом и дедом. Но такое печальное явление ни в коем случае не должно повториться.

Жизнь в кругу семьи, оживляемая интригами, которые плели политики, оставшиеся верными принцу даже после возвращения короля, выглядела совсем нескучной. Но временами, когда Каролина видела холерический темперамент мужа и мрачную мстительность свекра, у нее возникало чувство, что она сидит на бочке с порохом.

Все лето в знойном воздухе носилось предчувствие бури, и каждый сравнивал это тяжелое лето с очарованием прошлогоднего.

В октябре Каролина и принц вернулись в Сент-Джеймсский дворец, чтобы быть готовыми к появлению ребенка.

Ровно через год после несчастья, когда Каролина потеряла ребенка и чуть не распрощалась с жизнью из-за ненужной стыдливости, отказавшись пригласить сэра Дэвида Гамильтона, она родила сына.