Текст книги "Мародер"
Автор книги: Виталий Забирко
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава седьмая
Вернувшись в свой номер, я первым делом сжёг магнитную ключ-карточку от номера Джефри, пепел спустил в унитаз, затем подошёл к столу, раскрыл вариатор, включил… И задумался. Узнать, когда очнётся сэр Джефри и что с ним произойдёт далее, я не мог. Сэр Джефри, как и я, в этом времени лишний, а потому его путь можно отследить лишь по флуктационному следу в состоявшихся событиях. Единственный способ узнать, что произойдёт – прыгнуть вперёд на несколько суток, поймать на вариаторе его флуктационный след, просмотреть все события, а затем вернуться. Однако для этого требуется потратить несколько суток, чтобы обсчитать варианты собственного нахождения в будущем, а такого времени я не имел. В службе стабилизации наблюдение проводится элементарно: один таймстебль отслеживает из будущего поведение хронера, затем передаёт информацию агенту в прошлом, и всё. У меня же напарников нет, если не считать объявившуюся тень из межвременья. Представить, что она отправится в будущее, чтобы узнать, когда очнётся сэр Джефри, просто смешно. Если не глупо.
Я отключил вариатор, разделся, принял душ. Тень опять начала строить мне рожи под струями воды, словно ей нравилось купаться.
– Чёрного кобеля не отмоешь добела, – недовольно буркнул я, но тени было хоть бы хны, и она продолжала резвиться под душем.
Выключив воду, я насухо вытерся, прошёл к кровати, лёг и погасил свет. Тень, забравшись на одеяло, растворилась во тьме. К сожалению, не навсегда.
Я поворочался в постели, затем снова включил бра. Тень вольготно распласталась поверх одеяла и делала вид, что спит.
– Нечего притворяться, – сказал я. – Пока буду спать, ты будешь сторожить. Если сэр Джефри очнётся раньше времени и надумает наведаться, разбудишь.
Тень и ухом не повела, продолжая вольготно лежать на одеяле. Тогда я выключил свет, и мне почему-то представилась, что тень взметнулась с кровати, обернулась чёрным стражником в латах и с алебардой и начала прохаживаться по комнате, оберегая сон хозяина.
– Юмористка… – пробормотал я, не будучи уверенным, моё ли это разыгравшееся воображение, или явь, навеянная эго. Разбираться я не захотел – других проблем предостаточно, – поэтому повернулся на бок и приказал себе заснуть. И заснул.
Когда я проснулся, в окно светило солнце, а тень неподвижно лежала на полу у кровати, как будто всю ночь не смыкала глаз, охраняя хозяина, и теперь уснула с чувством выполненного долга в виде чёткого контура стражника с бородкой клинышком, в латах, кирасе и с алебардой. Вряд ли она имела представление о латах, кирасах и алебардах, скорее, выудила образ средневекового стражника из моей головы.
Я спустил с кровати ноги, наступил на неё, но она и не подумала шевельнуться.
– Ну-ну, – сказал я. – Придуриваешься? Тебе на алебарде спать удобно? Продолжай в том же духе.
Хотел вытереть о тень, как о половик, ноги, но, вспомнив, как она отреагировала, когда я послал её к чёртовой матери, передумал. Не к чему с ней ссорится, себе дороже будет. А так, может, ещё пригодится – с сэром Джефри она хорошо справилась.
Даже не умывшись, я сел к вариатору и принялся просматривать всё, что случилось в реальности с сэром Джефри после моего ухода из его номера. И пока я просматривал, тень и не подумала двинуться с места, продолжая «отдыхать» чёрным контуром стражника в латах.
Между тем с сэром Джефри происходили весьма любопытные события. Ровно в полночь к нему в номер зашёл седой сухопарый мужчина, осмотрел сэра Джефри, покачал головой, поцокал языком, затем собрал аппаратуру и, воспользовавшись джампом, покинул номер. Ещё через полчаса к отелю подъехала «ambulance», и двое крепких парамедиков поднялись на восьмой этаж. В сопровождении коридорного они вошли в номер сэра Джефри, осмотрели застывшего в нуль-времени постояльца, положили его на носилки, спустили лифтом в холл, загрузили в машину и отбыли. Через пару кварталов «ambulance» свернула в тупик, где растворилась в воздухе, прыгнув в будущее.
Нечто подобное я ожидал увидеть, но было и кое-что весьма любопытное. Вокруг седого мужчины и крепких парамедиков сияла аура флуктационного следа, и это было в порядке вещей. Непонятно другое – ни один из них не был постантом. Нормальные люди, и даже сверх того – пышущие здоровьем, с прекрасным цветом лиц. Рядом с ними я выглядел доходягой, требующим госпитализации и длительного лечения, не говоря уже о любом из таймстеблей, которые, в сравнении с ними, представлялись ожившими трупами, сбежавшими из морга. В то, что эти люди наняты службой стабилизации на временную акцию, не верилось. Кто они тогда? Из далёкого будущего они быть не могли – нет там людей, одни постанты. К тому же эта странная аппаратура перемещения во времени, конструктивные особенности которой кое в чём превосходили известные технологии, но кое в чём и уступали.
Я немного посидел, тупо глядя в экран вариатора, но ничего путного в голову не пришло. Вот и верь после этого, что утро вечера мудренее.
Отключив вариатор, я повернулся на стуле и уставился в тень. Тень продолжала неподвижно лежать на полу у кровати всё в том же подобии стражника с алебардой. Лучик солнца из окна падал на её поверхность, но не отражался, полностью поглощаясь в чернильной тьме. Напрасно я окрестил её юмористкой, меры в шутке она не знала.
– Пойдём купаться, – предложил я.
Тень встрепенулась и вприпрыжку, обгоняя меня, заспешила в ванную комнату. Купаться она определённо любила, это я заметил. Причём, любила не то слово – обожала. Когда я закончил мыться и, намеренно не выключив душ, вышел из ванной комнаты, она и не подумала следовать за мной, продолжая истово плескаться.
Вытираясь полотенцем, я закрыл дверь и прислушался. Из ванной доносился плеск и утробное урчание, будто мылся медведь. Никогда не видел медведей, моющихся под душем, но картина, представшая перед глазами, была яркой и образной.
Мелькнула мысль быстро собраться и унести ноги из отеля, навсегда оставив тень плескаться под душем, но тут же погасла. Как можно избавиться от собственной тени? Никак. Если на роду написано утонуть, нечего под поезд бросаться. От судьбы не уйти.
Пока тень плескалась под душем, я заказал завтрак в номер, опять не рискнув спуститься в ресторан, хотя вариатор не давал противопоказаний. Не привык носить на себе лишние двадцать килограммов, и не представлял, как с такой ношей буду обедать. Я не мазохист, и вряд ли получу удовольствие.
Когда рассыльный доставил в номер обед на тележке, тень всё ещё продолжала плескаться.
– Ваш обед, сэр, – сказал рассыльный, прислушиваясь к шуму из ванной комнаты.
– Спасибо.
– Сэр, я не ошибся, сервировав на одну персону? – многозначительно кивнул он в сторону ванной.
– Нет.
Он ухмыльнулся и исподтишка окинул комнату взглядом в поисках женской одежды. Из-за двери донеслось канализационное ворчание, и лицо рассыльного вытянулось.
– Благодарю, – сказал я, сунул ему в кармашек десять долларов и чуть ли не силой выставил из номера.
Не хватало, чтобы меня за педераста принимали! Я хотел ворваться в ванную и устроить тени разнос, но вовремя одумался. Вряд ли она поймёт причину негодования.
Я заканчивал обед, когда шум душа в ванной комнате прекратился, дверь распахнулась и на пороге появилась бесформенная чёрная глыба. Утробно урча, она поелозила полотенцем по бокам и повесила его на ручку двери.
– Так ты ещё и звуки издавать умеешь? – спросил я.
Глыба удовлетворённо булькнула и, шлёпнувшись на пол, вальяжно потекла ко мне, оставляя на ковровом покрытии влажный след.
«Насосалась, как пиявка», – подумал я, представил, сколько в ней может быть воды, и ужаснулся.
– Не вздумай на меня забираться! – предупредил я. – Мне столько не поднять!
Тень остановилась в нескольких сантиметрах от моих ног, с сожалением булькнула, воспарила над полом и, скручиваясь, как бельё, с шумом выжала из себя воду. Воды было никак не меньше кубометра, ковровое покрытие не смогло её всю впитать, и посреди комнаты образовалась порядочная лужа. А тень, став тонкой, как копировальная бумага, проплыла по воздуху и улеглась на кровать с чувством добросовестно выполненного долга. Что-что, а это она умела.
«Искал коридорный пятно – получите», – машинально отметил я. Как бы порчу имущества не пришлось оплачивать. Лишние расходы в мои планы не входили.
– Тебе обязательно надо сделать гадость? – укоризненно сказал я, но тень не шелохнулась. Чувство юмора у неё было, желание дружно сожительствовать с моим телом наличествовало, исполнительность тоже, но была ли у неё совесть? Моральными категориями она, похоже, не обременена.
Я вывесил на двери табличку «Не беспокоить» и пару часов перебирал на вариаторе возможные пути отхода, разработанные ещё в Москве. Обстоятельства изменились, и перепроверка была отнюдь не лишней. В старой версии я не оставлял в номере лужи. Да и тени, гирями висящей на теле, при мне не было.
К удивлению, новые обстоятельства никак не сказались на линии моего предстоящего поведения, а возможность флуктуации наоборот снизилась почти на порядок. Как это могло произойти, я не представлял. Быть может, тень из межвременья адаптировала меня к текущему временному континууму?
Я с уважением посмотрел на угольно-чёрное пятно, вольготно распростёршееся на кровати, но оно не отреагировала на мой взгляд. Собственно, а как тень должна была отреагировать? Только так, снисходительно по-царски.
Пока я работал, лужа воды впиталась в ковровое покрытие, и теперь лишь потемневший ворс напоминал о происшествии. В отличие от сэра Джефри, я не являлся завсегдатаем отеля «Виржиния», поэтому мне было всё равно, «подмочил» я свою репутацию или нет. Подозреваю, что «завсегдатайство» сэра Джефри было таким же наведенным внушением, как и мой прыжок во времени в кабинете Тамта. Зачем он это делал? Намеренно, чтобы «засветиться» передо мной в холле отеля, или чтобы завуалировать свою броскую внешность? Парадоксально, но завсегдатаи вызывают подозрения в самую последнюю очередь, они словно часть интерьера, и незаметны в той же степени, как почтальоны, рассыльные и тараканы.
Больше по душе была вторая версия. Во-первых, приятно представлять сэра Джефри в качестве таракана, а во-вторых, от первой версии у меня начинало неприятно сосать под ложечкой. Если меня так плотно, напоказ, опекают, то отнюдь не для раздачи рождественских подарков. Быть может, тень и есть тот самый «рождественский подарок»? Если так, то я очень бы хотел встретиться с Санта Клаусом.
Больше в отеле делать было нечего, и хотя до рейса оставалось ещё четыре часа, я собрался, заказал такси и покинул номер, чтобы вскоре покинуть и Соединённые Штаты. Надеюсь, навсегда, хотя в намётках на будущее имелась версия посетить Новый Орлеан во время урагана Катрина 2005 года. Однако работа во время стихийного бедствия на территории, кишащей местными мародёрами, требовала сноровки, а как я могу её проявить с непомерным грузом на теле? Это всё равно, что победить на Олимпийских играх в беге на сто метров, когда на спину навесили двадцатикилограммовый рюкзак, а твои соперники бегут налегке.
По трапу в самолёт я взбирался как на Голгофу.
– Вам нехорошо? – участливо поинтересовалась стюардесса, поддержав меня под локоть в тамбуре.
Я шумно вздохнул. Не хватало, чтобы меня сняли с рейса по медицинским показаниям.
– Мне хорошо! – с апломбом возразил я, изображая из себя выпившего, но не чересчур. Штаты не Россия, пьяных в стельку здесь снимают с рейса.
Стюардесса не поверила, но в салон пропустила. На моё счастье салон опять оказался полупустым, и соседей у меня не было. Как только я сел, тень тут же соскользнула на пол и разлеглась под сиденьем. И на том спасибо.
Наконец мы взлетели. Стюардесса принялась развозить напитки, с некоторым сомнением предложила мне, а когда я отказался, на всякий случай протянула пару бумажных пакетов. И я взял. А что делать? Играть роль, так играть.
Когда стюардесса удалилась, я достал вариатор, чтобы проверить ещё одну версию. По старой версии мне не рекомендовалось декларировать доллары, а предлагалось пройти таможенный контроль у девятой стойки, где не заставят открывать кейс. В этот раз я получил ошеломляющий результат. Я мог декларировать валюту, мог не декларировать, и не имело абсолютно никакого значения, к какой стойке таможенного контроля подойду. Нигде меня проверять не будут.
Ни доверяя ни себе, ни вариатору, я запустил программу второй раз, затем проверочную программу, но ошибки не обнаружил. Всё верно.
Тогда я склонился между кресел и спросил у тени:
– Твои проделки?
Тень задрожала мелкой рябью и поползла под сиденьями куда-то вперёд салона.
– Вам нехорошо? – снова раздалось над ухом.
Я распрямился и увидел перед собой сердобольную стюардессу.
– Мне очень хорошо! – огрызнулся я, отключая вариатор, который, надеюсь, стюардесса приняла за ноутбук. – Принесите, пожалуйста, одеяло, – попросил, чтобы отвязаться от неё раз и навсегда. – Спать хочу.
Стюардесса принесла одеяло, я закутался, но перед тем как заснуть, украдкой заглянул под кресла. Тени нигде не было. Уползла. Ну и пусть себе резвится, лишь бы во сне не давила на меня своей тяжестью.
Я приказал себе заснуть и заснул.
Обычно мне ничего не снится, а если и снится, то, проснувшись, я ничего не помню. Говорят, это показатель здоровья и психической уравновешенности. Но в этот раз сказались передряги во время акции, и мне приснился сон. Хороший сон, в меру сексуальный, возможно из-за нескольких ложек супа из акульих плавников.
Я сидел за столом в гостиной московской квартиры и завтракал вместе с дочкой хозяйки Златой. Пили лёгкое вино, болтали о пустяках. Злата краснела, когда я отпускал комплименты, но глаз в сторону не отводила. Наконец, мне показалось, что я могу накрыть её ладонь своей ладонью, протянул руку…
Пронзительный женский визг выдернул меня из сна как занозу. В начале салона, вскочив с кресла, не своим голосом вопила молоденькая стройная мулатка, отчаянно отряхивая руками короткую юбку, будто на ней копошилась как минимум пригоршня пауков. Всполошённые криком пассажиры вскакивали с мест, нервно интересуясь, в чём дело.
Первой мыслью спросонья было то, что самолёт захватили террористы, но я тут же её отмёл. Какие, к чёрту, террористы, если в вариаторе и намёка на подобную версию не было?
– В чём дело? – корректно поинтересовалась прибежавшая на шум стюардесса, и её выверенное спокойствие мановением волшебной палочки утихомирило переполох.
– Она… она… – запинаясь, начала оправдываться мулатка, продолжая нервно отряхивать юбку. – Она меня за коленку схватила…
– Кто она?
– Рука… Чёрная…
– Какая ещё рука? – недоверчиво спросила стюардесса, косясь на пустые кресла рядом с мулаткой.
– Она… из-под кресла вылезла… и… хвать меня за коленку…
Кто-то из пассажиров хмыкнул, кто-то фыркнул. Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться.
– Рука шершавая? – серьёзно поинтересовался парень в джинсовом костюме. Согласно данным вариатора, русский студент, возвращавшийся домой из международного спортивного лагеря.
– Нет… – расстерянно пролепетала мулатка. – Мягкая… Тёплая…
Пассажиры в салоне разразились дружным гомерическим хохотом, и только стюардесса сохранила спокойствие.
– Отсюда?
Она откинула пустое соседнее сиденье и заглянула под него.
– Да… Большая такая и мягкая, как кошачья лапа…
Я заглянул под своё сиденье и увидел сотрясающуюся в пароксизме беззвучного смеха тень. Смеётся она, видите ли… Подсмотрела мой сон и решила схулиганить.
– Тебе-то что с её коленок? – укоризненно покачал я головой.
Тень затряслась ещё сильнее.
– Кошку никто не везёт? – строго спросила стюардесса.
Естественно, никто не признался. Тогда стюардесса пошла по салону, заглядывая под кресла. Когда она приблизилась ко мне, тень предусмотрительно юркнула под мои брюки. Стюардесса заглянула под кресло и недоверчиво покосилась на меня.
– Откиньте одеяло, – попросила она. Сердоболия, с которым стюардесса встретила меня на трапе, в её глазах не было и в помине.
– Зачем? Вы подозреваете, что руки у меня чёрные, волосатые, а потому мягкие?
– Я подозреваю, что под одеялом вы можете прятать кошку, – строгим тоном заявила стюардесса. В отличие от моей тени, чувством юмора её обделили. Бывает…
Я откинул одеяло, повертел ладонями.
– Как видите, в меру волосатые, но не на ладонях.
– Давайте проведём следственный эксперимент, – предложил всё тот же студент.
– Как это? – не поняла стюардесса.
– Все мужчины будут по очереди хапать девушку за коленку, кого она опознает, тот и виноват, – без тени улыбки предложил он.
Пассажиры снова рассмеялись.
– Чур, я первый! – крикнул невысокий коротышка из пятого ряда.
Мулатка смутилась и опустилась на своё место. Стюардесса ничего не сказала, покачала головой и ушла. Тень мгновенно выплеснулась из-под брюк на пол.
– Давай больше без шуток, – нагнувшись, предложил я, но тень, естественно, ничего не ответила. Однако замерла на месте и не предпринимала поползновений двинуться под креслами вперёд.
– Так-то лучше, – сказал я, закутался в одеяло и снова заснул. В этот раз без сновидений.
Глава восьмая
В Шереметьево я не стал испытывать судьбу и, как рекомендовалось в первичной версии вариатора, прошёл таможенный контроль у девятой стойки. Таможенник оказался молодым крепким парнем с приятным, располагающим к себе лицом. Такие люди запоминаются надолго, и мне показалось, что мы где-то встречались. Если не с ним, то с кем-то очень похожим. Он полистал мой паспорт, посмотрел на фотографию, затем мне в глаза и поставил штамп.
– Welcome to Russia, mister Smith!
– Thank you, – вежливо кивнул я, забрал паспорт и прошёл к выходу. Какое к чёрту «Добро пожаловать!», когда по местному времени прошло три дня, как я вылетел из России? Уместнее было бы «С возвращением!», но когда у пассажира всего один кейс, таможенники не обращают внимания на штампы в паспорте… Вдруг я понял, кого напоминает таможенник. Очень захотелось обернуться и посмотреть, чтобы окончательно удостовериться, но я не стал этого делать. Как бы на таможне не восприняли мой взгляд превратно и не устроили личный досмотр. Представляю лица таможенников, когда они кроме ста тридцати тысяч долларов обнаружат ещё и тень. Тогда вытирки точно не избежать.
Я вышел в общий зал и остановился, пытаясь припомнить лицо таможенника. Не было у таможенника флуктационного следа, но он, как родной брат, был похож и на сэра Джефри, и на седовласого мужчину, посетившего номер сэра Джефри после меня, и на двух крепких парамедиков, растаявших в ночном переулке Нью-Йорка вместе с машиной «ambulance».
Я чертыхнулся. Мало ли на свете похожих людей? Говорят, английский драматург Бернар Шоу и русский физиолог Иван Павлов были похожи как две капли воды. А в моём случае речь идёт лишь об определённом типе лица. Словно одной расы, как китайцы, которые, по пословице, для европейца все на одно лицо. Если на этом зациклиться, то и до паранойи недалеко.
Однако зацепили меня «сэр Джефри со товарищи», и сильно зацепили, если в местных стали мерещиться. Не было у таможенника флуктационного следа, не-бы-ло!
Всё же я не удержался, обернулся и посмотрел на таможенника сквозь стеклянные двери. Но ничего не увидел. Как и ультрафиолет, стекло не пропускает сквозь себя флуктационное свечение.
До прыжка в базовое время был ещё час, и я поволочил утяжелённое тенью тело на второй этаж в кафетерий. Там и посидеть можно, и пива выпить.
Поднимаясь по эскалатору, я снова, как три дня назад, ощутил на себе чей-то взгляд, но в этот раз объектив камеры слежения был направлен в другую сторону. Либо дежавю, либо паранойя. Либо за мной на самом деле кто-то наблюдал, но теперь напрямую, а не через просветлённую оптику. Лучший агент вовсе не тот, кто умеет уходить из-под наблюдения, а как раз наоборот – умеет независимо вести себя, находясь под колпаком. Я не террорист, не шпион, работаю только на самого себя и опасаться мне некого. Неприятно, конечно, когда за тобой наблюдают, будто за насекомым под стеклом, но уходить от слежки я не собирался. Зачем вызывать необоснованные подозрения? Наблюдают, и пусть себе… Лишь бы препарировать не надумали.
Взяв две бутылки «баварского», пакетик солёных орешков, я сел за свободный столик у окна. Откупорил одну бутылку, поднёс ко рту… И почувствовал, что за мной наблюдает уже не одна пара глаз, а как минимум десяток. Почти все посетители кафетерия смотрели на меня: кто с восхищением, а кто смущённо пряча улыбку.
Я поставил пустую бутылку на стол, конфузливо прикрыл рот ладонью, неблагозвучно отрыгнул и взял орешек из пакетика. Н-да, устроил цирковое представление… Среди местных никто не сумеет выпить бутылку пива одним махом, нужна не только тренировка, но и особое горло.
Вторую бутылку я уже пил неторопливо, маленькими глотками, контролируя себя. Смакуя. Дурные привычки оттуда надо искоренять. В конце концов я нахожусь здесь, чтобы жить в своё удовольствие, а какое удовольствие я испытал, выпив пиво залпом? Никакого, разве что продемонстрировал пращурам, что строение моего горла несколько иное, но гордиться здесь нечем. В книгу Гиннеса мне попадать категорически запрещено.
Внимание пассажиров ко мне ослабло, зато неожиданно проявилось со стороны уже знакомого рыже-серо-белого котёнка. По-хозяйски проходя мимо столика, он лениво посмотрел в мою сторону и неожиданно замер на месте. Затем присел, распушил шерсть, постучал по полу хвостом и стремглав бросился в атаку на мои брюки.
– Брысь, – шикнул я, пытаясь сбросить котёнка с ноги. – Ветчины у меня нет, одни орешки.
Не тут-то было! Не хотел ветчины котёнок со счастливым окрасом. Он охотился на то, что никто из людей пока не замечал, но что не укрылось от кошачьего взгляда – за клочком межвременной тени. И тень ему потакала, подразнивая котёнка из-под туфель и явно заигрывая.
– Тебе не стыдно? – шёпотом попытался я урезонить тень. – В кошки-мышки решила поиграть?
Тени было ничуть не стыдно. А котёнку тем более – он с таким хищническим азартом набрасывался на колеблющуюся тень, что я начал опасаться не только за целостность брюк, но и туфель. Верь после этого, что трёхцветные кошки приносят счастье.
Я схватил котёнка за шиворот, отшвырнул в сторону, но только раззадорил его, и он с утробным мявом вновь бросился атаковать мои туфли.
– Пшёл вон! – прикрикнул я, убирая ноги в сторону.
Котёнок проскочил мимо, развернулся и устремился в новую атаку.
На меня вновь стали обращать внимание, на этот раз не только посетители кафетерия, но и пассажиры из зала ожидания. Как бы не заметили, на кого на самом деле охотится котёнок. Я вскочил со стула и чуть ли не бегом направился к эскалатору. Может, и побежал бы, если бы на мне не висела тяжеленная межвременная тень. Котёнок не отставал, то и дело цепляя когтями за штанины.
– Так его! – весело заключил кто-то за моей спиной. – Нечего отрыгиваться в общественном месте!
Запрыгнуть на эскалатор котёнок не рискнул, и на ступеньках я перевёл дух. Давно пора понять, что с тенью не соскучишься…
Полчаса я слонялся по первому этажу аэропорта, заглядывая в сувенирные киоски и аккуратно обходя ярко освещённые места, но под ноги принципиально не смотрел. Обидела меня тень, причём не столько тем, что заигрывала с котёнком, сколько тем, что я был вынужден оставить в кафетерии недопитую бутылку пива и орешки. Скаредность по отношению к пищевым продуктам мне никогда не изжить. Не один я такой – дон Карлеоне, известный мафиози двадцатого века, чьё детство прошло в беспросветной нищете, уже будучи миллиардером до конца жизни собирал с обеденного стола крошки. Мне миллиардером стать не суждено, но крошкам я отношусь аналогично. Кто не испытал нужды, тому не понять.
Пока я бесцельно бродил по аэропорту, убивая время до расчётного прыжка, мне казалось, что я обязательно должен встретиться с таймстеблем Воронцовым, хотя по местному времени прошло трое суток. Но что такое трое суток для таймстебля, обещавшего не спускать с меня глаз? Я редко чему верю, но в то, что это не пустые слова, верил. Однако не только Воронцова, но и вообще кого-либо с флуктационным следом не встретил. Что ж, и такое бывает, хотя годы между вторым и третьим тысячелетием считаются наиболее посещаемыми туристами-хронерами.
Наконец, подошло моё время. Я прошёл в туалет, подспудно ожидая, что именно там встречусь с Воронцовым. Но в туалете были обычные пассажиры, местные, и никто не светился флуктационным следом. Приятно, когда опасения не сбываются.
Закрывшись в шестой кабинке, я достал джамп, набрал дату прибытия и выждал пару минут до оптимального времени прыжка. Очень хотелось, чтобы во время прыжка тень осталась во вневременье, но мечты сбываются гораздо реже, чем опасения. Прыгал я уже с ней, хотя и не знал тогда, какой именно субстанцией наградил меня временной разлом. Надеяться нечего.
В базовом времени был поздний вечер. В туалете горели лампы дневного света, журчала вода, шаркала обувь, гудел тепловентилятор. Давно подметил, что вечером в общественных туалетах наибольший наплыв посетителей. Я закрыл дверцу на щеколду, достал из кейса лингвистический программатор, включил его и в течение пяти минут вернул себе знание русского языка с московским произношением. Ни к чему в базовом времени американизированный английский с виржинским выговором.
Открыв кабинку, я прошёл к умывальнику. Всё – акция закончена. Мавр сделал своё дело, мавр умывает руки. Всегда приятно вернуться в базовое время, почти как в родной дом. Конечно, никто меня здесь не ждёт, никому я не нужен, но квартира в сталинском небоскрёбе – единственное место во времени и пространстве, где я могу отдохнуть, не заботясь о возможных флуктуациях. И даже тяжесть висящей на мне тени не могла испортить предвкушение предстоящего отдыха.
Народу в туалете было много, но я принципиально ни на кого не обращал внимания. Хватит себе нервы трепать – хотят за мной следить, пусть следят. От службы стабилизации всё равно никуда не денешься, таймстебли везде достанут.
Я вышел из туалета, прошёл несколько шагов… И в этот момент кто-то весьма невежливо придержал меня за локоть.
– Good evening, mister Smith.
«Лёгок на помине!» – узнал я голос и попытался резким движением освободиться. Не тут-то было. Пальцы таймстебля Воронцова впились в локоть железной хваткой. Что-что, а силы постантам не занимать.
– Вы ошиблись, – сказал я, оборачиваясь.
Тусклые глаза таймстебля смотрели на меня с ехидным прищуром.
– Ой ли? – Он улыбнулся и стал очень похож на жабу. Серо-зелёное лицо, растянутые до ушей губы, выпуклые равнодушные глаза. – Может, и паспорт покажете?
– И всё-то вы, Игорь Анатольевич, обо мне знаете… – вздохнув, покачал я головой. При мне действительно был только американский паспорт на имя Теодора Смита.
– Всё, не всё, но многое, – согласился таймстебль.
– В таком случае, что вам от меня надо? Закон я не нарушаю, видите мой флуктационный след? – не подумав, брякнул я и похолодел. Из-за тени у меня светились только кисти рук и голова.
Воронцов окинул меня взглядом сверху донизу, приподнял правую бровь.
– Вижу, – кивнул он. – Именно потому вы меня сейчас и заинтересовали. Вы что, в белье из стекловолокна? Зачем? От кого вы прячете флуктационный след?
Врал Воронцов безбожно – по лицу было видно, что только сейчас обратил внимание, как светится мой флуктационный след.
– Когда что-то прячут, – сказал я, – то прячут всё, а не часть. Вас не устраивает уровень свечения моего флуктационного следа?
– Да нет, уровень в норме… – неопределённо протянул Воронцов и предложил: – Давайте-ка отойдём, а то стоим у порога туалета. Люди ходят, на нас натыкаются…
Не отпуская мой локоть, он увлёк меня в сторону, и тогда мне показалось, что какого-то особенно дела у таймстебля ко мне нет. Просто хотелось ему придраться, и он искал повод, за что зацепиться. Неужто в самом деле настолько вредный, что выполняет своё обещание не давать мне спуску?
Мы прошли несколько шагов по направлению к эскалатору на второй этаж, и когда я понял, что Воронцов ведёт меня в кафетерий, то заупрямился. За четыре года котёнок стал взрослым котом, его мог кто-то забрать к себе домой, но он мог и здесь прижиться. Что скажет Воронцов, когда увидит игры кота с моей тенью?
– По-моему, мы достаточно отошли от туалета, – сказал я, останавливаясь. – И отпустите мой локоть, на нас люди оглядываются, принимая за голубых.
– Вас это сильно волнует? – поинтересовался Воронцов, но локоть отпустил.
– Будь вы посимпатичнее, то – нет, – не выдержав, съязвил я.
– Я хотел пригласить вас в кафетерий, – никак не отреагировал на колкость Воронцов. – Посидели бы за столиком, поговорили…
– О чём?
– Нашли бы тему, – пожал плечами Воронцов. Смотрел он в сторону, говорил тоже в сторону, и по нему чувствовалось, что он и сам не знает, о чём бы мы разговаривали в кафетерии.
– С чего вы взяли, что мне понравится наблюдать, как вы пьёте свою болотную гадость, а затем закусываете пластиковым стаканчиком? – в открытую начал дерзить я. Очень мне не нравилось, как он меня обихаживает. Что он хотел и почему так вежливо разговаривал? В казино он не церемонился.
В этот раз колкость достигла цели. Воронцов потемнел и без того тёмным лицом и исподлобья посмотрел на меня.
– Не забывайся, Егор Николаевич, – натянуто сказал он, глядя неподвижными зрачками куда-то поверх моего плеча, – я всё-таки блюститель стабильности.
– С этого и надо было начинать, – пробурчал я.
Воронцов снова смерил меня взглядом.
– А что это вы так странно ходите? – вновь перейдя на «вы», спросил он. – Копчик во время акции ушибли?
Я вздрогнул и внимательно посмотрел в глаза таймстебля – почти такой же вопрос о копчике задавал мне сэр Джефри. Но Воронцова, похоже, абсолютно не интересовал ответ – не глядя на меня, он продолжал смотреть куда-то мне за спину.
Меня подмывало обернуться и проследить за его взглядом, но я сдержался. Не верил я в своей жизни никому, а таймстеблям в особенности. Знаю эту уловку – так смотрят во время драки, чтобы отвлечь внимание собеседника перед ударом. Впрочем, и в то, что он задумал со мной драться, я не верил.
– Дался вам мой копчик, – отрезал я, подразумевая, что имею в виду не только лично Воронцова, но и сэра Джефри. Однако надежда, что таймстебль проговорится и выдаст свою связь с сэром Джефри, была призрачной.
– Ваш копчик мне ни к чему… – равнодушно согласился он. В неподвижных глазах что-то мигнуло, будто Воронцов увидел за моей спиной то, что давно ожидал, и он, наконец, перевёл взгляд на меня. – Всё, что вы делаете во время своей акции, ваше личное дело, если после этого не возникает флуктуация.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.