Текст книги "Виктория – королева Английская"

– Что меня бесит больше всего, так это то, что Аделаида не возражала.

– Она кажется приятным созданием… тихая, послушная. Я думаю, из нее выйдет хорошая жена. У меня такое впечатление, что Эдуард попал под каблук. Нельзя отрицать, что Виктория по-своему приятная женщина, но у нее есть свое твердое мнение обо всем, и она не успокоится, пока его не будут разделять все окружающие. Привлекательная женщина, но не такая приятная, как твоя Аделаида.

– Да, я думаю, из Аделаиды выйдет хорошая послушная жена, и с учетом всего я предпочитаю ее Виктории. Но почему я должен разрушать семью в Буши, если Аделаида не против?

– Потому что народ будет возражать, Уильям. – Регент высказал все, поэтому он вежливо зевнул, давая понять, что для него вопрос исчерпан и он надеется, что Уильям согласится с его пожеланиями.

– Как зовут женщину, которую ты собираешься выбрать в качестве гувернантки.

– Ее имя мисс Купер. Это очень умная и способная женщина.

– Хорошо, Уильям, тебе видней. А теперь я должен попросить тебя уйти. Мне предстоит долгая встреча с моим портным.

Уильям понял, что ничего поделать нельзя. Он приобрел дом на Саус-Адли-стрит и, несмотря на протесты дочерей, перевез их туда, поставив все под контроль энергичной мисс Купер.

После этого он стал готовиться к свадьбе. Он должен посвятить себя своей жене и той цели, с которой заключался этот брак – сделать так, чтобы он принес плоды как можно скорей.

* * *

В этот день в гостиной королевы в Кью должно было состояться двойное бракосочетание. Регента ожидали к четырем. Он любезно согласился возглавить церемонию и вручить обеих невест их мужьям.

Герцог и герцогиня Кентские нервничали не так сильно, как Аделаида и Уильям. Ведь они уже поженились в Германии два месяца назад и вполне удовлетворяли друг друга.

Виктория была привлекательная и властная женщина. А Эдуард, несмотря на довольно важный внешний вид, оказался хорошим подданным для нее. Ему удалось успокоить свою совесть относительно Джули, сделав все для обеспечения ее комфорта, и он не сомневался в том, что она обрела мир в монастыре. Ему приходилось признать, что привычки обрели над ним огромную власть, Джули до определенной степени тоже превратилась для него в привычку. И молодая – относительно молодая – веселая, любящая и очаровательная – при условии, что все сказанное ею всегда верно, – жена вызывала в нем большее волнение. И она действительно всегда была права – факт, который у некоторых людей вызывал бы постоянное раздражение, но только не у Эдуарда. Он любил точность и деловитость; ему нравилась Виктория.

Что касается Виктории, то она наслаждалась своей новой жизнью. Это правда, что Эдуард был горделивым, сугубо религиозным человеком, лишенным воображения. Но она была довольна им. Когда сравнивала его со своим первым мужем, старым герцогом Лейнингенским, то приходила к выводу, что ей повезло. Она удовлетворительно прошла через тот первый брак благодаря своему собственному здравому смыслу. Но все соглашались с тем, что жить со старым герцогом было мукой. От него, однако, она родила своих дорогих Чарлза и Феодору и была благодарна за них. И Виктория ожидала того момента, когда все они будут вместе: ее дети и драгоценный ребенок, которому суждено стать правителем Англии.

Виктория не сомневалась в том, что именно она родит наследника – а разве она не всегда права? Только Аделаида и Кларенс стояли между троном и ребенком, который родится у нее. Что касается Кларенса, он представлялся ей как довольно бесполезная личность, Аделаида же, по ее мнению, не была сильной женщиной. Ей недоставало того отменного здоровья, которым обладала сама Виктория.

«Скоро, скоро, – твердила она каждую ночь, – я рожу ребенка, и это будет именно тот ребенок».

Эдуард рассказал ей о предсказании цыганки, от которого она отмахнулась бы как от чепухи, если бы оно касалось чего-то другого. Но это предсказание сбудется – она только не могла согласиться с тем, что родится королева. Она верила в то, что это будет король.

Впрочем, подойдет и королева, потому что англичане не считали пол препятствием на пути к высшей власти.

Таким образом, перед зеркалом стояла и рассматривала свои пышные, но соблазнительные формы Виктория. Осмотром она осталась очень довольна. Платье из золотой парчи очень подходит для вдовы. Нет сомнений в том, что Аделаида будет в белом. Но то, что она сама явится в золотом, символизирует тот факт, что она не новичок в браке и уже доказала свою способность рожать детей. Ее дорогие Чарлз и Феодора – живые тому свидетельства.

В гостиную королевы шла очень довольная собой Виктория.

* * *

Аделаида не отличалась таким спокойствием. Платье было замечательное. Знаки отличия невесты – серебряная парча и брюссельские кружева. Эффект потрясающий.

Когда на поясе застегивали бриллиантовую пряжку, она подумала: «Сегодня даже я выгляжу красивой».

Герцогиня Элеонора стиснула руки от восторга.

– Ты выглядишь прекрасно, дорогая. Никогда ни одна невеста не была такой красивой.

– Это платье красивое, матушка.

– О, и почему ты вечно принижаешь себя! – воскликнула раздраженно герцогиня.

– Я не хочу закрывать глаза на правду, матушка.

Герцогиня поцокала языком. Но она не испытывала недовольства. Тот неприятный вопрос был успешно решен, и Фицкларенсы переехали на Саус-Адли-стрит. Она сочла это победой. И это показало, что королева готова обращаться с Аделаидой с подобающим уважением, даже если такого не приходилось ждать от Уильяма.

– Пора идти, – сказала герцогиня, придирчиво осматривая дочь, чтобы убедиться в том, что все в порядке.

– Я готова, – ответила Аделаида.

* * *

В гостиную собирались члены королевской семьи. Кембриджи уже прибыли – Августа блистала красотой. Были здесь также Мария и «Ломтик». Герцог Йорк прибыл без герцогини, которая болела и не смогла приехать. Хотя они очень давно не жили вместе, но остались добрыми друзьями, и герцог был расстроен болезнью жены. Все остальные братья и сестры отсутствовали, и герцогиня Элеонора, заметив все, подумала, что это очень странно. Кажется, в семье много разногласий. Она знала, что Камберлендов спровадили из страны и что герцогиня не принята при дворе. Слухи о здешних ссорах, которые постоянно доходили до нее, конечно же, имели под собой все основания.

Но это неважно. Вот-вот состоится свадьба ее дочери.

Аделаида казалась спокойной и вполне привлекательной. Герцогиня Кентская выглядит кричаще в своем платье из золотой парчи, решила Элеонора. Но какая дородная, какая здоровая! Рядом с ней Аделаида выглядела хрупкой. Но Аделаида более грациозна. Возможно, она и не красива, но ей удалось остаться элегантной – намного элегантней, чем Виктория. Однако Виктория бесспорно полна жизненных сил и идеально подходит для рождения детей – а именно такова конечная цель всей церемонии.

Но Элеонора отбросила эти мысли, так как регент вводил в комнату королеву, выглядевшую очень старой и очень больной, а архиепископ Кентерберийский приготовился проводить церемонию, в которой в качестве свидетелей участвовали епископ Лондона, премьер-министр и посол Ганновера.

Присутствующим раздали листки бумаги с напечатанным на английском и немецком содержанием службы. Английский оказался очень трудным для Виктории, и она едва знала на нем несколько слов. Аделаида добилась намного большего успеха, но наличие немецкого перевода действовало успокаивающе.

Регент занял свое место у алтаря, установленного в гостиной, и церемония началась.

Так герцоги Кларенс и Кент были обвенчаны с их герцогинями в присутствии королевы и регента.

* * *

Церемония закончилась, королева выглядела так, будто готова упасть в обморок, и регент настоял на том, чтобы уложить ее в постель.

– Я настаиваю, – сказал он ей шутливо. – Дорогая матушка, если в такой день случится один из ваших приступов, это опечалит нас всех.

– Я знаю, что пока ты здесь, все будет сделано наилучшим образом.

Регент кивнул головой, подтверждая эти слова, и передал ее на руки слуг, сказав, что придет к ней, прежде чем покинет Кью, дабы убедиться в том, что она ни в чем не нуждается. Тут же он вернулся к своим гостям.

После этого вся компания направилась в столовую, где ее ожидал банкет. Регент сел во главе стола, по бокам устроились обе невесты. Он вел изысканную и умную беседу, одновременно поглощая огромные количества великолепного черепахового супа, восхитительной рыбы, приправленной пряными соусами, а также дичи.

Виктория, отличавшаяся хорошим аппетитом, отдала должное пище, и регент беседовал с ней немного по-немецки, но в основном по-французски (который считал более изящным и идеально подходящим для его музыкального голоса). Георг не забыл и Аделаиду. Ему нравилось ее спокойное очарование. Как он говорил позже леди Хертфорд, она приятное создание, если не смотреть на ее лицо.

Сначала Кларенс был настроен мрачно, так как считал, что дети Фицкларенсы должны присутствовать на свадьбе, а королева наотрез отказалась дать разрешение.

– Когда-нибудь ей придется принять своих пасынков и падчериц, – ворчал он себе под нос.

Но неприятности никогда надолго не выбивали его из колеи, к тому же он наконец-то женат… состояние, которого он никогда раньше не испытывал, хотя и предпринимал много попыток.

И Аделаида нравилась ему все больше и больше. Он думал: «Я предпочитаю ее Виктории. Что-то в ней есть… нежное, доброе. Регенту она нравится – а он знает очень много о женщинах. Я думаю, что она нравится ему больше, чем Виктория, которая слишком много говорит и слишком самоуверенна».

Герцог встретился глазами с Аделаидой и улыбнулся ей почти застенчиво.

Она подумала: «Он молод душой. Уверена, что он будет добрым. Я действительно считаю, что мне очень повезло».

* * *

Банкет закончился, и все вернулись в гостиную, откуда уже убрали алтарь. Регент прохаживался среди гостей и разговаривал с ними в своей очаровательной, учтивой манере.

Потом прибыла карета Леопольда, которую он предоставил в распоряжение своей сестры и ее мужа, чтобы отвезти их в Клэрмонт, где им предстояло провести медовый месяц.

Регент распрощался с герцогом и герцогиней, и вся компания вышла, чтобы проводить отъезжающих в Клэрмонт, в тот дом, где лишь недавно царило такое счастье и затем разыгралась такая ужасная трагедия.

После этого регент повел компанию осмотреть парк, бывший достопримечательностью Кью.

Он взял Аделаиду под руку и рассказал о том, как он хорошо помнит этот парк с юности. Здесь он назначал свидания прекрасным молодым женщинам. Счастливые, полные романтики дни.

Он вздохнул, думая о том, как он тайком выбирался из своих апартаментов, чтобы встретиться с Пердитой Робинсон, героиней своего первого большого любовного романа. Какую радость он приносил вначале и какое унижение в конце, когда она пригрозила опубликовать его письма. Но ему хотелось думать не о конце этого романа, а только о его начале, когда они встречались на полянах Кью, а затем на острове Ил-Пай.

Это было так давно и тем не менее, когда он шел рядом с новобрачной, казалось, что эти встречи произошли только вчера. Регент тепло посмотрел на нее. А что, если бы женихом был он, а не Уильям? Он был бы доволен. Если бы только избавиться от той женщины! О Боже, почему судьба так жестока с ним, навязав ему такое тяжкое бремя, как Каролина Брауншвейгская!

Вот он и вернулся к постоянно возникающей теме: к теме своих тяжких уз с этой женщиной и стремления освободиться от них.

– Мне становится грустно, – сказал регент Аделаиде. – Понимаете, я завидую Уильяму.

Они остановились, чтобы выпить чаю в летнем домике королевы около пагоды, а затем вернулись во дворец. Когда они пересекали парк, начался дождь.

Подъехала карета герцога. Пора было уезжать, церемония закончилась.

Уильям надеялся, что герцогиню Элеонору пригласят остаться в Кью, но королева ничего не сказала об этом. Складывалась типично глупая для Уильяма ситуация: в первую брачную ночь он должен оказаться в сложном положении из-за своей тещи.

Герцог с надеждой посмотрел на регента, но брат прощался с гостями в своей слегка чопорной манере, и прерывать его в такой момент было нетактично.

Он также надеялся, что кто-нибудь другой может предложить ему дом для медового месяца, как Леопольд предложил Клэрмонт Кентам.

Но с Уильямом всегда обращались не совсем по-королевски, как с его братьями. Казалось, что он сам навлекает на себя такое обращение.

А вот и его карета – новая по этому случаю – с его гербом, блестящим на ней и очень красивым, по его мнению. Но куда же ему везти свою невесту? Как было бы легко, если бы можно было отвезти ее в Буши, однако все возражали против этого. Он начинал думать, что они правы. Там будет слишком много воспоминаний о Дороти Джордан и даже может обнаружиться кое-что из ее вещей.

Единственным местом оставались апартаменты в Стейбл-Корт в Сент-Джеймсском дворце. Они невелики и не особенно шикарны, но они служили его штаб-квартирой, когда он жил при дворе, и в любом случае это было все, что пришло ему на ум.

И герцогиня Элеонора должна ехать с ними!

Так, сквозь дождь, они и добирались до Сент-Джеймсского дворца, и когда прибыли туда, то увидели небольшую толпу, собравшуюся, чтобы посмотреть на невесту.

Когда увидели еще и тещу, то раздался легкий смех. Но люди и не сомневались, что Кларенс всегда ухитрится попасть в дурацкое положение.

Однако Аделаида понравилась им. Она поклонилась и улыбнулась, и хотя не была такой красивой, как герцогини Кембриджская или Кентская, зато была более приветливая. Поэтому приветствовали ее одобрительными возгласами.

Люди оставались на улице, когда они вошли во дворец и Аделаида вышла на балкон. То, что она это сделала, несмотря на дождь, еще больше покорило их сердца, и собравшиеся не сразу отпустили ее.

Уильям отдал приказ проводить тещу в ее спальню, после чего он и Аделаида остались одни.

Он показал рукой на обстановку.

– Все это следовало обновить, – сказал он. – Я думал, что мы поедем в Буши.

– Я знаю, – сказала она на своем спотыкающемся английском.

Постель была достаточно помпезной. Уильям взглянул на нее и рассмеялся.

– Ее поставили сюда не так давно для прусского короля, когда тот приезжал сюда. Тогда он пользовался этими апартаментами. Они выглядели несколько обшарпанными, поэтому для него поставили эту кровать.

Аделаида прикоснулась к темно-розовым шелковым занавескам на кровати и с некоторым смущением провела пальцем по резьбе на одном из четырех столбиков великолепного полога над кроватью.

Он улыбнулся ей, затем взял за руки, и когда она приблизила свое лицо к его лицу, то с благодарностью подумала: «Мне не надо его бояться».

СМЕРТЬ И РОЖДЕНИЕ В КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬЕ

Убедившись в том, что дочь благополучно вышла замуж, герцогиня Элеонора решила, что больше нет необходимости в ее присутствии в Англии.

Поэтому она подготовилась к отъезду. Ее покои в Стейбл-Ярде в Сент-Джеймсском дворце были тесными и грязными, и она считала, что они не соответствуют ее рангу и ее положению матери герцогини Кларенской. Она полагала, что чем скорей вернется домой в Саксен-Мейнинген, где ее сыну, безусловно, необходимы ее советы, тем лучше.

Через день после свадьбы Аделаида и Уильям дали обед в ее честь, на который пришли члены королевской семьи, чтобы проститься с ней. Королева была слишком сильно больна, чтобы присутствовать на этом обеде, поэтому Элеонора поехала в Кью, чтобы там попрощаться с ней.

На следующий день она отправилась домой.

Аделаида понимала, что ее отъезд имел и свои преимущества, так как через день после того, как она покинула Лондон, возникла ситуация, которая вызвала бы у матери большую озабоченность и, несомненно, привела бы к конфликту между матерью и ней.

Аделаида твердо решила предпринять все усилия для того, чтобы сделать свой брак счастливым.

Она не рассчитывала на то, что Уильям влюбится в нее. «Я не такая женщина, – говорила она себе, – в каких влюбляются мужчины». Но она обнаружила одну прекрасную черту его характера – преданность своим детям, – которая восхищала ее, хотя другие могли бы его за это осуждать. Аделаида не собиралась отказываться от встреч с детьми Фицкларенсами. Напротив, в те несколько дней, которые прошли после свадьбы, она задавала всевозможные вопросы о них, и Уильям с радостью рассказывал. Он гордился храбростью своих сыновей на поле битвы. Несмотря на свою юность, они прекрасно проявили себя. Он восторгался красотой и обаянием своих дочерей. И он испытывал благодарность к Аделаиде за ее желание слушать рассказы о них.

Так она сделала первые шаги к взаимопониманию, которое – Аделаиде приходилось это признать, – ее мать всеми силами постаралась бы разрушить.

На второй день их медового месяца один слуга сказал ей, что герцог покинул Стейбл-Корт в большом волнении. Герцогине было трудно понять английскую речь, но ей показалось, что произошел несчастный случай и майор Фицкларенс находится в опасном состоянии. Герцог бросился к нему, как только ему сообщили об этом, и даже не задержался, чтобы объяснить, что произошло, своей молодой жене.

Аделаида провела тревожное утро, и наконец герцог приехал в специальной карете. Из нее вынули носилки. На них лежал тот молодой человек, которого Уильям послал в отель «Гриллон» приветствовать ее по приезде в Англию.

– Это Георг. С ним произошел несчастный случай, – прокричал Уильям и стал отдавать приказы: – Поднимайте осторожно. Он сломал ногу. Давайте! Вытащили? Осторожней, чтобы не было толчков.

Аделаида сказала:

– Я должна уложить его в постель… В нашу постель. В ней ему будет удобней.

Таким образом, майора Фицкларенса уложили в кровать, предназначавшуюся для прусского короля. Бледный и потрясенный, он сконфуженно смотрел на Аделаиду.

– Я управлял своей коляской, – сказал он, – когда лошадь испугалась и понесла.

– Ты скоро поправишься, – успокоила она. – Ты останешься здесь, и я буду за тобой ухаживать.

– Вы?! Но это невозможно.

– Что ты имеешь в виду? Я правильно тебя поняла? Не есть возможно? Моя мать часто болела, и я всегда ухаживала за ней.

Внезапно она почувствовала себя счастливой. Теперь она покажет Уильяму, что намерена стать не только хорошей женой, но и матерью для его детей. Правда, лежащему в постели молодому человеку примерно столько же лет, сколько ей, но это не имело никакого значения.

– Ты будешь ухаживать за ним?! – спросил Уильям.

– Почему это тебя удивляет? Я хорошая сиделка. Вот увидишь.

И они действительно увидели.

– Странный способ проводить медовый месяц, – сказал Уильям.

– Но не такой уж плохой, – ответила жена. Она начинала по-настоящему нравиться ему.

* * *

Это был действительно странный медовый месяц. Все говорили о том, насколько типично для герцога Кларенса привезти своего сына от Дороти Джордан к своей жене, чтобы она потратила свой медовый месяц на его выхаживание.

– Пусть говорят, – сказала Аделаида. – В конце концов, это наше дело.

Королева считала ситуацию нелепой и совершенно неприемлемой. Она выразила бы свой протест, но чувствовала себя слишком плохо. Теперь, когда все ее сыновья переженились, она сделала все, что могла, и остальное зависело уже от них. Признание этого факта, казалось, имело свои последствия для нее. Создавалось впечатление, что она постепенно выпускает жизнь из своих рук.

Она послала за Аделаидой с намерением уговорить ее изменить свое поведение, но когда невестка приехала, чувствовала себя так плохо, что просто приказала той сесть рядом с ней и рассказать о том, нравится ли ей Англия.

– Я слышала, что молодой Георг Фицкларенс находится у вас.

На беглом немецком Аделаида рассказала ей о том, что с ним произошел несчастный случай, и что теперь он поправляется. Герцог очень волновался за него, и это ее не удивило, потому что таким сыном, как Георг, мог бы гордиться любой.

– И ты довольна тем, что тратишь свой медовый месяц, ухаживая за ним?

– Вполне, – ответила Аделаида.

– Ты странная молодая женщина, – прямо заявила ей королева.

– Вы так считаете?

– Я считаю тебя… ну, скажем, необычной, – ответила королева, вспоминая то время, когда сама приехала в Англию. Согласилась бы она выхаживать сына своего мужа от другой женщины? В этом она не была уверена. Но она пришла к выводу о том, что в этой тихой молодой женщине заключена такая целеустремленность, которой можно восхищаться.

Вдруг она сказала:

– Я думаю, ты можешь сделать для Уильяма очень много.

Аделаида ждала, но королева больше ничего не сказала. Она задремала и лежала так неподвижно, что Аделаида подумала о том, что ей следует уйти. Они тихо поднялась, но королева открыла глаза и сказала:

– Не уходи. Посиди здесь. Ты меня успокаиваешь.

Так она и сидела, пока Шарлотта дремала, находясь в полусне, думая о прошлом, обо всех невзгодах и волнениях, которые доставляли ей и королю их дети.

У королевы тяжелая жизнь. Была бы она более счастливой, останься дома, в Мекленбург-Стрелице, и не выйдя замуж? Была бы эта молодая женщина счастливей, если бы не вышла замуж?

«Но я стала королевой Шарлоттой, – подумала больная. – Возможно, что со временем и она станет королевой Аделаидой. И если у нее будет ребенок, он может править Англией. Кто мы – любой из нас – как не звенья одной цепи?»

* * *

Через три недели Георг Фицкларенс и Аделаида стали лучшими друзьями, и у него не хватало слов, когда он восторгался своей мачехой. Уильям сидел и слушал, улыбаясь, как они беседуют по-немецки и как Аделаида пытается говорить по-английски. Его брак будет успешным, он был уверен в этом. Он уже забыл мисс Уайкхэм; она никогда не стала бы так ухаживать за Георгом, как это делала Аделаида.

Но они не могли оставаться в Англии. Ведь несмотря на дополнительные деньги, которые принес ему брак, его кредиторы давили на него, вынуждая уехать за границу. Кроме того, было решено, что он и Аделаида должны присоединиться к Кембриджам в Ганновере, где молодой Адольф занял пост генерал-губернатора.

Аделаида не жаждала совершить еще одно морское путешествие, но и не протестовала, и когда подошло время их отъезда, отправилась в Кью, чтобы проститься с королевой.

Она испытывала грусть во время поездки через Хаммерсмит, ведь предстояло в последний раз проститься со своей свекровью. Это было странное чувство, потому что, хотя королева проявила очень мало теплоты по отношению к ней, между ними что-то возникло – определенное взаимопонимание, какое, Аделаида инстинктивно знала это, у Шарлотты установилось с очень немногими людьми.

«Если бы мы прожили вместе долгое время, мы могли бы стать друзьями», – думала Аделаида.

Когда она приехала в Кью, королева приняла ее в своей спальне, где отдыхала. Аделаида увидела Шарлотту лежащей в постели, встала на колени и поцеловала ей руку.

– Садись, дитя мое, – сказала Шарлотта хрипло. – Значит, ты скоро уедешь в Ганновер. Мне жаль… но так лучше. Здесь Уильяма окружает его семья. Тебе лучше быть подальше. Там ты сможешь его узнать. – Она криво улыбнулась. – Ты поймешь, что он немного… смешной. Но, возможно, ты научишь его…

Аделаида ничего не сказала.

– Печально, – продолжала королева. – Печально… для принцесс. Я помню…

Но она не сказала, что помнит.

Аделаида думала, что никогда не забудет эти минуты – темная спальня, шторы задернуты, не пропуская солнце, раздражавшее королеву, и легкий запах болезни – и свою мысль: «Это моя последняя встреча с королевой».

– Ты ухаживала за этим мальчиком, – сказала вдруг королева.

Аделаида ответила:

– Герцог тревожился о нем. Ведь он его сын. Разве можно было отвергнуть его? Думаю, герцог доволен тем, что мы подружились.

– Десять детей, – сказала королева. – Незаконнорожденные актрисы! Скандал! Настоящий скандал!

– Возможно, что скандалов больше не будет. Я сделаю все, что смогу, чтобы скандалов больше не было.

– Горячо желаю тебе этого, – сказала королева. – Но Уильям всегда был смешон.

На какое-то время в комнате установилась тишина. Казалось, что королева забыла о своей посетительнице.

– Я утомляю вас, – сказала Аделаида после долгого молчания. – Но я пришла попрощаться перед отъездом. Я пойду.

Королева кивнула, не открывая глаз, и Аделаида поцеловала ее руку и на цыпочках пошла из комнаты.

Перед дверью она еще раз посмотрела кругом, и ее глаза остановились на маленькой скрючившейся фигурке на кровати.

«Я больше никогда ее не увижу», – еще раз подумала Аделаида, тихо закрывая за собой дверь.

Она стояла за дверью. Как же там тихо! Она верила, что Смерть уже была в той комнате, ожидая, когда она сможет шагнуть вперед и сказать: «Следуй за мной».

Она почувствовала непреодолимое желание еще раз попрощаться с королевой, тихо открыла дверь и остановилась на пороге.

Королева Шарлотта открыла глаза, и они посмотрели друг на друга.

– Ты… вернулась, – сказала королева.

– Чтобы попрощаться… еще раз.

– В последний раз, – сказала королева. Аделаида почувствовала слезы на своих щеках.

– Подойди ко мне, – сказала королева, и Аделаида подошла к постели и остановилась.

– Мое дорогое дитя, – сказала Шарлотта. – Да благословит тебя Бог.

– Да благословит Бог Ваше Величество, – прошептала Аделаида.

– Теперь иди, дитя, – сказала Шарлотта. – Я буду помнить, что ты вернулась. Я буду помнить, что ты плакала обо мне.

Аделаида вышла к карете, смущенная и вместе с тем оживленная, спрашивая себя о том, что произошло между ней и нелюбящей и нелюбимой королевой Англии.

* * *

На следующий день Аделаида и Уильям взошли на борт корабля «Ройял Соверен», но, несмотря на изысканную обстановку королевских кают, путешествие прошло неважно.

Герцог не хотел ехать в Ганновер. В молодости, когда его послали на флот, он достаточно поездил по миру, сказал Уильям Аделаиде. Теперь ему хотелось поселиться в Англии.

– Это мой дом, – заявил он, – и здесь моя семья. Он постоянно упоминал Фицкларенсов.

Аделаида попыталась рассказать ему о своей последней встрече с королевой, но он не слушал. Уильям больше любил говорить сам, чем слушать других.

– Моя мать? – говорил он. – О, боюсь, что это старая несносная женщина. Она хорошо поводила за нос короля, прежде чем его упрятали.

Поэтому бесполезно пытаться что-либо объяснить ему. Она поняла, что всегда найдутся такие вещи, которые невозможно будет обсуждать.

– А какой ожидается жизнь в Ганновере? – спрашивал он. – Кембридж генерал-губернатор, и ты займешь второе место после его Августы, так как у нас там не будет никакого официального положения. Как тебе это понравится, а? Причем Адольф на девять лет младше меня.

– Это не имеет никакого значения, – ответила Аделаида.

Замечание вызвало у него смех.

– Знаешь, ты самая покладистая женщина, какую я когда-либо встречал.

Казалось, разговор забавлял его.

– Я надеюсь, это не звучит как оскорбление, – сказала она покорно.

– Оскорбление? Скажи мне, какого мужа может оскорбить покорная и послушная маленькая жена?

Она улыбнулась вместе с ним. Он тогда не понял, что, хотя ее как будто не волнуют такие мелочи, как этот вопрос о более высоком положении в обществе, она полна решимости добиваться своих целей.

Но может случиться и так, что он этого не узнает никогда.

* * *

Новобрачные устроились в Фюрстен Хофе и сразу окунулись в светскую жизнь Гамбурга. Августа скоро поняла, что Аделаиду не волнует перспектива занять второе место после жены генерал-губернатора, и они стали близкими подругами.

Аделаида восхищалась тонкой вышивкой Августы, и они часто вместе сидели за работой. Жена генерал-губернатора любила выращивать цветы и создавать из них поистине художественные композиции. Это было еще одно хобби, которое она разделяла с невесткой, и две молодые женщины наслаждались компанией друг друга.

– Аделаида, – говорила Августа, – ты самая разумная женщина, какую я когда-либо встречала.

Они вместе смеялись над помпезностью церемоний, которые им обеим приходилось посещать; но больше всего любили говорить о будущих детях.

Августа могла шепнуть Аделаиде о своей уверенности в том, что беременна, чтобы потом разочароваться и сказать, что больше не обмолвится ни словом, пока не будет уверена твердо.

Постоянно за шитьем они молились о том, чтобы их мечты осуществились.

– Я пропою хвалу Богородице, – сказала Аделаида. Августа была несколько шокирована, однако Аделаида продолжала:

– Я буду чувствовать себя так, будто меня благословили.

– Когда-нибудь, – сказала Августа, – одна из нас придет к другой и расскажет о том, как ей здорово повезло. Интересно, кто из нас будет первой.

Первой повезло Августе. Она забеременела.

* * *

Но через несколько недель такую же волнующую новость принесла Аделаида. Это еще больше сблизило невесток. Они не могли говорить больше ни о чем, кроме своих будущих детей.

– Я молю, чтобы это был мальчик, – сказала Августа.

– А я буду молиться о здоровом ребенке, – ответила Аделаида. – Быть может, мужу больше понравился бы мальчик, но мне все равно. Я считаю, что величайшее счастье, которое может познать женщина, это родить ребенка. Уверена, что испытаю полное счастье, когда родится мой ребенок.

И Августа, глядя на подругу своими прекрасными глазами из-под тонко очерченных бровей, мягких и трепетных, согласилась с ней.

* * *

Когда регент прибыл в спальню во дворце Кью, королева Шарлотта сфокусировала на нем свои глаза.

– Дражайшая матушка! – Он опустился перед ней на колени.

– Георг!

Он поцеловал ее руку – старую, морщинистую, изуродованную ревматизмом.

– Я хочу поговорить с тобой, Георг.

– Я с удовольствием выслушаю вас.

– Георг, мы с тобой любили друг друга, ты и я. Он кивнул.

– С первой минуты, как тебя положили мне на руки, ты был для меня всем.

Он прикрыл рукой свои глаза.

– Я хочу, чтобы ты знал, что так было… всегда…

– Матушка, вы утомляете себя. Ничего не говорите. Она кивнула, не отнимая у него своей руки.

Это была трогательная сцена. Ей осталось недолго жить, и это печалило ее. Его отец, король, жил с затуманенным сознанием в изоляции от мира. Говорили, что он смотрит через окно своих апартаментов, ставших по существу его тюрьмой, и корчит гримасы каждому, кто смотрит в его сторону. Какая жалость! И этот человек когда-то господствовал в детских и немилосердно избивал его и его братьев, просивших пирожных к фруктам и мяса вместе с жиром. Он не умел управлять ни своей семьей, ни страной, а сейчас считают, что он сошел с ума. Но он продолжает жить, а королева приближается к смерти. Это похоже на иронию судьбы.

«Все мы стареем, – думал регент. – Скоро всем нам придет конец». Было время, когда он думал, что скоро умрет и уйдет первым. У Фреда слабое здоровье. У его герцогини тоже. А жена самого регента – принцесса Уэльская – продолжает вести скандальную жизнь на континенте, давая ему, он в этом уверен, все основания для развода. Однако никто, кажется, не в состоянии представить ему необходимые доказательства. Если бы только…