Текст книги "Искры летнего костра"

34

– Что ещё за помощник? – мгновенно реагирую на её слова. – К тому же, ещё и прекрасный?

– Увидишь, Майя, – бабушкина улыбка по-прежнему остается какой-то слишком загадочной. – Уверена, тебе понравится.

Вводит меня в полнейший ступор. К чему она клонит? Кто может мне понравится? Не удивлюсь, если бывший по моим следам добрался уже и сюда, а бабушка только и рада воссоединить два одиноких сердца.

– Я сейчас никуда не поеду, – строго заявляю и скрещиваю руки на груди. —Признавайся, что ты задумала! Мне совсем не нравится…

– Куда ты денешься? – ухмыляется бабушка, увереннее нажимая педаль газа.

Ну да, будто бы я решилась выйти на ходу. Насмешила. Да и идти пешком обратно в лагерь совсем нет желания. Хочется скорее разобраться с чердаком и забыть про него, как про страшный сон. В прошлый раз перебрала на нем такую кипу вещей, что и правда всю ночь снилось, будто продолжаю их сортировать и выносить.

Делаю вид, что смертельно на неё обиделась и утыкаюсь в окно, наблюдая за природой. Про Холодова, к слову, всё-таки успешно забываю и пишу сообщение, лишь когда машина останавливается около бабушкиного дома. Странно, но в ответ ничего не приходит. Может спит ещё? Или, как обычно, с самого утра висит на своих турниках и брусьях.

Не успеваем зайти в дом, уже создается предчувствие того, что бабушка сможет меня шокировать. Так, собственно, и происходит.

Прирастаю к месту, когда из ванной-комнаты выходит Холодов в мокрой футболке, которая четко очерчивает его напряженные мышцы.

– Привет, – его взгляд быстро проходит по моему телу, а после моего неуверенного кивка, фокусируется на бабуле. – Думаю, через пару часов будет все готово.

– Не спеши, Егорушка, – она расцветает на глазах и тянет губы в милой, широченной улыбке. – У вас с Майей есть целый день! Смогу забрать вас только поздно вечером. Надеюсь, ты, как закончишь, сможешь помочь ей разобрать вещи на чердаке? Боюсь, одна она слишком устанет. Там ст-о-о-о-лько хлама, ты себе даже представить не можешь!

Совсем отказываюсь понимать, что сейчас происходить вокруг. Все сошли с ума или только бабушка? Почему она так театрально растягивает слова и сердечно прикладывает ладонь к груди? И самое главное – какого чёрта здесь забыл Холодов?

– В смысле «только поздним вечером»? – с решительным напором вмешиваюсь в разговор до того, как Егор успевает ответить бабушке. –  Ты не забыла, что у нас дети? – из-за яркого протеста, бушующего в груди, совсем не слышу, как двусмысленно и смешно звучит фраза.

Холодов с бабушкой, к слову, замечают. Сразу видно по тому, как они начинают сдерживать смех.

– Можешь не переживать, Майя, – парирует она, излучая коктейль из уверенности и непоколебимости.  – Сегодня приехал вожатый на следующую смену и мне нужно посмотреть, будет ли он справляться с обязанностями, или нужно быстро искать кого-то другого. У вас сегодня заслуженный выходной. Ну, если можно так назвать, – однозначно имеет в виду фронт работ, который ждет нас.

– Но ты не понимаешь, – пытаюсь возразить, потому что происходящее кажется бредом. Почему она решила втянуть сюда именно Холодова? Правда бабушка, как всегда, возражений не принимает и резво меня перебивает.

– Понимаю, Майя, – с улыбкой уверяет. – Понимаю и очень спешу. Надеюсь, могу на тебя положиться.

Разворачивает и уходит, напоследок оставляя в моей голове свербящий рой вопросов.

– Не знаешь, что это было? – прикусываю губу, поднимая взгляд на Холодова.

Чувствую себя максимально смущенно из-за поведения бабушки. Что только Егор может обо мне подумать? Она заставила его чинить трубы! Подумать только! Ну как так можно? И ещё эта мокрая футболка, очерчивающая его торс. Взгляд так и норовит опуститься и полюбоваться мышцами.

– Чего ты так переживаешь? – с улыбкой спрашивает он, уверено вглядываясь в мои глаза.

Его карие чаруют так, что прерывать зрительный контакт совсем не хочется. И татуировка на его руке смотрится сейчас так красочно, что тоже приковывает взор. И что мне делать? Разорваться разве что.

– Не понимаю, для чего втянула тебя во все это, – честно признаюсь я.

– Втянула? – усмехается такой формулировке. – Не переживай, я сам втянулся. Прошлым летом, когда приезжал к деду уже помогал Ираиде Кирилловне с трубами, которые отвратительно проложили. Видимо, поэтому она решила обратиться именно ко мне.

– Могла ведь нанять кого-то, – все равно недовольно бабушкиным поведением и ощущаю свою вину перед Егором.

– Майя, не парься! – успокаивает меня и подмигивает. – Мне совсем не сложно помочь. Тем более с тем, в чем я довольно неплохо разбираюсь.

В груди поднимается волна всепоглощающей теплоты, а щеки пуще прежнего заливаются румянцем.

Егор Холодов помогает моей бабуле чинить трубы! Очуметь!

35

Приходиться отвиснуть и прийти в себя, иначе Холодов подумает, что я вовсе странная, если не сказать грубее.

– Ладно, – тяну губы в улыбке и пытаюсь скрыть за ней свое жуткое смущение. – Тогда, если тебе не нужна моя помощь, я удаляюсь на чердак. Там тоже работы непочатый край.

– Конечно, иди, – отвечает мне кивком головы и лучезарной улыбкой. – Как закончу здесь, обязательно помогу тебе.

Как только у него получается? Откуда столько стойкой самоуверенности и умения себя подать? Даже на моей территории, если можно так сказать, на фоне Холодова я выгляжу, словно пришла в гости. Смущаюсь, отвожу взгляда и стараюсь, как можно быстрее смыться подальше. В то время как Егор, очевидно, ощущает себя более чем комфортно.

– Да что ты, – махаю рукой и смотрю в стену. Когда только Холодов стал вызывать во мне столько смущения? Не понимаю, дело тут в его уверенном, прожигающем взгляде или мокрой футболке. Возможно, комплексное явление.

– Я сама прекрасно со всем справлюсь.

В этом, конечно, уверенности нет, но стоит подумать о том, как мы вместе будем тереться около друг друга в тесном помещении, она появляется. Справлюсь.

– Майя, хватит перечить, – он мягко возмущается и закатывает глаза. И, черт возьми, даже это делает как-то по-особенному, маняще. Так. Что сразу приковывает взгляд. Нет, мне точно нужно больше отдыха, а то уже совсем здравых мыслей в голове не осталось. – Закончу и помогу тебе. Все равно мы в заточении на весь сегодняшний день.

Забудешь о таком.

– Поверь, – нахожу в себе силы для глупых шуточек. – Работы на чердаке хватит на несколько непрерывных дней.

– У вас там Нарния? – предполагает, наигранно ужасаясь.

– Хуже, – тяжело вздыхаю. —Намного хуже. Там вся бабушкина и мамина жизни. И да, ещё и частично моё детство.

– Вот как. Тогда я хорошенько подумаю, стоит ли мне спешить здесь. Кажется, нужно ещё пару труб проверить.

– Эх, Егорка, – расслабляюсь и позволяю себе все больше. – Чуть какая-то преграда и ты сразу в кусты. Подумать только, с этим человеком я воспитываю практически двадцать общих детей… Где мои мозги?

– Теплова, ты нарываешься, – его явно забавляет моя шутка про детей.

– А что? – развожу руками. – Всего лишь констатация факта. В общем, жду наверху.

Думаю, что пара делать ноги, потому что взгляд Холодова слишком красноречив – в долгу моей словесной перепалке точно не останется. Видимо, поэтому сразу не понимаю, что ненароком последняя фраза тоже становится двусмысленной. Что же, сегодня я в этом мастер.

Хлопаю себя по лбу. Егор точно решит, что с головой у меня не все в порядке. Только какого черта меня сегодня это так остро волнует? Ну, подумает, и что?

Забираюсь на чердак и начинаю каторгу. Радует, что физические нагрузки сопровождаются ещё и приятными воспоминаниями, стоит наткнуться на старые фотки, игрушки и украшения. Нахожу коробки со старыми дисками, записанными вручную. Здесь все что хочешь, начиная от фильмов, заканчивая играми. Особенно трогательно выглядит диск с надписью: «С днем рождения, бабушка», сделанная лаком цвета вырви глаз. Помню, что самостоятельно закачала на него кучу её музыкальных предпочтений. Сделала это вопреки тому, что от бабушкиной музыки мне хотелось реветь. Она постоянно звучала фоном в доме. Да и сам диск заезженный уже до такой степени, что ему давно место на помойке. Но о таком, конечно, нужно предварительно спрашивать у бабули, чтобы не получить по шее.

Собственно, поэтому откладываю диск в коробку с теми вещами, которые требуют уточнения. Большинство других дисков кидаю в мусорный пакет.

Слишком много времени уходят на мои ностальгические паузы. Не понимаю для чего и зачем, но я рассматриваю каждую из своих детских разукрашек. Сразу видно, где разукрашивала я, а где мама с бабушкой. У них мягкий цвет и совсем не видно линий от карандаша, загляденье. В отличие от моих «стараний», которые выглядят просто ужасно. В детстве мне казалось, что у мамы с бабушкой дар. Теперь поняла, что просто у меня руки не с того места растут.

Едва слезы на глаза не навернулись, когда нашла свою личную коллекцию украшений. Здесь всякие пластмассовые колечки, сережки-гвоздики, браслеты и цепочки из ниток.

– Смотрю у тебя здесь увлекательно, – подскакиваю на месте от неожиданности, когда Холодов появляется сзади. – Мне нужна твоя помощь. Найдешь минутку?

36

Найду ли я минутку? Конечно же, тут же хочется придумать себе сверхважное занятие и объяснить, что ну вообще никак не могу оторваться даже на секундочку. Только Холодов прекрасно видит, как я тружусь здесь в поте лица, рассматривая старые вещи.

– Да, – тяжело вздыхаю и тяну губы в улыбке.

Отчего меня стала настолько волновать любая близость с ним? Это вообще нормально?

– Тогда пошли, – явно доволен моим согласием помочь.

Вместе спускаемся на первый этаж и идем к ванной-комнате.

– Нужно, чтобы ты придержала трубу, на случай, если её сейчас прорвет снова, – ставит меня перед фактом.

Кажется, решил сделать меня подопытным кроликом.

В целом, конечно, понимаю для чего это. Ему нет смысла крепить трубу обратно, пока он не уверен в полной исправности. И в случае, если все-таки под напором воды её снова разнесет, то я хотя бы смогу подержать так, чтобы не случился массовый потоп.

Принимаю положение поудобнее, присаживаясь на корточки. Трубы у бабушки расположены ну очень неудобно.

– Готова? – спрашивает, прежде чем повернуть кран.

– Да, – заявляю с полной уверенностью и тут же визжу, потому что нас двоих окатывает потоком ледяной воды.

Холодов действует быстро и снова перекрывает воду.

Не знаю, почему, но мы, не сговариваясь, лишь переглянувшись начинаем заливаться смехом. Едва не истерическим, потому что стоим посреди ванной с ног до головы мокрые. И дело тут вовсе не потому, что Егор что-то отремонтировал неправильно.

Прорвало совсем другую трубу. И особо весело от того, что все настолько совпало, иначе бабуле бы снова пришлось просить Холодова о помощи.

– Похоже, я здесь ещё немного задержусь и только позже смогу тебе помочь, – тянет губы в виноватой улыбке.

– Без проблем, – успокаиваюсь от заливистого смеха и бросаю взгляд на промокшего Егора.

Только вот широкая улыбка на моих губах держится совсем недолго. В следующую секунду она сменяется озадаченностью.

Холодов ловко стягивает с себя мокрую футболку. Это естественно, потому что смысл ему стоять в ней, если можно спокойно высушить её до вечера и не ехать обратно в мокром?

Только все размышления не отменяют того факта, как за считанные мгновения мои щеки становятся пунцовыми, и я не могу оторвать своего взгляда от голого пресса Холодова.

Буквально перестаю дышать и сердечный ритм автоматически ускоряется так, что я боюсь Егор услышит его громкие стуки о грудную клетку.

Мне далеко не впервые приходится видеть его в одних шортах. Взять во внимание только то, сколько раз мы уже были вместе на пляже. Но сегодня что-то другое движет моими эмоциями и скованностью, резко охватившей всё тело.

Может быть дело в том, что обстановка между нами сейчас совсем другая. Мы наедине друг с другом. Вокруг нет детей. Никого нет. Поэтому, наверное, момент кажется максимально интимным и неправильно влекущим, завораживающим.

Кажется, Холодов ловит мой странный изучающий взгляд на себе и будто прочитав все неправильные мысли в моей голове, края его губ приподнимаются в ухмылке.

– Пойду, – решаю что нужно срочно ретироваться и снова прятать голову в песок. – Нужно тоже скинуть мокрую одежду.

Лишь когда покидаю ванную-комнату, понимаю, что снова влипла с двусмысленностью последней фразы. Что же за день такой? Да и кто вообще меня тянул за язык говорить об одежде?

Пока мысленно ругаю себя за весь сегодняшний день в целом, нахожу в своей комнате вещи, которые оставила на всякий случай и одеваю их. Простенько, но сойдет. Мне точно не стоит красоваться перед Холодовым – смею лишний раз себе об этом напомнить.

Когда возвращаюсь на чердак, продолжаю уборку чисто на автомате. Рассматривать старые вещи больше не хочется, потому что все мысли сосредоточены совсем на другом. И мне жутко не нравится, что вокруг Егора они теперь крутятся с завидной постоянностью.

Отчего-то в голове всплывают все наши разговоры, взгляды, встречи. И ой как сильно мне не нравится то, что в каждом из воспоминаний я теперь пытаюсь отыскать какой-то тайный, скрытый смысл.

Даже наше прошлое, которого в целом особо и не было, начинает всплывать в памяти. Пытаюсь вспомнить все в мельчайших подробностях. В особенности то, какие чувства во мне тогда вызывал Холодов? Конечно, спустя столько лет сложно вообще об этом судить. Нравился ли он мне тогда как парень?

Едва думаю об этом, тут же хлопаю себя ладошкой по лбу.

Чёрт, Майя, кажется, ты конкретно влипла.

37

Не знаю, сколько проходит времени, прежде Холодов всё-таки присоединяется ко мне. Слишком погружена в свои мысли, которые с каждым днем радуют все меньше. Откуда только в груди берутся теплые, щенячьи чувства? Вроде все спокойно идет себе своим чередом и БАХ. Ты уже задумываешься о том, почему тебе нравится парень. На секундочку, тот, который должен вызывать совершенно противоположные чувства. Что за насмешки судьбы? Мы с Егором люди, которые максимально не созданы друг для друга. Разве что для того, чтобы злить и доводить до ручки. Не больше.

– Прости, что так долго, – Егор обозначает своё присутствие, а моё сердце мгновенно пускается в очередной пляс.

Спасибо хотя бы за то, что его футболка успела высохнуть и теперь мне не нужно растерянно и смущенно прятать взгляд, в попытке не пялится на его обнаженный торс. Тем не менее в памяти слишком живи картинки произошедшего час назад и как результат щеки всё-таки покрываются легким румянцем.

– Да что ты, – вздыхаю и неожиданно громко чихаю.

– Да, пыли тут предостаточно, – весело комментирует Егор, приближаясь.

Сконфуженно прикусываю губу. Как это работает, чёрт возьми? Стоит осознать, что парень тебе симпатичен и сразу же начинаешь при нем попадать вот в такие неловкие ситуации? Закономерность?

Хотя какой там. При Холодове, кажется, мне всегда удавалось показать себя с самой отвратительной стороны. И сейчас нет совершенно никаких изменений – держу марку.

– Показывай фронт работ, – бросает на меня лучезарный взгляд.

– Вот, – обвозу рукой пространство вокруг нас. – Нужно чтобы ничего не осталось. Но ты можешь не париться и отдохнут в гостиной. Я сама закончу, – «когда-нибудь в этой жизни обязательно закончу» – добавляю мысленно.

А самой до чертиков хочется, не ощущать дикой неловкости и смущения в его присутствии. И без того все валится из рук.

– Я помогу, – мгновенно парирует он и берется за полные мусорные пакеты, которые я уже спела утрамбовать.

Теряю момент, когда наконец-то удается расслабиться. Не знаю, что этому больше способствует: его постоянные шуточки, или несколько душевных разговоров, в процессе уборки.

– Что там с письмами? Продолжаешь растягивать удовольствие, или уже перечитала все от корки до корки? – вспоминает о моих откровениях и рассказах о прабабушке.

– Если бы, – тяну губы в грустной улыбке. – Мне, признаться честно, страшно читать дальше.

– Почему? – удивленно приподнимает брови.

– Сейчас между ними все хорошо. Любовь, – вздыхаю, перебирая старые пыльные книги и стараюсь снова не чихнуть. – Но такое предчувствие, что совсем скоро всё развалится как карточный домик. И если это случится, мне, наверное, лучше не знать.

Откуда только в тебе столько доброты? Злюсь на его беспрекословную готовность помочь.

– Думаешь? – ухмыляется он. – А вдруг нет там никакой драмы? Почему не веришь в «долго и счастливо»?

– Так не бывает, – смотрю на Холодова, в попытке объяснить простейшую вещь. —Чувства они… Всегда проходят через какие-то проверки, драмы, трагедии и, к сожалению, после такого фронта испытаний от них мало чего остается.

– Ты, оказывается, ещё та пессимистка.

– Реалистка, – парирую, тяжело вздыхая.

– Нет, Майя, – как всегда, по-особенному тянет моё имя и теперь от этого в груди разливается тепло. – Не обязательно, чтобы в отношениях происходило что-то ужасное и разрушающее. Конечно, испытания выпадают на долю каждого, но, если есть желание, любые чувства можно уберечь от них и дать шанс на жизнь.

– Кажется, ты слишком оптимист, – смеюсь и закатываю глаза.

Надо же, даже в таких пустяках мы категорически по-разному смотрим на ситуацию. Но его в тоне и голосе Холодова что-то такое, что заставляет обрести мизерную, окрыляющую надежду. А что, если, всё-таки в чем-то он прав? Чувства могут пройти через огонь, воду и медные трубы и заслужить свой шанс на спасение?

Ловлю себя на мысли, что в эту секунду думаю о нас с Егором. Какие шансы есть у людей, что настолько разные во всем? Есть ли вообще? После его пламенной речи, хочется верить, что да.

И я даже воодушевляюсь этим, пока мы заканчиваем с уборкой, дожидаемся бабушку и под веселые истории из её насыщенной жизни она отвозит нас обратно, сердечно рассыпаясь в благодарностях Холодову.

Надо же, при нем она даже не строит из себя женщину-вамп.

– Составим план для завтрашнего конкурса? – Егор вопросительно смотрит на меня, пока мы двигаемся по пустующему коридору.

– Да, – охотно соглашаюсь. Несмотря на усталость, мне хочется провести с ним ещё немного времени.

Все вокруг уже спят, поэтому мешать точно никто не будет.

– Пошли тогда ко мне, – кивает головой в сторону своей комнаты.

Какое-то негласное правило собираться для всяких обсуждений именно там. Его обитель, на удивление, кажется просторней и уютней моей.

– Нужно махнуться комнатами, – уже не впервые шучу на эту тему, поудобнее устраиваясь на диванчике. – Здесь мне нравится больше.

– Можешь оставаться, – взгляд Егора серьезно задерживается на мне дольше положенного, отчего дыхание в мгновение сбивается.

Мы часто сидим вот так на его диване, заполняя листы и обсуждая ближайшие выступления и конкурсы. Но сегодня атмосфера кажется слишком интимной. Не могу понять, почему так. Возможно, Холодов сидит ближе ко мне, чем обычно. Или же это я сама непроизвольно пододвинулась к нему так, что ощущаю исходящее от его тела тепло своим плечом, бедром и рукой.

– Ты слишком добрый сегодня, – прокашливаюсь, пытаясь избавится от подступившего наваждения. – Завязывай.

– Ты права, – тянет губы в улыбке, по-прежнему внимательно вглядываясь в мои глаза.

Слишком чарующе. Будто увидел там что-то такое, чего не замечал ни разу до этого.

– Так, нужно составить план, – отдергиваю себя от глупых мыслей и тянусь за блокнотом, который лежит недалеко от Егора.

Уже на полпути понимаю, что совершаю ошибку. В чем дело, понимаю, лишь когда ощущаю дыхание Егора в своей щеке. Непроизвольно поворачиваюсь к нему, и голова начинает кружиться от его потемневшего взгляда, сосредоточенного на моих губах.

Поздно осознаю, что стоило попросить его подать мне блокнот, а не самой тянутся через него.

Но, кажется, сейчас всё становится не важным. Потому что он продолжает смотреть таким взглядом, будто в следующую секунду всё разорвется вокруг мощным взрывом.

Так и будет! Проносится в мыслях молнией, когда мы одновременно поддаемся друг другу на встречу.

Сердце грозится вырваться из груди, но тут же летит в пропасть.

Вовсе не из-за касания наших губ, так как оно, так и не случается.

Мгновения не хватает, потому что кто-то врывается в комнату с криком:

– Сюрприз!

Кажется, сердце совсем перестает биться в моей груди, когда в девушке, прервавшей нашу идиллию, я безошибочно узнаю Аню Морозову.

Бывшую девушку Холодова.

Бывшую по моей вине.

38

Осознать сразу, что сейчас происходит и чем грозит слишком сложно. Аня, очевидно, не успевает заметить, что прервала нас на довольно пикантном моменте, от которого моё дыхание до сих пор сбито. Видимо, слишком резво я успела отстраниться от Холодова. Правда стоит посмотреть в его потемневшие или мои, не верящие в происходящее, глаза, то легко можно сложить два плюс два.

Только Морозова не спешит этого делать. К моему дикому сожалению. В следующую минуту я по её взгляду мгновенно осознаю, что она меня узнала. И по искрам решительности, что исходят от нее потоком, понимаю, вряд ли Аня сейчас промолчит.

То самое чувство, когда всё, словно карточный домик, начинает рушиться на собственных глазах. И сделать ничего нельзя. Не могу же подбежать к Морозовой и выставить её за дверь, или закрыть её рот своей ладонью, когда с её языка срываются хлесткие фразы.

– Егор, – голос сочится протестом и возмущением, пока она прожигает меня ненавидящим взглядом, а на Холодова смотрит с ощутимым разочарованием. – Ты прикалываешься? Что она здесь делает? – выделяет слово «она», будто видит перед собой нечто ужасное. – Мы расстались когда-то по её вине, а ты теперь вот так спокойно сидишь с ней в одной комнате?

Громкие слова – четкий удар под дых. Размыкаю и смыкаю губы, словно рыба, выброшенная на сушу, но никак не могу сделать вдох. Аня взялась из ниоткуда и одной своей фразой поставила в наших с Холодовым отношениях огромную, жирную точку.

Мне даже парировать нечем, ведь Морозова говорит абсолютную правду. Только пока ещё совсем не понимает, что Холодов просто не узнал во мне ту, которая разрушила их отношения. Не узнал до этого момента. Теперь, конечно, когда она сказала все в лицо, сложно будет не понять, что имеется в виду.

Невольно перевожу испуганный взгляд на Холодова. Все вокруг, кроме него и меня, перестает существовать, пока сосредотачиваюсь на выражение его лица.

Странно, но сейчас мои страхи максимально далеки от тех, что были полмесяца назад. Когда мы только встретились здесь.

Тогда дико боялась мести, если он всё-таки поймет, кто я такая. Могла даже предположить, что посмеет причинить мне физический вред.

Теперь же все иначе. Он ничего не сделает мне. Холодов совсем не такой, каким рисовался в моих мыслях долгие годы. Мне стыдно за то, что смела о нем вообще так думать. Но правильные выводы, увы, могу сделать только сейчас, когда получилось узнать его получше.

Страх подходит к горлу, сдавливая, оттого, что я изначально не смогла признаться ему во всем. Соврала. Холодов на дух не переносит вранье. Тем более, такое наглое.

Аня, кажется, возмущенно замирает в ожидании его ответа, а я продолжаю вглядываться в черты его лица.

Они совершенно не напряжены и не искажаются гримасой отвращения. Егор тоже бегло сморит в мои глаза, и я получаю очередной удар. Теперь в самое сердце.

Он ни капли не удивлен. Аня не отрыла сейчас для него Америку своим заявлением.

Холодов с первого дня знал, кто я такая. Узнал меня, но вопреки этому сделал вид, что видит впервые в жизни.

Все краски отходят от лица, и я мгновенно бледнею.

– Успокойся, Аня, – награждает её недовольным взглядом. – Что за концерт?

– Концерт? – снова вспыхивает она. – Я приехала пораньше, чтобы сделать сюрприз и провести время вместе, а оказывается ты его и так довольно неплохо проводишь. На секундочку, в компании нашего врага.

У меня получается лишь наблюдать за их перепалкой, но никак не вставит свои пять копеек. Что особенно странно. Но сейчас желания что-то говорить совершенно нет. Лишь хочется провалиться сквозь землю. Егор с первого дня знал, кто я. Подумать только!

– С каким врагом, Аня? – фыркает Егор. – Мы с Майей работаем в паре.

Как все просто, оказывается. Просто работаем в паре, а не все то, что я успела напридумывать в своей голове за последние сутки.

– Работать в паре не равнозначно тому, что она находится в твоей комнате так поздно, – Морозова продолжает сыпать своими обвинениями.

Неужели, они до сих пор встречаются? Мысль молнией проносится в голове.

Ну да, точно, иначе зачем ей быть здесь так поздно и сыпать обвинениями.

– Я, пожалуй, пойду, – встаю, и продвигаюсь к выходу на ватных ногах. В голове словно бесперебойный белый шум.

– Майя, подожди, – бросает Егор, отчего я даже оборачиваюсь и смотрю в его глаза.

Он явно замечает в моих то, что заставляет его прервать попытку поговорить сейчас.

Стремительно покидаю его комнату, оставляя их с Морозовой наедине.

Сама же совершенно не знаю куда себя деть.