Текст книги "Там, за горизонтом"

Сцена пятая

У гаража Тёма нос к носу сталкивается с Русланом.

РУСЛАН. Тёма, ты ли это?

ТЁМА. Я.

РУСЛАН. А я, грешным образом, подумал, что ходячий светофор. Значит, и тебе сегодня досталось. Действительно, видно, что-то нехорошее в воздухе.

ТЁМА. А что? И тебе досталось?

РУСЛАН. Но, судя по всему, не так, как тебе. Кто это тебя так разукрасил? Рыжий? Убью сволочь!

ТЁМА. Нет, не рыжий.

РУСЛАН. А кто?

ТЁМА. Да ну. Долго рассказывать.

РУСЛАН. А ты сделай любезность, расскажи. Я не тороплюсь.

ТЁМА. Ну, заглянул я в один пункт сбора цветных металлов.

РУСЛАН. Чего тебя туда занесло?

ТЁМА. Ну, там иногда попадаются такие вещи, какие самому заядлому антиквару и не снились.

РУСЛАН. Понятно. А дальше что?

Тёма начинает рассказывать и показывать всё в лицах. Размахивает руками, корчит рожи. Руслан хохочет.

РУСЛАН. Ну ты артист! Надо же где таланты скрываются. Тебе на сцену надо. Гляжу, моя наука тебе пошла впрок. А где же твоя добыча?

ТЁМА (вытаскивает из мешка змеевик). Вот!

РУСЛАН. Зачем он нам?

ТЁМА. Как зачем? Это же трубопровод. Копия наш. Один к одному.

РУСЛАН. У нас же есть.

ТЁМА. Что у нас есть? Он весь трухлявый. Почему машина чихает, двигатель не держит обороты и глохнет? Потому что топливо просачивается. А с этим будет работать как часы.

РУСЛАН. Ты так считаешь?

ТЁМА. А что тут считать? Всё и так понятно.

РУСЛАН. Ну, тогда за работу.

С азартом принимаются за работу. Выбрасывают старый трубопровод, вставляют новый, что-то регулируют, подкручивают, подвинчивают.

РУСЛАН. Ну, показывай свою работу, Геракл.

ТЁМА. А кто такой Геракл?

РУСЛАН. Да был такой герой в Древней Греции. Одним махом семерых убивахом.

ТЁМА. Вроде Ильи Муромца, что ли?

РУСЛАН. Вроде того. Двенадцать подвигов совершил. Давай крути динамо.

Тёма берёт заводную ручку, и машина заводится с пол-оборота. Работает как часы.

ТЁМА. Во! Двигатель держит обороты и даже не чихает.

РУСЛАН. Да, ты был прав. Классно. Ты, Тёма, Геракл в квадрате.

ТЁМА. Почему в квадрате?

РУСЛАН. В один день сразу два подвига совершил, даже три: расчистил авгиевы конюшни, рассеял несметные полчища врагов и оживил железного коня. Впору совершить круг почёта по ночной Москве, а?

ТЁМА. Можно. В самый раз. Улицы опустели. Никто не помешает.

РУСЛАН. А тебя не смущает отсутствие зрителей, фанфар, аплодисментов, криков «ура»?

ТЁМА. Нет.

РУСЛАН. Тогда поехали.

Садятся в машину, выезжают из гаража и мчатся по ночной Москве.

РУСЛАН. Для полного счастья надо откинуть верх. (Нажимает на кнопку, и крыша медленно, со скрипом съезжает к багажнику.)

ТЁМА. У нас крыша поехала.

РУСЛАН. Это точно. А тебе не жалко было этого молодого шакала? Ты же ему, судя по всему, всю морду расквасил.

ТЁМА. Жалко.

РУСЛАН. А трубопровод? Ты же мог его превратить в кучу медного лома. И вся каторжная работа пошла бы насмарку.

ТЁМА. И трубопровод жалко было. Ещё как жалко. Но что-то нахлынуло такое.

РУСЛАН. Какое?

ТЁМА. Ну как тебе сказать? Тогда я, конечно, ни о чём таком не думал. Но до этого много думал. Понимаешь, я защищал своё право быть Человеком. Я не трусливая мышь. Я Человек. (Вдруг вскакивает на ноги и орёт во всю мочь, так, что эхо разлетается по всей ночной Москве.) Я Человек! (И во всю глотку орёт слова старой песни.) Страна моя, Москва моя! Ты самая любимая!..

Руслан хохочет, усаживает Тёму на место, и машина мчится по ночной Москве так, что все огни сливаются в один сверкающий мираж.

Картина вторая

Сцена первая

Комната Руслана. Распахивается дверь. Врывается Руслан, распахивает все окна и балконную дверь, разбрасывает одежду по всем углам, гасит свет и плюхается в постель. Блаженная темнота, лишь странный, загадочный клубок золотистых нитей светится на письменном столе. И снится Руслану сон.

День города. Праздничные транспаранты, афиши, плакаты. На Васильевском спуске, как всегда, многотысячная тусовка любителей рок-музыки и попсы. В Парке культуры гремят духовые оркестры, танцуют все, работают с полной нагрузкой все аттракционы. На Старом Арбате – карнавал. Здесь своя тусовка – богемная. У Театра Вахтангова, у бронзовой принцессы Турандот, персонажи спектакля развлекают почтенную публику. А вокруг – вихрь карнавала. Из общего карнавального потока вываливаются четыре мушкетёра, занимают свободный столик летней веранды. Это Руслан Лохов в шляпе с надписью «Д’Артаньян» и его друзья: Атос, Портос и Арамис.

РУСЛАН (подлетевшему официанту). Бургундское, слегка охлаждённое.

Вокруг шумит карнавал: проходят уличные музыканты, проносятся пары, вспыхивает небо в алмазах бенгальских огней. Официант приносит вино, разливает по бокалам.

ПОРТОС. Отменное вино. Утоляет жажду и возбуждает нервы.

АТОС. О милейший Портос, у вас, оказывается, есть нервы?

ПОРТОС. А что вы думаете?

АТОС. Я думаю, канаты.

ПОРТОС. Вы глубоко ошибаетесь, Атос. Под этим внушительным объёмом мускулов и некоторого количества жира бьются весьма чувствительное сердце и тончайшие нервы.

АРАМИС. Очевидно, они настолько тонки, что даже не поддаются восприятию органами чувств.

ПОРТОС. Тот факт, что не каждому идиоту удаётся сыграть на них, ещё не значит, что их нет.

Д’АРТАНЬЯН. Друзья мои, давайте жить дружно! (К пробегающему официанту.) Маэстро! Ещё бутылочку вот этого напитка.

ПОРТОС. И кружку пива.

АРАМИС. А пиво зачем?

ПОРТОС. Для разнообразия.

АТОС (обращаясь к д’Артаньяну). Ты посмотри, какой восторг вокруг! Какая грусть в кипении весёлом!

Д’АРТАНЬЯН. А почему грусть?

АТОС. Столько женщин, юных, прекрасных… и не мои.

Официант приносит вино, пиво и счёт. Д’Артаньян из глубоких карманов плаща достаёт портмоне, вытаскивает из него купюру. Вместе с ней на стол падает визитная карточка. Арамис берёт карточку, разглядывает.

АРАМИС. Вот что значит художник. У него даже визитная карточка – настоящее произведение искусства. Мирослав Иконников, живописец. (Обращается к д’Артаньяну.) Ты с ним знаком?

Д’АРТАНЬЯН. Шляпочно.

АРАМИС. Интересный художник. Работает в жанре мифического реализма. Я бы так сказал. Почему бы нам не нагрянуть к нему в гости? (Бросает на стол визитную карточку.) Ежели приглашает.

ПОРТОС. О господи! Что за зуд к перемене мест? Куда-то ехать, добираться…

АРАМИС. Да он здесь творит, на Арбате, в двух шагах, рукой подать. Огромная мастерская, должен вам сказать.

АТОС. Это как же ему удалось обосноваться в этом фешенебельном районе?

АРАМИС. Ну, он хоть и мифический, но реалист. Есть почитатели в московском правительстве.

Д’АРТАНЬЯН. Да уж, как не порадеть родному человечку.

АРАМИС. Ну что, нагрянем к служителю муз?

АТОС. А удобно ли нам, земным рыцарям плаща и кинжала, нарушать покой небожителя?

АРАМИС. Неудобно целоваться через стекло. Всё остальное удобно. Тем более что он хлебосольный хозяин. Любит общаться с простым народом. Часто в своей огромной мастерской устраивает мастер-классы для молодых почитателей своего таланта, особенно прекрасного пола.

Д’АРТАНЬЯН (срываясь с места). Ну что ж, тогда вперед без страха и упрёка!

Вся мушкетёрская компания растворяется в шумном старо-арбатском карнавале. Мастерская Мирослава Иконникова. У дверей – толпа художников эпохи Возрождения: костюмы Рембрандта, Веласкеса, Гойи, Рафаэля. Раскрывается подошедший лифт, и к ним присоединяются мушкетёры. Восторженный шум, возгласы, объятья.

КТО-ТО ИЗ ХУДОЖНИКОВ. Ну, теперь нам не страшен этот серый волк-отшельник. Мы под охраной мушкетёров короля.

Распахивается дверь, и вся шумная ватага вваливается в мастерскую. В центре мастерской, среди ярких фантастических полотен, ещё одно мифическое создание: девушка в лёгкой греческой тунике. Одна грудь обнажена, и туника только подчёркивает удивительное совершенство линий. У мольберта – художник, гренадер, похожий на слегка похудевшего Портоса.

КТО-ТО ИЗ ХУДОЖНИКОВ. Это что за божественное создание?!

ИКОННИКОВ (отрываясь от мольберта). Ариадна.

ХУДОЖНИК. Да я вижу, что Ариадна. Как зовут это чудное создание? Открой нам тайну.

ИКОННИКОВ. Так и зовут, Ариадна.

ХУДОЖНИК. Надо же какое совпадение! Ну, ты истинный волшебник. Вытаскиваешь изумруды из моря пустой породы и даруешь им бессмертие на своих полотнах. Даёт же Господь Бог столько талантов одному человеку.

ИКОННИКОВ. Ладно, не прибедняйся. Тебе-то уж грех жаловаться на судьбу-индейку.

Все располагаются вокруг мольберта и на время забывают о прекрасной юной натурщице. А на мольберте – нечто удивительное: воздушная туника, под которой угадывается расцветающая плоть юного создания, и лицо в трёх измерениях. Тонко, но чётко выписан фас нежного овала лица, с лёгким румянцем, как будто в лучах восходящего солнца, огромные, в пол-лица, прозрачные голубые глаза и профили слева и справа, но как лёгкие, невесомые тени. И действительно впечатление от этой реальности – мифическое.

КТО-ТО ИЗ ГОСТЕЙ. Да-а-а! Как всегда, шедевр!

ИКОННИКОВ. Да какой уж тут шедевр.

ГОСТЬ. А что?

ИКОННИКОВ. Ты что, не видишь? Протри глаза. Мёртвый портрет. Две недели бьюсь. Не могу оживить, хоть ты тресни.

Руслан подходит к полотну. Берёт кисть, палитру и лёгкими штрихами прочерчивает четвёртое измерение лица и абрис глаз. Немая сцена. Все не то чтобы застыли – остолбенели в изумлении. А Руслан штрих за штрихом набрасывает абрис лица и глаз. Причём глаза – в какой-то невероятной динамике: от наивного восторга юности до мудрости зрелости, всё это быстро, в каком-то сомнамбулическом действе. Затем берёт тоненькую кисть и ставит две еле видимые точки в изображении глаз на переднем плане – и, о чудо, портрет оживает, словно Галатея под искусными руками Пигмалиона. Всеобщий вздох испуга. Возгласы удивления и восторга прерывает какой-то звериный рык. Это рык Иконникова, разъярённого быка.

ИКОННИКОВ (хватаясь за воздух). Ты что сделал, ублюдок?! Ты погубил мою картину!

РУСЛАН. Успокойся. Я твой замысел довёл до совершенства.

ИКОННИКОВ. Я сейчас твою подлую натуру доведу до совершенства.

Хватает увесистый кусок белого мрамора и бросается, как разъярённый бык, на Руслана. Руслан уворачивается, и Иконников влетает в огромный жбан с чёрной краской. Из жбана появляется чёрная морда. Изо рта вырывается фонтан чёрной краски, обрызгивая всех гостей. Гости в ужасе мечутся по мастерской. Из жбана выбирается чёрный человек с куском белого мрамора и в ярости снова бросается на Руслана, сметая всех на своём пути. Гаснет свет, и в полутьме, в свете всплесков ночного салюта, который ритмическими вспышками излучают окна, слышатся только хруст ломаемых предметов, вопли гостей и рык хозяина. Кто-то хватает Руслана за руку и тащит куда-то. Распахивается какая-то узкая щель, и он оказывается на площадке узкой, крутой, извилистой лестницы. Рука его в руке Ариадны. Она в чёрном плаще с чёрным капюшоном.

АРИАДНА. Вот так-то, безрассудный Тесей.

РУСЛАН. Ты?

АРИАДНА. Я. Что бы ты делал без меня, любитель приключений?

РУСЛАН. Пропал бы.

АРИАДНА. Это уж точно. Зевс тебя бы съел и не поперхнулся.

РУСЛАН. Это кто же Зевс?

АРИАДНА. А вот этот. (Раздаётся рёв.) Слышишь, настоящий Зевс в образе быка?

РУСЛАН. А ты, значит, сбежавшая от него Европа?

АРИАДНА. Нет. Я Ариадна.

РУСЛАН. Куда ты меня ведёшь? Здесь настоящий лабиринт.

АРИАДНА. Лабиринт. А что поделаешь? Хочешь жить – умей вертеться. Так, кажется, говорят благоразумные люди.

РУСЛАН. Я не отношусь к их числу.

АРИАДНА. Это уж точно. Это уж как пить дать. Слушай, возмутитель спокойствия, а как тебя зовут?

РУСЛАН. Руслан.

АРИАДНА. Руслан. А я-то, грешным образом, запуталась в тебе, как в лабиринте: то вроде д’Артаньян, а вроде – Тесей. А ты, оказывается, Руслан. Кажется, был такой искатель приключений в русской классике.

РУСЛАН. Ты тоже штучка та ещё: то ли Ариадна, то ли Людмила, и обе – неуловимы, как Жар-птица. Даже пера в руках не остаётся.

АРИАДНА. Ага! Я, значит, тоже в трёх лицах, как на том вашем портрете.

РУСЛАН. Ты мне лавры своего громовержца, Зевса-Иконникова, не шей. Я здесь ни при чём.

АРИАДНА. Это мы ещё посмотрим.

РУСЛАН. Куда ты меня тащишь через этот жуткий лабиринт?

АРИАДНА. К выходу. Не всякая прямая короче кривой. Зевс бросится за тобой прямиком к парадному входу. А мы – через чёрный ход. У него и в мыслях нет броситься в этот лабиринт. О нём не знает ни одна живая душа.

РУСЛАН. А зачем ему это?

АРИАДНА. От непрошеных гостей, наверное.

Открывает невидимую дверь. Они оказываются во дворе и через мгновение сливаются с карнавальной толпой. А ещё через какое-то мгновение огромная, шумная, резвая карнавальная волна выбрасывает их на маленький островок кафейной суши.

РУСЛАН. Что будем пить?

АРИАДНА. Шампанское. Взбодриться надо. Прийти в себя.

РУСЛАН. Вы правы, сударыня. (Машет пробегающему официанту.) Маэстро, «Мадам Клико» и бордо.

А вокруг них безумствует карнавал. Официант приносит заказ.

АРИАДНА. Глоток шампанского как живая вода. Удивительно, две недели он мучил себя и меня. А тут пришёл ты и лёгким мановением руки, как Господь Бог, вдохнул жизнь в это мёртвое творение ума. Его ведь взорвала не злость за погубленный шедевр, а ярость, ревность, что тебе в одно мгновение удалось то, чего он так и не смог добиться за много дней каторжного труда. Он успокоится; не знаю, будет ли тебе благодарен, но поймёт, что ты одним прикосновением кисти одухотворил его картину. Он ведь умный человек и очень талантливый, а ты – гений. Вот в чём разница.

РУСЛАН. Ты переоцениваешь мои скромные возможности. Я реставратор. Могу только довести идею, заложенную в картине, до оптимального варианта.

АРИАДНА. И как тебе удалось довести мой портрет до совершенства?

РУСЛАН. Он показал твой образ в трёх измерениях. Это очень смелая и оригинальная идея. Но он застрял на полпути. Остановил мгновенье, и оно прекрасно. Но застывшее. Для того чтобы оно ожило, нужно ещё одно измерение. Измерение времени. Вот я его и раскрыл.

АРИАДНА. Но как тебе удалось увидеть моё будущее? Ты же впервые увидел героиню этого произведения. Не так ли?

РУСЛАН. Ну, не совсем так. Я тебя видел.

АРИАДНА. Где?! Когда?!

РУСЛАН. Во сне, то есть в мечтах.

АРИАДНА. Сумасшедший!.. Безумец!.. Ну хорошо, допустим, в мечтах. Но это всё прошлое, в лучшем случае – настоящее. А там же время, устремлённое в будущее. Как ты увидел моё будущее? А говоришь, не гений. Это же под силу только гению.

РУСЛАН. Благодарю, сударыня, за высокую оценку моего скромного дара. Но этот ларчик просто открывается. Автор этой работы – очень талантливый художник. И, сам того не ведая, закодировал временной облик героини. Мне оставалось только раскрыть этот код и нанести всё спрятанное в нём на холст. Вот и всё.

АРИАДНА. Вот и всё?! Мелочовочка. Так, пустячок. Но этот пустячок, как говорил один мой хороший знакомый, некий полковник Скалозуб, – «дистанция огромного размера».

РУСЛАН (внимательно смотрит на Ариадну, как будто вдруг услышал некий пароль). Вы, случайно, с ним вместе не служили? (Оба долго хохочут.)

АРИАДНА. Но действительно этот пустячок – непреодолимая пропасть между талантом и гением. Стоп-стоп-стоп! И даже в этом случае картина бы не ожила. Там были поставлены две малюсенькие, еле видимые точки в изображении глаз, искорки, которые и зажгли невидимый огонь подлинного искусства.

РУСЛАН. Но это же совсем просто. Чисто интуитивное. Вот увидеть будущее – это действительно посложнее.

АРИАДНА. Послушай, а как тебя зовут? Как твоя фамилия?

РУСЛАН. Лохов. Руслан Лохов.

АРИАДНА. Странно. Я ничего о тебе не слышала. Ты где-нибудь выставлялся?

РУСЛАН. Нет.

АРИАДНА. Почему?

РУСЛАН. А мне нечего выставлять.

АРИАДНА. Как нечего? Не может быть!

РУСЛАН. Я не художник. Сам я ничего, к сожалению, создать не могу. Господь Бог, увы, не дал мне такого дара. Я дилетант, исполнитель. Могу только донести до зрителя или слушателя в абсолютной чистоте первоначальный замысел автора, художника, даже если ему самому не удалось завершить свою работу.

АРИАДНА. Так у тебя, значит, абсолютный слух и… взгляд. Зришь в корень?

РУСЛАН. Зрю. (Оба хохочут.)

Вдруг смех обрывается, и улыбка сходит с лица Ариадны.

РУСЛАН. Что с тобой? Что-то случилось?

АРИАДНА. Ты говоришь: видел меня во сне. А вдруг это тоже сон? Я боюсь, он оборвётся и мы с тобой больше никогда не встретимся в этой жизни. И она снова станет скучной и постылой. Господи, как страшно!..

РУСЛАН. Не надо рыдать раньше времени. Жизнь – это праздник. И он будет всегда с нами.

Их накрывает карнавальной волной, и они несутся в сумасшедшем танце по Старому Арбату, мимо принцессы Турандот, мимо Есенина. Карнавальной волной их прибивает к старому дому.

АРИАДНА. Ну вот, нас вынесло прямо к моему дому. Вот и заканчивается эта волшебная ночь.

РУСЛАН. И наступает волшебный день.

АРИАДНА. Ты уверен?

РУСЛАН. Уверен. (Молча смотрят друг на друга.)

АРИАДНА. Поцелуй меня.

Руслан нежно прикасается к её устам, и долго они не могут оторваться друг от друга.

РУСЛАН. У тебя медовые уста. Какой сладкий поцелуй.

АРИАДНА. Хотелось бы, чтобы он длился вечно.

РУСЛАН. Так и будет.

АРИАДНА. До встречи?

РУСЛАН. До встречи.

Ариадна убегает и скрывается в подъезде. За спиной у Руслана раздаётся резкий и нетерпеливый звонок. Оказывается, он стоит на трамвайной линии. Девушка, водитель трамвая, делает характерный жест у виска. Руслан уступает дорогу, трамвай продолжает движение и продолжает звонить так же резко и нетерпеливо. Руслан открывает глаза. Звонит будильник.

РУСЛАН (нежно хлопает будильник по загривку). Наконец в които веки дал досмотреть.

Бодро вскакивает с постели, резко раздвигает шторы. За окном – чистое небо. Восходит солнце.

РУСЛАН (громко). Здравствуй, Светило!

Сцена вторая

У подъзда дома – нарядный, как новогодняя ёлка, «мерседес-бенц». За рулем – Тёма. Из подъезда выскакивает Руслан, садится в машину. Подвешивает над смотровым стеклом клубок золотистых нитей.

ТЁМА. Это что?

РУСЛАН. Талисман. Права захватил?

ТЁМА. Захватил.

РУСЛАН. Поехали.

«Мерседес» выезжает со двора и вливается в поток машин.

РУСЛАН. Довезёшь меня до работы и жди. Я долго не задержусь.

ТЁМА. Получишь отпускные?

РУСЛАН. Да уж получу. По полной программе. И поедем мы с тобой на юг, прямо к Чёрному морю. Там у меня дружок один, армейский. Димон. Мы с ним не один пуд соли съели. Тётку предупреди, что едешь со мной на юг на пару недель.

ТЁМА. А чё её предупреждать? Ей всё по барабану. Она и так ждёт не дождётся, как бы от меня избавиться.

РУСЛАН. И всё-таки предупреди.

ТЁМА. Предупрежу.

РУСЛАН. Останови здесь, у этой кондитерской.

ТЁМА. Поляну накрываешь?

РУСЛАН. Накрываю. (Выскакивает из машины. Скрывается за дверью. Выходит с большой красочной коробкой торта. На коробке крупными яркими буквами написано «С днём рождения!». Садится в машину.) Поехали.

ТЁМА. У тебя что, день рождения?

РУСЛАН. Ну, в какой-то степени. Во всяком случае, у нашего железного коня – второй день рождения.

ТЁМА. Ну, это точно. Это факт. (Подъезжают к офису.)

РУСЛАН (выскакивает из машины). Жди меня, и я вернусь. Только очень жди.

ТЁМА. За мной не пропадёт.

Руслан с тортом скрывается в подъезде.

Сцена третья

А в офисе – праздничное застолье в полном разгаре. День рождения Рагнеды Руденко. Звучат славословия-попурри на темы популярных песен. Участники застолья на все лады обыгрывают незамысловатую рифму «Рагнеда – победа» и тому подобные. Подношение подарков. Каждому подарку предшествует четверостишие. В самый разгар жертвоприношения появляется Руслан Лохов с огромным тортом.

ЛОХОВ. «Бойтесь данайцев, дары приносящих».

ЖЛОБИНА. А ты, Русло, как всегда, не в ту степь.

ЛОХОВ. Да нет…

ВАСЕЧКИН. Так да или нет?

ЛОХОВ (дрожащими руками развязывая верёвочки на торте). Да. То есть нет…

Общий хохот.

ЛОХОВ. Я подумал, что за праздник без цветов, то есть без торта… (Открывает коробку. Всеобщий вопль восторга. Торт какой-то совершенно потрясающий.)

ЖЛОБИНА. А наш-то Лох совсем не плох.

ВАСЕЧКИН. А говорят, не ловит блох.

ЖЛОБИНА. А он о-го-го!

Руслан на вытянутых дрожащих руках несёт торт к имениннице. Все нестройным, но шумным хором поют «Хэппи бёздей ту ю». Но вдруг, как в замедленном кошмарном сне, физиономия Руденко погружается в изысканную сладкую красоту торта. Когда основание коробки шлёпается на стол, перед окружающими – жуткое и потешное зрелище: с лица, облепленного вязкой разноцветной массой, падают на стол огромные куски торта. Все застывают в шоке. Немая сцена. И только Лохов лихорадочно работает. В его руках фотоаппарат стрекочет, как пулемёт, отщёлкивая бесценные кадры. Вдруг изо рта Руденко вылетает красно-белый фонтан «спартаковского» спектра. Разлетается веером во все стороны, оседая на лицах присутствующих. Вслед за этим раздаётся вопль разъярённой тигрицы и сыпятся полновесные раскалённые слова, фразы и словосочетания, которые автору повести приходилось слышать только один раз в жизни на лекции профессора филфака МГУ, знаменитой Галкиной-Федорук, «Об особенностях русского мата», и всё это сопровождается столь же выразительной жестикуляцией. Участники столь неожиданного действа, подстёгнутые воплем Руденко и последующим словесным извержением вулкана, начинают дёргаться и метаться по комнате, как куклы в театре марионеток. А Лохов всё щёлкает и щёлкает фотоаппаратом.

РУДЕНКО. Где эта б…ь?!

Лохов прячет фотоаппарат, распахивает окно, потому что дверь перекрыта рязъярённым коллективом, вскакивает на подоконник и, как ящерица, спускается по водосточной трубе. Все бросаются к окну. Лохов приземляется, отряхивает руки, шутовски раскланивается со всеми, посылая воздушные поцелуи, вытаскивает фотоаппарат, успевает щёлкнуть. Всех как ветром сдувает с подоконника. А наш герой разбегается, в каком-то невероятном прыжке хватается за верхний край кирпичного забора, подтягивается и перемахивает через него.

ВАСЕЧКИН. Вот тебе и Лох. Ему бы в цирке работать, а не на телевидении.

РУДЕНКО (сверкая красными глазками сквозь толстый слой крема). В каком цирке, ублюдок? Он у меня будет парашу чистить!..

Тем временем машина срывается с места и мчится по Москве…