Текст книги "Виктория – королева Английская"

Леди Конингхэм зевнула и подумала, стоит ли заново оправить свои сапфиры вместе с бриллиантами, подаренными королем, или лучше носить их в прежнем виде. Смерть Каннинга ничего для нее не значила.

– А теперь он мертв, – продолжал король. – Я потерял хорошего друга и великого министра. И что я могу сделать, как не спросить себя, чего бы хотел от меня Каннинг в этих печальных обстоятельствах? Он хотел бы, чтобы я послал за теми людьми, которым он доверял. Это правильно. Вы не согласны со мной, дорогая?

– О да, я согласна, – сказала леди Конингхэм.

В соответствии с тем, чего хотел бы Каннинг, король послал за лордом Гудричем и предложил ему пост премьер-министра.

Но скоро стало ясно, что Гудрич это не Каннинг; выбор оказался неудачным, и «Гуди», как его называла пресса, скоро столкнулся с трудностями.

Через несколько месяцев после своего назначения он приехал к королю и в слезах информировал его о том, что он больше не может оставаться на этом посту.

– Мой дорогой, – сказал король, – значит, вы должны подать в отставку.

С этими словами он передал Гуди свой носовой платок, чтобы тот осушил слезы, и решил, что не остается ничего иного, как позвать герцога Веллингтонского.

* * *

Артур Уэллесли, герцог Веллингтон, был одной из самых романтичных фигур в стране. После битвы при Ватерлоо он просто не мог не стать национальным героем. Кто избавил их от врага Наполеона, злодея, чья тень витала над Европой так долго? Ответ: Веллингтон. Нельсон разбил корсиканца в Трафальгарском сражении, но после этого тот продолжал доставлять Европе неприятности еще долгих десять лет. Однако при Ватерлоо закатилась звезда этого надменного завоевателя. Все должны восхищаться Веллингтоном, даже если бы он был самым некрасивым человеком в Англии. Но он не был таким человеком. Высокий и худощавый, с орлиным носом и пронзительными серыми глазами, всегда безупречно одетый, он был не только красив, но и романтичен.

Он был женат, и ходила молва, что он женился из благородства. В молодости он влюбился, и его избранница, Китти Пейкенхэм, отвергла его предложение, после чего он уехал и посвятил себя армейской карьере. Когда он уехал, Китти пожалела о том, что позволила ему это сделать, и решила оплакивать свою потерю до конца дней. Через несколько лет известие об этом дошло до него, и, будучи рыцарем и романтиком, он написал ей письмо и попросил ее выйти за него замуж.

«Я стала жертвой оспы, – писала она. – Я совсем не та девушка, на которой вы хотели жениться. Я потеряла свою красоту, и вы будете потрясены, увидев меня. Вы все еще хотите жениться на мне?»

Благородный человек мог дать только один ответ, и он его дал. Он хотел жениться на ней не только из-за ее красоты. Так они поженились, и вскоре он пожалел о своем импульсивном решении. А когда война кончилась и он ушел в политику и познакомился с миссис Эрбатнот, то стал проводить больше времени в обществе последней, чем в обществе своей герцогини. Но он вел себя настолько осторожно, что хотя считалось уместным, приглашая герцога, приглашать и миссис Эрбатнот и сажать их рядом за обеденным столом, никто не мог сказать абсолютно точно, что она стала его любовницей.

Существовал и мистер Эрбатнот, очень уважаемый джентльмен из консервативной партии, один из ближайших друзей герцога, и разве могло бы это быть, если бы герцог отнял у него жену?

Конечно, мистер Эрбатнот был на много лет старше своей красивой жены, к тому же поразительно умной и образованной. Сам мистер Эрбатнот говорил, что министры обсуждали государственные дела в ее присутствии – и не только потому, что могли доверять ей, но и потому, что она всегда могла дать им ценный совет.

То же можно сказать и о герцоге. Он мог разговаривать с миссис Эрбатнот, он наслаждался ее обществом, как никаким другим. А несчастной, безумно любящей его герцогине, на которой он женился из благородства, оставалось только мириться с этим и брать от этого все, что могла. В любом случае она была наполовину слепа и часто заявляла, что не может видеть «драгоценное» лицо мужа так ясно, как ей хотелось бы. У нее оставались ее сыновья, которых она боготворила и которые не проявляли к ней уважения, заставляя ее прислуживать им и вообще превратив ее в рабыню. Но со всем этим она мирилась, как мирилась с отношением герцога к ней, так как, привыкнув командовать армией, он любил отдавать приказы и о том, как надо вести дом и развлекать гостей.

Когда его назначили на пост премьер-министра, то он обратился к миссис Эрбатнот.

Конечно, она страшно обрадовалась и не сомневалась в его успехе.

– Кабинет с Веллингтоном и Робертом Пилом в качестве ведущих фигур, – воскликнула она, – должен, несомненно, стать великим.

* * *

Уильям очень обрадовался назначению Веллингтона.

– Великий герой, – сказал он Аделаиде. – Я всегда восхищался им – почти так же, как моим дорогим другом и коллегой Нельсоном. Какие мы вели беседы! Это был человек! Один из величайших, каких только знала Англия. Я был на его свадьбе. Ах, он думал, что совершил благородный поступок, женившись на Френсис Несбит. Это была одна из немногих ошибок, которые он совершил в своей жизни.

– Он открыто изменял ей, – сказала Аделаида.

– Ах, но такому человеку, как Нельсон, надо многое прощать. Он не был неразборчивым человеком. И леди Гамильтон была обворожительная женщина… обворожительная! Величайший моряк… и Веллингтон величайший солдат! Учти, что я никогда не думал, что армия так же важна для страны, как военно-морской флот.

– Это слова моряка, – сказала Аделаида с улыбкой.

– Нельсон самый подходящий человек для проведения реформ. Он был одним из командиров, заботившихся о людях. Он любил говорить: «Заботьтесь о людях, и они позаботятся об Англии». Это верно, и, Боже мой, Аделаида, именно это я и собираюсь делать. Теперь я думаю, что повышать в звании нужно по заслугам. Слишком много командиров назначаются благодаря связям. Нельсон выступал против этого. Я говорил часами о той катастрофе, которую навлекли на военно-морской флот такие вещи. Я хочу отправить на пенсию некоторых людей старшего поколения, чтобы иметь возможность выдвинуть более молодых людей. Именно так должно быть. Это потребует денег, но я представлю план в министерство финансов.

– Я уверена, – сказала Аделаида, – что ты проведешь реформу флота.

Уильям был в восторге. Он видел себя великим реформатором.

* * *

Адмирал сэр Джордж Кокберн побагровел от гнева.

– Посмотрите сюда, – сказал он. – Наш лорд-адмирал обращается через наши головы в министерство финансов. Предлагает пенсии, не проконсультировавшись с комитетом! Кем он себя считает? Диктатором военно-морского флота? Для чего, он думает, был создан совет? Чтобы получать от него приказы?

Совет согласился с сэром Джорджем.

– Он знает, для чего создано это учреждение? Оно создано, чтобы придать ему статус на случай, если – не дай Бог – он унаследует трон! Проводит осмотр флота на яхте «Ройял Соверен»! Это, в общем-то, безвредно, но это ненужные расходы. Однако когда он устанавливает свои собственные правила и пытается претворить их в жизнь, не обращаясь к совету, то такого, джентльмены, мы не можем терпеть. Сейчас герцог создал комиссию по артиллерийским вооружениям, о чем с нами не консультировались. Он намного превысил свои полномочия. Мне придется информировать его об этом и покорно – я думаю – просить Его Высочество строго придерживаться правил.

Сэр Джордж не был покорным человеком. Он был моряком и привык говорить все, что думает.

– Этот человек сошел с ума, – сказал он. – После смерти герцога Йорка возможности, которые дает его положение, ударили ему в голову. Джентльмены, вы согласны с тем, чтобы я написал лорд-адмиралу, передал ему недовольство совета и информировал его о том, что он должен прекратить предпринимать любые важные для военно-морского флота действия без консультаций с советом? С этим согласились.

Тот факт, что Уильям поссорился с советом адмиралтейства, скоро стал известен всем.

Герцог Камберленд, встретив сэра Джорджа Кокберна, мимоходом намекнул на это.

– Я слышал, что у вас неприятности с моим братом Уильямом?

– Его Высочество чрезмерно усерден, – сказал сэр Джордж с редкой для него осторожностью.

– О, вы это называете так. Я слышал, что Уильям немного спятил.

Сэр Джордж с облегчением вздохнул.

– По его действиям может показаться, что да.

– Нам надо следить за Уильямом, – сказал герцог доверительно. – Мы часто говорим – в кругу семьи, – что мы опасаемся, как бы он не пошел по стопам своего отца.

Сэр Джордж обрадовался. «Бог мой, – подумал он, – Камберленд прав. И мы не хотим, чтобы флотом командовал… или пытался это делать сумасшедший».

* * *

Когда Уильям получил письмо сэра Джорджа, он пришел в бешенство.

– Выскочка! – орал он, забыв о длинном послужном списке сэра Джорджа. – Кому, черт возьми, он собирается приказывать? Я дам ему понять, что лорд-адмирал не получает приказы от него!

Он поднял свой флаг на «Ройял Соверен» и отправился вдоль побережья, чтобы продолжить свое плавание, прерванное из-за смерти премьер-министра Каннинга. И этим шагом он опять нарушил правила, так как должен был спросить разрешения у совета, прежде чем брать «Ройял Соверен».

И опять пришло письмо с протестом от сэра Джорджа.

Теперь началось настоящее сражение.

Он отчитал сэра Джорджа в такой манере, которую адмирал счел нетерпимой.

«Ваше письмо вызывает у меня не столько недовольство, сколько тревогу, так как я оказался в положении, когда лорд-адмирал постоянно противодействует всему, что я считаю полезным для службы королю».

Этого терпеть было нельзя. Пришел дурак – а сэр Джордж не мог назвать его никак иначе, – который получил этот пост просто потому, что является наследником престола, и считает, что он может начать командовать опытными моряками. Теперь ему хватило глупости и наглости сказать сэру Джорджу Кокберну, что он разрешил ему остаться на своем посту, как будто, получив синекуру – а это не что иное, как синекура, – в виде должности лорд-адмирала, может контролировать весь британский флот! Действительно сумасшедший! Оставалось сделать единственный возможный шаг. Сэр Джордж должен обратиться к премьер-министру, с которым Уильям уже переписывался, требуя уволить сэра Джорджа Кокберна. Он хочет, писал Уильям, чтобы контр-адмирал достопочтенный сэр Чарлз Пейджет был назначен на его место.

Веллингтон мог сделать только одно – положить это письмо перед королем, которого привели в крайнее раздражение глупые поступки брата.

Камберленд не мог не находиться рядом, когда пришло это письмо. Он его ждал. Герцог считал, что его целенаправленное замечание, высказанное Кокберну, укрепило последнего в его намерении не терпеть никаких глупостей от Уильяма. И дело не в том, что он мог бы не занять твердой позиции. Тот факт, что один из братьев короля считал, что Уильям в какой-то мере страдает болезнью покойного короля, послужил дополнительной поддержкой.

Сыграть лучше на руку Камберленду Уильям просто не мог. Но ведь идея поступить с ним таким образом пришла именно из-за характера Уильяма.

– Ты выглядишь усталым, Георг, – сказал Камберленд, – Неприятная новость?

– Это Уильям, – король передал брату письмо герцога Веллингтонского.

– Конфликт между сэром Джорджем и нашим лорд-адмиралом, а?

– Уильям лишился разума, – сказал король.

– Увы, но это очень верное замечание.

– Иногда я думаю, что он сделает в следующий раз.

– А что будет с этим?

– Я надеюсь, что Веллингтон разберется. Уильям может быть упрямым как осел. Думаю, что мне придется написать ему и все разъяснить. О, какая скука.

– И как некстати, когда приходится заниматься важными государственными делами.

– Он хороший парень, Уильям. Он просто гениально умеет выставлять себя на посмешище. И вечно одно и то же. Тот долгий роман с Дороти Джордан помогал ей держать его в узде. И сейчас Аделаида делает много для него. Везет ему с женщинами.

Король вздохнул – готовый начать рассказ о своих собственных несчастьях в этой области. Но Камберленда это не интересовало. Конфликт между Уильямом и сэром Джорджем Кокберном еще не закончился. О нем должны узнать все. Он должен обсуждаться публично. Конечно, пресса воспользуется им. Ему нужно сделать так, чтобы конфликт обсуждался под правильным углом зрения.

Уильям сходит с ума – вот главная тема. Кто, как не человек, который не совсем уравновешен, может вести себя так, как он? Людям только стоит вспомнить его нелепое поведение в прошлом. Его попытки жениться, его длинные бессвязные речи в Палате лордов, а теперь, поскольку ему прицепили какой-то высокий орден, он решил, что может приказать уволить Джорджа Кокберна, члена тайного совета, которого самого назначили советником к лорд-адмиралу.

Подобно покойному королю, Уильям способен на самые дикие поступки.

В игорных клубах заключались новые пари. Они касались герцога Кларенса.

Каковы шансы на то, что он окажется в смирительной рубашке до конца правления Георга?

А потом… маленькая принцесса Виктория.

Да, раздраженно думал герцог Камберленд, а потом принцесса Виктория.

* * *

Это было время домыслов.

Король должен был умереть, но он находился в таком состоянии несколько лет. Говорили, что он обладает конституцией быка. Ни один человек не смог бы выдержать столько лекарств и кровопусканий и при этом остаться живым. Он предавался излишествам, ел неразумно и пил слишком много, ложился спать поздно ночью, обременял себя долгами, которые должны были вызывать у него тревогу. Его приключения с женщинами вошли в поговорку. Он заключил морганатический брак с Марией Фитцерберт, а его брак с королевой Каролиной не имел себе подобных в истории британских королей. Он должен был умереть многие годы назад, однако продолжал жить – один день на краю смерти, а на другой – в волнующих консультациях с архитекторами, проектирующими усовершенствования в Карлтон-хаусе и в «Павильоне», в Букингемском дворце и в Виндзорском замке. В дополнение к этому он совещался с Нэшем, чьи Риджент-стрит, Карлтон-хаус-Террас и дома Риджентс-парка он объявил одними из самых прекрасных образцов мировой архитектуры.

Но несмотря на все это он не мог прожить долго.

А что потом?

Ходили упорные слухи о том, что, если король умрет, Уильям окончательно сойдет с ума.

Он и теперь вел себя странно. Продолжался конфликт с премьер-министром из-за поста лорд-адмирала. Могила для Георга и смирительная рубашка для Уильяма.

А Виктория? Ребенка редко видели на людях.

Кто-то слышал от друга, который знал кого-то в доме герцога Камберленда, что принцесса Виктория очень хрупкий ребенок. Она страдает болезнью костей, не позволяющей ей стоять, и что она, очевидно, обречена на раннюю смерть. Возможно, что даже раньше, чем Георг обретет покой в могиле, а Уильям окажется в смирительной рубашке, страна будет оплакивать смерть Виктории.

Следующий на очереди герцог Камберленд – одноглазый Эрнест с изуродованным шрамами лицом. Это действительно боевые ранения, но у него дурная репутация. Пройдет много времени, прежде чем люди забудут дело Селлиса. Какая-то темная история связана и с герцогиней.

Тем не менее он сильный человек, а страна нуждается именно в сильном человеке.

В клубах принимались пари. Казалось, что есть достаточно равные шансы на то, что следующим королем Англии будет король Эрнест.

* * *

Джон Конрой хотел поговорить с герцогиней Кентской конфиденциально.

Она встретила его тепло. Герцогиня очень его любила, потому что убедила себя в том, что женщине нужен мужчина, которому она может доверять.

Он держал в руках газету, и по выражению его лица она поняла, что он очень встревожен.

– Я хочу, чтобы Ваше Высочество прочли вот это, – произнес он, – и сказали мне, что вы об этом думаете.

Она прочла. Статью о слабости Виктории. Болезнь костей, от которой она страдала, мешает ей ходить. Она страдает и другими болезнями, и в Кенсингтонском дворце очень обеспокоены ее здоровьем.

– Но это чудовищная ложь! – вскричала герцогиня.

– Конечно ложь, Ваше Высочество. Но она имеет определенную цель.

– Кто может извлечь выгоду, изображая здорового ребенка инвалидом?

– Те, кто хочет убрать его с дороги.

Герцогиня встала, прижав руки к своей пышной груди. Ее лицо побледнело. Ее Виктория в опасности!

– Хочет… ее… с дороги! – повторила она.

– Я думаю, у герцога Камберленда очень определенные взгляды на то, кто должен унаследовать трон.

– Он может иметь какие угодно взгляды, но не может вмешиваться в порядок наследования.

– Конституционными средствами не может.

– Что вы имеете в виду?

– Говоря, что Виктория слабенькая, он может иметь в виду определенный план.

– Откуда вы знаете, что это говорит он?

– Мадам, дело величайшей важности. Ребенок, который так дорог нам, вполне может находиться в страшной опасности.

На лице герцогини отразилось недоумение.

– Но я не понимаю.

– Мы должны напрячь наше воображение, мадам. Мы должны на шаг опережать наших врагов. Возможно, мы не правы, но мы должны рассмотреть все варианты. Ходят слухи, что герцог Кларенс сходит с ума. Вполне возможно, что их распускает герцог Камберленд в надежде на то, что он уберет его с дороги.

– Ну? – спросила герцогиня.

– Принцесса Виктория все равно будет стоять на пути… герцога Камберленда и его сына.

– Вы приводите меня в ужас.

– Мадам, я считаю, что это надо сделать.

– Каковы же, по-вашему, его планы для Виктории?

– Откуда же я могу знать? Но кто-то распространяет ложь о ней. Готовя людей принять… какое-то известие.

– Эта ложь настолько глупая. Достаточно только взглянуть на нее, чтобы понять, какая она здоровенькая.

– Сейчас… да.

– Что вы имеете в виду?

– Я не могу сказать. Возможно, что есть какой-то замысел. Не забывайте, что камердинер герцога был найден в постели с перерезанным горлом. Говорили, что это самоубийство.

– Но… я не могу поверить, что здесь… в Кенсингтонском дворце… мой собственный ребенок находится в опасности.

– Мы не знаем, мадам, но это может служить предостережением.

– Что вы предлагаете предпринять?

– Первым делом показать, что слухи ложные. Принцессу нельзя изолировать от взоров общественности. Надо, чтобы видели, как она прекрасно ходит, что она совершенно здорова. Это наилучший способ одурачить дьявола… или дьяволов… которые, возможно, действуют против нас.

– Я выведу ее на прогулку… сегодня же. Я не выпущу ее из вида. Ее будут охранять. Сейчас же скажу об этом Лезен. Мы должны действовать осмотрительно. О Боже, как же вы напугали меня!

– Я рад, потому что хотя я и надеюсь, что мое усердие на благо вас и нашей принцессы завело мое воображение слишком далеко, есть по крайней мере эти лживые слухи, показывающие нам, что вполне может готовиться нечто зловещее.

– Я немедленно пошлю за фрейлейн Лезен. И обо всем расскажу ей. За принцессой Викторией нужно присматривать днем и ночью.

* * *

Вместе с матерью Виктория вышла из ворот Кенсингтонского дворца.

– О мама, мы действительно идем в парк?

– Тебе пора время от времени появляться на людях.

– О да, мама, мне это нравится.

Они дошли до самого дома герцога Веллингтона. Время от времени кто-нибудь из прохожих произносил: «Да благословит Бог маленькую принцессу!» Виктория изящно отвечала на эти приветствия.

Ей это нравилось, о чем она сказала матери.

– Я рада, потому что отныне мы будем совершать такие прогулки.

– Приятно видеть людей, – заявила Виктория.

– И очень приятно, что они видят тебя, – ответила герцогиня.

Она была счастлива, когда Конрой принес ей газету, в которой говорилось о Виктории. Наконец-то маленькая принцесса вышла на люди. Кажется, что она здоровая девочка, а слухи о нетвердых ногах оказались явной ложью. Смысл статьи состоял в том, что в будущем общественности хотелось бы чаще видеть Викторию.

Дети всегда обладают способностью завоевывать симпатии народа почти без всяких усилий, и когда они такие же свежие, очаровательные и здоровые, как принцесса Виктория, жалко держать их взаперти.

– Я уверен, что кое-кого мы выбили из колеи, – сказал Конрой.

– Как я вам благодарна за вашу заботу, мой дорогой друг, – сказала нежно герцогиня. И со страхом добавила: – Но мы должны быть бдительными. Ни один волосок не должен упасть с головы Виктории.

* * *

Уильям был поражен.

– Кажется, – сказал он Аделаиде, – что Веллингтон на стороне этого дурака Кокберна. Вот посмотри. Прочти это. Он говорит, что уверен в том, что я слишком хорошо осведомлен о воинской дисциплине, чтобы не знать, что не могу поднимать свой флаг на корабле без согласия совета адмиралтейства. Он думает, что разногласия между мной и Кокберном должны быть разрешены и забыты, потому что они вызывают раздражение у Его Величества. Я немедленно напишу ему и заявлю, что я не согласен.

Аделаида уже устала успокаивать его.

– Уильям, может быть было бы лучше, если бы ты забыл об этом деле.

– И позволил Кокберну оскорблять меня?

– Кажется, это он считает, что ты оскорбил его.

– Кем он, черт возьми, себя считает? Я, между прочим, лорд-адмирал и наследник престола. Разве так он должен обращаться со своим будущим королем?

– О, Уильям, пожалуйста, не говори так. Когда король все еще с нами…

– Он недолго пробудет с нами, а что потом будет говорить господин Кокберн? Меня удивляет Веллингтон. Я думал, он встанет на мою сторону.

Пришло еще одно послание. На сей раз оно было подписано всеми членами совета. Если потребуют отставки сэра Джорджа, то они все тоже подадут в отставку… коллективно.

– Пусть уходят, – закричал Уильям. – Мы прекрасно обойдемся и без них.

Он покинул Аделаиду, чтобы вернуться на «Ройял Соверен» и продолжать свое плавание. Он встретит ее в следующем порту, куда зайдет корабль. Уильям не обратил никакого внимания на предостережение Веллингтона о том, что он не имеет права выходить в море таким образом без разрешения совета.

Веллингтон пошел к королю.

Он сказал, что очень расстроен. Лорд-адмирал ведет себя странно, и совет адмиралтейства пригрозил коллективной отставкой. Что-то надо делать, а поскольку герцог Кларенс, по-видимому, не намерен прислушаться к премьер-министру, последнему приходится обращаться к высшей власти. Не соблаговолит ли Его Величество дать понять своему брату, в какое серьезное положение он себя поставил?

Король вздохнул. Уильям действительно дурак. Неужели он не понимает, что превращает себя в посмешище? Но когда Уильям понимал, как глупо он выглядит? Конечно, он доставлял радость довольно большому числу младших офицеров, обещая лучшие условия службы на флоте, которые он предложил, и говоря о повышениях по службе по заслугам. Но он нарушит всю систему службы в результате проведения своих реформ, которые в некоторых случаях дорого обойдутся и потребуют повышений налогов. Это тема, не вызывающая в данный момент особой радости у общественности.

– Ваше Величество напишет герцогу Кларенсу? – спросил Веллингтон.

Король ответил, что ему, по-видимому, придется исполнить этот неприятный долг.

* * *

Уильям! – думал король оставаясь в одиночестве. До чего же упрямым может быть этот человек! Но он все равно любил его. По крайней мере он и его братья преданы друг другу – некоторые больше других. Фредерик… ах, как же он жалел, что потерял своего любимого брата! Но теперь все время с ним Эрнест. В глубине души он не мог питать особо теплых чувств к Эрнесту. Между ними существовал барьер, думать о котором у короля не было сил. Он неважно видел, и иногда, когда смотрел на смутное пятно, бывшее лицом Эрнеста, оно казалось ему очень недоброжелательным. Это объяснялось просто потерей глаза и шрамами, и необходимо помнить, что это достойные раны, полученные в сражении.

Но в Эрнесте было что-то неясное. Он дал понять, что намерен остаться, хочет того король или нет.

– Ах, мы знаем слишком много друг о друге, Георг, чтобы не работать вместе.

Что за таинственный намек одного брата другому? Что он имел в виду? Что Эрнест знает о Георге? Что он был по-настоящему женат на Марии Фитцерберт? Это не секрет – или это не так? Были люди, сомневавшиеся в этом. Но его дела всегда бывали достоянием общественности. Не мог принц Уэльский или принц-регент сделать что-то без того, чтобы не привлечь к себе всеобщее внимание.

Какие тайны знает Эрнест, которые он не хотел бы раскрывать?

Маленькие секреты личной жизни: тщательно накладываемые румяна, страх перед затягиванием в корсет, становящимся слишком болезненной процедурой. Унизительные последствия неприятной болезни. Речь идет об этих тайнах? Вполне возможно, потому что он предпочел бы, чтобы общественность услышала скорее о его тайном браке, чем о некоторых уловках, необходимых, чтобы превратить старика в презентабельного человека.

Нет! Это плоды его воображения. Просто такова манера Эрнеста говорить. Он должен быть благодарен Эрнесту за его советы… за его помощь. И его герцогиня обаятельная женщина. По-своему она тоже вызывала некоторую тревогу. Маленькие намеки, инсинуации, за которыми, возможно, ничего не стоит. Она чертовски привлекательна, хотя и является прямой противоположностью Марии.

Ах, Мария! При мысли о ней у него на глаза наворачивались слезы. Где ты теперь? Живет в Брайтоне. Иногда – в Лондоне. Почему тебя нет здесь, чтобы не подпускать этих людей ко мне? Все было бы совсем по-другому, если бы ты была здесь.

Почему его мысли текут по такому печальному руслу?

Все дело в Уильяме. Он должен написать Уильяму и объяснить, что он должен вести себя хорошо. Он хороший парень, любящий брат. Это правда, что временами он создает впечатление, что ждет смерти брата, чтобы занять его место, но кто может винить его за это? Бедный Уильям, который всегда выставлял себя на посмешище. Естественно, он хочет быть королем.

Он вздохнул и взялся за перо.

«Мой дорогой Уильям!

Мой друг, герцог Веллингтон, будучи моим главным министром, счел своим долгом представить мне всю переписку с тобой по вопросу об отношениях между тобой и сэром Джорджем Кокберном. С чувством глубочайшего сожаления я смотрю на то неловкое положение, в которое ты поставил себя. Ты не прав от начала и до конца. Это не вопрос взглядов, это неопровержимый факт…»

Это правда. Уильяма надо заставить согласиться с этим. Если он когда-нибудь станет королем страны, он должен знать, как далеко он может заходить в своих отношениях с высокопоставленными людьми. Вместе с тем он не может сделать так, чтобы в письмо не вкрались нотки нежности к брату. Он любил Уильяма ничуть не меньше из-за того, что тот дурак.

«Ты не должен забывать, мой дорогой Уильям, что сэр Джордж Кокберн является членом тайного совета короля, а следовательно, назначен королем, чтобы давать советы лорд-адмиралу…»

Он продолжал, стараясь объяснить еще ясней, надеясь, что Уильям признает тот факт, что он ошибался и принесет каким-то образом свои извинения сэру Джорджу Кокберну, который, по словам Веллингтона, совершенно выбит из колеи.

«Уж не прикажешь ли ты мне уволить самого полезного и, возможно, самого важного морского офицера на моей службе за то, что он сознательно действовал согласно букве и духу своей клятвы и долга?»

Бедный Уильям, он подумает, что с ним обошлись слишком сурово. Он скажет: «Мой собственный брат против меня». Король хотел, чтобы Уильям понял, что он хотел ему помочь, что он предпочел бы встать на его сторону, но Уильям должен вести себя разумно.

«…Ты знаешь, что я тебя очень люблю, и никто не пойдет так далеко и не сделает больше, чтобы тебя защитить и учесть твои чувства; но в данном случае у меня нет другого выхода. Ты должен уступить и прислушаться к разумным словам своего лучшего друга и самого любящего брата.

Г. К.»

Король поставил подпись. Небольшое усилие, потребовавшееся для написания письма, сильно утомило его. И когда он вспомнил все письма, которые он написал в прошлом, ему показалось странным, что такая маленькая записка оказала на него такое воздействие. Письма! – подумал он и вспомнил те, которые написал Пердите Робинсон и для возвращения которых потребовалось небольшое состояние, и все те, которыми он забрасывал Марию, умоляя ее приехать к нему.

И вновь он вернулся к Марии. Казалось, что все, что он делает, возвращает его к ней – даже конфликт Уильяма с Джорджем Кокберном.

* * *

Когда Уильям получил письмо брата, он просто пришел в смятение.

Письмо доставили к нему, когда он прибыл в порт, где его ждала Аделаида.

– Прочти это, – воскликнул он. – Какая чушь! Это дурак Джордж Кокберн – самый полезный и важный морской офицер короля! Как это может быть? Этот чванливый нахал… «самый… короля»…Честное слово, никогда не слышал такой чепухи.

– Уильям, помни, что это слова короля, – сказала спокойно Аделаида.

– Слова короля или кого-то другого, это все равно чушь.

– Пожалуйста, Уильям.

– Чего они от меня ждут, а?

– А ты не мог бы подружиться с сэром Джорджем и потом постепенно внедрить все реформы, о которых ты думаешь?

Он не мигая смотрел на нее. Его Аделаида – маленькая мудрая женщина. Никто бы об этом не догадался. Она такая спокойная, часто можно было подумать, что у нее нет ни одной мысли, которая не касалась бы детей. Но это не так. Ее простое маленькое лицо скрывает множество глубоких мыслей.

– Это полностью обманет дурака Кокберна.

– Я уверена, что так и будет. И надо помнить о письме короля.

– Я удивлен, что Веллингтон пошел к королю. Такое дело совсем не для моего брата.

– Но теперь, когда он пошел к королю и ты получил это письмо, необходимо выполнить пожелание твоего брата.

– Да, – нехотя согласился Уильям. – Я напишу Кокберну и скажу ему, что если он отступит, я забуду мои приказы о его увольнении. Он может остаться на своем посту, если возьмет назад все, что делал и говорил до сих пор. Это все, что я попрошу.

– Но… – начала Аделаида, но Уильям дернул ее за ухо.

– Больше не думай об этом. Я скажу ему: «Сэр Джордж, мы постараемся работать вместе. У меня есть планы для военно-морского флота. Отличные планы. Как сказал мне мой оплакиваемый покойный друг лорд Нельсон…»

Уильям завел одну из своих длинных речей. Герцог стоял, качаясь на каблуках, и Аделаида была уверена в том, что он сейчас видит перед собой многочисленное собрание, во всяком случае говорил так, будто обращался к большому числу людей.

Конечно, ничего не понял!

Аделаида вздохнула. Они вернулись туда, откуда начали.

Она оказалась абсолютно права! На «великодушное» предложение Уильяма сэр Джордж Кокберн ответил, что не может отступить ни при каких обстоятельствах. Он будет твердо стоять на своем, и если Его Королевское Высочество станет действовать так же, как раньше, он, как и теперь, поднимет свой голос в знак протеста.

– Ну вот, ты видишь, – кричал Уильям. – Этого человека ничем не умиротворишь.