Текст книги "Ловушка для птиц"

Была еще одна особенность – татуировки.

То, что следователь издали ошибочно принял за блузку, при ближайшем рассмотрении оказалось татуировками. А вся одежда на Нике Селейро состояла из джинсов и кожаной жилетки. И уже из-под жилетки выскальзывали все эти птицы, цветы, листья, водопады и клинки. И иероглифы, и арабская вязь, и скандинавские руны. Татуировки покрывали руки Селейро и часть шеи – с правой стороны. И часть лица – тоже с правой. Оттого и казалось, что Ника Селейро – охотник, сидящий в засаде. Или львица, сидящая в засаде. А само лицо – ловушка.

Не стоит ему доверять.

– …Насмотрелись? – спросила Ника Селейро, коротко улыбнувшись.

– Эм-м…

– У вас пять минут. Потом я вернусь к клиенту. Его время уже оплачено. В отличие от вашего.

Что ж, условия здесь диктует она. И Брагину придется играть по ее правилам.

– Хорошо. Постараюсь уложиться. Меня зовут Брагин Сергей Валентинович. Я следователь…

– Давайте этим и обойдемся.

– Не хотите взглянуть на удостоверение?

– Я в них не разбираюсь. Что вас интересует?

Никаких эмоций – ни любопытства, ни страха, ни настороженности. И лишь синева глаз стала еще бестрепетнее, еще нестерпимее.

Завороженный татуированной волной, омывающей лоб и правую бровь Ники Селейро, Брагин достал из папки фотографию карпов кои и протянул их девушке.

– Ваша работа?

– Моя, – едва скользнув взглядом по снимку, сказала она.

– Меня интересует девушка, которой вы сделали эту татуировку. Расскажите о ней.

– А это была девушка? – Волна над бровью приподнялась.

– Вы не помните?

– Я помню татуировку. Этого достаточно.

– Ну, хорошо. – Брагин попытался зайти с другого конца. – Обстоятельства, при которых вы делали это тату… Они сохранились в памяти?

– Ничего такого, что заслуживает внимания. Иначе бы я запомнила.

– Вы же понимаете, я пришел не просто так.

– Никто не приходит сюда просто так.

Серфер из тебя неважный, Валентиныч, –  подумал Брагин, того и гляди волна накроет с головой, утопив надежду хоть немного продвинуться в деле Неизвестной из автобуса.

– Эта девушка убита, Ника. Зарезана в автобусе несколько дней назад.

Никакого просвета в холодной синеве. Хоть бы дельфины появились. Или акулы, черт с ними! Или синие киты.

– Кому я должна посочувствовать? Вам или этой несчастной?

– Убийство – серьезная вещь. Несправедливая. Я надеюсь на помощь. Любая деталь будет ценна…

– На свете полно несправедливых вещей и без убийства.

– Любая подробность, даже самая незначительная, – продолжал гнуть свое Брагин.

– Я делала эту татуировку в октябре. Пятнадцатого или шестнадцатого.

Ну вот, пошли дела кое-как!..

– Не проще ли посмотреть в записях? Вы ведете записи?

– Нет.

– Как же вы связываетесь с клиентами? Назначаете им время? А сами татуировки? Их ведь нужно обсудить. Сделать предварительный эскиз. Так, кажется, это называется?

– Это называется флэш. Но дело в том, что я работаю без предварительных эскизов.

– Такое возможно? – удивился Брагин.

– В моем случае – да. Фрихэнд.

– Что?

– Я должна перевести это с английского?

– Э-э… Свободная рука. Я понял. В общих чертах. Но хотелось бы еще понять, как это выглядит.

Губы Ники снова сложились в усмешку, на этот раз – снисходительную.

– Как вариации на тему. Клиент описывает то, что хотел бы увидеть. Я претворяю его фантазии в жизнь. Вот и все.

– Так просто?

– Не так просто. Сложнее, чем вы думаете. На грани гениальности.

В том, как ослепительно сияющий андрогин произнес это, не чувствовалось даже намека на иронию или самоиронию. Ника Селейро была полностью убеждена в том, что гениальна. Но самое удивительное, что и Брагин мгновенно оказался на ее стороне. В зыбком и невероятно притягательном мире цветов, птиц и изречений, нанесенных на дамасскую сталь. Самую настоящую, несмотря на то что это была всего лишь проекция на коже.

– Та девушка… Она попросила вас набить именно этих рыбок? Описала их?

– Нет. – Волна снова занесла свой хищный гребень над бровью Селейро. – Погодите. Она была из особенных клиентов. Иных.

– Иных? – Теперь уже и Брагин приподнял бровь.

– Иные, да. Они не просят о чем-то конкретном. Они хотят воспроизвести эмоцию. Или состояние.

– Эмоции проходят. Состояния меняются. А татуировка остается надолго, если не навсегда. Я не прав?

– Мне все равно, что будет с иными потом. Это – не моя история.

– А если они придут снова? Есть же такая практика… Э-э… Делать из старых тату новые…

– Они и приходят. Не все, но многие. Но мой кавер-ап стоит в два раза дороже первоначальной работы. Иногда – в три, в зависимости от сложности переделки.

– Девушка была у вас впервые?

– Да.

– Как-то же она узнала о вас?

– Вероятно, соцсети. Телефоны на сайте.

– Вам не дозвониться. Я пробовал. Напрасный труд.

– Ханбунча не всегда берет трубку. Он пишет роман, очень им увлечен, так что не брать трубку простительно.

– Тот человек в комбинезоне?

– Других здесь нет, – снова улыбнулась Ника. – Только вы, я, мясо в кресле и Ханбунча. Он – мой администратор.

– Я могу поговорить с ним?

– Вы – можете. Вопрос в том, захочет ли он разговаривать с вами.

Ну, Валентиныч, где же твой хваленый артистизм? Умение на раз-два считывать свидетеля, настраиваться на одну волну с ним; самому быть волной, ласковой и нежной, – и выносить потенциального союзника к тем берегам, где сияет истина. Ведь все свидетели, если они не заинтересованы по каким-то причинам в сокрытии важных сведений, – потенциальные союзники.

Ника Селейро – не союзник.

Плевать ей на истину. Плевать на все, кроме себя любимой. Каждой своей репликой чертов андрогин подчеркивает это. Изощренно издевается над заскорузлым работником правоохранительных органов. Наверное, так она и думает – заскорузлый. Недалекий, не разящий наповал отточенной надменной фразой, а попросту – унылое говно. Не стыдно только за ботинки, потому что ботинки у Сергея Валентиновича Брагина всегда начищены до блеска.

Пунктик такой, да.

У Ники Селейро совсем другие ботинки – раздолбанные, облупленные на носах, так что даже цвет определить невозможно. И шнурки под стать ботинкам: порванные в нескольких местах и связанные в узлы. Это удивляет Брагина, но и обнадеживает одновременно: в безупречном, почти машинном облике Селейро обнаружилось хоть что-то человеческое.

– Что это за имя – Ханбунча?

– Обычное имя. Якутское. Он якут.

– И пишет роман?

– Да.

– Любопытно было бы прочесть.

– Вряд ли это случится в ближайшее время. Он застрял на второй главе. Целый год ее мусолит.

– Давно он у вас работает?

– С конца первой главы.

Все же это настоящее искусство – отвечать на вопросы, толком на них не отвечая. Вы спросили – я ответила, галочка поставлена, и делайте с ней, что хотите. Брагин злится на Нику Селейро, по-настоящему злится, ни на секунду не переставая по-детски восхищаться ей.

– Вернемся к девушке. Ну, или к ее татуировке. Если вам так удобнее.

– Удобнее, да.

– Татуировка – отличная, я не спорю. Реалистическая и всё такое. Даже гиперреалистическая. Но вы говорили об иных. О тех, кто просит, чтобы вы выразили их эмоции. Очевидно, это была очень простая эмоция.

– Хотите сказать – примитивная?

Вот ты и попалась, дорогуша. Вот на чем тебя можно подловить, когда все другие средства исчерпаны. На снобизме. На тупом бараньем чувстве собственной исключительности.

– Примитивно исполненная. У мастеров тоже случаются неважные дни.

– Вы вольны думать, что угодно.

Попалась, попалась!..

– Вы говорили с девушкой, Ника. Прежде чем заняться этим своим… фрихэндом. Она как-то сформулировала свои пожелания?

– Время вышло. – Ника больше не улыбалась снисходительно. Она вообще никак не улыбалась, как будто губы ее заросли переползшим с предплечий вереском. – Мне нужно вернуться к клиенту.

– Мясо в кресле вполне подождет еще пару минут. А я могу вызвать вас повесткой. И вы обязаны будете прийти.

– Если хочешь найти правду – ищи там, где ложь. Они всегда спасут друг друга, а ты останешься в дураках.

– О чем это вы?

– Не я. Та девушка. Не совсем уверена насчет точности формулировок, но что-то похожее она произнесла.

– И после всего сказанного получились те самые рыбки?

– Эти рыбки – не новость. И не эксклюзив. Довольно распространенный сюжет.

– Но ей он понравился?

– Вы смотрите и не видите. А она увидела. И ей понравилось, да. Но теперь это не имеет никакого значения.

– Что я должен был увидеть?

– То же, что и та девушка. А если нет – значит, не должны.

Это – не имитация ответа. Это и есть ответ, самый правдивый из всех возможных, хотя и до него Ника Селейро не врала Брагину. Не ее вина, что они видят мир по-разному. Или, скорее, пребывают в одном пространстве, но в разных реальностях. Совсем как в ужастике «Сайлент-Хилл», который когда-то так испугал Катю, и зачем только они потащились на эту киношку?..

– Вы знаете человека по имени Филипп Ерский?

– Простите?

Не то чтобы вопрос возник совсем уж ниоткуда, хотя на лауреате и звезде не было ни одной татуировки. Неизвестная и Филипп связаны – квартирой на улице Коллонтай, хотя и не были любовниками. Во всяком случае, незадолго до смерти девушка занималась сексом не с Ерским, с кем-то другим, – это, по биологическим образцам, установила экспертиза.

– Филипп Ерский. Известный скрипач.

– Нет. Никогда о таком не слышала. Я – не целевая аудитория скрипачей. Вы, судя по всему, тоже.

Все так и есть. Это Кате нравится классика в любом ее проявлении – будь то опера «Паяцы», балет «Петрушка» или струнные группировки, окопавшиеся в Филармонии. Филармония – еще щадящий вариант, бюджетный. Хуже обстоит дело с Мариинским, куда они обязательно наведываются раз в два месяца. Или два раза в месяц, в зависимости от репертуара и премьерных показов. Любовь к классической музыке перешла к Кате по наследству от родителей. А вот Брагин ничего похожего не унаследовал и ограничивается редким прослушиванием групп своей юности – «Red Hot Chili Peppers», «Guns N’ Roses» и «Nirvana». И нет ни одной оперы, от которой Сергея Валентиновича не клонило бы в сон. Зато на балете он никогда не спит в ожидании – вдруг кто из танцоров споткнется на ровном месте, уронит партнершу или недокрутит фуэте.

Ужасный человек – следователь Брагин.

К тому же здесь и сейчас ему хотелось бы узнать, что слушает Ника Селейро. Для полноты картины, так сказать. И для вящей убедительности психологического портрета: все последние минуты Брагин слышит жужжание где-то внутри себя. Это невидимая машинка набивает на сердечной мышце портрет проклятого андрогина.

Как сводить его впоследствии – неизвестно.

– Если вы хотите спросить, что именно слушаю я…

– Нет, – быстро открестился Брагин.

– Ничего не слушаю. Музыка меня утомляет.

А ведь верно. В «Йоа и ездовых собаках» тихо, как в гробу. И что вообще означает название? С ездовыми собаками все более или менее понятно, но Йоа…

– Погуглите. – К Нике снова вернулась способность снисходительно улыбаться.

– Что?

– Вас ведь интересует название.

– Нет.

– Оно всех интересует. Почему вы должны быть исключением?

– Учитывая специфику визита, я и есть исключение.

– А, ну да, – сразу поскучнел андрогин. – Убийство.

– Девушка как-то представилась? Назвала свое имя?

– М-мм…

Понять, что происходит внутри идеальной черепной коробки Селейро, невозможно. Очевидно, там идет какая-то работа. И Брагин силится представить, что это за работа, но ничего, кроме майнинга биткоинов, в голову не приходит.

– Чтобы объяснить, чего именно от вас ждут, нужно вступить в разговор, не так ли?

– Да.

– Разговор – это общение…

– Общение с малознакомыми людьми не предполагает их фиксации в памяти. У меня как минимум один клиент ежедневно. Иногда бывают два. Я уже молчу о тех, кто пытается втиснуться в мою жизнь вне стен салона.

– Вы сами сказали. Она была иная.

– Это ничего не меняет. Но если бы даже случилось чудо и я вспомнила… Иногда люди предпочитают не называть настоящих имен. Или обходятся никнеймами. Кличками. У байкеров это особенно распространено.

– Она имела какое-то отношение к байкерам?

– Не думаю.

– И при этом не сообщила своего настоящего имени…

– Я не утверждала, что она назвалась чужим именем. Просто сказала, что не помню его. Ни настоящего, ни придуманного. Никакого. Вот и все.

– Надеюсь, деятельность вашего салона сертифицирована?

Брагин терпеть не мог выкручивания рук, особенно если это касалось не подозреваемых, а свидетелей. И меньше всего хотел дешевого ковбойского наезда в стиле своего приятеля, капитана Вяткина. Кто только дернул Брагина за язык?

– Даже если бы вы прихватили пожарную инспекцию и санэпиднадзор, я все равно не сказала бы больше, чем знаю. А сертификаты на стене, за вашей спиной. В рамочках. Можете ознакомиться.

– Вы не поняли меня…

– Разве?

– Я имел в виду только то, что ваша студия – это не какой-нибудь подпольный бордель, где анонимность обязательна. Не блатхата и не шалман.

Ника, до сих пор рассеянно слушавшая, вдруг перебила Брагина:

– Шалман. Она что-то говорила о шалмане.

– Вам?

– Нет, это был телефонный звонок. Ей позвонили, и она с кем-то договорилась о встрече. «Увидимся в шалмане», если дословно.

– И все?

– Нет. Она сказала – «Увидимся в шалмане. Сегодня вечером. Не опоздай к приливу».

– Понятно. Это был единственный звонок?

– Я попросила ее отключить телефон сразу после разговора. Так что он был единственным.

Что-то сломалось внутри андрогина, Брагин чувствовал это. Но поломка была незначительной и никак не мешала майнингу. Просто где-то в другом отсеке запала какая-то клавиша. Или кнопка. Как если бы совсем крошечная птица сдуру влетела туда и теперь топталась по мертвым бездушным деталям своими лапками.

Андрогин не взволнован, он просто задумался. Размышляет. И это вполне себе человеческие размышления, женские.

– Она была не похожа на других. Та девушка.

– Иная, – напомнил Нике Брагин.

– Не в этом дело. Не только в этом. Бывают такие люди. О них думаешь даже тогда, когда они исчезли с горизонта. Что, как, откуда, почему. Вы понимаете меня?

– Надеюсь, что да.

– С вами тоже такое случалось?

Птичка и не думает вылетать из западни и теперь крушит не только кнопки, но и микросхемы. А микросхемы – тонкая вещь. И Брагину бы сейчас самое время призвать в союзники свой артистизм и, как по нотам, разыграть участие. Рассказать коротенькую байку или притчу, коих Сергей Валентинович скопил множество за свою профессиональную карьеру. Лучшей поклевки для мелкой рыбешки и сочинить нельзя (а свидетели и есть рыбная мелюзга, в отличие от царь-рыбы – преступника). Одно удовольствие смотреть, как они захватывают наживку – мягкими сентиментальными губами. А потом подсечка – и всё, готово. Бери свидетеля тепленьким – и хоть на жарёху, хоть на уху.

Но Ника Селейро – особенная. Такая сорвется с любого крючка. Или просто не заметит его. На одной стороне ее лица бушует Атлантика, другая – сохраняет безмятежность. С трудом сохраняет – так почему-то кажется Брагину.

– …Это случается со всеми. Особенно в молодости.

– Ну да.

– Значит, вы вспоминали ту девушку?

– Нет. А теперь пытаюсь понять, что заставило меня забыть о ней.

Для андрогина (в сознании Брагина он почему-то все больше смыкается с роботами-андроидами и этномашинерией «Звездных войн») Ника Селейро чересчур откровенна. С другой стороны – это безопасная откровенность, безнаказанная. Сертифицированная. Даже пожарной инспекции и санэпиднадзору она не по зубам. Что уж говорить о скромном следователе Сергее Валентиновиче Брагине?

– …И как, получается?

– Увы.

– А… ваш администратор? Может быть, у него получится?

– Мы уже обсудили это. Или нет?

Игра сделана. Основное время закончилось, но, может быть, есть надежда на дополнительное?

– Занятная у вас репродукция висит, – сказал Брагин.

– Мне тоже нравится. Но ее, как правило, не замечают.

– Я первый, кто заметил?

– Не первый.

– А та… Иная девушка?

– Она как раз и не заметила.

– Это Брейгель?

– Это Брейгель. «Пейзаж с конькобежцами и ловушкой для птиц».

Брагина так и подмывало снова приблизиться к репродукции, потому что ловушка для птиц прошла мимо него. Птицы – да, птиц было полно, они парили в небе и сидели на ветвях, а ловушка…

Конькобежцы на реке – вот кто отвлек его внимание. Десятки стоящих на льду людей, скользящих по льду; высокие уступчатые крыши, снег – только это и бросается в глаза.

– Нашли ее?

– Кого? – удивился Брагин.

– Ловушку для птиц.

– Я даже не искал.

– Ну да. Вы же не знали, как называется картина. А без подсказок не обойтись, особенно когда не представляешь, с чем имеешь дело.

Наверное, именно так выглядит твиттер-философия Ники Селейро. Дурачкам кажется, что она соорудила нечто значительное. Психологический квест, пройти который удается не всякому. На самом деле всякому, включая малолетних детей, но адепты андрогина предпочитают этого не замечать. Иначе как прослыть избранным?

– Самое главное – всегда в другом месте. Вот что я хочу сказать.

– Но эта история в основном о конькобежцах. – Сергей Валентинович и не заметил, как втянулся в селейровскую софистику.

– Вам так кажется.

– А вам нет?

– С некоторых пор я вижу только птиц.

Да-да. Тех самых, что разрушают микросхемы.

– Если вы все-таки вспомните… – Брагин сунул руку в карман пиджака. – Что касается девушки. Ну, вдруг… Вот моя визитка.

– Это вряд ли. Впрочем… Оставьте визитку на столе. Вон там, рядом с компьютером.

Ника Селейро даже не попрощалась с Брагиным. Даже кивка он не удостоился. Зато у него оставалось время, чтобы (уже вполне осмысленно) взглянуть на картину. Теперь, благодаря подсказке андрогина, он сразу же нашел ловушку для птиц, довольно грубо сработанную: снятая с петель дверь, уложенная на снег под углом градусов в тридцать и подпертая палкой. Плюс зерно, которое рассыпали под дверью. Не совсем понятно, как непосредственно срабатывает механизм ловушки, но им, в шестнадцатом веке, виднее. А в двадцать первом, у стола, где стоит компьютер, Брагина ждало очередное – и не самое приятное – открытие. Вся поверхность была завалена визитками: простенькими, похожими на брагинскую; и гораздо более причудливыми – это касалось не только цвета, качества бумаги и шрифта, но и формы. На одной из них (маленький белый квадрат примерно 3 на 3 сантиметра) красовалась бычья морда:

БАФФАЛО-66, смерть веганам!

Эта задиристая надпись – вот и все, что смогло уместиться под мордой. Ни адреса, ни телефонов. Впрочем, за судьбу одуванчиков-вегетарианцев не стоило особенно переживать: живы-здоровы и тоже имеют опосредованное отношение к Нике Селейро.

Дзен-бургерные и мантра-бары, ну надо же!

Среди визиточной россыпи обнаружилось и несколько инородных тел: бумажные шарики-снежки, прилетевшие сюда прямиком из якутского романа. Брагин даже подхватил один из них и воровато сунул себе в карман. И снова переключился на визитки: доминировали вовсе не рестораны, кафе и фитнес-клубы. Там было полно всяких имен, и будь у Брагина возможность – он обязательно всмотрелся бы в эти имена. Чисто из отшлифованного годами профессионального любопытства. Но такой возможности ему не представилось: перед следователем вырос Ханбунча.

Как хрен на грядке, подумал Брагин, на всякий случай улыбнувшись романисту-администратору. Самому же Ханбунче даже напрягаться не пришлось: улыбка и без того сидела на его лице, как приклеенная.

– Надеюсь, вас уже ввели в курс дела? – поинтересовался Брагин. – Хотя бы приблизительно?

Ханбунча энергично закивал головой, после чего Брагин достал фотографию девушки из автобуса № 191 и сунул ее под нос якуту.

– Помните ее?

Снова энергичный кивок головой.

– Расскажите все, что знаете.

– Плохо говорю по-русски, – без малейшего акцента ответил Ханбунча.

Ах ты, сукин сын, песья голова!

– Расскажите все, что знаете, в пределах вашего словарного запаса.

– Сёп.

Брагин уже слышал это слово, и, очевидно, оно означало согласие. Потому что Ханбунча очень живо изобразил работу мысли: наморщил низкий лоб, затеребил пятерней подбородок и даже пошевелил ушами. После чего прогнал желваки: вверх-вниз, вверх-вниз.

Улыбка при этом никуда не делась. И в узких глазах продолжала покачиваться антрацитовая лебединая тьма.

– Пришла, как обычно. Как вы пришли. Постучала. Я открыл. Всё.

– Всё?

– Потом закрыл. Когда она ушла. Часов через шесть примерно.

– И все шесть часов она находилась здесь?

– Один человек здесь десять часов провел. Один человек – двенадцать. Один человек – двенадцать и на следующий день еще пять. Некоторые неделю ходят. Сложная работа. Для терпеливых.

– Надо полагать, они разговаривали с Никой? Может быть, вы слышали разговор?

– Не слышал. Я здесь, они – там. – Ханбунча выбросил руку в сторону кресла. – Но мастер и не говорит обычно.

– В процессе работы?

– В процессе, да.

– А до начала? Знаете, как бывает? Встретились старые знакомые… Обнялись – расцеловались…

– Нет.

– Что – нет?

– Не целовались. Не обнимались. И знакомы не были.

– Ну а как она сюда вообще попала, девушка? Вы ведь работаете по предварительной записи, насколько я понимаю.

– Так и есть. – Ханбунча снова с готовностью затряс головой.

– Записью занимаетесь вы?

– Да.

– Девушка, о которой мы говорим… Она как-то представилась? Оставила свои координаты для обратной связи?

– Не так.

– А как?

– Написала в интернете.

– На сайте?

– На сайте, – секунду подумав, согласился Ханбунча. А потом добавил, подумав чуть подольше: – Но может, и нет.

– Где же еще?

– Может, в специальной программе.

– Какой?

Немудреный вопрос почему-то поверг Ханбунчу в уныние:

– Русские слова – и то не все сразу запомнишь. А с нерусскими вообще беда.

– Мессенджеры какие-нибудь? Вайбер? Вотсапп?

– Точно. – Голос Ханбунчи стал еще унылее. – Там и писала.

– Я могу взглянуть на ее переписку?

– Наверное.

– Это касается середины октября.

– Тогда нет.

– Почему?

– Таких переписок с гору наберется. Слишком много людей в этом городе, и все хотят сюда попасть. Пишут и пишут. Звонят. Но пишут больше, а это до чёрта места занимает. А телефон не резиновый. Вот и приходится чистить его каждые две недели, удалять старые записи. Уже и ноябрьские удалил, и начало декабря. Так что говорить о том, что случилось в октябре, и смысла нет.

– Пожалуй. – Теперь и Брагин приуныл.

Но не так чтобы очень сильно.

Ситуация была безнадежной лишь на первый взгляд. Второй взгляд упирался в телефон, а телефон – вещица оруэлловская, почти всемогущая. Любые звонки, отправка любого сообщения фиксируются сотовым оператором. Получить их распечатку в рамках уголовного дела не составит труда. Все последующее сводится к установлению владельцев номеров. Не исключено, что среди них окажется и жертва убийства из автобуса № 191. Звонившая в салон «Йоа и ездовые собаки» накануне своего визита сюда, в середине октября.

Визит же самого Брагина можно считать отработанным полностью. Осталось только узнать, что означает «Йоа».