Текст книги "Мародер"

Я заломил бровь и с любопытством посмотрел на него. Надо же, сколько амбиций! Будь на его месте блюститель стабильности, я бы стушевался, но слышать такое от местного… Раньше я избегал подобных ситуаций, скрупулёзно просчитывая на вариаторе каждый шаг, и боевой психокинез применял только во время акций. Без знания будущего не такой уж сладкой оказывается простая жизнь в этом времени.

– Правильные у тебя данные, – согласился я. – Добротная у Оганеза крыша, если она имеет своих людей в силовых структурах. Да и по тебе сразу видно – орёл! Что же заставило орла снизойти к червю и, подобно курице, разгребать навоз?

Ни один мускул не дрогнул на лице местного криминального князька. Он затянулся сигаретой, выпустил большое красивое кольцо и сказал в никуда, будто разговаривал со своим отражением в зеркале за стойкой бара:

– Ты обидел моего друга, не расплатился с ним за обед.

– Ах, вот ты о чём! – усмехнулся я. Хотел напомнить, что Оганез предложил «кушать за его счёт», но не стал. Знал я эти криминальные заморочки, когда «его счёт» становится моим. – За мной не заржавеет. Сколько я должен?

– Вчера в кафе было тридцать долларов, – бесцветным тоном сказал Арчил. – Сегодня это три тысячи. Завтра будет тридцать тысяч. А послезавтра у тебя не будет такой суммы, чтобы расплатиться, и я тебя зарежу.

Аристократическим жестом он стряхнул с сигареты пепел, снова пригубил коньяк. Акцента в его голосе не чувствовалось, и только последнее слово он произнёс твёрдо, по-кавказски: «зарэжу». Наверное, на местных действовало его презрительное спокойствие, но я-то не местный. Я бы и в одиночку справился с ним и с двумя его подручными, но подкоркой почувствовал, что Сатана предпринимает какие-то свои меры, и расслабился. Если приставили ко мне стража, пусть занимается своим делом, не буду мешать.

Краем глаза я увидел, что бармен стоит у другого конца стойки и с хмурым видом ожесточённо протирает полотенцем и без того сияющие бокалы. Жаль было Серёже меня, но вмешиваться он не собирался. Он тут жил, а я только собирался обосновываться. Всё-таки приятель ещё не друг.

– Таки зарэжешь! – выдержав паузу, фыркнул я и повернулся к Арчилу на табурете. – Один уже хотел застрелить из помпового ружья. Знаешь, что с ним случилось?

– Гипноз тебе не поможет, – всё тем же бесстрастным голосом сказал Арчил. Лицо у него по-прежнему было каменным, на меня он не смотрел, но на висках вдруг выступили мелкие бисеринки пота.

И тогда я всё понял. И в помине не было в Арчиле ничего аристократического – он боялся встретиться со мной взглядом, предполагая, что я, обладая экстрасенсорными способностями, ввёл Оганеза и Лёву в гипнотический транс. Тёмный человек, что с него возьмёшь… Я сам толком не знал, чем обладаю.

– Зарэжешь, так зарэжешь, – согласился я. – Тогда делай это сейчас, позже не получится.

Серёжа вздрогнул и опасливо покосился в нашу сторону. Он всё слышал, и наш разговор не доставлял ему удовольствия. Не нравилось ему, что криминальные разборки устраиваются у стойки его бара.

Арчил явно не ожидал такого поворота событий. Он замер, словно готовясь к прыжку на меня и одновременно понимая, что время для атаки упущено. Даже владей я только приёмами современных боевых искусств, моё положение лицом к нему было предпочтительнее. Бисеринки пота на висках стали крупнее, он сидел, думал, дымилась сигарета между пальцами… А затем, по подсказке Сатаны, я понял, что с ним, и, мало того, что будет дальше. Не думал Арчил, как со мной поступить, он пытался сдвинуться с места, но ничего у него не получалось.

– И как тебе мой гипноз? – насмешливо поинтересовался я.

Арчил потемнел и без того смуглым лицом. Он всё слышал, всё видел, но из-за наведенного Сатаной паралича не мог двинуться с места, и это было более эффективным средством, чем беспамятство в нуль-времени. Оганез до сих пор голову ломает, что с ним произошло, а этот до конца жизни запомнит урок.

– Позвать на помощь твоих подручных? – предложил я, кивая в зеркало.

Из горла Арчила донеслось нечто вроде сдавленного, едва слышимого стона.

– Можно, конечно, – кивнул я, – но мне почему-то кажется, что сейчас им будет не до тебя.

Телохранители Арчила, не только создавали вид, что играют, но и на самом деле бросали в автоматы жетоны, однако делали это чисто механически, для проформы, краем глаза наблюдая за нашей беседой у стойки бара. Внезапно автомат телохранителя, стоящего справа, звякнул, барабаны остановились, зазвучала бравурная музыка, и в поддон лавиной посыпались жетоны.

– Ты гляди! – изумлённо сказал он напарнику. – Надо же, как пофартило!

Напрочь забыв о своих прямых обязанностях, он повернулся спиной к бару и принялся выгребать жетоны. Телохранитель слева дёрнулся к нему, но в это время его автомат также звякнул и разразился победной мелодией Джек Пота.

– Во, бля, и у меня тоже! – растерялся он.

Никто из них на своего шефа уже не обращал внимания.

– Я предупреждал, что им будет не до тебя, – посочувствовал я Арчилу. – Видишь, до чего алчность доводит? По-моему, они выиграли столько, сколько ты с меня потребовал бы послезавтра. Причём выиграл каждый. Так кого рэзать будем?

Капли пота уже катились по лицу Арчила, и он синел от безуспешных потуг двинуться с места.

– Не пыжься, – посоветовал я, – как бы кондрашка не хватила.

Возле счастливчиков начала собираться толпа зевак, но в это время в противоположном конце зала зазвучала бравурная мелодия, затем из другого угла, а потом все автоматы, даже свободные от игроков, грянули в унисон, и тарахтенье жетонов слилось в барабанную дробь. Толпа восхищённо ахнула, загудела и бросилась подбирать жетоны, сыпавшиеся из поддонов на пол.

За стойкой Серёжа уронил стакан, он со звоном разлетелся вдребезги, но бармен не обратил на звон внимания, зачарованно глядя на беснующуюся толпу, в которой метались распорядители с растерянными бледными лицами, безуспешно пытаясь утихомирить людей и вернуть казино жетоны.

– Я сегодня милостивый, – сказал я Арчилу. – Иди-ка ты на все четыре стороны, а обо мне забудь навсегда.

Сатана отпустил его, тело Арчил обмякло, и он с трудом удержался на высоком табурете. Сигарета дотлела до фильтра, обожгла пальцы, и это привело кавказца в чувство. Синева схлынула с лица, и оно снова стало каменным. Урок явно не пошёл в прок. Такие, как он, не терпят унижения и никогда никому ничего не прощают.

Так и не посмотрев на меня, Арчил бросил окурок в рюмку с коньяком, встал и, не проронив ни слова, сделал шаг от стойки.

– Стой! – сказал я. – А платить за коньяк кто будет? С меня пример берёшь?

Арчил остановился, зашарил по карманам, достал стодолларовую банкноту и неуверенно протянул мне.

Я отрицательно покачал головой.

– Не мне. Серёжа, – позвал я, – тут клиент расплатиться хочет.

Бармен не слышал, зачарованно наблюдая за вакханалией в зале.

– Серёжа!

– Д-да?.. – наконец услышал он, но головы к нам не повернул.

– Клиент расплачивается.

Не отрывая глаз от зала, бармен подошёл, рассеянно взял банкноту.

– Сдачи не надо, – насмешливо сказал я. Приятно быть щедрым за чужой счёт.

На скулах Арчила вздулись желваки, но он опять ничего не сказал, не посмотрел в мою сторону, повернулся, якобы уходя, и его рука дёрнулась к поле пиджака.

Вначале я не понял, почему он застыл в странной позе, будто хватил прострел, но затем догадался. Неплохо иметь на подкорковом уровне толмача в виде межвременной тени, хотя я предпочёл бы обыкновенную интуицию. С Сатаной одни проблемы, и его положительные свойства ничто по сравнению с отрицательными.

Встав с табурета, я отодвинул полу пиджака Арчила и вынул из подмышечной кобуры «беретту». Повертел перед глазами, затем сунул себе в карман.

– Нехорошо… – осуждающе покачал я головой. – Предупреждал тебя, чтобы и в мыслях обо мне ничего не было, а ты что делаешь? Зачем за ствол хватаешься да ещё в людном месте?

Людям в людном месте было не до нас. Они шумели, галдели, где-то уже началась потасовка из-за жетонов. Пристрели я сейчас Арчила, никто бы и не заметил. Разве что его телохранители пришли бы в себя от звука выстрела, но сейчас им не было дела до своего шефа.

– Считай, это вторым предупреждением. Третьего не будет! – жёстко сказал я и наконец-то заглянул Арчилу в глаза. Тёмные, навыкате, они были полны ненависти, и доводов рассудка Арчил не понимал.

Я поморщился.

– Иди! – сказал ему и легонько подтолкнул в спину.

Оцепенение отпустило Арчила, и он механической походкой зашагал мимо беснующейся толпы к выходу. Подсказки от моего эго не последовало, и я не был уверен, сам ли он идёт, или его ногами двигает Сатана. Впрочем, какое это имело значение?

Телохранители Арчила, набив карманы жетонами, наконец-то спохватились, увидели спину удаляющегося шефа и поспешно бросились вдогонку, удостоив меня лишь мимолётными взглядами. Скатертью дорога.

Я вновь забрался на табурет, повернулся спиной к залу, взял рюмку и с грустью констатировал, что она пуста.

– Налей-ка мне ещё водки, Серёжа, – попросил я.

– А?

Бармен никак не мог оторваться от захватывающего зрелища. Жалел, что сейчас на работе и не может выйти из-за стойки. Портят нас деньги, ох, портят… Мне ли не знать, сам недавно был таким. Порченным.

– Водки, прошу, налей.

Серёжа, не глядя, нашарил пустой стакан, налил до краёв и поставил передо мной. Получилось у него на редкость неуклюже, так как в правой руке он машинально комкал стодолларовую купюру.

– Нет, вы видели такое?! – восхищённо воскликнул он. – Егор Николаевич, вы видели, что творится?

Я с сомнением посмотрел на стакан. Выпить хотелось, но напиваться – нет.

– Не видел, – спокойно сказал я, аккуратно наливая из стакана в рюмку.

– Как?! – удивился Серёжа парадоксальному ответу и изумлённо посмотрел на меня.

– ТАКОГО не видел, – уточнил я и выпил. Оглядываться, чтобы увидеть в зале ТАКОЕ, я не собирался. Достаточно того, что видел в зеркале за батареей бутылок.

– Уважаемые посетители казино «Фортуна»! – разнёсся по залу голос из динамика. – Доводим до вашего сведения, что в подаче электроэнергии случилась неожиданная флуктуация, из-за чего все игральные автоматы вышли из строя. Поэтому все выигрыши аннулируются. Просьба сдать жетоны на выходе…

Толпа негодующе загудела, и из неё полетели выкрики:

– Ещё чего!

– А вот вам, выкусите!

– Не вешай нам лапшу на уши!

«Слово-то какое точное нашли – флуктуация, – поёжился я. – С самую точку попали. Или подсказал кто?» Версий, кто мог подсказать, было много, но ни об одной из них думать не хотелось. Никакая меня не устраивала.

– Всё, – сказал я. – Finita la commedia.

– Что?! – не понял Серёжа. Происшедшее в казино выбило его из колеи, и он соображал туго. Бывает…

– Спектакль окончен, – перевёл я с итальянского. – Сколько с меня?

Похлопав по карманам, я ощутил тяжесть «беретты». Ни к чему мне ни пистолет, ни звон металлодетектора на выходе из казино. И как только Арчил его сюда пронёс?

– Кстати, тебе презент от Арчила.

Я вынул пистолет и положил на стойку.

– От Арчила?! – изумился Серёжа, растерянно уставился на оружие и, наконец, заметил в своей руке смятую купюру. – А это что?

– А это он за коньяк расплатился.

– За коньяк?! Расплатился? Да он раньше никогда…

– А теперь в нём заговорила совесть, – терпеливо объяснил я.

– Так вы его…

В расширенных глазах Серёжи застыло немое восхищение.

Я развёл руками.

– Извини, что отвадил от тебя постоянного клиента.

Серёжа икнул, несмело улыбнулся, затем тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.

– Так сколько с меня?

Он посмотрел на купюру, взял со стола пистолет и спрятал под стойку. Былое самообладание вернулось к нему.

– Здесь за двоих за глаза хватит, – сказал он, показывая сто долларов.

– Ну, нет! – отказался я. – За счёт Арчила пить не желаю.

– Тогда считайте, что я вас угостил.

– В честь чего?

– За то, что Арчила отвадили. Он у меня уже в печёнках сидит. Надеюсь, больше никогда не покажется.

– Будет умным – не покажется, – согласился я. – А если окажется глупым… То тоже не покажется.

При первых словах Серёжа широко улыбнулся, но затем улыбка исчезла с лица. Он понял, что произойдёт, если Арчил окажется глупым.

– Спасибо за угощение, – сказал я, слезая с табурета.

– И вам спасибо, – кивнул на прощание бармен, но в его словах не чувствовалось искренности. Похоже, моё предсказание судьбы Арчила резко изменили его мнение о роде моей деятельности. Не любил Серёжа криминалитет и правильно делал. Редкое качество для бармена, у которого чуть ли не каждый второй клиент из криминальной среды, но именно этим мне Серёжа и импонировал. Однако мои надежды, что когда-нибудь наши приятельские отношения перерастут в дружбу, рухнули в одночасье и бесповоротно. Жаль, он мне нравился…

Глава пятнадцатая

Представление о мегаполисе, как о муравейнике, в корне неверно. Только на магистральных улицах машины мчатся сплошным потоком, часто закупориваясь в пробках, а тротуары кишмя кишат прохожими. Но стоит свернуть в переулок, как возникает ощущение, будто ты перенёсся в провинциальный городок российской глубинки. Ни машин, ни прохожих, обшарпанные дома, грязные мостовые, редкие фонари…

Когда я вышел из казино, была уже ночь. Как только я свернул с ярко освещённой магистрали в пустынный тёмный переулок, Сатана выскользнул из-под куртки и крылатой тенью взлетел куда-то вверх. Я уже терялся в догадках, когда он шалит, а когда его на первый взгляд шалости оказываются заранее подготовленной акцией по моей безопасности. И лишним тому подтверждением служило светопреставление в казино. В отличие от меня Сатане не нужен вариатор, чтобы знать будущее – на то он и межвременная тварь, поэтому акцию, которую я поначалу принял за очередную выходку, он провёл настолько виртуозно, что не только местные, но служба стабилизации не могли меня заподозрить. Ни малейшего флуктационного следа я не заметил в зале казино, как будто разорение его хозяев не имело никаких исторических последствий. Когда меня ограбил Сэм Рудаков, похитив кейс со сто тридцатью тысячами долларов, флуктационный след был, как минимум, десятого порядка. Потери казино исчислялись миллионами – и ничего! Всяко в истории бывает…

В школьном курсе временной поток сравнивается с лесным ручьём, а флуктуации – с кругами на воде от брошенного камня. Когда камень бросают в плёс, возникают концентрические волны, однако вскоре колебания на поверхности воды затухают, и плёс снова приобретает прежний вид. Когда же камень бросают в ручей в узком месте, он может перекрыть поток, разбить на два рукава, заставить течь ручей в другом направлении. Приблизительно так же происходят флуктуации в потоке времени с тем лишь отличием, что его «плёс» и «стремнина» могут находиться практически в одних и тех же пространственно-временных координатах. Иногда глобальное воздействие быстро затухает и сходит на нет, а иногда булавочный укол способен кардинально изменить ход истории. В монографии известного хроноаналитика Артура Сейби приведены два полярных и весьма редких по своему значению хроноказуса. К первой категории флуктуаций Сейби относит хроноказус Тунгусского метеорита. Атмосферный взрыв метеорита повлёк за собой не только спонтанную мутацию растительности в эпицентре взрыва, но и, как позже установили хроноаналитики, способствовал возникновению штамма вируса гриппа, известного в просторечии как «испанка», который в начале двадцатого века унёс более двадцати миллионов жизней. Казалось бы, устрани причину возникновения «испанки» путём изменения орбиты метеорита, чтобы исключить его столкновение с Землёй, и история человечества кардинально изменится. Ан нет! Расчёты, проведенные хроноаналитиками, показали, что в таком случае Вторая мировая война отличалась бы ещё большей жестокостью и все потенциальные жертвы «испанки», равно как и их потомки, погибли бы на фронтах и в газовых камерах концентрационных лагерей, а история человечества к концу двадцатого века вернулась бы в свою колею. Ко второй категории, когда незначительное вмешательство вызывает нарастающую, как снежный ком, флуктуацию, которая приводит к глобальным изменениям реальности вплоть до исчезновения человечества, относится хронопарадокс «кота Тома». Во время Карибского кризиса Президент Соединённых Штатов Америки Джон Кеннеди был уже готов отдать приказ об атаке СССР ядерными ракетами, как в это время к нему под столом подошёл его любимец, кот Том, и потёрся об ногу. Кеннеди посмотрел на кота, ему стало жаль, что больше не увидит своего любимца, и он так и не отдал приказ. Хроноаналитики обсчитали ситуацию и пришли к однозначному заключению, что не будь кота Тома, началась бы Третья мировая война, которая в корне изменила бы ход истории.

Не знаю, к какой категории относилась флуктуация, вызванная ограблением меня Сэмом Рудаковым (вряд ли ко второй, как бы я не тешил самолюбие о своей исторической значимости), зато акция Сатаны однозначно не относилась ни к первой, ни ко второй. Не было флуктационного следа, значит, не было никакой флуктуации, а было реальное событие. И это никак не укладывалось в моей голове.

Пропетляв по задворкам, я вышел из подворотни в знакомый переулок, где совсем недавно меня высадил таксист по пути из Шереметьево. Казалось, всё повторяется. Такая же тёплая ночь, ни души в переулке, тусклый фонарь, и только в руке у меня не было кейса.

Фонарь вдруг замигал, словно лампочка в нём готовилась перегореть, и стал подозрительно раскачиваться. Я поднял голову, вгляделся и увидел над фонарём чёрную крылатую тень.

– Не надоело выделываться? – громко спросил я.

– Я не выделываюсь, – обиженно отозвался сиплый голос из штабеля картонных коробок в углу подворотни. – Живу я здесь.

От неожиданности мороз продрал по коже. Вот Сатана и говорить научился…

– Где здесь?

– Туточки…

От штабеля коробок отодвинулась картонка, и в проёме показалась чумазая голова бомжа с всклокоченной седой бородой.

В сердцах я чертыхнулся.

– Слышь, мил человек, ежели разбудил, не подашь на пропитание? – заканючил бомж, протягивая руку.

Он был похож на неандертальца из Благословенных Времён, Когда Луны Ещё Не Было. Такой же чумазый, заросший, только взгляд потухший, как у реликтов там. Но там подаяние не просили – некому было подавать, да и нечего. Что мог подать представитель новой расы, если бы вдруг разжалобился, представителю расы вымирающей? Ржавую плесень? Нет уж, спасибо, лучше с голоду тихо скончаться, чем в корчах с набитым дрянью желудком.

Я пошарил по карманам, выгреб мелочь, отдал. Бомж вылез из картонного пристанища и тщательно пересчитал деньги при свете мигающего фонаря.

– Да тут и на чекушку не хватит! – возмутился он.

Я опешил, а затем меня разобрала злость.

– Всё-таки выделываешься… – нехорошо усмехнувшись, сказал я и шагнул к бомжу.

– Тронешь пальцем – укушу, – нагло заявил он. – А у меня СПИД.

– У меня тоже, – заверил я.

Нашёл чем пугать пиллиджера. Вакцина от СПИДА там давно известна. Кто бы изобрёл вакцину от постантов…

Бомж растерялся, его уловка впервые не сработала.

– Что ты, мил человек, что ты… Я пошутил… – испуганно запричитал он и попятился. – Похмелиться хочется, голова болит…

– Голова болит? – посочувствовал я. – А я хороший лекарь. Сломаю руку, чтобы больше не попрошайничал, и надолго забудешь о головной боли.

– Не-не, не надо! – ужаснулся бомж и юркнул в картонное пристанище, будто утлые коробки могли защитить.

Я поморщился, развернулся и зашагал прочь. Нет благодарности в этом мире…

Фонарь за спиной перестал мигать, вновь загорелся ровным светом, и тогда я понял, что Сатана вовсе не шалил, а питался самым что ни на есть тривиальным способом. И ему надо есть. Лишь бы меня током не шарахнул, когда заберётся под куртку. И ещё я уловил, что электричество Сатане не очень понравилось. Кинетическая энергия льющейся из душа воды – это да, это деликатес. Понятное дело, мне тоже красная икра нравится больше, чем вываренный мутагенный лишайник. Здесь наши вкусы совпадают.

Лишний раз убедился, что понятие «шалить» весьма неоднозначно и противоречиво. С какой стороны посмотреть. Если ребёнок втыкает проволоку в электрическую розетку или стучит палкой по оконному стеклу, то для взрослого – это шалость, а для ребёнка – экспериментальное познание мира по электрическому сопротивлению человеческого тела и хрупкости застывших силикатных расплавов. Так было и у Сатаны с душем, сейчас с фонарём, и даже с шофёром такси, когда межвременная тень не собиралась никого пугать, а осваивала новое для неё пространство. А я думал – Сатана выпендривается… Даже светопреставление в казино имело какой-то свой смысл, но в чём он заключается, я понять не мог.

У сквера я замешкался, рассуждая, идти напрямик или сделать крюк и обойти квартал по улице от греха подальше. Бережёного и Бог бережёт… Вместо Бога при мне был Сатана, но именно в этом сквере он меня в прошлый раз не уберёг. С другой стороны, снаряд два раза в одно и то же место не попадает.

И я ступил на тропинку из тротуарной плитки.

Сквер был тёмен и безлюден, как и в памятную ночь. На противоположном берегу, отражаясь в пруду, светил одинокий фонарь, длинные тени от кустов и деревьев зеброй лежали на тропинке, отчего при ходьбе рябило в глазах. Идеальное место для ограбления, на себе познал. Невольно вспомнилось каменное лицо Арчила и неприкрытая ненависть в глазах – если он захочет поквитаться со мной, лучшего места не сыскать. И в этот раз он разговаривать со мной не будет – «гипноз» Сатаны в казино на всю оставшуюся жизнь запомнит.

Я невольно ускорил шаг и принялся оглядываться в поисках Сатаны, но тени под ногами рябили, и разобрать, следует ли он за мной, не было никакой возможности. Ночь – время теней и котов. Не зря Сатана принимает образ кота и бродит по ночам, где вздумается. Эго тоже молчало, однако мне было не по себе. Когда я вижу направленный на меня ствол пистолета, то успеваю среагировать, но когда стреляют в спину или из темноты, либо бьют сзади по голове обрезком водопроводной трубы – никакой психокинез не поможет.

И я таки накликал. Слева в кустах чихнуло раз, второй, затрещали ветки, затем кто-то дико заорал, ломая кусты, бросился к пруду, с шумом прыгнул в воду и, отчаянно молотя руками, поплыл.

От неожиданности я замер на месте и, вытаращившись, смотрел, как он плывёт. Но плыл он недолго. Крылатая тень бесшумно скользнула над поверхностью пруда, накрыла его и увлекла на дно. Только круги пошли по воде.

Я глубоко вдохнул и машинально ощупал грудь. Вроде бы цел. Странно, чих из темноты ни с чем, кроме выстрела из пистолета с глушителем, спутать невозможно. Подойдя к кустам, я раздвинул ветки и в неверном свете далёкого фонаря различил два мёртвых тела. Арчила и одного из его телохранителей. Второй телохранитель пошёл на дно… Верь после этого, что два раза в одну и ту же воронку снаряд не попадает. Хотя Сатана, в отличие от меня, два раза на одни и те же грабли не наступил. К моему счастью.

Трупы сжимали в руках пистолеты с глушителями, причём глушители, как пластилиновые, были согнуты под углом сто восемьдесят градусов. Сами себя застрелили. Хорошая задачка для криминалистов: каким образом во время выстрела не разорвало стволы и пуля по кривой дуге досталась стрелявшим? Я-то догадывался, что может делать со временем и пространством Сатана, но криминалисты вряд ли поймут. А проводить следственный эксперимент я бы не советовал.

На лице Арчила застыло недоумение, и мёртвым он стал похож на обычного человека, а не на окаменевшего отморозка. Вспомнилось, как я подумал, что Арчил гипноз Сатаны на всю оставшуюся жизнь запомнит. Недолгой у него оказалась жизнь, а смерть глупой. Кого они во мне подозревали, что о себе возомнили? Ни сном, ни духом я не знал и не догадывался о криминальных делах Оганеза и Арчила, мало того, не собирался становиться им поперёк дороги. Так уж получилось, но я не собирался ни о чём жалеть.

Аккуратно отпустив ветки кустов, я направился своей дорогой. Не стоило задерживаться, истошный крик второго телохранителя мог привлечь милицейский патруль. Если после убийства Сэма Рудакова патруль в сквер не заглядывал, то теперь, после тройного убийства, обязательно будет. И мне сюда дорога навсегда заказана.

Подходя к своему дому, я вдруг почувствовал, как в кармане зашевелились спичечные коробки с «макияжем» Сатаны, и он, камнем упав с высоты оземь, обратился в котищу.

– И чтобы это значило? – приостановившись, спросил я.

Сатана и ухом не повёл. Вытянув шею, он напряжённо вглядывался вперёд. Шерсть на нём распушилась, кончик хвоста подрагивал.

Я проследил за его взглядом и увидел стоящий у моего подъезда белый лимузин. Ничего удивительного, жильцы нашего дома люди состоятельные, не единожды видывал у подъезда лимузины, как белые, так и чёрные, а один раз даже разрисованный весёленькими цветочками. Что же насторожило Сатану? Опять местный криминал? Не много ли охотников по мою душу?

Я попытался связаться с эго и неожиданно получил экспрессивный ответ, что происходящее меня никоим образом не касается.

«Кошечка в лимузине, что ли?» – хмыкнул я, но вслух ничего не сказал. Сам предложил условие, что не обсуждаем амурные дела друг друга. Хотя, какие у Сатаны могут быть амурные дела, если он среднего рода? Или я ошибаюсь?

Когда я снова зашагал к подъезду, котище на полусогнутых лапах постелился за мной, по-прежнему не сводя глаз с лимузина. Как хищник, почуявший добычу. Дверца машины открылась, и на тротуар выбрался чопорный молодой мужчина во фраке, манишке и при бабочке. Придерживаясь за открытую дверцу, он опасливо покосился на Сатану и спросил:

– Егор Николаевич Никишин?

– Да. Только я, а не кот.

Я остановился шагах в десяти от машины и бросил недовольный взгляд на Сатану. Почему он заверял, что меня происходящее не касается?

Котище сел у моих ног, прикрыл лапы хвостом, однако пристального взгляда с машины не сводил.

– А мы вас ждём! – радостно сообщил мужчина, но навстречу спешить не собирался. – Э, э… Это у вас пантера?

– Хуже, – ровным голосом сказал я и при этом ни капельки не приврал. – Лютый зверь. Чужих в клочья может порвать. Так кто меня ждёт?

– Я и… – замялся он, наклонился к открытой дверце лимузина и что-то сказал в салон.

В крыше машины открылся люк, и в него по пояс высунулась Злата.

– Здравствуй, Егор!

– Добрый вечер… – несказанно удивился я. – Какими судьбами?

– Да вот, рассказала ребятам о тебе, и они предложили взять тебя на пикник. Ты как, не против?

На ней было тёмное вечернее платье; в причёске блеснула дорогая заколка. Я оценивающе поглядел на неё, на мужчину во фраке и перевёл взгляд на свою куртку.

– Я-то не против, но не при параде.

Злата рассмеялась, махнула рукой.

– Не переживай. Мы на пикник прямо с приёма, а там, где будем, форма одежды вольная.

Я не стал уточнять, с какого они приёма и где будет пикник.

– В общем-то, до пятницы я совершенно свободен…

– Тогда садись, поехали! – обрадовалась Злата и снова скрылась в люке. От её искреннего приглашения на душе потеплело, а все мои проблемы растворились в её улыбке. Будто и не было за моей спиной в сквере трёх трупов.

Я шагнул к машине, но мужчина во фраке протестующе замахал рукой.

– Э, э… Может быть, вы своего зверя домой заведёте?

Я посмотрел на Сатану и понял, что домой ему не хочется, а очень хочется поехать в лимузине. Да и по своему статусу не мог он оставить меня без присмотра.

– Э, э… – передразнил я мужчину во фраке. – Боитесь, вас в клочки порвёт?

К моему удивлению он не только не обиделся, но и нашёлся, что ответить.

– За фрак опасаюсь. Фраки нынче дороги… Особенно, если напрокат.

Сразу стало понятно, что лимузин не его. И уж, конечно, не Златы. Но я не стал уточнять, чей. Со временем выяснится, а если и не выясниться, не всё ли мне равно?

– Ладно, – согласился я. – Но домой отводить не буду, он ещё не выгулялся. Иди, погуляй без меня, – сказал Сатане.

Сатана повернул ко мне голову и посмотрел в глаза. Почему-то ему очень хотелось сопровождать меня непременно в образе кота, причём сидя в лимузине, но я был непреклонен.

– Топай, топай.

Котище безысходно вздохнул, отвернулся и лениво потрусил по тротуару вокруг дома. Будто я не имел к нему никакого отношения, а он, как и все коты, гулял сам по себе.

– А он… э, э… никого не того? – поинтересовался мужчина, опасливо провожая Сатану взглядом.

– Непременно и кого, и того! – жизнерадостно заверил я, подходя к лимузину. – Э, э… Знаете, сколько он жрёт? Мне его не прокормить, поэтому он сам промышляет. Иногда и мне кусочек свежатины приносит.

– Э, э… – озадачено протянул мужчина во фраке. – Надеюсь, вы шутите… Марк, – представился он, подавая руку.

– Я тоже надеюсь, – серьёзно заверил я, пожимая руку. Кто я такой, Марк уже знал, поэтому я не стал представляться.

– На что надеетесь? – не понял он. Вопреки утверждению, что фрак у него напрокат, рука у Марка была холёной, напомаженные волосы тщательно расчёсаны под мокрую причёску и весь из себя он выглядел стопроцентным представителем московского бомонда. Он мне сразу активно не понравился, но не своим внешним видом, а тем, что сопровождал Злату. Никого, кроме себя, я не желал видеть рядом с ней.

– Что шучу.

– Гм… – неопределённо повёл головой Марк, пытаясь сообразить, сколько в моей шутке правды, но уточнять не стал. – Садитесь, – предложил он, пропуская меня в салон лимузина.

В салоне кроме Златы находился ещё один мужчина, но я по нему лишь скользнул взглядом, сел рядом со Златой и вопросительно посмотрел на неё.

– Знакомьтесь, – сказала она. – Это Егор Николаевич, редактор крупного издательства, а это – Игорь Олегович и Марк Александрович, физики-теоретики из Новосибирского научного центра.

– Зачем по имени-отчеству? – пробурчал Марк, забираясь в салон и захлопывая дверцу. – Давайте… э, э… проще, только по имени. На пикник едем как-никак. – Он сел, повернулся к шофёрской кабине и сказал: – Можно ехать!

Машина мягко тронулась с места, и только тогда я почувствовал на себе пристальный взгляд второго спутника Златы. Нехорошее предчувствие закралось в душу, я повернулся… И не обманулся в ожиданиях. Сердце остановилось, я обмер. Вот уж влип, так влип!

Случись подобное неделю назад, я бы выпрыгнул из лимузина на полном ходу, так как напротив меня сидел Игорь Олегович Гудков, основатель хронофизики, экспериментально подтвердивший свою теорию темпорального перемещения материальных тел на практике. Накаркал-таки Иван-«небожитель». Определённо знал о нашей встрече…

Худенький, маленький, с круглым лицом, вислыми щеками, он будто сошёл с портрета, известного всем и каждому там. Историческая личность, занимавшая отправную точку развития хронофизики, тщательно охраняемую всеми структурами службы стабилизации от мельчайших темпоральных возмущений. Хронер мог воочию встретиться с любой исторической личностью, если это не приводило к флуктуации. С любой, кроме Гудкова. Встреча с ним считалась тягчайшим преступлением и приравнивалась к флуктуации самого высокого порядка со всеми вытекающими последствиями независимо от того, были ли темпоральные возмущения или нет. И не имело никакого значения, что свою первую экспериментальную установку он создаст через пять лет. Если уж полоса невезения началась, то её ширину не измерить… Поздно выпрыгивать из машины.