Текст книги "Искры летнего костра"

15

Она следует за мной, и мы располагаемся на постеленном покрывале. Её волосы такие мягкие на ощупь, что невольно испытываю белую зависть – мои всегда путаются и без должного каждодневного ухода специальными шампунями, бальзамами, масками, сыворотками и маслами. Пальцы подрагивают от волнения сделать что-то не так. Создается впечатление, что я не не люблю детей, а попросту их боюсь, потому что совсем не знаю, как себя вести. Возможно, имеет место быть. Но ведь одно другому не мешает?

Непривычно и сложно капаться в чужих волосах, особенно в таких длинных. Пока мои пальцы перебирают прядки, вплетая из одна в другую, Света педантично ощупывает своей маленькой ладошкой ту часть, которая уже заплетена в косу. Убеждаю сама себя, что получается довольно неплохо, да и девочка молчит, видимо, ожидая окончания процесса. Конечно, без расчески результат получается не самым лучшим, но уж точно не проигрывает тому творению, с которым она ходила с самого утра.

– Готово, –  нервно выдыхаю, когда затягиваю на её кончиках волос резинку.

Света вновь ощупывает косу, теперь перекидывая её себе через плечо и осматривает.

– Конечно, не как у мамы, – начинает говорить она, отчего я хмурюсь. – Но мне нравится! Точно лучше, чем получается у меня! Научишь, чтобы я могла сама себя заплетать? –  девочка тянет губы в широкой обезоруживающей улыбке, под напором которой тут же испытываю облегчение.

– Научу, –  пожимаю плечами, растягивая губы в ответ.

   Как раз к этому моменту из воды выходят все, включая, конечно же, Холодова. Наши взгляды встречаются и в его глазах вижу явное одобрение, когда он смотрит на довольную Свету. Потом он будто резко что-то вспоминает и отводит свой взгляд.

Черт возьми, неужели он всё-таки меня помнит? Отчего тогда молчит? Или причина только в том, что произошло вчера вечером и мои прошлые заслуги совершенно ни при чем?

Мысли кружат в голове, не давая никого покоя и их не удается никак заблокировать. Отчего меня вообще все это волнует? Разве мне не все равно, как он ко мне относиться и что думает? Это ведь Холодов – мыслей о нем в априори не должно быть в моей голове. И уж тем более, я не должна испытывать приступов грусти из-за того, что теперь он смотрит на меня совершенно безразлично. А я, как бы не пыталась врать самой себе, почему-то испытываю это разочарование всё четче. И ещё вдобавок жгучее желание сделать  что-то, чтобы вызвать в нем какие-либо эмоции в мою сторону. Потому что этим безразличием можно захлебнуться. Никто не хочет быть никем, пустым местом для другого человека.

«Он будто усердно преследует меня и теперь, даже когда его сто процентов нет рядом, я всё равно продолжаю ощущать его взгляд кожей. Уже пару недель отказываюсь от походов к озеру, потому что больше не считаю это место своим. Как иначе, если мы сталкивались там ещё три раза подряд? Я бы и правда посчитала, что он преследует меня. Но дважды, когда я добиралась до своего уголка, который теперь точно нельзя назвать тайным, он уже был там, любовался видами и что-то вырисовывал на альбомном листе. Неужели, художник? В наше время вообще кто-то может находить время на творчество? Искусство – это прекрасно. Разве можно касаться прекрасного, когда вокруг такой мрак и разруха?

Делаю вид, что ничего странного не происходит и просто игнорирую каждое наше столкновение, лишь иногда бросая злостные взгляды, которые он ловит. Ловит и отвечает на них легкой улыбкой. Кажется, это превращается в какую-то странную игру, определенно опасную, потому что в ней нет правил.

День изо дня утопаю с головой всё глубже и глубже, от того, что уже сама выискиваю брюнета в лицах знакомых и незнакомых людей. Почему-то мне до безумия хочется чаще видеть его обезоруживающую улыбку, которой он отвечает на мою злобу. Есть в ней что-то прекрасное и притягательное – начинаю отдавать себе в этом отчет. Она словно вселяет в меня очередную надежду – все вокруг не настолько плохо, раз люди способны на такие искренние улыбки.

Конечно, подходить к нему боюсь и даже думать об этом не решаюсь. Одно дело невинные и ничего не значащие взгляды, совсем другое – завести разговор с врагом. Пускай, отчего-то, я не считала его таким.

Да и о каком разговоре может идти речь? Я ровным счетом ничего не понимаю в немецком, для меня он звучит слишком грубо, чтобы захотелось его изучать. Нет. Точно нет. Никаких разговоров. Да и со странными переглядываниями давно пора завязывать. А ещё лучше вовсе было их не начинать, потому что в очередной раз не взглянуть на его улыбку при встрече просто не могу. Она притягивает, и я тут же забываю, что дала самой себе обещание отправить незнакомца в полнейший игнор. Слабовольная до невозможного, вот честно…

 Совсем не подозреваю, что следующий день запустит новый этап в нашей истории. Тот, что по-настоящему сделает её нашей. Общей. Одной на двоих. 

В очередной раз направляюсь на озеро, убеждая себя в том, что в этот раз брюнета точно не может там быть. Всё раз до этого однозначно совпадения, которые не могут повторяться многократно. В общем, вешаю мысленную лапшу сама себе на уши, а когда всё-таки достигаю излюбленного места и не нахожу там взглядом мужскую фигуру, ставшую привычной, неожиданно испытываю укол разочарования. Какого черта? Неужели я неосознанно шла сюда именно для того, чтобы снова увидеть незнакомца? Злюсь сама на себя, прикусываю до боли губу. Чем только думаю?»

16

Дни бегут быстро. В какое-то мгновение начинает казаться, что даже слишком. Наверное, из-за того, что целый день ощущаешь себя крыской, бегущей в кругу. Как ни крути, дети требуют много внимания и ответственности.  По окончанию десятого дня понимаю, что треть задачи, поставленной передо мной бабушкой, уже выполнена.

– Да, мам, –  улыбаюсь её лицу в экране смартфона и подхожу ближе к комнатному светильнику, который стоит на прикроватной тумбочке.

С потолочным освещением в лагере беда, поэтому приходится довольствоваться, чем есть. Да и к тому же, даже связаться с мамой могу только поздним вечером, когда дети уже спят. И то, впервые за все прошедшие дни, потому что предыдущие заваливалась спать, как только голова касалась подушки. Думаю, причиной тому множество конкурсов, спортивных соревнований, походов на озеро и проведенных дискотек, на которых за мелкими проказниками нужен глаз да глаз. Вроде бы, младшая группа, а интриги плетут такие, что впору задумать о том, какой сырой и унылой кажется собственная жизнь в сравнении с их.

– Привет, милая, –  она активно махает мне рукой. – Как твои дела? Выглядишь так, будто по тебе проехался самосвал.

Ох, уж мама, как всегда, до невозможного щедра на комплементы.

– И чувствую себя, кстати, так же, – тяну губы в улыбке.

– Привыкай, родная, – весело продолжает подшучивать. – Как только ты окончишь университет и слезешь с моей шеи, это станет твоим бытом. Хотя, что ждать-то? Начало положено, может, теперь слезешь с моей уставшей шеи пораньше?

У нас с ней свой особенный юмор, поэтому её предложение вызывает лишь мой звонкий и искренний смех.

– Не так быстро, женщина, –  отрицательно качаю пальцем в камеру. – У меня в запасе, как минимум, ещё полтора года магистратуры. Придется сжать булки и потерпеть иждивенку ещё немного.

– Звучит, словно приговор, –  хмыкает, покачивая бровями.

– Так и есть, –  улыбаюсь.

Пока мама выискивает в прихожей кота, чтобы показать, как она избаловала его едой за мою недолгую отлучку, замечаю курточку отца, что весить на вешалке. Сердце невольно ёкает? Видимо, я что-то пропустила, а мать совсем не спешит ничем делиться. Боится, что выскажу своё отрицательное мнение?

После их расставания, мои отношения с отцом остались теплыми и семейными, пускай мы почти не имели возможности видеться. Но по поводу их союза я, конечно, оставалась при своем мнении.

– Кстати, тут твой женишок приходил на днях, – она играет бровями, вспоминая про Ваню. – Ты ему разве не сказала, что умотала в закат? Что же за отношения у вас такие, если это он узнает от меня?

Тяжело вздыхаю. Последние три дня Ваня не пытался со мной связаться и очень хотелось верить, что он оставил бесполезные попытки снова поговорить о нас.

– Бывший женишок, мам, – нехотя говорю, потому что сейчас не хочется дальнейших расспросов.

В глубине души до сих пор что-то скребёт от того, что ничего не вышло. Учитывая мои запросы начинает казаться, что отношения мне не светят никогда.  И действительно легче отказаться от затеи найти того, кто будет соответствовать моим запросам, чем обжигаться раз за разом.

– Солнце, –  мама бросает сочувствующий взгляд, но я тут же отвечаю строгим. Таким, что она все понимает без слов. – Если ты захочешь поговорить у тебя всегда есть мой номер. Конечно, если это не касается финансовой помощи, милая, –  снова язвит, мгновенно разряжая напряженную атмосферу и возвращая разговору легкость и непринужденность.

Заканчиваю разговор в приподнятом настроение, что даже сон отходит на второй план. Хочется подышать свежим воздухом, потому что из-за обилия рабочей атмосферы я совсем забыла, насколько люблю наслаждаться в здешних краях каждым вдохом и видом.

Правда наслаждаться получается недолго, так как едва оказавшись на свежем воздухе, я слышу приглушенные повышенные тона, доносящиеся издалека. Быстро нахожу их источник – это совсем не сложно, так как на улице совершенно безлюдно.

– Так нельзя, ты можешь наконец-то втюхать это в свою глупую голову? – меня прошибает током, когда в голосе узнаю Холодова.

– Да всё равно мне, что можно, а что нельзя! П-Л-Е-В-А-Т-Ь! – после того, как узнаю в силуэте ту самую девчонку из старшего отряда, меня пригвождает к земле, будто бетонной глыбой. – Можешь наконец-то это понять и принять?!

Она явно чертовски зла, настолько, что от нее вполне могу лететь искры, испепеляющие все вокруг.

А я шокирована, до предела. Даже больше. Отбой был час назад, и пока все вокруг видят десятый сон, Холодов уединяется недалеко от корпуса с девчонкой-подростком, чтобы выяснить отношения? Да что он вообще себе возомнил? Ощущаю прилив злости по отношению к Егору, такой сильный, что он способен снести все на своем пути.

– Холодов, ты вообще совесть потерял? – грубо произношу, тем самым выдавая свое присутствие.

Тут же на меня уставляются две пары горящих глаз. Кажется, что атмосфера здесь такая наколенная, что может рвануть в любую секунду. Причем абсолютно каждого, или же всех и сразу, что больше похоже на правду, учитывая всеобщее напряжение, подогретое моим вступлением.

– Снова ты? – Егор смотрит холодно, даже в такой темноте я ощущаю это. – Уйди, Майя.

17

– Разговор можно считать законченным, Егорка? – тут же ухмыляется брюнетка, наблюдая за нашей красноречивой перепалкой. И не дожидаясь ответа начинает идти ко мне навстречу.

– Нельзя, Кристина! Мы не договорили! – говорит таким тоном, что впору сжаться и стоять на месте. Именно так бы не думая и сделала, если бы слова были обращены ко мне.

– Что ты, чёрт возьми, творишь? –  спрашиваю, скрещивая руки на груди, имея в виду его манеру общения с девочкой. Пускай она не наша подопечная, но разве это важно? – А ты? Отбой давно был, что ты забыла здесь с одним из вожатых? –  обращаюсь уже к Кристине.

– Вау, решила и мне нотации почитать? –  ухмыляется, притормаживая напротив меня.

– Холодов, ты в курсе, что связь с несовершеннолетними карается законом? И в твоем случае вообще попахивает использованием должностных обязанностей.

– Что ты несешь, –  громко и тяжело вздыхает, поднимая голову к небу.

– А мне со вчерашнего дня есть восемнадцать, – по-актерски улыбается девушка, не отводя с меня победного взгляда.  – Так что всё законно, Майя… Валерьевна. Ваша совесть может быть спокойна, а нос перестать лезть в чужие дела.

Она разжигает между нами огонь. Точнее, во мне. Такой яркий, что хочется тут же схватиться за её длинные брюнетистые волосы. Вовремя вспоминаю о бабушке. Она сейчас точно не в том состоянии, чтобы узнать, что её внучка напала на ребёнка. Лишь это заставляет меня оставаться на месте и испепелять стервозную девушку ненавидящим взглядом.

– А она, кстати, часто крутится вокруг тебя, Егорка, –  она на секунду оборачивается к нему. –  Мне пора начать беспокоиться?

– Кристина, кончай концерт, –  снова бросает на неё взгляд, от которого даже мне не по себе.

– Я даже не начинала, милый, –  протягивает напоследок, покидает нашу веселую компанию, направляясь к корпусу.

– Тебе обязательно постоянно все портить и доводить до крайней точки? –  Егор не кричит. Его голос звучит непозволительно тихо для такой ситуации.

– Что? –  ошарашенно смотрю на него. –  Ты ещё смеешь что-то мне говорить? Ты вообще думаешь своей головой? Как можно было связаться с малолеткой? Или для тебя такое в порядке вещей?

– Я устал, Майя, –  его голос действительно звучит так, будто его самого перекрутили через мясорубку. – Спокойной ночи.

 Его спина спокойно удаляется, а я остаюсь стоять, словно вкопанная. Мир окончательно сошел с ума? Или вся причина только в Холодове, который бессовестно попутал границы дозволенного?

Злости, кипящей во мне, хватает не только на практически бессонную ночь, но и на раннее утро, когда я принимаю для себя важное решение и сразу мчу воплощать его в жизнь. Такое терпеть точно нельзя.

Надеюсь застать бабушку в кабинете – она всегда приезжает очень рано. Но натыкаюсь на неё в коридоре административного корпуса. Да и ладно, всё равно в такое время все ещё спят по своим кроватям.

– Ба, у меня к тебе очень серьезный разговор, –  горячо заявляю, пригвождая её своим красноречивым взглядом к месту. –  И он не может ждать ни секунды.

– Ну конечно, –  улыбается она, поправляя на своей голове соломенную шляпу. – Я достаточно прилично одета для серьезного разговора?

Опешиваю от того, что бабушка шутит – такое нечасто удается лицезреть.

– Не время для шуток, ба, –  строго смотрю, складывая руки на груди. – У тебя под носом происходят ужасные вещи.

– Ещё бы,  – поддакивает она, активно кивая головой. – Внучка на неделю забыла о моем существовании и появившись в поле зрения, даже не удосужилась спросить, как дела у любимой бабушки.

Ну что тут скажешь? Чувствую укол вины. И правда в последние дни совсем ничего не успеваю, помимо еды, детей и недолгого сна.

– Прости, ба, –  вздыхаю, виновато опуская глаза. – Но всё действительно не отлагаемо.

– Ну уж говори, что у тебя там такого крайне важного, – наконец-то говорит она  и внимательно смотрит на меня.

– У Холодова связь с девочкой из старшего отряда, –  перед тем, как эти слова срываются с моих губ, ощущаю, как горло сдавливает мощнейшими тисками.

И сказав, кажется, не ощущаю ни капли облегчения. Наоборот, груз будто наваливается на плечи с двойной силой. Да что, черт возьми, происходит внутри меня? Выходящее за рамки поведение Егора точно не имеет места быть и сейчас я не должна испытывать вину перед тем, что сдаю его с потрохами. Почему тогда в голове начинают вихрем крутится десять дней, проведенных вместе, и в особенности его ладони, сжимающие мою талию тогда в озере.

18

– С кем это? – бабушка смотрит так, будто совсем не верит моим словам. Ни на йот. – Не выдумывай, Теплова. Егор прекрасный мальчик и никогда бы не стал вытворять подобное.

Она говорит на полном серьезе, отчего становится не по себе. Почему она настолько уверена в нем?

– Кристина Мальева, ба, – уже нехотя заявляю я, понимая, что сейчас прекрасный образ Холодова разобьется в её голове на мельчайшие осколки, не подлежащие восстановлению. И да, я потрудилась узнать фамилию стервозной девчонки, которая буквально смешала меня вчера с грязью своими нелестными словами.

 Происходит то, чего я совсем не ожидаю. Бабушка начинает хохотать, а я лишь могу ошарашено смотреть на неё, переживая за психическое состояние.

– Ой, Майя, насмешила, не могу, –  продолжает смеяться. – Ты, конечно, молодец, что бдишь в оба и заботишься о моральных устоях нашего лагеря, но в этом случае нет никаких причин для волнения.

Ощущаю прилив раздражения. Да в чем дело-то, чёрт возьми?

– Ба, почему ты мне не веришь? – предпринимаю очередную попытку. Я обязана донести до неё неприятную правду.

– Майя, успокойся, – с улыбкой на губах говорит она. –  Кристина – родная сестра Егора, поэтому совсем неудивительно, что ты могла видеть их вместе.

Вспоминаю вчерашнюю сцену и все слова Кристины. Что происходит? Как она может быть его сестрой?

– Ты что-то путаешь, у них даже фамилии разные, –  единственное, чем могу парировать.

– Потому что Кристина сменила её на фамилию своей матери, после развода их родителей, –  поясняет бабушка, пожимая плечами.

 Никогда не слышала, что у Егора есть сестра. Почему тогда каждый год в лагере он проводил без неё?

– Ладно, Майя, –  бабушка двигается вперед. –  Насмешила меня. Пойду работать, а ты, как вспомнишь о родной бабуле, заходи в гости.

Облокачиваюсь об стену и прижимаю руки к глазам. С губ срывается тяжелый вздох, как только  за бабушкой закрывается дверь её кабинета. Ощущаю себя полной дурочкой. Снова полезла куда не нужно и снова в эпицентре оказался он. Как мне может постоянно так везти? Со смешанными чувствами понимаю, что в них преобладает облегчение. Егор не имеет связи с несовершеннолетней. Вспоминаю, как вела себя с ним и тут же заливаюсь краской от стыда. Правда, она ничто по сравнению с тем, что ощущаю в следующую секунду. Причина моей бессонной собственной персоной появляется в коридоре из ниоткуда и по его взгляду тут же понимаю, что он слышал весь мой пламенный разговор с бабушкой. Чёрт.

Очень хочу ему что-то сказать, объясниться или даже рассыпаться в извинениях, но горло сдавливает в таких тисках, что и выдохнуть воздух из легких не могу.

Все потому, что смотрит он на меня так же, как в тот день семь лет назад, будто ему ничего не стоит меня уничтожить.

Гипнотизирую его взглядом, пока он не скрываться с бумагами за дверью бабушкиного кабинета. От хлопка подскакиваю на месте и сердце начинает долбить грудную клетку. Что я наделала?

***

– Что ты сделала? –  лицо Саши выглядит ошарашенно. – Ну ты даешь, Майка! Везет тебе на этого Холодова! Ты мне хоть фотку скинь его, интересно ведь.

 Устало закатываю глаза и прикусываю губу. Сашка единственная из моего окружения, с кем я смогла поделиться прошлыми «заслугами» перед Егором. И только ей я могу позвонить в шесть утра, потому что мне обязательно нужно кому-то выговориться – тело до сих пор колотит от столкновения с Егором двадцать минут назад.

Первым порывом было подождать, пока они закончат разговор с бабушкой и попытаться объяснить все. Он ведь должен понять, правда? Не расскажи я бабушке, то предала бы её доверие и поставила под удар дело всей её жизни. Конечно, для начала, возможно, нужно было поговорить с самим Холодовым, а не бросаться на него нападками злой гиены. Но изменилось бы что-то? Я ему не доверяю и вряд ли бы поверила, если бы он признался, что Кристина его сестра. В его глазах теперь однозначно выглядела подлым предателем и от этого грудную клетку рвало на кусочки.

Правда так его и не дождалась. Не смогла. Поняла, что и слова произнести не смогу, потому что горло продолжало сжимать жесткими тисками. Пугливо сбежала в свою комнату, и забравшись на кровать, обняла свои ноги и набрала номер подруги, чтобы хоть как-то избавится от угрызений собственной совести, которая, кажется, собиралась разъесть мозг до остатка. Я просто побоялась ответить свои слова. Не удивительно. Когда Егор награждает таким взглядом, ничего хорошего в априори не ждешь.

– То самое, –  отвечаю подруге, до боли вжимаясь ногтями в собственную руку. – Ещё как везет. Голова кругом от такого счастья.

– Отставь панику, – подбадривающе улыбается Саша, заваривая себе утренний кофе. Без него она не может жить, а я явно разбудила её. Подруга та ещё соня. – Если за расставание с Морозовой он тебе мстить не стал, то и в этот раз спустит всё с рук. Всё-таки твоя мировая бабушка, уверена, не будет читать ему нотации. И в целом ему ничего не грозит.

В её словах чувствовалась значительная доля правды. Но факт, что отношения с Егором испорчены окончательно, играл на струнах моих нервов и с ним никак не хотелось мириться. Господи, отчего в последнее время меня так заботит, как он будет ко мне относиться? Совсем перестаю понимать собственную логику и желания.

– Ваня приперся ко мне домой, – решаю перевести тему, чтобы отвлечься. – У тебя ещё не пытался узнать мой точный адрес?

– Ха! Нет конечно. Он теперь даже взгляд в мою сторону боится бросить –вдруг тебе сразу донесу, – ухмыляется, с наслаждением делая первый глоток свежезаваренного кофе.

– Кто бы сомневался, – вздыхаю, растягивая губы в улыбке.

Разговор с Сашей помогает немного убрать нервную дрожь с тела.

– Звони почаще, – говорит она на прощание. –  Тут совсем скучно без тебя.

Как только мы заканчиваем разговор, слышу стук в дверь. Сердце мгновенно вновь заходит барабанной дробью. Вдруг Холодов пришёл, чтобы задать волнующие вопросы прямо в глаза?