Текст книги "Двойня в подарок"

41

Немного не доезжая до наших ворот Тимофей резко жмет на тормоз. Я не сразу понимаю, что происходит. Морозов мгновенно теряет интерес к моей болтовне. Вот только лез тискаться и целоваться, как внезапно сосредоточенно смотрит в лобовое стекло. Сжимает зубы. Еле слышно бурчит какие-то ругательства.

Около ворот, перегородив въезд во двор, стоят огромные грозные внедорожники. Люди рядом тоже не из приятных. Таких лучше не встречать поздно вечером.

Но Тимофей совершенно спокойно подходит к ним. Что-то говорит. Показывает свое недовольство.

Наверное, он такой и есть. Только со мной и дочками мягкий и веселый.

Притворяется или наоборот снимает маску?

Сжимаюсь в комок, когда к машине подбегает какой-то парень, внешне похожий на хорька. Оглядывает меня недовольно. Спешит обратно.

Что-то докладывает лысому. Вижу как сердится Тимофей. И осторожно сползаю в кресле.

Похоже, сейчас будут разборки и мне не выбраться, пока Тимофей не договорится с этими отморозками.

«Да он и сам такой же! – нашептывает мне знакомый голос. – Не зря отмороженным зовут!»

Вздрагиваю, отгоняя дурные мысли. Тим не такой! Он добрый и хороший!

Звоню Наде. Пока тут разборки, ей придется задержаться. Посидеть с детьми.

– Надь, – шепчу в трубку. – Тут какие-то люди ворота перегородили. Тима разбирается… Я не могу в дом попасть…

– Хорошо, я поняла, – совершенно спокойно заявляет Надежда. И уже через пять минут распахиваются калитки. На улицу выходят люди. Кто-то даже с охотничьим ружьем.

Улыбаюсь Надиному деду, спешащему к машине. Сразу же щелкает пульт, выпуская меня из плена.

Тимофей бдительности не теряет. Все контролирует.

– Пойдем к нам, Лерочка, чайку попьем, – кудахчет старичок дядя Коля.

Вместе с ним захожу в дом.

– Садись, садись, Лерочка, – вытирает полотенцем и без того чистую табуретку тетя Нина. Его жена.

– Спасибо, я ничего не хочу. Очень за Тиму переживаю, – признаюсь как на духу. Таким людям грех врать. – Мне бы к окну. Какие-то люди опасные… А Тимофей один… Волнуюсь я очень.

– Ну и молодец. Жена должна за мужа волноваться, – улыбается мне тетя Нина и тут же добавляет не терпящим возражения голосом. – Так Коля мой там. Гена из двадцатого номера. Михаил из шестнадцатого…

Распахивает дверь в небольшой уютный зал. Телевизор, горка, разобранная постель…

– Проходи, – вздыхает понимающе.

Не глядя по сторонам, шагаю к окну, осторожно приоткрываю тонкую занавеску.

– Минутку, – останавливает меня хозяйка дома. Выключает в комнате свет, распахивает портьеры.

В полумраке подхожу почти вплотную к узким створкам. И обняв себя обеими руками, внимательно слежу за каждым участником странной встречи. Замечаю напряженные спины парней, напоминающих мне бультерьеров. Кажется, только прозвучит команда «фас» и они набросятся на врага. Вот только их босс выглядит обескураженным. Трет лысый череп, машет руками как огромный пингвин.

Один только Морозов спокоен и немного расслаблен. Достает из наплечной сумки небольшие красные книжечки.

Наши паспорта?! Зачем?

В свете фонаря вижу как мелькают красные обложки. Точно паспорта!

Что Тимофей задумал?

Но видимо, он выбрал правильную тактику. Грозные парни садятся в машины и уезжают. А Морозов быстрым шагом направляется к дому Щербининых.

Выбегаю навстречу и, повинуясь безотчетному порыву, прыгаю на шею Морозову.

Крепкие руки прижимают меня к себе. А сзади слышится приглушенный смех хозяйки дома.

– Может, чайку, Тимочка? – по-свойски спрашивает она.

– Домой пойдем, тетя Нина, – коротко роняет Морозов. – Дети ждут. И Надежду отпустить нужно.

И до самой калитки держит меня за руку. Впускает во двор. Открывает ворота. И заехав на выложенную плиткой площадку, выключает двигатель.

– Не хочу в гараж загонять, – подойдя ко мне, морщится устало.

Где-то в сумке дребезжит сотовый. Пришла эсэмэска. Обычно Тимофей их игнорирует, но тут деловито достает айфон и внимательно смотрит на экран.

– Зашибись! – тянет довольно.

– Что происходит? – спрашиваю, вспоминая про паспорта. Как-то это все связано. Только я пока не могу понять.

– Да этот Литвин был, – улыбается Тимофей. – Решил, что я Дашу Иванову к себе домой привез. Ну не дурак ли?

– А деньги он тебе зачем перечислил?

– За невыносимые моральные страдания, – передергивает плечами Морозов. Вроде не врет. Но и правда от меня ускользает.

– Да? – интересуюсь недоверчиво и добавляю с улыбкой. – А ты страдал?

– Я и сейчас страдаю, – усмехается Тимофей. Но смотрит серьезно.

Чувствую двойной смысл в этой простой фразе. Хочу отвернуться и побежать к детям. Но так и стою как приклеенная. Даже взгляд отвести не могу.

Ладонь Тимофея собственнически ложится мне на затылок. Вторая рука притягивает к себе. Вжимает в крепкое мужское тело. Губы накрывают мои. А язык вторгается в рот и хозяйничает там, заставляя меня сдаться.

Внизу живота закручивается тугой узел. Ноги подгибаются, руки обвивают шею Морозова. А здравый смысл капитулирует.

– Эй, народ! – слышится с крыльца.

Как нашкодившие подростки шарахаемся друг от друга. Вернее, я смущаясь бегу в дом, а Морозов спокойно заходит следом.

– Щербинина, что ты за человек? Вечно весь кайф испортишь! – ворчит на ходу. – Тебе лишь бы домой поскорее смыться…

От зашкаливающей наглости Морозова даже у меня дергается глаз.

Но Надя воспринимает выходки одноклассника спокойно. Привыкла, наверное.

– Да никуда я не собираюсь сегодня. У вас заночую. Бабуля с дедом только улеглись. И вода у них хуже идет…

– Да оставайся, конечно, – добродушно кивает Тимофей. – Сейчас тебе в гостиной диван раздвину и белье выдам.

Вот нравится мне в Морозове эта легкость. Где надо серьезен, а в основном…

Какой же он классный!

– А что у них там с водой? – интересуется Тимофей, откидывая сумку на узкую полку, примыкающую к шкафу-купе. Из открытого отделения как по команде вылетают два паспорта. И ложатся веером рядом.

– Да трубы старые, – вздыхает Надя. – А дед ничего трогать не разрешает…

Но Тимофей пропускает ее слова мимо ушей. Как охотник загоняющий дичь, тянет шею, напряженно смотрит на наши красные книжицы.

Беру свой. Он немного затерт. И один уголок чуть заломлен. Не ошибешься.

Пролистываю на автомате и натыкаюсь на яркий черный штамп в графе семейное положение.

– Что это такое? – спрашиваю запинаясь. Вчитываюсь в каждую букву и не могу поверить.

Морозов все провернул без моего согласия? Как же так?!

Руки дрожат, а глаза мгновенно наполняются слезами.

– Объясни, пожалуйста, Тимофей!

42

Лера смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

– Как такое возможно? – повторяет изумленно.

– Так, пойду-ка я к детям, – заявляет Надежда и тут же смывается наверх.

– Ну вот так, – развожу руками. Не собираюсь ничего объяснять.

– Ты! – кидается ко мне Лера. – Все твои махинации!

Кричит. Бьет меня по плечу паспортом. Пытаюсь перехватить маленькую ручку. Поцеловать. Перевести все в шутку.

Но куда там!

– Ты специально все подстроил! – кричит Лера. – Меня предупреждали о твоих шашнях. Ты же все время врешь! Тебе же верить нельзя! Почему ты так поступаешь со мной? Хочешь отобрать у меня детей? Я не позволю!

– Хочешь, давай разведемся, а потом поженимся по настоящему, – предлагаю устало. – Не кричи. Дочек разбудишь, – добавляю в сердцах.

– А наш брак и так не действителен, – шипит она. Проходит к окну, где на подоконнике стоит коробка с салфетками. Достав одну, вытирает слезы и нос. Пытаюсь обнять ее сзади, но Лера сбрасывает мои руки. Всем своим видом показывает свое нежелание решить проблему миром.

– Я аннулирую запись, – выдыхает яростно. Размазывает слезы по лицу.

– Каким образом? – усмехаюсь криво. Лерина истерика бесит. Терпеть не могу женских слез. Меня ими не разжалобить!

– Обычным! – выкрикивает она, доставая еще салфетку. Но та застревает в коробке. Лера дергает ее, а потом, порвав тонкую бумагу, отшвыривает в сторону.

– Я нигде не расписывалась, – подбежав ко мне, тычет пальцем в грудь. – Все подписи поддельные! Я вас всех посажу. Тебя и твоих подельников!

– Ага, сейчас, – рычу хрипло. – Ты сначала научись читать документы, а потом под ними свои закорючки ставь… Там везде твои подписи, моя дорогая. Поэтому, даже не пытайся. И все свидетели подтвердят.

– Да у тебя на все найдутся свидетели! – гневно выдыхает она. – Ты как паук, Морозов, – морщится презрительно. – Плетешь свои интриги. Все выгадываешь что-то! А жить когда собираешься?

Хочется заорать от отчаяния. Да я вроде живой! И еще несколько минут назад чувствовал себя абсолютно счастливым. А сейчас штормит не по-детски.

Я же обычно спокойный как танк. В любой ситуации не теряю рассудка. Почему же сейчас даю волю эмоциям.

Можно объяснить. Перевести все в шутку. Но внезапно я цепенею от злости.

Какого вообще? Я тут с нее пылинки сдуваю. Женой зову. Все условия создал для малышек и Лерочки. А она меня посадить решила. Да еще и моих друзей прицепом. Все заранее обдумала. Нашла к чему прицепиться. Вот тебе и благодарность, Морозов!

Лера еще до рождения дочек ждала подлости… Может, и не надо было с ней церемониться?

Сжимаю кулаки. Стискиваю скулы. Неприятно. Очень.

Я, дурак, о семье мечтал…о любви!

– Давай разведемся, – замечаю устало.

– Конечно, разведемся, Морозов, – кивает она. – Я тебя без штанов оставлю. Все заберу. И дом этот, и бизнес.

И в голосе и во взгляде чувствуется отстраненная холодность. Вот он звездный час Лерочки. И у меня снова зреет в душе убеждение, что Валерия Васильевна все продумала заранее. Каждый шаг.

Интересно, кто там ее консультирует?

– Хорошо, – киваю, направляясь к двери. – Встретимся в суде, дорогая. Тебе дом нужен? Ты его получишь… Забирай, нафиг!

Выхожу в коридор. На ходу натягиваю куртку.

– Пока, – роняю, не поворачивая головы. Открываю входную дверь. Немного вожусь с замком. Может передумает?

Но нет. Замерла на кухне. Видимо радуется, какой кусок сразу обломился.

Да подавись ты им! Противно.

Прикрыв дверь, сбегаю с крыльца. В последний раз оглядываюсь на родовое гнездо.

Отец же дом строил! Жалко до одури. Ну ничего. Перетопчемся. Тут теперь мои дети жить будут. И эта злыдня. Их мать.

Даже не верится в происходящее. Куда, скажите пожалуйста, делась та смешливая девчонка, с которой мы в мае ездили на рыбалку? Куда пропала чуткая и нежная девушка, с которой мы час назад целовались и покупали у рабочих игрушку с елки?

Неужели все это время она притворялась и вынашивала мелочные глупые планы? Выйти замуж, потом развестись… Прикольно.

А получить собственным оружием – вдвойне…

«Не о том думаешь, – обрываю поток собственных мыслей. – Сейчас нужно решить, где переночевать? В город поехать или завалиться к Вите?»

Не доходя до Крузака, щелкаю пультом. Дистанционно завожу машину. Пусть пока прогреется. А сам в растерянности останавливаюсь посреди дорожки.

Дальше что делать?

Тут же ко мне подбегает пес. Прыгает. Норовит облизать лицо.

– Погоди, дурашка, – прошу я. А губы сами растягиваются в улыбке. Собаку придется забрать. Лера точно за ней заботиться не будет. А значит, нужно ехать в город. Хлопаю себя по карманам в поисках ключей.

– Сейчас поедем, – говорю я псу, внимательно наблюдающему за мной.

– Тима-а!

За спиной хлопает дверь. Дергаюсь как от выстрела.

Ну что там еще?

Резко поворачиваюсь на голос.

Лера в спортивном костюме и носках несется по снегу ко мне навстречу.

– Не уезжай! Пожалуйста! – кричит, рыдая.

Со всех ног бросаюсь к ней. Подхватив, ставлю на свои ботинки. Прижимаю к себе, прикрывая полами пуховика. Ее руки обвиваются вокруг моей талии, а лицо утыкается в грудь.

– Ты куда раздетая выскочила? – смаргивая собственные слезы, целую в висок.

– Прости меня, – ревет как маленькая. Глажу по подрагивающим плечам. – Тимочка, пожалуйста!

– Лера, Лерочка, – шепчу и внезапно осознаю самую простую истину.

Господи, все же лежит на поверхности! А я даже не догадывался!

– Я люблю тебя, – замечаю хрипло. – Очень люблю!

– Я тебя тоже, – кивает она. – Не могу тебя потерять. Тима-а!

Порывисто обхватываю руками Лерину голову. Как сумасшедший целую заплаканные глаза, щеки, лоб. Словно в каждом прикосновении таится сила, помогающая мне выжить. Как глоток из источника. Исцеляющий и спасительный.

– Лера, – шепчу, подхватывая на руки. И тот час девичьи ноги крепко обвивают мои бедра. Чувствую жар прижавшегося ко мне тела. И никуда не хочу отпускать эту женщину.

Никогда!

Около ног вьется пес, которому мы так и не удосужились дать имя.

– Пойдем в дом, ты замерзла, – прошу настоятельно, как только ко мне возвращаются остатки разума.

Несусь к дому с драгоценной ношей.

Лера любит меня и это самое главное. Остальное рашим со временем.

Пес бежит впереди, словно показывает дорогу.

«Жизнь кажется налаживается, – усмехаюсь мысленно. Вдыхаю пьянящий запах чистого тела.

И чуть с ума не схожу, услышав за спиной грохочущий взрыв.

На автомате закидываю Леру в сугроб. Падаю рядом, накрывая ее своим телом. Сгребаю в охапку. К боку словно маленький жмется пес. Скулит как маленький.

Во все стороны летят обломки машины. Рядом с нами приземляется покореженная дверь.

От сильного запаха гари мгновенно выступаю слезы.

Какая-то сволочь заказала меня. Заминировала машину. А если б в ней находились Лера с детьми. Цепенею от ужаса. Даже представлять не желаю.

Сложно! Почти невероятно! Да и кто бы посмел…

– Нужно тушить. Может удастся спасти машину? – охает Лера, усаживаясь на снег рядом со мной. С другого бока мостится пес, укладывая голову мне на ногу.

– Да и бог с ним! Пусть горит, – морщусь я, покрепче сграбастав Леру в объятия. – Новый купим. Хорошо сидим.

43

Из дома вылетает Надежда.

– Вы целы? – кричит, подбегая. – А ну-ка!

Мы с Тимом, оглушенные собственными признаниями и взрывом, смотрим на нее ошалело.

– Лера! – требовательно зовет меня Надя. – Вставай сейчас же. На холодном снегу сидишь… Морозов, а ты что думаешь?

– Да, конечно, – кивает Тимофей, подрываясь с места. Помогает встать мне. Треплет по голове испуганную собаку.

– Идите в дом, – командует решительно. Трясет головой, словно в ухо попала вода.

– У тебя легкая контузия, – моментально ставит диагноз Надя. – Нужно к врачам. – И с ужасом восклицает. – А это что такое?

Вслед за ней смотрю на распоротый рукав красного пуховика. На оборванные края, обагренные кровью.

– А ну-ка быстро в дом! – командует няня наших детей. – Перевязать надо.

– Как скажешь, командир, – усмехается Тимофей и тут же, подняв здоровую руку, кричит соседям, заполняющим двор. – Все нормально! Мы живы!

– Сейчас приду, – бурчит, направляясь к людям.

Порываюсь следом за ним.

– Ты бы оделась, – напоминает Надя, косясь на мои ноги в носках.

– А, даа, – вздыхаю, будто опомнившись. Бегу в дом, но совершенно не чувствую холода. Вообще ничего не чувствую, кроме дикой любви к Тимофею Морозову и желания защитить его.

Он мой! Кто бы там что не говорил!

Муж?

Пусть будет так. От пышной свадьбы все равно не отвертится.

Влетев в коридор, со всех ног несусь к детям. Наверное, испугались…

Но детская встречает меня тишиной. Малышки спят, смешно причмокивая губами во сне.

Тихонечко отступаю. Теперь нужно поменять носки на сухие и бежать к Тиму.

Из окна гардеробной наблюдаю, как двор постепенно заполняется людьми. Где-то невдалеке слышны сирены.

Нужно идти вниз… Я же свидетель.

Но сил хватает только опуститься на край кровати.

А если бы я не выбежала?! Тим сел бы в машину… Зажмуриваюсь от страха. А если бы мы не поругались и утром решили бы поехать с детьми…

Сердце останавливается от ужаса. Сжимаю кулачки, силясь не разреветься. И подрываюсь с места, подгоняемая совершенно непонятным порывом.

Нужно бежать вниз. К Тимофею.

Наскоро переодевшись, скатываюсь по лестнице. Второпях надеваю пуховик и дутики, подаренные Морозовым. И выскочив во двор, быстрым шагом иду к нему. Тимофей что-то вещает посреди толпы. Еще успокаивает кого-то.

– Близко подходить нельзя, – заявляет соседям. – Важно не затоптать место происшествия.

Соседи расступаются, пропуская меня к мужу. Робко становлюсь рядом. И тут же лапища Морозова ложится мне на плечо.

– Нужно руку перевязать, – напоминаю еле слышно.

– Сейчас полицейских дождемся, – улыбается он. – Судя по сирене уже по нашему кварталу едут.

Потом на кухне, пытаюсь припомнить всю цепочку событий. Но куда там! Мысли разлетаются в разные стороны. Кошусь на Тимофея. В синей майке, плотно обтягивающей крепкое тело, он похож на героя блокбастера. Сильный… упрямый… С перевязанной рукой и чумазой физиономией, наскоро отмытой от копоти.

Розовощекий лейтенант, сидящий напротив меня, вежливо откашливается.

– Валерия Васильевна…

Ах, ну да!

Второпях рассказываю, как выскочила на крыльцо вслед за мужем. И снова залипаю на Морозове.

– Давайте отпустим мою жену, – предлагает он совершенно спокойно. – У нас же дочки новорожденные без присмотра…

– Да, конечно-конечно, – тут же соглашается лейтенант.

Ухожу наверх, к дочкам. Надя уже меняет подгузник Аленке.

– Анна Тимофеевна уже ждет, – роняет коротко.

Подхватив Анечку, усаживаюсь на диванчик.

– Лишь бы молоко не пропало, – вздыхаю тяжко.

– Думай о хорошем, – улыбается мне Надежда.

Киваю, прикусывая губу. Прижав к себе малышку, пытаюсь успокоиться.

Все живы и здоровы. А машина… Мне лично все равно на чем ездить! Могу пешком ходить!

Главное, Тимофей любит меня!

Меня…

Любит…

Даже не верится, что такое возможно.

Такой успешный и красивый мужик как Морозов мог выбрать себе любую женщину.

А он…

Влюбился в меня, самую обычную замухрышку.

По щекам бегут слезы. Утираю их тыльной стороной ладони и даже не пытаюсь успокоиться.

– Лера, – укоризненно смотрит на меня Надежда. Протягивает бумажную салфетку. – Хватит плакать. Твое настроение передается детям. Ты с ними сейчас одно целое.

– Да, хорошо, – мямлю еле слышно.

Уложив дочек в кроватки, лишь на минуту замираю посреди детской.

Умом понимаю, что надо отдохнуть. Завтра будет обычный день, полный заботы о детях. Но ноги сами несут меня вниз, где муж о чем-то беседует с серьезным человеком в прокурорских погонах.

Хочу убежать. Не до меня сейчас.

Но Тимофей находит меня взглядом.

– Лера, – бросает коротко. – Подойди, пожалуйста.

В два шага оказываюсь рядом. И отпускаю прочь все волнения и горести, как только крепкая мужская рука ложится мне на плечи.

– Знакомьтесь, Леонид Иванович, это Лера. Моя жена.

Прокурор вежливо кивает. А Тимофей морщась от боли, прижимает к себе раненую руку.

– Может, принести обезболивающее? – спрашиваю, напряженно вглядываясь в родное лицо. Еле сдерживаюсь, чтобы не провести ладонью по небритой щеке, не кинуться на шею при посторонних.

– Не надо, – мотает головой Тимофей и, прижавшись губами к моему виску, добавляет чуть тише. – Ты – мое лекарство!

44

К часу ночи наша кухня больше похожа на штаб. Сосед дядя Коля клюет носом над рюмочкой наливки и ни в какую не хочет уходить домой. Хотя Надежда все пытается увести его. На столе, накрытом к чаю, стоят полупустые чашки. А на круглом большом блюде вместо вишневого пирога остались одни крошки.

Сижу на диване в обнимку с Тимофеем. Изредка кошусь на темный экран радионяни. В детской все спокойно. Девчонки спят. Рассеянно смотрю на полыхающий пламенем камин, вид. неющийся через широкий проем. И даже с места не хочу двигаться.

– И все-таки, это Анквист, – глубокомысленно заявляет хмурый Богдан. Насуплено трет затылок и меряет шагами кухню.

– Да ладно вам, – морщится Торганов, сидящий рядом с дядей Колей. – Следствие разберется. Но я ставлю на этого козла, который тут под воротами торчал… Вон дядя Коля видел!

– Страшный человек! – вздыхает Надин дед.

Дергаюсь, отгоняя ужасные мысли. Промедли я несколько минут, и Тимофей бы погиб!

Вовремя чуйка завопила «верни его!». Я и выскочила.

Прижимаюсь к крепкому накачанному боку мужа. Через тонкую майку чувствую его пальцы, слегка сдавливающие мое плечо.

– Не бойся. Я порешаю, – хрипло шепчет он.

Выдыхаю тихонечко, заставляя себя расслабиться. Впервые в жизни я могу положиться на кого-то другого. Тимофей никому не даст нас в обиду.

А я, дура, чуть все не испортила! Поверила не тому человеку.

Прикрываю глаза и сразу из дальних уголков памяти выплывает надменное лицо.

Как я могла поверить этой женщине? И верила до сих пор!

– Пойдем домой, дедуль, – зовет Надежда дядю Колю. – Люди уже спать хотят…

– А ты как же? – смотрит он подслеповато на внучку.

– Тебя провожу и вернусь, – объясняет она, аккуратно и настойчиво выводя деда из-за стола. Торопливо надевает пуховик. Помогает одеться дяде Коле. И в каждом движении Нади сквозит мягкость и забота. А значит и любовь.

– Оно и правильно, – вздыхает дед. – А ну-ка, двойня! Это ж сколько сил надо! Ты, Тима, у нас герой. Это надо ж! Целая двойня!

– А Лера так… Мимо проходила, – вскользь замечает Надежда под общий смех.

Улыбаюсь довольно. И неожиданно понимаю. Я дома. Рядом с дочками и Тимом. В окружении его друзей, уже ставших моими.

Что там я кричала мужу? Отсужу дом? Вот только мне не нужна эта громадина без Тимофея Морозова?

– Сиди, Тима, – отмахивается старичок, когда Тимофей подрывается встать с дивана. – Мы ж свои люди. К чему эти церемонии?

– Я провожу и вернусь, – повторяет Надя. Теперь уже для меня.

И как только хлопает входная дверь, сон будто спадает с Тимофея.

– Да какой Анквист, Дан?! – бросает он порывисто. – Я тебя умоляю. Устройство пристроили, пока мы с Лерой на Моторной были. Или на Центральной площади, когда мы из тачки выходили. Иначе б раньше бабахнуло. А значит ни Литвин, ни Анквист не имеют к взрыву никакого отношения.

– Тогда кто? – рычит Богдан. – Больше некому…

– Пока не знаю, но вычислю, – пожимает плечами Тимофей. – Следаки накопают. Я своих детективов подключу.

– Тима, – подскакиваю от внезапной догадки. Поворачиваюсь к мужу и пропадаю под гипнотическим взглядом.

Давай всех разгоним, Морозов! Пойдем в спальню…

– Что, Лерочка? – изумленно спрашивает он, сильнее притягивая меня к себе и отвлекая от шалых желаний.

– Мне кажется, мог кто-то с комбината. Ты там как тайфун прошел…

– Возможно, – пожимает плечами Тимофей. – Годная версия. Я как-то совсем забыл об этих упырях. Хорошо, что ты напомнила, – шепчет, чмокая в губы. Поцелуй быстрый. Почти мимолетный. Но внутри все переворачивается от накатившей эйфории.

Где-то резко хлопает калитка.

– Надя? – поднимает глаза на Богдана Морозов.

– Нет, – морщится тот, выглядывая в окно – Это Литвин! Чтоб ему скиснуть…

– Литвин? – подскакивает с места Тимофей. – Лера, иди к детям, – роняет глухо.

– Никуда я не пойду, – заявляю твердо. – Ты же сам говорил…

– Надя где? – слышу глухой рык Торганова. – Валерия Васильевна, позвоните ей. Пусть пока дома останется.

Замечаю короткий кивок Тимофея.

Друзья– сообщники! В любой ситуации придут на помощь. Но Торганов прав. Наде сейчас возвращаться опасно.

Подхватив со стола сотовый, лихорадочно ищу нужный контакт. Кошусь в темное окно. Замечаю шкафообразную фигуру посреди дорожки. Огромный лысый мужик ошалело оглядывается по сторонам.

Сердце стучит как заведенное, а руки трясутся от страха.

«Тимофей рядом. Он защитит, – успокаиваю себя, слушая длинные гудки.

А сама из-за широкого плеча мужа рассматриваю незваного гостя.

«Он не настроен нападать или убивать кого-то», – выдыхаю мысленно. Или я ошибаюсь?

– Надя, – шепчу в трубку. – Ты пока подожди. Тут у нас вторая часть представления.

– Да я в окно вижу, – недовольно бухтит Надежда.

– Ложись спать, я сама управлюсь, – предлагаю на автомате. Закончив разговор, сжимаю в руках трубку.

Человек медленно подходит к развороченному остову Крузака. Сокрушенно качает головой.

А наш храбрый пес, почуяв постороннего, поднимается на худых лапках. Грозно подает голос.

– Тихо, – цыкает на щенка Тимофей. – Детей разбудишь, дурень, – замечает снисходительно. Спешит к входной двери, на ходу накидывая на плечи свитер.

– Не ходи, – пытается преградить дорогу Богдан. – Хрена подставляться под пули.

– Да он не опасен, – недовольно отмахивается мой муж. Выскакивает на крыльцо.

Застывает немым укором. Пытаясь разглядеть в окошко, тяну шею. Но вижу лишь строгий профиль мужа, гордо вскинутую голову.

«Тимочка, миленький… Что же ты делаешь? – охаю мысленно. И уже собираюсь выскочить следом, когда ночной гость с размаху падает на колени.

– Тима! Родной! – орет во всю глотку. Прижимает руки к груди. Это не я… Богом клянусь.

– Прикрути громкость, Павел Алексеевич. Детей разбудишь, – не повышая голоса обрывает вопли Морозов.

Литвин изумленно таращится по сторонам. Видимо, пытается разглядеть в кустах смородины или под елками спящих детей.

– Прости, прости, – поднимаясь со снега, хлопает себя по ляжкам и добавляет серьезно. – Я лично найду эту гниду и придушу.

– Как твой бывший адвокат, я бы не советовал тебе делать такие заявления. А с покушением на убийство уже полиция разбирается…

– Это не я, Христом богом клянусь! – истово крестится Литвин и добавляет, оскалившись. – Я сейчас братву раком поставлю, но твоего заказчика найду. Зуб даю…

– Винир что ли? – усмехается Тимофей, спускаясь по ступенькам навстречу. – На кой он мне…

Губы сами растягиваются в улыбке. Тима даже в такой ситуации способен шутить. Внутри все обмирает от любви к этому мужчине.

И как только он, проводив клиента, входит в дом, со всех ног бегу навстречу. С разбега влетаю в объятия Тима. Утыкаюсь носом в толстый свитер. И чуть с ума не схожу от близости, от ставшего родным запаха.

Тимофей – мой муж! Обалдеть!

Аж крышу сносит от счастья.

– Испугалась? – шепчет он хрипло. Пальцы привычно скользят по моей шее. Ощупывают каждый позвонок. Опускаются чуть ниже ворота. Простые прикосновения. Но я плыву…

– Тима-а, – шепчу, обвивая руками талию мужа.

– Вот становись мэром и изведи всю эту шелупонь в городе. Пусть объезжают Шанск десятой дорогой… – решительно и хмуро заявляет Богдан Столетов, не обращая внимания на наши обнимашки.

– Это не Анквист, и не Литвин, – размышляет вслух Тимофей, не разжимая объятий. – Никто не знал о нашем визите на Моторную. Тут или случайность, или следили местные. Тогда точно замешан кто-то с комбината…

– Да все может быть, – задумчиво роняет Торганов. – Я знаком с учредителями и директором. Ни один доброго слова не заслуживает. Конченные гады.

Киваю, соглашаясь.

– Они на гиен похожи, – замечаю негромко. Но муж слышит каждое мое слово. Морщится нетерпеливо. Чувствую, как напрягаются мышцы, выдавая беспокойство Тимофея.

– Ладно, – цедит он недовольно. Проводит ладонью по моей спине и добавляет со вздохом. – Если за покушением стоит комбинат, то я так уж и быть пойду в мэры. Изведу эту шушеру. Клянусь.

– Как твой адвокат, я бы посоветовал не бросаться такими заявлениями, – довольно хохочет Дан.

– Ну хоть одна хорошая новость! – радостно ухмыляется Торганов.

Подняв голову, натыкаюсь на темный взгляд Тимофея.

– Ну что, девочка, – хрипло спрашивает он. – Ты согласна стать женой мэра?