Текст книги "Мародер"

Но если моя реакция была понятной, то почему он так пристально смотрел на меня?

Злата удивлённо переводила взгляд с меня на Гудкова, один Марк ничего не замечал.

– А что если нам по бокалу шампанского за знакомство? – предложил он.

На откидном столике стояла откупоренная бутылка, три пустых бокала, лежала открытая коробка конфет. В ожидании меня здесь время попусту не теряли, явно отмечая какое-то событие, ради которого был организован приём в высшем обществе, а затем пикник.

Не дожидаясь согласия, Марк извлёк из бара чистый бокал для меня и принялся разливать шаманское.

Я пришёл в себя, взял бокал, мы чокнулись.

– Очень приятно познакомиться, – сказал я и выпил, хотя на душе кошки скребли. К Сатане эти кошки не имели никакого отношения, но теперь становилось понятно, почему он принял охотничью стойку при виде лимузина. С появлением джампа пословица «Чему быть, того не миновать» потеряла актуальность, но не для данного случая. Быть может, именно для данного случая «скандинавы» на одно лицо и прилепили ко мне стража? Что ж я за личность такая, если меня держит под колпаком служба стабилизации, а какая-то неизвестная организация охраняет самым тщательным образом?

Гудков пригубил бокал, поставил на столик, но взгляда при этом от меня не отрывал. Как Сатана от лимузина. Неужели моя роль в Истории ничуть не меньше, чем у основателя хронофизики? А чем ещё можно объяснить столь плотную опеку со стороны темпоральных спецслужб? Если Иван-«небожитель» знал о нашей встрече, то, быть может, она предопределена и неизбежна?

– Мы с вами нигде не встречались? – наконец, спросил Гудков, требовательно глядя мне в глаза.

– Встречались? – Я изобразил на лице безмерное удивление. Вряд ли моё знакомство с электронной версией его теории, на первой странице которой был помещён портрет изобретателя, можно назвать встречей. – Не припомню. У меня нет знакомых среди учёных.

– Ещё совсем недавно, – включился в разговор Марк, и его губы скривились в едкой ухмылке, – Игорь Олегович не был учёным. Э, э… Турецкими шмотками торговал, был инструктором по подводному плаванию…

Гудков опёк его злым взглядом, и Марк шутливо замахал руками.

– Молчу, молчу…

Однако едкая ухмылка не исчезла с губ, а лишь притухла.

Хороши коллеги. Как пауки в банке.

– По какому поводу гуляем? – повернулся я Злате. В голове занозой засел интерес ко мне Гудкова, но я не желал продолжать разговор в этом направлении и решил сменить тему.

– Ребята получили грант на научные исследования, – кивнула Злата в сторону мужчин, и меня зацепило слово «ребята». Ревную, что ли?

– И по какой теме? – аккуратно поинтересовался я, хотя кто-кто, а пиллиджер должен был сразу понять, по какой. Я и понял, но не собирался демонстрировать свою понятливость под странно настороженными взглядами, которые то и дело бросал на меня Гудков. Неужели наши пути каким-то образом пересекались в его прошлом и моём будущем? Любопытно…

– По какой теме? – переспросил Марк и непонятно чему рассмеялся. – Научно-фантастической. Перенос… э, э… материальных тел вдоль вектора времени.

– Не вижу ничего смешного, – резко оборвал его Гудков.

– Молчу, шеф, молчу… – закивал Марк. По-моему, он был в хорошем подпитии. – Деньги нам… э, э… выделили баснословные, почему не пофантазировать?

Он всё-таки не удержался и прыснул.

– Тогда чего за разработку взялся? – не выдержал Гудков. – Откажись, другого теоретика найду.

– Что вы, шеф… – как-то сразу поскучнел Марк и даже экать перестал. – Где ещё нищий физик может рассчитывать на такую зарплату?

И всё-таки, несмотря на внешнее смирение, было видно, что не верит он в теорию ни на грош, как и в научный гений Гудкова. Странно, в общем-то, когда я попытался ознакомиться с теорией, она оказалась достаточно заумной, чтобы кто-либо мог в ней разобраться без специальной подготовки.

– Отец-основатель кибернетики, Норберт Винер, тоже не верил в создание искусственного разума, – примиряюще заметила Злата.

– И правильно делал, – буркнул Марк. – Потому что… э, э… нет и не будет компьютера, который бы мог самостоятельно мыслить. – Он повертел в руках пустой бокал, поставил его на столик, и вдруг его понесло. – Допустим… э, э… что путешествовать во времени возможно. Но никогда… э, э… это не будет происходить, как в романах фантастов, когда путешественник переносится из эпохи в эпоху на Земле. Потому что… э, э… никто из них не учитывает связь времени и пространства. Земля… э, э… вращается вокруг Солнца, Солнце… э, э… вращается вокруг центра Галактики, Галактика… э, э… в свою очередь тоже несётся в пространстве. Если бы вдруг… э, э… мы сейчас вместе с лимузином перенеслись на сто лет назад, то оказались бы… э, э… не в Москве начала двадцатого века, а в космосе… э, э… в той точке пространства, где Земля находилась сто лет назад.

Я с уважением посмотрел на Марка. Учитывая, что он находился у истоков хронофизики, его догадка была гениальной. Основополагающей. Но лишь частично, поскольку не учитывала связи времени с материей. Человек состоит из молекул, молекулами воздуха заполнено окружающее его пространство, поэтому при относительно небольшом скачке во времени связь между временем и материей превалирует над связью между временем и пространством. Если бы я добирался оттуда сюда одним скачком, то неизбежно оказался бы в космосе, поэтому мне пришлось прыгать четырнадцать раз. А на посещение Благословенных Времён, Когда Луны Ещё Не Было, потребовалось более тысячи прыжков.

Я перевёл взгляд на Гудкова, затем снова на Марка. Кажется, я начинал понимать, кто является истинным творцом хронофизики. Неужели только из-за этого служба стабилизации объявила табу на контакты Гудкова с хронерами? Вряд ли. Скорее всего, путаница с настоящим именем основателя хронофизики находится в перечне «в том числе», а главной причиной является всё-таки сам факт исторического открытия. Понятно теперь, почему Иван-«небожитель» пренебрежительно усмехнулся, когда услышал от меня фамилию Гудкова…

Гудков фыркнул и неожиданно хохотнул неприятным язвительным смешком.

– А как же моя вчерашняя демонстрация? – спросил он.

– А вот тут я… э, э… – Марк растерянно развёл руками и потянулся за бутылкой. – Кто-нибудь ещё хочет?

Что за демонстрация состоялась вчера, я мог только догадываться, но она перечёркивала все только что изложенные Марком научные выкладки. Марк, тем не менее, примириться с ней не мог, и теперь я понимал, почему он в хорошем подпитии.

– Не надо больше, – попросила Злата и попыталась урезонить коллег: – Ребята, хватит пикироваться. Сегодня у вас праздник, на пикник едем по случаю вручения гранта… Кстати, – она лукаво усмехнулась, – Егор тоже имеет некоторое отношение к путешествиям во времени.

Я опешил и уставился на неё во все глаза. Ей-то откуда обо мне известно?! Она ведь местная!

– Я почему-то так и думал, – сказал Гудков, не сводя с меня пристального взгляда.

– Он редактирует в издательстве произведения научной фантастики, – с милой непосредственностью пояснила Злата, – и до такой степени закопался в ней, что причисляет себя к пришельцам из времени. Но не из будущего, а из прошлого. Из неолита.

– Ах, вот в каком смысле… – разочарованно протянул Гудков.

– Ха-ха, – равнодушно произнёс Марк. – Идеи Уэллса живы… э, э… вопреки научной аргументации.

– Хватит уже! – раздражённо оборвал его Гудков.

– Хватит, так хватит, – послушно согласился Марк, но всё же не удержался от насмешливого замечания в мой адрес: – Говорите, из неолита? То-то я вижу… э, э… ваш зверь похож на доисторического хищника.

– Какой ещё зверь? – насторожился Гудков. Он вновь сверлил меня взглядом.

– А ты в окно не выглядывал? – удивлённо вскинул брови Марк. – Напрасно… Видел белую кошечку Златы? С рысь размерами, да? Так этот котище… э, э… ещё больше. И чёрный, как сама ночь.

Гудков хотел что-то спросить, но в это время лимузин остановился и из-за перегородки между салоном и шофёрским отделением донеслось:

– Приехали.

– Оченно хорошо! – обрадовался Марк. – Ох, и напьюсь же я… э, э… сейчас.

Он выбрался из машины, за ним последовал Гудков, а затем и мы со Златой.

Место для пикника было выбрано где-то за городом на излучине Клязьмы. Шофёр доставил нас на асфальтированный пятачок на небольшом холме, запруженный тремя десятками автомашин. Внизу, у деревянного причала стоял иллюминирующий огнями теплоход, с палубы доносились возбуждённые весёлые голоса, играла музыка.

– Кот, говорите, у вас большой? – спросил Гудков, обращаясь ко мне.

Ему почему-то очень хотелось поговорить со мной, выведать что-то. У меня же, после того, как по наитию понял, кто на самом деле является основателем хронофизики, пропало желание общаться с псевдоисторической личностью.

– Да, большой, – буркнул я, лишь бы отвязаться, и принялся оглядываться по сторонам в поисках Сатаны или его проявлений. Но Сатаны нигде не было видно. Не было видно и его проявлений.

– Чёрный? – и не подумал отставать от меня Гудков.

– Чёрный.

– А зовут как?

– Сатана.

– Сатана? Негоже так называть кота.

– Почему? – пожал я плечами. – Ядерную ракету можно называть «Сатана», а кота – нельзя?

– Нельзя называть домашних животных именем врага рода человеческого!

Я удивлённо посмотрел на Гудкова.

– Вы верующий?

– Да.

– Гм… – Я покрутил головой. Достал он меня дальше некуда, и я решился на радикальную меру. – У меня масса аргументов, почему могу называть животных, как мне вздумается. Но среди них есть один, который перевешивает все. Знаете, в чём суть этого аргумента?

– И в чём же?

– А не пошёл бы ты на хрен?

– Что? – изумился гений всех времён и народов в будущем по версии службы стабилизации.

– Плохо со слухом? Повторяю: а не пошёл бы ты на хрен?

Его лицо покрылось пятнами, он дёрнулся, но в драку не полез, стушевался и быстро ретировался.

– Это и есть твой аргумент? – спросила Злата.

– Не просто аргумент, а самый весомый! – уточнил я.

Скорым шагом Гудков спустился по тропинке к причалу, поднялся по сходням на теплоход, и оттуда донёсся взрыв восторженных приветствий. Надо же, ещё никто в истории, а уже встречают, как гения.

– Как вы его… – завистливо вздохнул Марк. – Мне бы… э, э… так. Идёмте.

Он подхватил меня со Златой под руки и увлёк вниз по тропинке к теплоходу.

Никто нас, как Гудкова, приветственными криками на теплоходе не встречал. Понятно – кто мы, и кто он, – однако антипатия к нему возросла ещё больше. Не из зависти, а из солидарности с Марком. Обидно, когда видишь, как почести воздаются не тому, кому должны предназначаться в действительности. Впрочем, не сейчас, а в будущем.

Вопреки утверждению Златы, что на пикнике форма одежды будет вольная, все женщины щеголяли в вечерних платьях, а мужчины в строгих костюмах. К счастью, приглашённые давно были навеселе, и на мои джинсы и куртку никто не обращал внимания. На танцплощадке на носу теплохода под медленную музыку топталось несколько пар, однако основной контингент сосредоточился на корме у бара. Там то и дело хлопали пробки откупориваемых бутылок шампанского, гудели возбуждённые голоса. Благопристойный пикник высшего общества постепенно, но верно переходил из светского раута в обычную пьянку. Бомонд гулял по-русски. Некоторые мужчины уже развязали галстуки и бабочки, и не за горами было то время, когда под ноги полетят фраки и смокинги, а затем и женщины останутся в одном белье и будут танцевать на столах. А закончится всё массовым купанием в Клязьме голышом. Чего только себе не может не позволить загадочная русская душа! Какой смокинг в состоянии её облагородить, если смирительная рубашка нипочём?

– Как насчёт… э, э… шампанского? – предложил Марк.

– Шампанского? – Злата подумала и отрицательно покачала головой. – Пожалуй, достаточно, а Егору тем более. – Она внимательно посмотрела на меня и подала руку. – Мы пойдём танцевать. Дама приглашает кавалера.

– Э-эх! – шумно выдохнул Марк и хлопнул меня по плечу. – Завидую тебе, Егор. Какая женщина… э, э… Мне б такую!

Злата кокетливо погрозила ему пальчиком и повлекла меня на танцплощадку.

– А я напьюсь! – крикнул нам вдогонку Марк. – Гулять, так гулять! – Он ринулся на корму. – Где здесь шампанское наливают?!

Злата вывела меня на середину танцплощадки, повернулась ко мне лицом и положила руки на плечи. И мне ничего не оставалось, как взять её за талию. Выпил я в казино порядочно, однако до сих пор не чувствовал в голове не капли хмеля. Но стоило прикоснуться к Злате, как сразу захмелел. Я не слышал музыки, топтался на месте, перед глазами плыло, голова сладко кружилась.

– Как ты догадалась? – спросил я непослушными губами.

– О чём?

– О том, что я выпивши? По моей агрессивности в отношении Гудкова?

– Да нет, сэр. Что вы, сэр… – подчёркнуто светски сказала Злата. – Разит от вас, сэр, водочным перегаром, как из бочки.

Я мгновенно протрезвел, будто от пощёчины, отстранился и убрал руки с её талии. Столько мечтал оказаться со Златой наедине, и надо же, когда представился случай, я – пьяный…

– В чём дело? – удивилась Злата. – Мелодия ещё звучит.

– Боюсь, в таком состоянии оттопчу тебе ноги.

– Ты что, действительно настолько пьяный? – встревожилась она.

– Не столько, чтобы настолько, но несколько, – нашёлся я.

– Как, как? Наст… неск… – Злата рассмеялась. – Ну, завернул – трезвый не выговорит! – И всё же взяла меня под локоть и увлекла к поручням. – Просвежись.

Луна ещё не взошла, над рекой тянул лёгкий сырой ветерок. Танцевальная музыка смолкла, и стало слышно, как о борт теплохода бьёт частая мелкая волна. Или Сатана резвится – в темноте у борта не различишь, не поймёшь.

– Ты как? – сочувственно поинтересовалась Злата.

– Никак, – сказал я в сторону, чтобы не дышать на неё перегаром.

– Что, значит, никак? Тебе плохо?

– Стыдно… – через силу признался я и попытался пошутить, имитируя интонации Марка: – «Такая женщина», а я…

Она рассмеялась, обняла мою руку и прижалась к ней.

– Ну и глупо. Я пошутила насчёт перегара.

Я замер от её прикосновения, и у меня вновь закружилась голова. Однако не стал себя обнадёживать.

– Откуда ты их знаешь?

– Гудкова и Марка? – переспросила Злата, и меня неприятно укололо, что одного она назвала по фамилии, другого – по имени. Будто знала, кто кем будет в будущем. – По работе. Я работаю пресс-секретарём по связям с общественностью Департамента по науке.

Я покивал. Это-то я знал, заглядывал в вариатор, интересовался…

– Давно знакома?

– Третий день. Шеф меня к ним в качестве гида приставил, лимузин выделил… Говорит, открытие Гудкова того стоит.

Открытие стоило гораздо большего, но я не стал об этом говорить.

– А что они за прибор испытывали?

– Откуда мне знать? Я обычный пресс-секретарь, и мне положено знать только название той или иной научной темы. А потом, – Злата насупила брови, и с наигранной иронией посмотрела на меня, – что это за допрос? Ты не шпион?

– А как же! – не остался я долгу. – Из неолита, ты же знаешь. Можно ещё один вопрос? Последний?

– Только не по науке.

– Не по науке.

– Тогда задавай.

– Каким образом я здесь оказался?

Злата усмехнулась и стрельнула в меня лукавым взглядом.

– Ребята начали за мной активно ухаживать, пригласили на пикник, и я, чтобы отвязаться, сослалась на то, что у меня сегодня свидание. Похоже, они не очень поверили в свидание и предложили взять моего парня с собой. Ты не возражаешь выступать в роли моего парня?

– Куда бедному неандертальцу деваться… – притворно вздохнул я, но на душе стало тепло.

Вот и разрешились все подозрения по поводу моей исключительности. Всё оказалось до банальности просто. Настолько просто, как коту Тому потереться о ногу Президента Кеннеди. Уж не в роли ли кота Тома выступает котище Сатана? С него станется…

– Пойдём на корму, ко всем, – предложила Злата.

Я повернул голову и посмотрел на корму. Веселье там начинало хлестать через край.

– Мне здесь как-то не по себе… – замялся я.

– Почему?

– Чужой на чужом празднике среди незнакомых людей…

На самом деле я лукавил – очень не хотелось вновь встречаться с Гудковым. Да и Марком тоже – как он на Злату смотрел… Хотелось быть со Златой наедине.

Злата помолчала, а затем вдруг выпалила:

– Тогда давай сбежим!

Меня бросило в жар, а потом в холод. Никогда раньше я не ощущал себя с женщинами подобным образом.

– А… А как мы отсюда выберемся?

– Без проблем. На холме стоит несколько такси.

Она потянула меня за руку и повлекла за собой к сходням. Мы поднялись по тропинке на холм, и среди скопления престижных иномарок на асфальтовом пятачке действительно оказалась парочка таксомоторов.

– И куда мы направимся? – спросил я.

– К тебе, – просто ответила она, и сердце у меня ухнуло куда-то в бездну.

Глава шестнадцатая

Она была то трепетной, то страстной, отдаваясь не только телом, но и душой, и я полностью терял голову, сливаясь с ней воедино, как если бы мы были двумя половинками одного существа, которые долго искали друг друга и наконец-то воссоединились.

До сих пор я относился к сексу прагматически, как к естественной физиологической акции, наподобие приёма пищи. Припёрло, пошёл на Тверскую, снял проститутку, удовлетворил похоть и – свободен. Что может быть так, как со Златой, я и не догадывался. Представления не имел.

Она спала на моём плече, тихонько посапывая в ухо, её левая грудь бесстыдно покоилась на моей груди, и сердце стучалось к моему сердцу. Сердца стучали в унисон, и я уже не мог разобрать, где моё сердце, где её, и не стали ли они одним целым. И было сладко, и было больно, и я, прагматик до глубины души, до мозга костей, человек, который по своей профессии обязан быть и оставаться эгоистом, который и был им, неожиданно понял, что есть в этом мире кроме меня ещё одно существо, которое мне дороже себя самого.

И откуда это взялось на мою голову? Ничего хорошего ни мне, ни Злате наша связь не сулила. Не было у нас будущего. О каком будущем можно говорить, если я вне времени? Будь Злата хронером, мы могли бы эмигрировать в Благословенные Времена, Когда Луны Ещё Не Было, но она местная, и служба стабилизации никогда не даст разрешение на её эмиграцию…

Червячок рационализма проснулся в сознании, подточил хлипкий фундамент безосновательных грёз, и воздушный замок рухнул, вернув меня в суровую реальность. Откуда я взял, что Злата испытывает ко мне такие же чувства? Быть может, я для неё рядовой эпизод, и таких, как я, у неё вагон и маленькая тележка. Вон, как на неё Марк смотрел…

Осторожно, чтобы не разбудить Злату, я высвободил плечо и переложил её голову на подушку. Затем встал.

Злата во сне глубоко вздохнула, обняла подушку, и на губах ее заиграла улыбка.

В душе всё перевернулось, и я на цыпочках вышел из спальни. Значил ли я для неё что-нибудь или нет, не имело значения – у меня язык бы не повернулся предложить ей сменить жизнь в благоустроенном мире на жизнь в неолите. Посещение с особого разрешения службы стабилизации Благословенных Времён, Когда Луны Ещё Не Было произвело на меня гнетущее впечатление. Конечно, в сравнении с будущим, из которого я сбежал, неолит действительно выглядел благословенными временами, но жителю двадцать первого века они бы показались кромешным адом.

Только сейчас я понял, что натворил. Я-то ладно, зажму волю в кулак, напьюсь до состояния дров, и как-нибудь переживу. Но если Злата… Нет, нет и нет! Надо рвать наши отношения, резать по живому для её же блага. Ничего у нас быть не может… И не должно.

И всё же кое-что я сделаю. Пусть будет у неё обо мне хоть какая-то память.

Я аккуратно прикрыл дверь в спальню, вышел в прихожую и, покопавшись в карманах куртки на вешалке, извлёк бриллиант. Жаль, что перстенёк заказать не успел… Оглянувшись, я увидел на полочке под зеркалом сумочку Златы и открыл её.

Как и у каждой женщины, чего только не было в сумочке, но больше всего поражала большая, едва не с пол-литровую банку, коробка с надписью «Пудра». Странно, мне казалось, что в начале двадцать первого века женщины давно забыли о порошковой пудре и все как одна перешли на тональные кремы, но поди же ты… Впрочем, для меня и к лучшему. Брошу бриллиант в пудру, и Злата не скоро его обнаружит. Тогда, когда между нами всё давным-давно травой зарастёт.

Однако когда я открыл коробку, она оказалась не только пустой, но и чистой, будто вымытой. Ни пылинки пудры, ни её запаха… Зачем тогда Злата таскает с собой пустую коробку? Женщина есть женщина, и нечего искать логики в вещах, которые она носит в сумочке.

Не став копаться в сумочке, я оглядел содержимое, ничего походящего, чтобы спрятать бриллиант, не нашёл, и бросил камешек на дно. Авось когда-нибудь обнаружит. А потеряет – так тому и быть. Не угадал Иван-«небожитель», не пригодился мне бриллиант в будущей жизни… Или именно это он имел в виду?

Закрыв сумочку, я постоял немного в прихожей, глянул в зеркало и тут же отвернулся. Видеть себя, мерзавца, не мог. Тогда я прошёл на кухню, заглянул в холодильник. Пива не было, а водку, пока Злата здесь, пить не хотел. Набрал в чайник воды, поставил на плиту, достал из шкафчика банку растворимого кофе. Натуральный кофе меня, как и всех людей, бодрит, а растворимый почему-то расслабляет. Есть всё-таки в реликтах что-то от постантов – мы тоже не совсем люди, и у нас наблюдаются зачаточные изменения метаболизма.

В ожидании, пока закипит вода, я подошёл к окну и выглянул. С неба сияла половинка луны, и на плоской крыше панельной двенадцатиэтажки я увидел Сатану, и был он не один. Белая, лохматая кошечка, почти таких же размеров, что и Сатана, гордо восседала по центру крыши, а Сатана кружил вокруг неё, то униженно приседая на лапах, то замирая в охотничьей стойке. Кошечка не двигалась с места и только поворачивала голову вслед за Сатаной. Глаза у неё изредка вспыхивали янтарным огнём, а у Сатаны светились зелёным. Я непроизвольно перевёл взгляд на оконное стекло и не увидел на нём привычных пятен кошачьего макияжа. Неужели страж научился двигать материальные предметы сквозь стекло? Вполне возможно, он постоянно учится…

Тёплые ладони коснулись спины, я вздрогнул от неожиданности и повернулся.

– Что ты делаешь в полумраке? – сонно пробормотала Злата, прижимаясь ко мне. От прикосновения обнажённой груди меня будто током ударило.

– Кофе готовлю… – судорожно сглотнув, признался я. – Не спится. Будешь кофе?

– Не… Я спать хочу…

– Тогда иди спи.

– Не хочу спать с подушкой, хочу с тобой, – по-детски надув губы, капризно протянула она.

– Иди, я кофе попью и приду.

– Точно придёшь?

– Куда я денусь, – усмехнулся я, с горечью понимая, что деваться куда-нибудь мне просто необходимо. Не для себя, ради неё.

– А что ты увидел за окном?

– Ничего.

Я попытался загородить собой окно, но она отвела мою руку, просунула голову подмышку и выглянула.

– Что, значит, ничего? Ночь, луна… – Она зябко передёрнула плечами. – Вид из окна какой-то странный, будто город мёртвый. Ни огонька, ни души…

Я оглянулся и не увидел на крыше двенадцатиэтажки ни Сатаны, ни белой кошечки. Сгинули без следа. Вспомнилось, что говорил Марк о домашней кошке Златы, и в душу закралось смутное подозрение. Тогда я охватил её голову ладонями, повернул к себе и заглянул в лицо. Ничего общего с чертами лица сэра Джефри не было, разве что немного широковатая переносица. Определённо, паранойя.

– Егор… – прошептала Злата. Её глаза затуманились, она обмякла в моих руках.

– Что?

– Я тебя люблю…

И моё твёрдое намерение бесповоротно и навсегда разорвать наши отношения рухнули в прорву.

Проснулся я в прекрасном настроении и впервые без побудки биологическим хронометром. В окно ярко светило солнце, и я впервые по-настоящему ощутил, что такое счастье. И поступаться им не собирался. Ночное намерение радикальным образом порвать со Златой растаяли лёгкой дымкой. Будь, что будет. Живём один раз.

Приподнялся на локте, обернулся, и обмер. Златы рядом не было, а на скомканной простыне лежала записка.

Люблю. Целую. Вечером буду.

Я улыбнулся, и хорошее настроение вновь заполонило душу. Напевая бравурный мотивчик, вскочил с постели и, босиком шлёпая по паркету, направился в ванную.

В гостиной на диване в обычной позе сфинкса возлежал Сатана. Шерсть на котище слегка серебрилась, будто припорошенная белой пылью.

– Ты опять пользовался моей зубной пастой?! – ахнул я.

Сатана повернул ко мне голову и одарил сумрачным взглядом. Ехидной улыбки Чеширского кота на его морде не было.

Я шагнул к Сатане и провёл рукой по мнимой шерсти. Пыльца с шерсти не осыпалась, и к ладони ничего не прилипло. Сатана приоткрыл пасть, показал клыки, предостерегающе зашипел, и я поспешно отдёрнул руку. Откровенной угрозой пренебрегать не стоило. Впервые я видел Сатану в подобном состоянии.

– Всё-всё, не трогаю, в твои дела не вмешиваюсь… – отступил я, недоумевая, чтобы это могло означать. Тем не менее, ему не удалось испортить мне настроение.

– Бывает тополь серебристый, – сказал я, – а у меня кот серебристый… Серебри-истый Сатана-а-а! – пропел на манер арии Мефистофеля и направился в ванную комнату.

Недоумение только усилилось, так как зубная паста оказалась на месте и нетронутой. Впрочем, какое мне дело до макияжа Сатаны? Он «сам с усам», и я ему не указ. Нечего забивать голову по пустякам и портить прекрасное настроение.

Продолжая напевать себе под нос, я принял душ, почистил зубы, побрился. В последнее время Сатана перестал принимать душ вместе со мной, не пришёл он и в этот раз, хотя я часто слышал, как он подзаряжается кинетической энергией в одиночестве. Неужели, повзрослев, стал стесняться, или я ошибся в его поле? Половых индикаторов, которые все коты выставляют напоказ, высоко задрав хвост, я у него не замечал. Как же, разберёшь, какого оно пола, при длинной густой шерсти и её могильной черноте. Теперь, правда, черноте с проседью.

Я надел махровый халат и, вытирая голову полотенцем, открыл дверь.

– Иди, купайся! Смой с себя пыль… – позвал я, убрал от лица полотенце и осёкся.

В гостиной за столом сидел таймстебль Воронцов, и был он мрачнее тучи. Лоснящееся пупырчатое лицо подёргивалось, отчего казалось, что пупырышки маленькими вулканами попеременно извергают из себя слизь.

Настроение мгновенно испортилось. Прощай, несбывшиеся мечты…

– Что ты мне ещё предложишь?! – разъярённо прошипел Воронцов.

Я аккуратно повесил полотенце, вышел из ванной комнаты и закрыл дверь. Сатана индифферентно возлежал на диване и спокойно наблюдал за нами. Таймстебль принял предложение искупаться на свой счёт, и я не стал его разубеждать.

– Чем обязан? – глухо спросил я, прекрасно сознавая, чем.

– А как, по-твоему, чем? – процедил сквозь зубы таймстебль.

– Опять деньги понадобились? – нагло поинтересовался я. А что ещё оставалось делать? Нападение – лучшая политика, когда загоняют в угол.

– Голову мне не морочь! – сорвался на крик Воронцов. – Зачем ты встречался с Гудковым?! Знаешь, что тебе грозит?

И тогда на меня снизошло ледяное спокойствие. Чему быть, того не миновать.

– Вы пришли исполнять приговор? – ровным голосом спросил я. – Так в чём дело, чего медлите? Насколько мне известно, в данном случае не полагается суточная отсрочка.

Не знаю, какой реакции ожидал от меня Воронцов, но явно не этой. Он недоумённо заморгал, осел на стуле, голова втянулась в плечи, а на них легли подрагивающие от негодования щёки. Губы задёргались, но нужных слов он найти не мог, и от этого стал ещё больше похож на жабу.

– Пойду-ка переоденусь, – воспользовался я заминкой и направился в спальню, – а то в махровом халате как-то неудобно отправляться в последний путь.

Обойдя стол, я прошёл мимо Сатаны и требовательно заглянул ему в глаза. Он ответил спокойным, равнодушным взглядом, и стало понятно, что «последнего пути» пока не предвидится.

Что и подтвердил Воронцов, возмущённо гаркнув вслед, когда я закрывал за собой дверь в спальню:

– Он ещё шутит! Шутник нашёлся!

Не отвечая на реплику, я неторопливо оделся, причесался и только тогда вернулся в гостиную. Демонстративно миновал набычившегося таймстебля и сел за его спиной на диван рядом с Сатаной.

– Нуте-с, и что же вы со мной собираетесь делать? – спросил я в спину Воронцова, поглаживая Сатану. Сатана довольно заурчал.

Воронцов яростно засопел, развернулся на стуле. Пару секунд он испепелял нас с Сатаной взглядом, но затем отвёл глаза и, перейдя на «вы», подчёркнуто официальным тоном сказал:

– Учитывая ваши заслуги перед службой стабилизации, а также тот факт, что встреча с основателем хронофизики не привела к флуктуационным всплескам, исполнение приговора решено отсрочить.

Я немного помолчал, поглаживая Сатану по загривку, а затем спросил вкрадчивым тоном:

– Простите, за какие-такие заслуги?

В сердитых глазах таймстебля что-то мигнуло.

– А вы не догадываетесь?

– Я не гадалка, чтобы догадываться, – сказал я, отвернулся от Воронцова и почесал Сатане подбородок. Котище прищурил глаза и заурчал громче. – Но предположение имеется…

До сих пор так и не понял и вряд ли когда пойму, зачем Сатане нужна столь точная имитация кота. Мимикрия на высшем уровне.

– И что же вы предполагаете?

– А предполагаю я, что Сэм Рудаков не просто так напал на меня в сквере среди ночи.

– Верно предполагаете, – неожиданно легко согласился таймстебль.

Но я ему не поверил. То есть то, что меня намеренно подставили под ограбление в сквере, не вызывало сомнений, но то, что убийство Рудакова являлось той самой «заслугой» перед службой стабилизации, противоречило самому факту подстроенной встречи. После ограбления я засветился флуктационным следом, а не Рудаков, и предложенная таймстеблем помощь по исправлению флуктуации была ничем иным, как вербовкой меня службой стабилизации. Вопрос, зачем? Неужели именно для этого случая? Чтобы я беспрекословно выполнил какое-то задание и не артачился. Но я заартачился. Очень не люблю, когда меня используют, особенно втёмную.

Похоже, Воронцов не ожидал отпора, думал, испугаюсь вытирки и соглашусь на всё, что прикажут. А когда я начал сопротивляться, ему пришлось импровизировать с моими «заслугами», но получилось весьма коряво.

– А если это заслуга, – поглаживая Сатану, продолжил я, – то за что вы содрали с меня пятьдесят тысяч?

Я отвёл взгляд от Сатаны и в упор посмотрел в глаза Воронцова. Он не выдержал и смешался.

– Интересно, – раздумчиво протянул я, – что вы делаете с долларами? Едите? Они что, вкуснее газет, напечатанных со свинцовых матриц?

Не знаю, почему, но мои слова возымели обратное действие. Воронцов выпрямился, подобрался, взгляд мутных глаз стал прямым и требовательным.

– Что ж, отбросим сантименты, – тяжело роняя слова, проговорил он. – С Рудаковым дело прошлое… Забудьте и не пытайтесь увиливать, Егор Николаевич. Сейчас речь идёт исключительно о вашем преступлении. Желаете искупить вину делом, или..?