Текст книги "Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования"

Виталий Глущенко
Рождение человечества: начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования

Введение

Человеческую социальность от того, что часто именуют «социальностью» применительно к животным и даже микроорганизмам, отличает по крайней мере один четкий критерий: она имеет собственную историю, развивающуюся независимо от биологического развития человеческого вида, причем такими быстрыми темпами, в сравнении с которыми скорость биологической эволюции человека можно принять за ноль. В то же время развитие «социальности» всех других биологических видов, у которых ее усматривают, зависит от их эволюции. По этой причине мы считаем себя вправе применять термин «социальность» в собственном значении (без кавычек) исключительно к человеку, скептически относясь к результатам исследований «социальных систем», избравшим для себя объектами стада животных, колонии насекомых и микроорганизмов.

Однако знание критерия социальности не освобождает нас от необходимости углубления нашего понимания того, что такое социальность. На сегодняшний день наука, если исключить обозначенный выше уклон в биологизм, недалеко ушла от изначального, самого общего понимания социальности, существовавшего уже в XIX веке и вошедшего в словарь Даля. Согласно этому пониманию социальность – «общественность, общежительность, гражданственность, взаимные отношения гражданского быта, жизни»11
  Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Изд-е М.О. Вольфа, 1882. С. 291.


[Закрыть]. При обобщении данного ряда получаем, что социальность – совокупность социальных качеств, свойств социального. Но дело в том, что социальное при этом понимается не иначе как нечто, связанное с обществом, жизнью в обществе, общественными отношениями. Другими словами, социальность отсылает нас к социальному, а социальное – к социальности. Idem per idem.

Чтобы вырваться из этого порочного круга, нам не остается ничего другого, кроме как воспользоваться правилом, сформулированным Борисом Федоровичем Поршневым (1905–1972): «Если ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло»22
  Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии) / Науч. ред. О.Т. Вите. СПб: Алетейя, 2007. С. 20.


[Закрыть]. В переводе на язык методологии это значит прибегнуть к историческому методу – историзму.

Таким образом, актуальность нашего исследования предопределена научной необходимостью более глубокого понимания социальной природы человека. В том, что такая необходимость существует, нас убеждают острые противоречия, в которых эта социальная природа зачастую себя проявляет, ежедневно поставляя события местного и глобального масштаба, наполняющие новостные ленты.

На первый взгляд может показаться, что выбранная нами тема имеет высокую степень разработанности. Только отечественная библиография, посвященная началу человеческой истории, включает в себя работы таких выдающихся ученых, как В. П. Алексеев, П. И. Борисковский, Ю. В. Бромлей, Ю. И. Ефимов, И. М. Дьяконов, Н. В. Клягин, М. Ф. Нестурх, А. И. Першиц, Я. Я. Рогинский, Ю. И. Семенов и др. Однако более детальный взгляд способен внести в эту картину значительные коррективы.

Все работы с самого начала можно разделить на две неравные части – два списка. В первом списке окажутся исследования, рассматривающие начало в широком смысле, т. е. начало как первый этап развития человечества, сменяющийся позже другими этапами, начало как первобытное общество. Но это – совсем другой предмет исследования. Интересующее нас начало – пересечение качественной грани между животным и человеком, стадностью и социальностью – при таком понимании теряется из виду, делается невозможным выделение четкого критерия, позволяющего утверждать: вот здесь перед нами еще животное, а вот здесь – уже человек.

Так, в одном из исследований первобытности автор пишет: «Превращение обезьян в людей, стада животных в человеческое общество было очень длительным, сложным, противоречивым процессом, занявшим несколько миллионов лет и захватившим обширные территории»33
  Борисковский П.И. Древнейшее прошлое человечества. 2-е изд., пер. и доп. Л.: Наука, 1979. С. 25.


[Закрыть]. Не подвергая сомнению истинность этого высказывания, мы вынуждены констатировать, что его истина для нас неприемлемо абстрактна, и там, где автор, как ему кажется, дает ответ, для нас вопрос только начинается: в какой момент указанного процесса перед нами уже человек, а не животное, общество, а не стадо? Только при такой постановке вопроса можно приблизиться к пониманию социальности. Но ни одна из работ, попавших в первый список, даже не считает такой вопрос актуальным и, таким образом, не имеет прямого отношения к теме нашего исследования.

Впрочем, об одной работе нам придется сказать особо. В целом ничем не привлекательная, она обязана нашему вниманию исключительно своим названием, которое почти полностью совпадает с подзаглавием нашей работы. Речь идет о защищенной в 1990 г. в МГУ по специальности «диалектический и исторический материализм» кандидатской диссертации А. Е. Лернера «Начало человеческой истории как объект социально-философского анализа». Но, кроме похожего названия, исследование не имеет ничего общего с тем, что планируем сделать мы, и фактически написано на другую тему. Понятие начала истории у Лернера по смыслу полностью совпадает с понятием первобытности в широком смысле, т. е. первобытным обществом. Попытка рассмотреть «начало человеческой истории как конкретное историческое событие» для автора упирается в «многозначность и расплывчатость понятия социального», в то время как для нас само такое рассмотрение необходимо, чтобы лучше понять социальное. «Естественные узы» общности, табу, общину – эти и другие явления автор принимает в готовом виде, заранее существующими, и вопросом «как они возникли?» не задается 44
  Лернер А.Е. Начало человеческой истории как объект социально-философского анализа. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. М., 1990. / Российская государственная библиотека [Электр. ресурс] URL: http://dlib.rsl.ru/01000059717 (Дата обращения: 31.05.2016).


[Закрыть].

Так или иначе, те же самые причины не позволяют нам включить в число разработчиков нашей темы и всех названных выше выдающихся ученых. Все они полагали перед собой совершенно другой предмет исследования, пусть зачастую и обозначаемый теми же самыми словами.

Во втором списке мы обнаруживаем одну единственную работу – «философско-естественнонаучный трактат» (так определил свой труд автор) «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» Б. Ф. Поршнева. Именно в этой книге, опубликованной посмертно в 1974 г. со значительными сокращениями в издательстве «Мысль» и переизданной в полном виде издательством «Алетейя» лишь в 2007 г., – благодаря, прежде всего, усилиям научного редактора Олега Тумаевича Вите (1950– 2015), – впервые был предложен ясный, опирающийся на физиологию нервной деятельности, признак, позволяющий фиксировать переход от животного к человеку. Этот признак – формирование и развитие на основе высшей формы торможения центральной нервной системы позвоночных (интердикции) не имеющей аналогов в животном мире формы поведения, внушаемого посредством знаков (суггестии). Переход от интердикции к суггестии и есть переход от животного и стадности к человеку и социальности в собственном смысле слова. Раскрытие этого метаморфоза составляет основную фабулу книги. Сопряженным с данной темой вопросам Поршнев уделял место и в других своих работах. Теоретическое наследие Б. Ф. Поршнева мы полагаем основной идейной предпосылкой нашего исследования.

К сожалению, нам нельзя проигнорировать еще одного «предшественника». Сегодня многие впервые узнают имя Поршнева через широко распространяемые в интернете работы российского писателя, почетного члена Славянской Общины Санкт-Петербурга, «профессора» так называемой Международной Славянской Академии наук, образования, искусств и культуры, ныне уже покойного, Бориса Андреевича Диденко (1943–2014). Неустанно заявляя о себе как «продолжателе дела Поршнева», Диденко создал яркую, но совершенно не научную концепцию человечества как четырех различных биологических видов55
  Диденко Б. А. Сумма антропологии. Кардинальная типология людей. М. 1992; Он же. Цивилизация каннибалов. Человечество как оно есть. М.: Издательство МП Китеж, 1996; Он же. Хищная власть. Зоопсихология сильных мира сего. М.: Издательство ТОО Поматур, 1997; Он же. Хищная любовь. Сексуальность нелюдей. М.: Издательство ТОО Поматур, 1998; Он же. Хищное творчество. Этические отношения искусства к действительности. М.: ФЭРИ-В, 2000; Он же. Этическая антропология. Видизм. Новая концепция антропогенеза. М.: ФЭРИ-В, 2003; и др.


[Закрыть]. И было бы полбеды, если бы такая дискредитация идей Поршнева проводилась исключительно вне стен научных учреждений, но беда в том, что концепция Диденко успела проникнуть в среду людей науки, благодаря, с одной стороны, не слишком вдумчивым преподавателям – составителям учебных курсов, считающим эту концепцию интересной и включающим книги Диденко в списки рекомендованной для студентов литературы, а с другой – осознающим очевидную порочность концепции Диденко ученым, сходу отметающим ее вместе с идеями Поршнева66
  Артемова О. Ю. Десять лет «первобытности» в постсоветской России // Этнографическое обозрение. – 2008, № 2. С. 146–147.


[Закрыть].

Покойный О. Т. Вите проанализировал концепцию Диденко, указав на ее абсолютную научную несостоятельность, а равно необоснованность ее претензий связать себя с именем Поршнева. Свои выводы он изложил в виде тезисов, изначально предназначавшихся для личного письма, позже опубликованных на странице посвященного Б. Ф. Поршневу сообщества в социальной сети «ВКонтакте»77
  Вите О. Т. Диденко и его концепция человечества как 4-х различных биологических видов [Тезисы] // Борис Федорович Поршнев. Обсуждения. Поршнев и Диденко [Электр. ресурс] URL: https://vk.com/topic-11107987_27465565 (Дата обращения: 20.08.2016).


[Закрыть]. Поскольку в научных изданиях тезисы ранее не публиковались, а их общий объем невелик, мы считаем возможным воспроизвести их в Приложении.

Однако, несмотря на крайне критическое отношение к концепции Диденко, мы не можем обойти один положительный аспект, объясняющий, как нам кажется, ее нездоровую популярность. А именно, она впервые обращает внимание на этический потенциал идей Поршнева. К сожалению, Диденко сумел направить этот потенциал по противоположному руслу: обоснование единства человечества он превратил в «теорию» биологического противостояния, предоставившую псевдонаучную базу широкому спектру ксенофобских идей в расистском и традиционалистскофашистском духе. Парадоксальным образом значительная часть вины в таком извращении поршневских идей ложится на научное сообщество – людей, призванных находиться на острие прогресса: игнорирование академической наукой теоретического наследия Поршнева в сфере антропосоциогенеза привело к тому, что оно оказалось отдано на откуп шарлатанам.

В первом приближении можно сказать, что объектом нашего исследования является человек как таковой, т. е. социальное существо. Мы придерживаемся точки зрения, что антропогенез неотделим от социогенеза. Однако, в связи со специальной целью исследования, в центре нашего внимания оказывается прежде всего человек первобытный – в узком понимании термина «первобытность». Интересующая нас первобытность – не начальный этап в развитии человечества, занявший громаднейшую часть времени существования нашего вида и сменившийся несколько тысяч лет назад цивилизацией, а первичное социальное качество человека, активированное в момент его появления, то есть само социальное – в том виде, каком оно существовало, оторвавшись от биологического.

Как следует из названия работы, предметом исследования является начало человеческой истории, которое мы понимаем как однократное событие – не первый этап, а некую «точку ноль», границу между этапами – «минус первым» этапом, на котором социального существа еще не было, и собственно первым этапом развития человеческой социальности.

Такой подход вовсе не исключает определенной протяженности во времени нашего предмета: момент перехода тоже имеет свои начало и конец. Не подразумевает он и изолированности предмета от событийного ряда предшествующего и последующего этапов. Однако такой подход позволяет нам сосредоточиться на моменте качественного перехода, на возникновении в самой природе нового – негативного для нее – социального качества.

Это качество не остается неизменным: оно непрерывно трансформируется на всем протяжении человеческой истории. Так, развитие первого этапа социальности привело к своему отрицанию, выразившемуся в появлении цивилизации. Однако первобытность в узком понимании при этом не исчезла, хотя и исчезла первобытность в широком смысле, т. е. первобытное общество. Первичное социальное качество сохраняется на этапе развития цивилизации как отрицательный полюс ее развития, как концентрированное выражение того, от чего цивилизация пытается уйти как можно дальше, приближаясь тем самым к новому переходу, который снимет заложенное в социальной природе человека противоречие между навязывающим индивиду суггестивное поведение социумом и контрсуггестией его индивидуальной личности.

Целью всего исследования является получение логически непротиворечивого определения социальности. Для этого нам придется отыскать и подвергнуть социально-философскому анализу «точку ноль» в развитии человечества, момент рождения того нового, неизвестного природе качества, отталкивание от которого способно обеспечить социальной истории ее поступательное развитие. При этом нам будет недостаточно ограничиться констатацией появления этого нового качества, тем более что в таком абстрактном виде это качество, благодаря Поршневу, нам уже известно, это – суггестия. Наша цель необходимо включает в себя наглядную реконструкцию момента начала. А поскольку проявления первобытной суггестии могли быть разнообразны, постольку это будет целая серия примеров такой реконструкции.

На пути к поставленной цели нам предстоит решить ряд задач, различных по своей специфике.

1. Прежде всего, от нас потребуется теоретически подробно (более подробно, чем это возможно сделать во Введении) обосновать научную правомерность нашего подхода к теме. Для этого мы должны будем рассмотреть историю вопроса о начале человеческой истории, причем сделать это с трех различных точек зрения: а) методологической – отражающей процесс вызревания методологии, применимой для достижения нашей цели; б) естественнонаучной – отражающей нарастание готовности естественных наук предоставить нам годный материал для наших реконструкций; в) с точки зрения современных тенденций в социальной философии, делающих решение вопроса о начале человеческой истории насущно необходимым для ее собственного развития и развития науки в целом. Этой большой, хотя и всецело предварительной задаче мы посвятим полностью первую часть нашего исследования.

2. Далее, во второй части, прежде чем приступить к решению задач, непосредственно приближающих нас к заявленной цели, нам потребуется решить еще одну – сопутствующую – предварительную задачу. А именно, нам нужно будет разобраться с некоторыми особенностями понятийного и терминологического аппарата палеопсихологии Поршнева, который нам необходимо будет принять для решения наших задач.

3. Затем, уже непосредственно для продвижения к намеченной цели, нам предстоит собрать и представить примеры интердикции в животном мире. Нам придется провести частичный анализ этого явления, чтобы раскрыть его общую тенденцию в эволюции видов.

4. Также мы должны будем уделить достаточно внимания интердикции у человека, сохраняющейся в качестве подосновы человеческой психики, и выявить ее существенное отличие от проявлений интердикции у животных.

5. Нам необходимо будет подвергнуть критическому анализу оригинальную антропогенетическую теорию С. Н. Давиденкова (1880–1961) – отечественного генетика и невропатолога, основоположника клинической нейрогенетики, объяснение ритуала которого с точки зрения невропатологии мы предполагаем взять на вооружение. Ритуал мы предполагаем как первую форму социальности.

6. Следующей нашей задачей станет фиксация основных особенностей трудовой деятельности первобытного человечества. Мы приведем новые аргументы в пользу теории «инстинктивного труда» в начале человеческой истории.

7. Наконец, опираясь на полученные в ходе решения этих задач результаты, мы представим серию эскизов реконструкции качественного скачка, т. е. перехода от интердикции к суггестии, от компенсаторной функции поведения к знаковой, от аутостимуляции к ритуалу, от биологического к социальному, от животного к человеку.

Как уже было сказано, в своих теоретических построениях мы опираемся на идеи Б. Ф. Поршнева, которые нам вместе с тем предстоит развить и дополнить. В приложении новейших (либо забытых, но вновь введенных в оборот за последнее время) данных к теории Поршнева для решения насущных вопросов социальной философии состоит научная новизна нашей работы.

Никто до нас еще не рассматривал историю вопроса о начале человеческой истории: простое перечисление имен ученых, употреблявших это словосочетание, причем в другом смысле, очевидно нельзя считать таким рассмотрением. Никто не исследовал понятие интердикции, разработанное Поршневым для обозначения нейрофизиологического явления, лежащего в основе перехода от первой сигнальной системы (рефлексов) ко второй (речи), и тем более не связывал это явление с онтогноссеологи-ей (идеальным свойством познаваемости материального мира). Никто не рассматривал полузабытую антропогенетическую теорию классика отечественной нейрогенетики С. Н. Давиденкова с точки зрения палеопсихологии. Никто не анализировал понятия «труд» в древнейших литературных памятниках, таких как «Ригведа». Наконец, до сих пор никто не предпринимал попыток наглядной реконструкции качественного скачка от животного и органической жизни к человеку и социальности. По всем этим пунктам наша работа несомненно имеет научный приоритет.

Ключевой идеей, позволяющей нам реконструировать момент перехода и заметно развить теорию Поршнева, является идея об изменении модальности среднего звена в метаморфозе интердикции в суггестию. Для его обозначения мы позволим себе ввести новый термин – «контринтердикция» (по аналогии с «контрсуггестией») взамен неудобного при частом использовании поршневского «интердикция интердикции» и малопонятного его же «интердикция II». Распутав противоречия антропогенетической теории Давиденкова, мы предполагаем сохранить ее ценное ядро, и таким образом воссоздать невропатологическую теорию происхождения ритуала, связав ее с палеопсихологией Поршнева. Затем, привлекая новейшие данные интонологии, мы хотим уточнить механизм происхождения первого слова, возвещающего о рождении речи как основы, на которой, по нашему мнению, только стало возможно развитие социальности.

Поршнев подчеркивал, что задача его «философско-естественнонаучного трактата» заключалась «только в том, чтобы по возможности прочнее, чем делалось до сих пор, поставить ногу на порог»88
  Поршнев Б.Ф. Там же, с. 421.


[Закрыть]. Эту задачу, как мы считаем, он выполнил с честью. Со своей стороны мы не претендуем на то, чтобы переступить порог, но, по крайней мере, заглянуть за него и оценить ближайшую перспективу считаем себя вправе. В случае успеха мы получим не только более разработанную социально-философскую систему, но и фактически развернутую программу мультидисциплинарных исследований основы человеческой социальности, психики и речи, которые в свою очередь могут внести существенный вклад в различные аспекты гуманитарного знания – от методологии исторической науки и психологии до насущных вопросов этики и правоприменения. В частности, на основе дальнейшей разработки идеи контринтердикции могли бы быть созданы модели некоторых типов антисоциального поведения.

Методологической основой исследования служит историзм, который для нас неразрывно связан с диалектическим методом (развитие через отрицание). Вспомогательными методами нам послужат мультидисциплинарный анализ (будут привлечены и синтезированы данные антропологии, археологии, зоологии, физиологии высшей нервной деятельности, психологии, филологии, других наук) и – на завершающем этапе исследования – метод реконструкции.

Часть первая

Время Поршнева. История вопроса о начале человеческой истории

«Задача возникает одновременно со средствами ее разрешения»99
  Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Том первый. Книга I: Процесс производства капитала // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 23. – М., 1960. С. 98.


[Закрыть], и неслучайно вопрос о начале человеческой истории в науке был поставлен лишь во второй половине ХХ века. Вплоть до этого времени всякие упоминания о начале человеческой истории находились на противоположном от науки полюсе познания. «Люди с самого начала…»– и далее шла сентенция, которую сама ее конструкция оберегала от критического анализа, предлагая брать на веру. Возникла ситуация, при которой представление о начале человеческой истории превратилось в «своего рода водосброс, место стока для самых некритических ходячих идей и обыденных предрассудков по поводу социологии и истории»1010
  Поршнев Б.Ф. Там же, с. 28.


[Закрыть]. На сегодня, однако, предпосылки для изменения этой ситуации в целом созрели, и только привычки мышления, известная косность «идеологии», мешают ей измениться достаточно быстро.

Сразу же оговорим, что мы не считаем возможным отделить друг от друга антропогенез и социогенез – проблему происхождения человека от проблемы происхождения человечества. На наш взгляд, это не две, а одна проблема – проблема перехода от животного, не обладающего социальностью, – во всяком случае, в том смысле, в котором ею обладает человек, – к человеку как социальному существу.

«Социальное нельзя свести к биологическому. Социальное не из чего вывести, как из биологического»1111
  Там же, с. 13.


[Закрыть]. Научная история вопроса о начале человеческой истории начинается с того момента, как было сформулировано это утверждение. Но, чтобы его сформулировать, нужно было, как минимум, заранее иметь ясное представление о различных формах движения материи, а это одно уже значит, что у интересующего нас вопроса имеется долгая философская и научная предыстория, предопределившая постановку вопроса.

Еще основоположник новоевропейского рационализма Рене Декарт определил основным критерием, отличающим человека от животного, осмысленную речь, которая присуща человеку и которой лишены животные. «Это свидетельствует не только о том, что животные менее одарены разумом, чем люди, но и о том, что они вовсе его не имеют»1212
  Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения в 2-х томах. Т. 1 (Филос. наследие; т. 106). – М., 1989. С. 284.


[Закрыть], – писал Декарт. Таким образом, вопрос о начале человеческой истории был заложен уже в самом основании европейского рационального мышления, и на первый взгляд может показаться странным, что в течение более трехсот лет его научная постановка откладывалась. Проблемой стало то, что Декарт связал речь, как главный критерий отличия человека от животного, с дуализмом души и тела – «мыслящей» и «протяженной» субстанциями, между которыми – пропасть. Таким образом дальнейшее развитие естественно стремящегося к монизму рационального мышления оказалось направлено на отрицание этого критерия. К сожалению, как это часто бывает, вместе с водой выплеснули ребенка: вместе с отрицанием дуализма души и тела отрицали качественное отличие человека от животного. В этом главная причина того, что для многих поколений естествоиспытателей штурм декартовой пропасти был безуспешен. Вместо того чтобы решать проблему, как из одного качества рождается другое, искали (а многие до сих пор ищут) качества, общие для животного и человека, развитие которых превратило бы первого во второго.

Долгое время замену критерию речи искали в морфологии и анатомии. В сравнительной анатомии искал ключ к загадке человека Иоганн Готфрид Гердер, и ему казалось, что он нашел его в прямохождении. Гердер был уверен, что человеческий разум – следствие вертикального положения тела1313
  См.: Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. – М., 1977. С. 77–80.


[Закрыть]. И до сих пор находятся специалисты, которые указывают на прямохождение как главный отличительный признак человека, но преодолеть декартову пропасть это не помогает.

Что, однако, не означает, что преодолеть ее невозможно. Значительный вклад в дело ее преодоления внес советский психолог Лев Семенович Выготский, который, в значительной части опираясь на исследования французского психолога Жана Пиаже и их же критикуя, положил начало некогда очень плодотворному течению в психологии, утверждавшему центральное место речи в формировании и функционировании человеческой психики. «Мысль не выражается, но совершается в слове»1414
  Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: «АСТ», 2008, с. 426.


[Закрыть], – эти слова, опубликованные в 1934 г., как потом оказалось, содержали в себе программу исследований советской психологической науки на долгие годы.

«Нужно было много лет, – начиная с исследований самого Л. С. Выготского, опытов А. Н. Леонтьева по развитию сложных форм памяти, исследований А. Р. Лурия и А. В. Запорожца по формированию произвольных движений и речевой регуляции действий и кончая теоретически прозрачными работами П. Я. Гальперина и Д. Б. Эльконина, – чтобы учение о формировании высших психических функций и формах управления ими, составляющие сердцевину советской психологии, приняло свои достаточно очерченные формы»1515
  Лурия А.Р. Теория развития высших психических функций в советской психологии // Вопросы философии. М., 1966, № 7, с. 76. Здесь также, справедливости ради, хочется упомянуть, что уже через год после выхода «Мышления и речи» Л. С. Выготского, в 1935 году, вышла в свет книга П. П. Блонского, посвященная исследованию памяти, в которой он, независимо от Выготского, высказал во многом созвучные мысли. (См.: Блонский П.П. Память и мышление. СПб: «Питер», 2001).


[Закрыть].

Однако большинство современных психологов, – из идеологических, предположительно, соображений, – находят возможным игнорировать или замалчивать результаты этих исследований и их теоретические выводы. Хорошей иллюстрацией может служить опубликованная в России несколько лет назад книга американского психолога Майкла Томаселло, который в специально написанном к русскому изданию предисловии утверждает, что «заимствовал у Выготского основополагающую гипотезу»1616
  Томаселло М. Истоки человеческого общения. М.: «Языки славянских культур», 2011, с. 26.


[Закрыть], но при этом исходит из совершенно противоположной гипотезы: у Томаселло мысль именно выражается, а не совершается в слове. Сам Томаселло под «основополагающей гипотезой» Выготского подразумевал здесь концепцию интериоризации – примата социального над индивидуальным в процессе становления человеческой психики, но можно сомневаться, что и эта гипотеза была понята им до конца, так как именно из нее для Выготского и следовал примат речи над мышлением. При этом высказанные в книге Томаселло идеи об уникальности некоторых человеческих свойств могут представлять для нас несомненный интерес, перекликаясь с идеями Поршнева и отсылая к теории суггестии и интердикции, но, к сожалению, автору не удалось развить их в полной мере из-за контрпродуктивности принятой по умолчанию начальной посылки.

Но вернемся к философии. Средневековая традиция предписывала взгляд на историю человечества через призму «священной истории», соответственно, начиная ее развитие с «грехопадения». Рациональное мышление Нового времени уже не могло принимать эту традицию всерьез, о чем свидетельствует статья Иммануила Канта «Предполагаемое начало человеческой истории»1717
  Кант И. Предполагаемое начало человеческой истории. // Кант И. Сочинения. В 8-ми томах. Т. 8. М.: «Чоро», 1994, с. 72–88.


[Закрыть] (1786). Кант анализирует библейский сюжет в полушутливом тоне, но шутит не без претензии на долю правды. В истории «грехопадения» он видит аллегорию перехода человека от дикости, подчиняющейся «божественному» инстинкту, к свободе, которую отныне, на протяжении истории, человеку предстояло развивать, привыкая жить в обществе.

Несмотря на религиозную форму, а отчасти и благодаря ей, Кант подошел к вопросу о начале человеческой истории ближе, чем Гегель, для которого история человечества начинается с возникновения государства, а все, что ранее – «доистория», о которой достоверно ничего неизвестно. В философии истории Гегеля вопрос о начале человеческой истории фактически обойден, а то, что сам Гегель называет началом истории, относится к ранним государствам Востока 1818
  См.: Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. СПб: «Наука», 1993, с. 155.


[Закрыть].

Однако постепенно в науке накапливались факты, которые можно было связать с «доисторией». Во-первых, это – археологические артефакты, во-вторых – наблюдения этнографов за племенами, не покинувшими стадии дикости. Если сведения Гегеля о «неграх» и прочих «туземцах» обрывочны и нелепы, то уже во второй половине XIX века сдвинулась с места лавина этнографических знаний, продолжавшаяся весь XX век. Правда, вместе с этим возникла существенная проблема для понимания начала человеческой истории, которую Поршнев называл «проблема этнографических параллелей»1919
  Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории // Философские проблемы исторической науки. М., 1969, с. 95.


[Закрыть]. Заключается она в том, что археологи бывают излишне склонны использовать почерпнутые из этнографии аналогии.

«Между тем этнографические аналогии могут быть и бывают иллюзорны. Нет на земле племени или народа, на самом деле и безоговорочно принадлежащего к древнейшей первобытности. Весь род человеческий произошел в одно и то же время, все живущие племена и народы имеют одинаковый возраст, у каждого человека в общем столько же поколений предков, как и у любого другого. Не было и нет также полной изоляции, чтобы, в то время как одни народы двигались своими историческими дорогами, другие пребывали в полном историческом анабиозе. Ошибочно даже само представление, будто в первобытной древности существовали вот такие же, как и сейчас, относительно обособленные племена на ограниченных территориях, в известной мере безразличные к соседям, к человечеству как целому. Иными словами, даже самые дикие племена – не обломок доистории, а побочный плод и продукт истории. Стоит изучить их языки, чтобы убедиться в том, какой невероятно сложный и долгий путь лежит за плечами этих, повторим, столь же древних, как и мы, людей»2020
  Там же, с. 96.


[Закрыть].

Если к достижениям психологии, археологии, этнографии добавить некоторые достижения культурной антропологии, лингвистики, социологии, семиотики, истории, то мы получим список гуманитарных наук, сведения из которых могли бы составить первичную базу данных для поисков в ней ответа на вопрос о начале человеческой истории. Ответ этот способен повлиять на весь комплекс наук о человеке и человеческом обществе, «вся совокупность гуманитарных наук имплицитно несет в себе это понятие начала человеческой истории»2121
  Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). С. 28.


[Закрыть]. Неслучайно Поршнев рассматривал свою книгу «О начале человеческой истории» в связи с перспективой «синтезировать комплексную науку о человеке, о людях»2222
  Там же, с. 14.


[Закрыть].

Но не только гуманитарные знания сыграли роль для научной постановки вопроса о начале человеческой истории. Поскольку само существо вопроса – прохождение грани между животным и человеком, биологическим и социальным, она была бы немыслима без достижений естественных наук. Решающим здесь был прорыв в физиологии высшей нервной деятельности, который связан с именами наших соотечественников: Ивана Михайловича Сеченова, Николая Евгеньевича Введенского, Ивана Петровича Павлова, Алексея Алексеевича Ухтомского, разработавшими введенное Декартом «понятие рефлекса, как основного акта нервной системы»2323
  Павлов И.П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. Л., 1949, с. 20.


[Закрыть]. Из числа иностранцев в этот список необходимо включить Чарльза Шеррингтона. Важны также оказались достижения в общей биологии, зоологии, этологии, экологии, палеонтологии. А если начинать говорить уже не о постановке, а о возможностях решения вопроса, то естественные науки и вовсе выходят на первый план.

Однако, кроме средств, для научной постановки и решения вопроса крайне важен метод. И тут мы снова возвращаемся к гуманитарному знанию, потому что метод, позволяющий адекватно обращаться с таким своеобразным предметом, как начало человеческой истории, не может сам не опираться на главный, основополагающий принцип философии истории – историзм. Вне общей идеи всемирно-исторического развития вопрос о начале истории возникнуть не мог, он попросту не имел бы смысла. И поэтому вопрос о начале человеческой истории не мог быть научно поставлен раньше, чем появился марксизм, в котором принцип историзма окреп и достиг своей зрелости. Только с появлением марксизма идея всемирно-исторического развития, включающая в себя развитие самого человека, приобрела собственную научную основу.

Итак, история вопроса о начале человеческой истории – большей частью история становления средств и методов его разрешения. Показать, как проходило это становление, и является сейчас нашей задачей.

Следует заметить, что мы считаем полезным рассмотрение проблем в порядке, обратном тому, как они были перечислены. А именно, в первой главе мы рассмотрим историю вопроса с точки зрения становления метода, позволяющего видеть в вопросе о начале человеческой истории актуальную научную проблему. Во второй главе мы проанализируем естественнонаучный фундамент, на котором становится возможным искать ответ на вопрос. Наконец, в третьей главе мы попытаемся осветить проблему начала человеческой истории в связи с назревшей, на наш (также как и многих других исследователей) взгляд, необходимостью синтеза гуманитарного знания.