Текст книги "Виктория – королева Английская"

Это была приятная мысль. Шарлотта умерла по воле Бога, чтобы Виктория стала самой важной маленькой девочкой в королевстве.

– Ты не слушаешь меня, Виктория, – сурово сказала герцогиня.

– Теперь слушаю, мама.

– Теперь тебе придется быть более серьезной. Ты понимаешь, что означает смерть твоего дяди Фредерика?

– Да, мама. Она означает, что он умер, и мы больше его не увидим.

Герцогиня посмотрела на нее сердито, но с любовью.

– Это означает, дитя, что ты немного приблизилась к трону. Увы, твой дядя Георг (такая довольная улыбка мамы дала ясно понять, что она не любит дядю Георга) очень больной человек. Если он завтра умрет, королем станет твой дядя Уильям.

– Тетя Аделаида станет королевой. Я думаю, мама, что из нее получится очень хорошая королева.

Мама игнорировала такое бесполезное замечание.

– И если у них не будет ребенка, ты знаешь, что произойдет, если умрет дядя Уильям?

– Но дядя Уильям не собирается умирать… и тетя Аделаида тоже…

– Тетя Аделаида не имеет к этому никакого отношения. Дядя Уильям не бессмертный. Все мы умрем, а он человек немолодой. Если умрут дядя Георг и дядя Уильям, ты станешь королевой Англии.

Виктория сжала ручки и подняла глаза к потолку с выражением восторга на лице. Герцогиня была рада.

– Я вижу, ты понимаешь свою ответственность. Виктория не думала об ответственности, она думала о сверкающей короне на своей голове и о мантии из пурпурного бархата, обшитой горностаем.

– Мы должны помнить это, – сказала герцогиня, – и вести себя менее легкомысленно. Мы должны готовиться.

– Да, мама.

– Мы поговорим об этом при более подходящих обстоятельствах.

Она имела в виду, конечно, то время, когда перестанут звонить колокола по дяде Фредерику, так как похороны считаются грустным моментом, а как можно испытывать грусть, когда размышляешь о том, чтобы стать королевой.

– Теперь ты можешь идти, Виктория.

Девочка сделала красивый реверанс и отправилась в детскую. Ей ужасно захотелось поиграть с куклами. Она их любила, разговаривала с ними. У них у всех имелись имена, и большинство из них представляло известных людей. Часть из них сделала сама фрейлейн Лезен, которая была мастерица на это и следила за тем, чтобы куклы были правильно одеты. Там была королева Елизавета, которая находилась в тюрьме Тауэра, прежде чем стала королевой, а также Мария Стюарт, лишившаяся головы. Девочка хотела знать все о куклах и что с ними произошло, прежде чем они стали членами ее семьи. Фрейлейн Лезен знала много историй о них обо всех, и все эти истории были захватывающими. Там находился стремительный граф Лестерский, который мог бы жениться на Елизавете. Он этого хотел, но имел жену, Эми Робсарт. Ей всегда нравилась Эми Робсарт, потому что ее история была такой печальной и она была одной из самых красивых кукол. Девочка так и не полюбила Елизавету из-за Эми Робсарт.

Виктория взяла в руки Елизавету и нетерпеливыми пальчиками расправила круглый воротник ее платья.

– Опять неряшливая, – сурово сказала она. – И я действительно считаю, что ты участвовала в убийстве Эми. – Потом она взяла Эми и поцеловала ее. – Вот! Это утешение за то, что тебя сбросили с лестницы.

До чего волнующими были куклы! Не все знаменитые персонажи. Большая Кукла, подаренная тетей Аделаидой, была просто… Большой Куклой, более крупной, чем остальные, и похожей на младенца. Она любила Большую Куклу, однако другие были интересней. Это была коллекция, достойная девочки, которая однажды сама станет королевой.

– Слушайте колокола, – сказал она им. – Они звонят по дяде Фредерику, и поскольку он умер, я приблизилась к трону. В один прекрасный день я стану королевой.

Девочка задумалась. В один прекрасный день она станет как одна из ее кукол – королевой Викторией – сделанной из древесных опилок с деревянным лицом и мантией из пурпурного бархата и горностая и с короной на голове.

Как странно думать о себе как о кукле! Но, конечно, сначала нужно пожить, а перед ней открывалось волнующее будущее.

* * *

Эрнест, герцог Камберленд, услышал о смерти брата Фредерика с нескрываемым удовольствием. В конце концов нет нужды скрывать то, что казалось ему естественным чувством, от своей умной герцогини.

После рождения их сына герцогиня стала немного мягче.

Она души не чаяла в маленьком Георге, который был умным и красивым. Если бы она могла увидеть его на троне Англии, то исполнилась бы ее самая честолюбивая мечта.

И ей непереносима мысль о том, что есть самодовольная жирная девчонка в Кенсингтонском дворце, которая стоит между ней и ее желаниями.

Она знала, что те же чувства испытывал Эрнест, хотя, вероятно, он больше думал о том, чтобы заполучить трон для самого себя, а не для Георга.

Георг неизбежно наследует своему отцу – и, как обычно, их амбициозные мечты совпадали.

– Брат долго не протянет, – говорил Эрнест. – Чудо, что продержался столько. Он – сплошное средоточие болезней, и большую часть времени его возят на коляске. Фредерик устранен. Остается только Уильям.

– У Уильяма достаточно хорошее здоровье.

– Неужели? Разве он не принимал по какой-то причине ванны в Эмсе? Я больше думал о его душевном здоровье. Я слышал, что он ведет себя очень странно. Конечно, есть пример нашего отца, так что никто особенно не удивится.

Фредерика подняла брови.

– То же самое может касаться любого члена семьи.

– Только если он проявляет склонность к этому.

– Так говорили о Георге.

– Ну что ж, время от времени Георг вел себя несколько ненормально. Теперь послушай, если Георг умрет, а Уильям сойдет с ума…

– Все равно остается мисс из Кенсингтонского дворца. Этот маленький кошмар, кажется, пышет здоровьем и полон энергии. Как ты предлагаешь убрать ее со своего пути?

– Такой вопрос надо изучить очень тщательно, и вряд ли удастся это сделать с большого расстояния.

– Понимаю, значит, ты предлагаешь поехать в Англию?

– Это единственное, что можно сделать. Я выеду немедленно. Возможно, что остается очень мало времени.

– А твой сын и твоя герцогиня?

– Конечно же, последуют за мной. Важно, чтобы Георг воспитывался в Англии. Мы должны показать, что он так же важен, как его кузина в Кенсингтонском дворце… и намного больше подходит, чтобы стать их правителем.

– Разве они примут его, если он отпрыск младшего сына?

– Именно это мы и должны выяснить, моя дорогая – средство, с помощью которого можно сделать желательное событие приемлемым для народа Англии.

– Есть только одна вещь, которая заставит людей принять это событие – смерть Виктории.

– Не будь такой мрачной, дорогая. Ты говоришь так, будто считаешь этого ребенка бессмертным.

Она засмеялась.

– Значит, ты поедешь в Англию, чтобы найти способ? Он задумчиво кивнул головой.

– Я согласна, – сказала она. – Это действительно неотложное дело.

ВИКТОРИЯ И ДЯДЯ КОРОЛЬ

Король лежал в постели в том доме в Виндзорском парке, который называли – с иронической скромностью – королевским коттеджем. На нем была довольно неопрятная шелковая куртка и несколько засаленный ночной колпак из переливчато-синего атласа. Он теперь так плохо видел, потому что ослеп на один глаз, что большую часть времени не знал даже, как выглядит.

Одна из актрис из театра «Друри-Лейн» сидела возле постели, читая ему. Король больше не ездил в театр. Как он мог показаться своему народу? Но любовь к драматургии не угасла, и его успокаивало, когда женщина с красивым голосом читала ему, и особенно когда она могла вдохнуть жизнь в роли, проговаривая их для него. Большую часть времени ему читала мисс Елизавета Честер, пока ей не приказывали остановиться, хотя он никогда не допускал, чтобы у нее уставал голос. Король мог быть старым, почти слепым; мог даже забыть о своей внешности, но никогда не забывал о вежливости, положенной в обращении с женщиной.

Сейчас она читала «Зимнюю сказку». Он специально попросил об этом. Какие воспоминания она будила? Когда Георг слушал, то больше не чувствовал себя стариком, лежащим в постели. Он видел себя молодым принцем в ложе на балконе первого яруса в театре «Друри-Лейн», а на сцене находилась Пердита Робинсон – самая изящная женщина, которая украшала своим присутствием театр ее времени – да, пожалуй, не только ее времени.

Король закрыл глаза и слышал ее голос, хотя и не видел лица, так как не мог ясно вспомнить, как она выглядела. Лицо было лицом Марии, ибо ее облик навсегда врезался в его память, – Мария с ее прекрасными глазами, ненапудренными золотыми волосами и необыкновенной светлой кожей, способной посрамить всех остальных, потому что она никогда не нуждалась в помощи каких-либо ухищрений. Ее нос был достаточно агрессивным, чтобы добавить характер к ее красоте – несовершенство, которое придавало больше очарования, чем это могло бы сделать любое совершенство.

Так он и лежал, мечтая о прошлом, а красивый голос мисс Честер был то голосом Пердиты, то голосом Флоризеля. В то время его звали Флоризелем, а Мэри Робинсон так и осталась Пердитой. Но он больше не принц Флоризель.

Он вздохнул, и мисс Честер остановилась, чтобы взглянуть на него.

– Вы читаете прекрасно… прекрасно, – пробормотал он.

– Благодаря вас, сир.

– И сейчас вы, наверное, немного устали?

– Нет, сир, если Ваше Величество желает, я продолжу.

– Я не должен быть эгоистом.

Она подумала о том, какой он обаятельный – даже здесь, лежа в своей постели, без элегантного галстука, скрывающего его раздувшуюся шею, гора мяса под шелковым покрывалом. Его голос оставался музыкальным, и он обладал способностью заставить любую женщину почувствовать, что она важна для него.

– Могу ли я откланяться, Ваше Величество?

– Конечно, и приходите завтра опять.

Когда она ушла, он немного подремал и вздрогнул, когда его разбудил слуга, стоящий у постели.

– Сир, приехал герцог Камберленд.

– Камберленд! Из Германии? Где он?

– Он в гостиной, сир. Я сказал ему, что сообщу Вашему Величеству о его приезде.

– Пригласите его. Нет, подождите. – Его пальцы коснулись шелковой куртки, бывшей на нем. Камберленд не должен видеть его в таком виде впервые после такого долгого перерыва. – Принесите мне мой халат. И парик. Светло-каштановый.

Ему помогли вылезти из постели. Он выглядел по-другому и чувствовал себя по-другому в парике и халате. Ему нужна только одежда, чтобы выглядеть как настоящий король. Георг осмотрел себя в зеркале. Он был бледен, чего никогда не любил.

– Чуточку краски на лицо, – сказал он.

– Да, сир.

Ну, вот, теперь лучше.

– Я пойду в свою гардеробную, – сказал Георг, – приведите герцога Камберленда туда.

Они смотрели друг на друга. Георг не хотел, чтобы Эрнест знал, насколько плохо он стал видеть и что брат представляет для него некую расплывчатую фигуру. Эрнест выглядел удивительно зловещим, но таким он был всегда из-за потери глаза.

– Эрнест, дорогой мой, – он раскрыл объятия, и они обнялись.

– Георг! Ты выглядишь лучше, чем меня заставили думать.

– О, эти слухи. Приятно тебя видеть. Я не знал, что ты в Англии. Скажи, как Фредерика? Как мой юный тезка, а?

– Хорошо, и они шлют свои уважение и любовь Вашему Величеству. Они заставили меня поклясться, что я попрошу тебя… вскоре их принять.

– Они здесь?

– Пока нет. Я приехал раньше них. Я слышал такие россказни о твоей болезни. Кажется, что мы не виделись так давно. Я подумал, что теперь, когда умер Фредерик… ты, возможно, почувствовал необходимость в небольшом общении с братом.

– Я ужасно скучаю по нему. Ты знаешь, как мы были преданы друг другу.

– Да, вы всегда были вместе. Признаюсь тебе сейчас, Георг, я всегда испытывал легкую ревность.

– Только не ты, Эрнест!

– О, я знаю, что не проявлял ее. Я был гордым. Я был высокомерным. Но у меня такое высокое мнение о самом себе, что я не мог понять, почему ты выбрал Фреда своим любимым братом.

Король рассмеялся. Он почувствовал себя лучше. Семейная дружба хороша. Георг всегда хотел быть в наилучших отношениях со своими братьями. Он никогда не поддерживал тесных связей с Эрнестом, но это, несомненно, происходило потому, что Эрнест нечасто бывал дома. После того ужасного случая в его апартаментах, когда его камердинер покончил с собой – потому что произошло именно это, несмотря на все попытки прессы и врагов Эрнеста очернить его и изобразить убийцей, – по просьбе Георга он приехал в Брайтон, чтобы прийти в себя. Единственным братом, которого король не любил, был герцог Кентский, и это в значительной степени было вызвано тем, что король считал, что он помог раскрыть скандал по поводу Фредерика и его любовницы Мэри-Энн Кларк, который ужасно расстроил Фреда и привел к тому, что тот потерял пост командующего сухопутными силами.

– Да, – сказал король, – Фред и я были одного возраста. Между нами разница всего в год. Мы жили в детской вместе. Ты немного моложе.

– На шесть лет.

– Значит, я был уже большим мальчиком, когда появился ты.

– Это действительно так. Помню, когда впервые обратил на тебя внимание. Я думал, что ты самый важный человек на свете.

– Уверен, что я бы согласился с этим, – сказал король со смехом.

Все оказалось легко, подумал Эрнест, он не против дружбы. Георг стал вызывать жалость. Конечно, он остался прежним Георгом, гигантом – и не только в одном смысле этого слова, – но что он делает здесь, в этом загородном доме, ведя уединенную жизнь? Не похоже на Георга прятаться от мира моды. Но он больше не может конкурировать со щеголями и отошел от острословов и любителей приключений, потому что стар и устал и постоянно болен.

«Бедный старый Георг, – думал Эрнест. – Я бы дал ему максимум еще примерно год жизни».

– Ты собираешься остаться в Англии? – спросил король.

– Это зависит от твоих желаний.

– Моих?

– Я размышлял. Мы – одна семья. Фред ушел, все мы стареем. Жаль, что мало бываем вместе. Я отложу свое решение о возвращении, пока у тебя не будет возможности познакомиться со мной поближе. Если сочтешь меня скучным и неприятным человеком, только скажи мне об этом.

– Дорогой Эрнест, разве такое возможно? Я буду рад, если ты останешься здесь.

– Именно на это я и надеялся. Я не позволял себе оставаться в неведении о том, что происходило, пока меня не было в стране. Я смогу обсуждать дела с тобой, если ты захочешь… о, только как простой человек.

– Это было бы хорошо. Всегда полезно обсуждать дела с друзьями за пределами правительства.

Эрнест кивнул. Он жаждал принять участие в делах, давать советы королю, направлять его, руководить им, быть теневым королем до тех пор, пока не сможет выступить вперед и не наденет корону в открытую.

– Я думал об Уильяме, – продолжал Эрнест, – о том, как он себя чувствует. Я слышал довольно тревожные сообщения.

– Об Уильяме?

– Ты знаешь, как распространяются слухи. Я слышал, что он ведет себя странным образом – демонстрирует неуместное веселье, даже на похоронах Фредерика. Я не верю, конечно. Но слышал, как говорили, что смерть Фредерика ударила Уильяму в голову. Он уже почти называет себя королем Уильямом.

– Это чушь. Уильям слишком сильно любит меня, я уверен. Тешу себя мыслью о том, что значу для него больше, чем корона. И, клянусь Богом, Эрнест, могу тебя заверить в том, что Шекспир был недалек от истины: действительно неспокойна голова, носящая корону. Если бы я думал, что в этих слухах об Уильяме что-то есть, то дал бы ему знать… быстро.

– Бедный Уильям, он всегда был немного шутом. Эрнест внимательно следил за королем. Насколько он привязан к Уильяму? Как далеко можно зайти со своей критикой?

Король нежно улыбался.

– Уильям, конечно, должен осознавать свое положение, – сказал он. – Я обсуждал с Каннингом возможность возрождения титула лорд-адмирала. А почему бы и нет? Он устроил бы Уильяма. Он всегда считал себя моряком.

Лорд-адмирал? – подумал Эрнест. Хорошая мысль. Это заняло бы Уильяма в той сфере деятельности, которая его интересовала, и, несомненно, дало бы ему множество возможностей показать, что он дурак. Герцог хотел, чтобы Уильям сделал именно это – показал, что он дурак, причем неоднократно. А потом, в свое время, можно показать, что он страдает болезнью своего отца. У короля Георга III отняли его трон, так почему не сделать то же с Уильямом IV, если он когда-нибудь получит трон?

А потом… этот ребенок Виктория. Она путает все его планы.

– Я думаю, что такой пост очень подходит Уильяму. Король кивнул.

– Я помню, как его поспешно увезли от всех нас из Кью на флот. Ему исполнилось только тринадцать или четырнадцать лет. Я и сейчас помню его лицо – горестное и несчастное. Бедный Уильям!

– Но ему нравилась жизнь на море. Он любит считать себя Веселым Моряком.

– Ему будет приятно стать лорд-адмиралом. И он сможет отравить жизнь работникам адмиралтейства.

«Именно так и сделает, – подумал Эрнест. – Уильяму не составит труда показать, что он дурак».

– Ты часто видишься с женой Эдуарда?

– Не терплю эту женщину. Я никогда не любил династию Кобургов. Считаю Леопольда занудой и удивляюсь, что эта актриса находит в нем. Мне говорят, что она очаровательная женщина. Однако интересно было обнаружить, что Леопольд все же человеческое существо.

– А что мадам Кент?

– Я называю ее швейцарской гувернанткой. Это невыносимая женщина. Она сторожит Викторию, как дракон.

– Ты часто видишь ребенка?

– Нет, но я должен и буду это делать. Мне не следует ее винить за грехи матери.

– Я слышал, что она пышет здоровьем.

– Думаю, да. Она здоровее, чем когда-либо была Шарлотта. Моя дочь постоянно болела, хотя теперь люди забывают об этом. Судя по тому, что я слышу о нашей юной принцессе, с ней все обстоит совершенно иначе.

Эрнест заставил себя улыбнуться.

– Я хотел бы увидеть девочку. Полагаю, что могу нанести визит вежливости в Кенсингтонский дворец.

– Конечно, тебе следует это сделать. И ты напоминаешь мне о моем долге. Она – очень важный маленький человек, и нам не следует этого забывать.

– Как хорошо быть дома, – сказал Эрнест со злобной улыбкой. – Я чувствую, что вернулся в лоно семьи.

* * *

Герцогиня Кентская позвала к себе дочь, и как только Виктория подняла глаза и посмотрела матери в лицо, сделав глубокий, полный уважения реверанс, увидела, что мама взволнована.

– Его Величество король пригласил тебя посетить Виндзор-Лодж.

– О мама, значит, я увижу дядю короля!

– Пожалуйста, не пользуйся этим нелепым обращением, когда будешь разговаривать с королем.

– Не буду, мама.

– Ты должна вести себя идеально. Его Величество очень строго следит за манерами. Он будет наблюдать за тобой, и если ты хоть в чем-то нарушишь хорошие манеры, я не сомневаюсь, что он станет тебя презирать.

Виктория перепугалась. Она всегда считала дядю короля – во время тех немногих встреч, которые у них были, – особенно очаровательным и совсем не склонным выискивать ошибки. Но, может быть, она тогда была моложе и от нее не ждали слишком многого.

– Я думаю, – продолжала герцогиня, – что сейчас время напомнить тебе о важности твоего положения.

– Я этого не забыла, мама.

– Пожалуйста, не перебивай меня, дитя. Ты увидишь, что Его Величество очень старый человек, а ты достаточно взрослая, чтобы знать, что в случае его смерти между тобой и троном останется только дядя Уильям. А дядя Уильям тоже старый человек. Помни об этом.

Виктория была в недоумении. Должна ли она помнить во время пребывания с дядей королем о том, что он скоро умрет? Она должна очень внимательно следить за собой, чтобы не упомянуть об этом, так как, по словам драгоценной Луизы Льюис из Клэрмонта, она похожа на кузину Шарлотту своей склонностью болтать лишнее.

– Пожалуйста, не хмурься, – сказала герцогиня. – Это совсем тебе не идет и оставляет морщины. А теперь иди и приготовься. Я дала указания, как тебя одеть.

Когда Виктория ушла, герцогиня послала за фрейлейн Лезен.

– Это визит в Ройял-Лодж, – сказала она. – Конечно, она должна ехать, но это несколько необычный дом.

Фрейлейн Лезен воздела руки вверх. Подобно герцогине, она очень удивлялась тому, как англичане вели свои дела. Иногда она думала, что у них полностью отсутствует дисциплина. Вот почему она страстно желала, чтобы Виктория была воспитана в тевтонском духе. На большинство вопросов герцогиня и фрейлейн Лезен смотрели совершенно одинаково; они были двумя немками в чужой стране.

– Эта женщина живет в доме короля, хотя люди говорят, что она предпочла бы оставить его.

– Особенно шокирует тот факт, Ваше Высочество, что ее семья тоже там.

– Позор! Леди Конингхэм, ее муж и дети – все живут под одной крышей с королем! Я считаю это совершенно недопустимым. Если бы он жил открыто при дворе, было бы другое дело. Но король уединяется и живет то в грязи загородного дома, где проводит большую часть времени в постели, то в восточной роскоши «Павильона» или Карлтон-хауса, как… какой-то султан.

Фрейлейн Лезен опустила глаза. Нельзя присоединяться к критике королевской семьи, даже если критика исходит от члена королевской же семьи, когда тебя специально не просят об этом.

– И вот в такую… семью… едет Виктория.

– Я надеюсь, Ваше Высочество, что леди Конингхэм там не будет.

– Это принесло бы большое облегчение.

– Вы хотите, чтобы я предупредила Викторию?

– Я обдумывала это вопрос. Пожалуй, при здравом размышлении, разумней ничего не говорить. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы защитить ее. И поэтому договариваюсь о том, чтобы ее сестра сопровождала нас.

– Она, несомненно, поймет ситуацию, – начала фрейлейн Лезен.

– Феодоре восемнадцать; она достаточно разбирается в житейских делах и понимает, что происходит, и она предана Виктории. Но я буду там, чтобы следить за ребенком. Пошли ее ко мне, хочу посмотреть, так ли она одета, как должна быть, и сделать несколько последних предостережений.

* * *

Виктории нравилось ехать в карете с мамой и Феодорой. От волнения, вызванного тем, что видела через окна, она почти забыла о том, что впереди ее ожидает великое приключение: встреча с дядей королем.

Нужно помнить, что его надо называть Ваше Величество или сир, а не дядя король. Она должна говорить только тогда, когда заговорят с ней; должна обращать внимание на то, как делает реверансы; это должны быть совершенно особые реверансы, и она тренировалась, пока не устала от них, но мама все равно сказала, что они несовершенны.

Визит в Виндзор-Лодж! Сколько надежд! Она будет спать в другой комнате, а всем куклам пришлось остаться дома, в Кенсингтонском дворце. Бедные куклы! Мама может говорить, что глупо в ее возрасте и при ее обязанностях играть в куклы и делать вид, что это люди, но не стоит обращать на это внимания. Она собиралась и дальше любить своих кукол. Какое непослушание! Девочка посмеялась про себя. Затем вспомнила, что находится на пути к дяде королю, и сделала серьезное лицо, так как мама наблюдала за ней.

Феодора поймала ее взгляд и улыбнулась. Как хороша Феодора! Она больше походила на одну из ее кукол. Дорогая Сисси! Виктория слышала, что Сисси, возможно, вернется в Германию, чтобы выйти замуж. Она надеялась, что этого не случится. Как было бы здорово, если бы какой-нибудь английский принц женился на Феодоре, именно английский, чтобы Феодоре не пришлось уезжать. Возможно, что дорогая Лезен придумает рассказ об этом, и они вместе сделают так, что он будет продолжаться и продолжаться, пока Феодора и ее принц не пройдут через множество приключений и не будут жить счастливо до конца своих дней. Но, конечно, у рассказов Лезен – помимо исторических – может быть счастливый конец только в том случае, если их героями являются хорошие люди. Вознаграждается только добро. У этих рассказов обязательно должна быть мораль, так как они призваны совершенствовать сознание человека.

Они прибыли в Виндзор-Лодж, и великий момент наступил.

Мама была в напряжении. Виктория это чувствовала. Сейчас их пригласят к дяде королю. От возбуждения глаза у Виктории разбегались. Конечно, этого нельзя было показывать. Надо быть скромной и благопристойной – но в то же время вести себя с достоинством, помня о том, что придет день, когда она станет королевой и такой же важной, как король.

У него было громадное тело странной формы, лицо крупное, но со щеками красивого розового цвета, а на голове – копна светло-каштановых волнистых волос.

Она подошла и сделала самый точный реверанс, помня, пожалуй, больше о критическом взгляде мамы, чем о фигуре, сидящей в кресле.

Затем король сказал:

– Дай мне твою лапку.

«Лапку! – подумала она. – Это смешно», – и она засмеялась. Он тоже засмеялся. На этом кончились все церемонии, потому что в нем не было ничего ужасного.

– У тебя очень красивая лапка, – сказал он.

– Лапка, – повторила девочка, – какое смешное название руки.

– Я часто позволяю себе вольности с языком, – ответил дядя король.

Она не совсем поняла, но засмеялась, а он продолжал:

– Хорошо, что ты приехала повидать меня.

– Это все было организовано, – сказала она ему.

– И ты не возражала?

– О нет. Я хотела видеть вас, дядя король.

Ну, вот! Она это произнесла. Мама, наверное, очень разгневана, но дядя ничего не имеет против. Ему даже понравилось. Она знала, что понравилось, потому что он сказал:

– И дядя король тоже хотел видеть свою маленькую племянницу, и теперь, когда увидел, он ею очарован.

О да, подумала девочка, она могла бы любить дядю короля. Он совсем не строгий и не суровый и не высказывает критических замечаний. Только улыбается, и его глаза наполняются слезами. Он сказал, что она напоминает ему о времени, когда он сам был таким же, как она.

– Это, – заметила девочка, – должно быть, было очень давно.

– Увы, – сказал король, – очень давно.

Она не могла оторвать взгляд от бриллиантов у него на пальцах. Они сверкали и сияли ярче, чем все, которые видела раньше. Королевские бриллианты, предположила девочка.

– Тебе нравятся драгоценности? – спросил король.

– Когда они сияют и сверкают, то очень красивы.

– Ты должна позволить мне что-нибудь подарить тебе, чтобы ты носила.

– Носила? – спросила племянница. И она вспомнила о маме, которая с большой тревогой и волнением следила за ней. «О Боже, – подумала Виктория. – Я все делаю не так, как мы планировали. Но ведь и дядя король совсем другой». Она не ожидала, что он будет вести себя как настоящий дядя. Он заставлял забывать о том, что надо вести себя самым лучшим образом, причем в большей мере, чем кто-либо другой… за исключением таких молодых людей, как Феодора. Например, он не такой серьезный, как дядя Леопольд, поэтому трудно помнить о том, что он король.

– Моя дорогая, – сказал король полной и красивой леди, сидевшей рядом с ним, – принесите брошь.

Брошь была сделана в виде миниатюрного портрета короля, окруженного бриллиантами.

– Тебе нравится?

– Она красивая.

– И портрет очень похож.

– О, это вы?

Наступила тишина. Когда приходится все время следить за собой, у человека возникает обостренное ощущение неверного шага. Она допустила грубую ошибку, и все были в шоке, за исключением дяди короля. Но он был слегка обижен, и она почувствовала себя ужасно, потому что он был очень добр к ней.

– Вы здесь намного меньше, – сказала племянница утешающе.

Король наклонился вперед и потрепал ее по плечу, давая тем самым понять, что не надо расстраиваться.

– Прикрепите миниатюру ей на платье, дорогая, – сказал он полной леди. – Я уверен, что ей пойдет.

И леди – как она узнала позже, это была леди Конингхэм, – наклонилась вперед и, улыбаясь, приколола миниатюру к ее платью.

– Ну вот, ты выглядишь прекрасно, – сказала леди, – с портретом Его Величества, украшающим твое плечо.

– Спасибо большое за такой красивый подарок, – сказала Виктория и добавила в порыве чувств: – Всякий раз, когда я увижу портрет, я буду вспоминать вашу доброту ко мне. – По крайней мере она сказала это искренне, потому что была уверена в том, что действительно будет вспоминать этот случай до конца жизни.

– Я получу поцелуй в ответ на подарок?

Девочка положила руку на гигантское бедро и подняла лицо, но он не смог наклониться к ней, а она не смогла достать его, поэтому услужливой леди Конингхэм пришлось поднять ее и посадить ему на колени.

Какое странное лицо – все в морщинах и мешочках, и она была так близко, что рассмотрела краску на его щеках. Какое странное тело, оно такое толстое. Она почувствовала себя так, будто утопала в перине.

Теперь ей оставалось только поцеловать накрашенную щеку. В общем-то, это не составляло особого труда, потому что он добр, хотя и казался таким странным и выглядел таким старым вблизи. Она знала, что если она скажет нечто такое, что не одобрят другие, дядя король поймет. Виктория знала, что он не подвергает ее испытанию, что она действительно заинтересовала его. Она понравилась ему, потому что маленькая, и он ей понравился тоже, потому что хоть и стар, но добр.

Вот в чем дело, подумала она, он добр.

И она обвила его шею руками и поцеловала.

Это было неверно и не то, что от нее ожидали. Нужно было быстро и уважительно чмокнуть его в щеку и сделать это таким образом, чтобы показать, что она ценит честь, оказанную ей тем, что ей разрешили поцеловать короля в щеку. А она поцеловала его так, будто хотела сделать это… и не потому, что король, но потому, что он старый и добрый джентльмен и понравился ей.

Ему доставило радость, как она это сделала. Его рука на мгновение обняла ее, и он сказал слегка растроганным голосом:

– Спасибо тебе, моя дорогая.

После этого ее опустили, и королю представили Феодору.

Это произошло намного официальней, но было совершенно ясно, что Феодора тоже понравилась королю. Принесли для нее кресло, и он усадил ее рядом с собой и заговорил о Германии.

Король смеялся, и беседа с Феодорой, казалось, очень занимала его.

Виктория удивилась. «Я уверена в том, что Феодора нравится ему больше, чем я», – подумала она.

* * *

Когда представление окончилось и герцогиня пришла в комнату, отведенную ей, она чувствовала себя очень неловко. Герцогиня хотела, чтобы ее сопровождал Джон Конрой, с которым могла бы все обсудить.

Почему король вдруг приказал им приехать в Виндзор? Нет ли у него какого-нибудь плана забрать у нее Викторию? Этого она боялась постоянно, того, что Викторию отберут у нее. Если ребенка отберут, у ее матери не останется права голоса в воспитании. Ее превратят в ничто. И чему они научат Викторию? Быть такими же, как они – беспутными любителями наслаждений, неспособными править, – вести безнравственную жизнь, влезать в долги, играть в азартные игры. Герцогиня Кентская содрогнулась.

Король сделал все, чтобы очаровать ребенка, и без труда добился этого, потому что Виктория еще очень юная и легко поддается влиянию. Ребенка винить нельзя, хотя девочка и забыла обо всем, чему ее учили, и пошла ему навстречу, можно сказать, несколько неприличным образом. Он был покорен ее непринужденностью, и это хорошо, потому что королю она, несомненно, понравилась. Однако ситуация сложилась сложная, и герцогиня не могла не испытывать множества опасений.