Текст книги "Хамелеоны"

– А ты можешь хотя бы для разнообразия говорить нормально и прямо? Если знаешь, кто убил Куплака, просто скажи! А вы с Кедриным наверняка это знаете, я помню надпись на стене в номере Валетского…

Однако Лер была неумолима:

– Если смогли узнать мы, сможешь и ты. Иногда одиночный ответ ничего не дает, нужно чувствовать, что происходит, чтобы предвидеть следующий шаг.

– Мне кажется, сейчас самое время отключить своего внутреннего Конфуция и говорить не цитатами для соцсетей, а по делу, – вмешался Ян. – Если ты можешь помочь…

Договорить он не успел: дверь отворилась, и в комнату заглянул один из охранников:

– На выход, время посещений закончилось!

– Какое еще время посещений? – возмутился Ян. – Это не тюрьма, я могу оставаться со своей сестрой столько, сколько надо!

– Не можете, поздно уже.

– Вы тут не охренели? Ну так, самую малость!

– Вопросы не ко мне, а к начальству, – отрезал охранник. – Сами выйдете или помочь?

– Не обостряй, – попросила брата Александра. – Все образуется, я уверена, но пока нам обоим нужно затаиться. Не давай им повод еще и тебя запереть!

От такого они определенно не отказались бы: они знают, что Ян – полицейский, он будет докапываться до правды. За ним будут следить… А могут и напасть. Александре оставалось лишь надеяться, что он оценит риски правильно и будет настороже. Ну и то, что он вместе с Лер, тоже хорошо. Александра так и не разобралась в этой девушке до конца, она от такого была далека, однако Назаров не причислил бы кого-то к своим лучшим оперативникам без причины.

Ян все-таки добился определенного компромисса: он снова заглянул к сестре, чтобы передать ей чистые вещи. Однако происходило это под присмотром охранников, так что нормально поговорить у них не получилось.

Он ушел, и Александра снова осталась одна, приняла душ, не особо заботясь о том, есть в каюте скрытые камеры или нет, переоделась в джинсы и футболку, растянулась на кровати, закинув руки за голову. Спать не хотелось, остатки стресса еще курсировали по венам, не поддаваясь усталости. Да и не в том она была положении, чтобы баловать себя мирным сном!

Александра отказывалась признавать, что проиграла и запуталась. При должном терпении можно распутать даже змеиный клубок.

Итак, начинать, как водится, нужно с начала: с первого убийства. Могла ли здешняя охрана убить Льва Куплака? Очень даже да, и многое на это указывает. Он ведь сам впустил кого-то в свой номер и не боялся до последнего, уверенный, что он в безопасности. Этот сценарий вполне мог сработать, если бы к нему заявились охранники. И у охраны, опять же, хватало времени, чтобы привести место преступления в нужное состояние, избавившись ото всех своих следов. Ну и конечно, с видеонаблюдением охрана разобралась в два счета. Они уже знали, что очень скоро будет твориться на корабле, доказательства им были не нужны.

Есть ли у охраны причины убивать именно Льва Куплака? Вообще ни одной. Его махинации с авторским правом никого тут не волнуют, а бабник он был безобидный, в отличие от того же Валетского. Но при этом он был одиноким пассажиром, который ни с кем по-настоящему не ладил, так что никто не стал бы добиваться расследования его смерти. Возможно, этим и подошел.

Тогда Лер права: последствия его смерти имеют гораздо большее значение, чем причина. Но не было там последствий… Или были? Муратов успел упомянуть, что после смерти Куплака за ним начали следить «все», не только близнецы. Обстоятельства его смерти намекают, что этими «всеми» были охранники.

Но ведь охранники знали, что Муратов Куплака не убивал! Что тогда их связало с наемником? Какое обстоятельство заставило заподозрить его в чем-то? Там же после смерти Куплака ничего особенного не было, все, можно сказать, на тормозах спустили…

Хотя нет, кое-что было. Служба охраны попыталась изобразить полицию и проводила допросы, на них и Алла Золоторева присутствовала. Вполне возможно, за Муратовым стали следить не после убийства, а после такого вот допроса. Но что они могли узнать? От него – ничего, наемник такого уровня заболтает их так, что они родную маму забудут. Получается, они что-то нашли в его телефоне.

Они следили, но пока не нападали. Готовились – или убить Муратова так же, как Куплака, или подставить Александру, или все сразу. Могли тогда и не рассматривать ее как убийцу, могли просто изобразить новую жертву маньяка. Но об этом каким-то образом стало известно оперативникам Назарова – тоже ведь не вчера родились, тут еще непонятно, кто опасней: они или охрана. Кто-то из них уже привычным способом использовал убийство Аркадия Валетского, чтобы передать послание.

Ян уверен, что это Кедрин. Сам Кедрин убийство отрицает, а на лжеца он не похож. Да и потом… Александра помнила, что на месте преступления они пришли к выводу, что Валетского убила женщина, женщину он бы к себе пустил, Кедрина – нет. К тому же, Наташа Соренко сказала, что второй убийца был ниже и слабее первого, а Кедрин – такой же лось, как и здешние охранники. Вывод напрашивался сам собой, и Ян, вероятнее всего, намеренно закрывал на него глаза, а Александре сейчас это было не так важно. Хотя в будущем придется еще раз вернуться к этой ситуации…

У убийства Валетского уже были и причина, и следствие, все как сказала Лер. Причина – хорошенько тряхнуть осиное гнездо, обеспечить паранойю тем, кто возомнил корабль своим личным маленьким царством, забрать у них удобную версию с маньяком. Следствие – то, что они поторопились, стали действовать по-другому. Им очень нужно было убрать Муратова, так что предупреждение их не остановило, а подстегнуло…

Но зачем, ради чего же он здесь? Чтобы убрать Аллу Золотореву? В принципе, может быть. То, что она лично присутствовала на допросах после смерти Куплака, мало что значило, она могла и не знать о планах охраны. Однако второй жертвой оперативники выбрали Валетского – который досадил Алле, выиграв у нее аукцион. Не означает ли это, что послание предназначалось лично ей? Там же было написано «ты делаешь», указание на руководителя.

То, что она имеет ко всему этому непосредственное отношение, подтверждает еще и сцена, случайным свидетелем которой стал Ян. Муратов перехватил Аллу, когда она была одна, и беседа явно оказалась не из приятных. Алла тогда заявила, что виной всему ее вдовье обаяние. Ян поверил – потому что у него не было причин не верить, вполне логичная версия получалась.

Но теперь вот обстоятельства изменились. Если Муратов оказался достаточно умен, чтобы заметить слежку близнецов, он и наблюдение охраны выявил без труда. В это наверняка были вовлечены не все охранники, а только самые надежные. Дальше ему нужно было выяснить, с кем из руководства они общаются часто и напрямую, чтобы сложилась картинка.

Да, Алла Золоторева определенно выслеживала Муратова и заказала его убийство. И вот тут очень важны два момента.

Первый – почему это все вообще случилось? Возможно, Алла действительно верила, что ее хотят убить. Но близнецы рассматривали такую версию и вполне справедливо пришли к выводу, что на убийство наняли бы не Муратова. Да и потом, они за ним следили, знали, что изначально Золоторевой он вообще не интересовался.

Второй – кто решает свои проблемы вот так? Тихая домохозяйка, скорбящая по мужу, вряд ли сумела бы организовать такую охоту на человека и кровавое убийство. Даже получив деньги и другие ресурсы мужа, она была бы растеряна, сама мысль о том, что за ней охотятся, должна была довести ее до истерики. Она никак не могла вести себя, как заправский мафиози… если все это действительно свалилось на нее внезапно. А если нет?

Нужно было работать с ней. Жаль, что они с Яном не дошли до этого вместе, хотя он вполне мог догадаться сам – она же догадалась! Да и Лер наверняка что-то знает, но эта может и не сказать, с ней вообще непонятно все. Похоже, проведенная вместе ночь для нее – не повод делиться секретами. Так что Александра не собиралась полагаться на судьбу, ей оставалось лишь дождаться утреннего визита брата, чтобы все ему рассказать.

Вот только шаги зазвучали возле ее камеры куда раньше, чем она ожидала, и это были не одинокие шаги Яна. К ней, похоже, приближалась целая группа людей. Это вроде как ничего не означало, однако Александра почувствовала, как по спине пробегает холодок. Она поднялась, натянула кроссовки и неожиданных гостей встречала уже стоя.

В камеру вошли двое охранников, однако она не сомневалась, что по коридору двигалось больше. Получается, кто-то остался у двери, следить за тем… А за чем, собственно, следить? Чтобы она не сбежала? Для этого хватило бы и тех двоих, что вошли. За тем, чтобы никто сейчас не вмешался? Это вероятней – и куда страшнее.

Еще одним дурным знаком стал бинт, скрученный в жгут, который держал в руках один из охранников.

– Не спишь, значит? – хмыкнул он. – Это хорошо. Не придется тебя одевать, оно ведь лучше, если ты одетая будешь. Значит, хорошо подумала и все сделала осознанно.

– Что сейчас произойдет? – холодно спросила Александра.

– Повесишься.

– На бинтах? Это же нелепо!

– Разве? Они не выдержат твой вес?

Ей хотелось возразить, а она не могла. Они неплохо все просчитали… Если бы ей действительно хотелось повеситься, она бы размотала повязку на собственной руке, скрутила как раз такой жгут, перекинула его через кольцо на потолке – для люстры, видимо, но здесь люстры не было, здесь работали настенные светильники. Или, может, через трубы у дальней стены? Если они выдержат, это тоже возможно.

– С чего мне вешаться?

– От раскаяния, конечно, – с показным сочувствием сообщил второй охранник. – До тебя наконец дошло, что ты человека убила, да и не одного, вот ты и свела счеты с жизнью.

Она не знала этих двоих, и они, похоже, не имели ничего против нее лично. Но им дали задание – и они готовы были его выполнить. Так обычно ведут себя те, кому уже доводилось убивать.

Александра такого не ожидала. Она думала, что вот этой подставой все и ограничится… Пожалуй, это было наивно. Ее преступление казалось очевидным только на первый взгляд, любой мало-мальски грамотный адвокат освободил бы ее из-под стражи за полчаса.

Поэтому настоящему убийце Петра Муратова было невыгодно допускать ее к адвокату и суду. Смерть от мук совести – это же так удобно! И потом ее брат может хоть искричаться о том, что она была не способна так поступить, доказательств не будет. Да и доживет ли брат до конца этого круиза, вот вопрос! Пока корабль не вернулся в порт, он остается маленьким царством Аллы Золоторевой.

Александра невольно сделала шаг назад, хотя это было нелепо. У нее таких шагов до стенки оставалось не больше пяти – и ни один из них ничего не изменит. Драться с охранниками? Глупо. Она подготовлена неплохо, но и они – тоже, они банально сильнее. Они не дадут ей выбраться отсюда, а даже если бы она каким-то чудом сумела ускользнуть, их снаружи страхуют. К тому же, они наверняка вооружены, она – нет.

Охранник понял ее отступление неверно:

– На брата надеешься? Очень зря. За ним следят, он сейчас далеко отсюда. По нему еще решение не принято, а вот с тобой все ясно. Ты это… не дергайся лучше, тогда будет не больно. Ну, или как тебе больше нравится.

Она напряглась, готовая в любой момент броситься на них. Боли она не боялась – уж лучше так, с синяками и ссадинами, которые потом расскажут Яну истинную историю того, что случилось здесь на самом деле. Но для Александры итог от этого действительно не изменится…

Жизнь не раз загоняла ее в трясину, била без жалости, и все равно Александра находила способ выкрутиться, выбраться, спасти себя даже тогда, когда это казалось невозможным. Но сейчас решения просто не было, и она, не привыкшая сдаваться, понимала, что загнана в угол.

Они хотели, чтобы она умерла здесь, и они своего добились.

Глава 10

Нине Эйлер иногда казалось, что она не живет, а идет по очень тонкому льду. Настолько тонкому, что он не белый даже, а серый, и видно, как плещется под ним мутная вода. Одно неверное движение – и эта хрупкая преграда треснет, помогая воде забрать свою жертву. Волны зашумят, изойдут брызгами, когда она забьется в недолгой попытке спастись, а потом снова сомкнутся, но уже над ее головой, и будет тишина…

Она старалась отстраняться от таких мыслей, понимала, насколько они опасны, а они все равно упорно возвращались. Им способствовало еще и то, что старая жизнь Нины, пусть и несчастливая, но очевидно благополучная, развалилась на части, а склеить новую никак не получалось.

Лечение в реабилитационном центре помогло. Нина признала зарождающийся алкоголизм достаточно рано, и это упростило ей задачу. По-хорошему, ей следовало бы остаться в центре еще на пару месяцев, но вмешался строгий карантин. Всех, кого могли отослать домой, настоятельно подтолкнули к двери, и вот она уже в пустой квартире с двумя детьми, без работы, без планов на будущее, да еще и без уверенности.

Нина понимала, что ей нужно восстанавливать частную практику. Один раз она смогла построить все с нуля, сможет и снова. Но одно дело – просто думать об этом, другое – решиться. До лечения она не успела совсем уж опозориться, однако многие клиентки узнали о ее проблеме, так что на ее репутации теперь хватало пятен. Смогут ли они доверять ей после того, как она сорвалась? А она, она сможет смотреть им в глаза, зная, что сама однажды не последовала правильным советам? Замкнутый круг какой-то! Ей нужно было сначала вернуть уверенность, а потом возвращаться в кабинет. Но внутри был все тот же тонкий лед, и она ждала, сама не зная, чего. Деньги у нее пока были – и все же они заканчивались. Момент, когда ей все-таки придется работать, неумолимо приближался.

Пока же она была заперта в квартире с двумя детьми, и это тоже оказалось непросто. Никита тянулся к ней, как и раньше. Те особенности развития, которые врачи когда-то назвали проблемой, тут обернулись преимуществом. Для Никиты было важно только одно: он любил мать. Ее срыв он не распознал, ее отсутствие принял как должное. Теперь в его отношении к ней ничего не изменилось, и все же Нина боялась, что где-то в глубине его странного, непонятного другим людям сознания эта история оставила шрам.

Ася… с ней все было намного сложнее. Девочка и так подошла к трудному возрасту, а в последнее время на нее слишком много свалилось. Нина должна была поддерживать ее, а вдруг получилось наоборот. Ася, еще такая маленькая и хрупкая, приняла роль взрослого. Когда она и Никита снова поселились с матерью, именно Ася взяла на себя львиную долю работы по дому. Она была приветлива с матерью и улыбалась ей даже больше, чем до срыва. И все же Нина понимала, что это не искренняя, а нужная улыбка: так улыбаются мудрые люди, когда не хотят устраивать конфликт. По-хорошему, им с Асей нужно было сесть и проговорить эту ситуацию от начала до конца – пусть с болью, пусть со слезами, но не оставлять ее запертой внутри. Однако на это у Нины не было сил, и она не решалась никого позвать на помощь. Пока она оправдывала свою слабость карантином: куда им с посторонними людьми общаться, а по видеочату – это не то! Однако она понимала, что это оправдание не будет работать вечно.

Ну и конечно, был Захар. Человек, которого она за столько лет совместной жизни привыкла называть мужем, хотя мужем ей он никогда не был. Нина прекрасно понимала, что во многом именно он довел ее до такого состояния. Не только он, потому что глупо в ее возрасте и при ее профессии перекладывать ответственность на кого-то другого. Однако он был центром ее проблем, болезнью, которую она запустила.

Нина не сомневалась, что после их грандиозного скандала Захар к ней больше не сунется. Раз он бросил ее и детей в такой ситуации, пусть идет на все четыре стороны! Должна же и у него быть какая-то совесть, правда?

Но оказалось, что у Захара Тарановского совесть если и была, то очень эластичная, легко приспосабливающаяся под любые обстоятельства. Пока Нина находилась на лечении, а дети жили у ее старшего брата, Захар с удовольствием пользовался семейной квартирой и загадил ее так, что первую неделю после возвращения пришлось заниматься только уборкой… и дезинфекцией. Он не устыдился своего поступка, его просто спугнули близнецы, пригрозив лишить пары столь любимых им наружных органов.

Захар вроде как исчез, но оказалось, что это временное отступление. Он воспользовался стратегией, которая не подводила его годами: затаился, выждал, когда Нина успокоится, а потом снова взошел над горизонтом, как самопровозглашенное солнце ее жизни.

Сперва он начал ей звонить. Привычные номера она заблокировала, но его такое нисколько не смущало, он без сомнений одалживал телефоны у знакомых. Нина делала их беседы краткими и невольно попадающими под ограничение 18+ с пометкой «содержит нецензурную брань». Это было не слишком профессионально с ее стороны, но у нее пока не хватало душевных сил на полноценные разговоры с Захаром.

Оставлять ее в покое он не собирался, однажды даже подкараулил Асю, когда она выходила в магазин. Он думал, что через дочь ему проще будет манипулировать Ниной – Аська ведь его любила! И она действительно любила, но уже не вслепую. Ася, новая и сильная, доходчиво разъяснила ему, что готова любить его вечно, но на значительном расстоянии и без необходимости содержать его, вроде как взрослого здорового мужика. Захар был настолько шокирован тем, в чем лично он видел предательство, что ненадолго отступил.

А потом вдруг явился прямо на порог ее квартиры с утра пораньше, да еще и успев где-то выпить. Он не был по-настоящему пьян, он прекрасно владел собой, при этом Захар достаточно осмелел, чтобы не сдерживаться.

– Нина, открой немедленно и пусти меня домой! Я в этой квартире прописан и только из любви к тебе я не пошел в суд!

– Ты не пошел в суд, потому что у тебя нет на это денег, – парировала Нина. Общались они через приоткрытую дверь, пускать его даже в прихожую она не собиралась. – И квартиру купила я, ты ж ни копейки не дал, а тебя прописала из жалости. Самому не стыдно?

– Чего мне должно быть стыдно? Здесь живут мои дети, я должен быть с ними! Я мог бы и ограничить тебя в родительских правах, я-то знаю, что ты подбухиваешь!

– Захар, пошел вон. Я серьезно. Или ты уходишь сам, или я вызываю полицию.

Этого должно было хватить, чтобы он свалил, но почему-то не хватило. Скорее всего, Захар из-за карантина был лишен даже того скудного заработка, которым перебивался большую часть жизни, не забывая при этом именовать себя непризнанным гением. Он привык, что всегда может вернуться домой, где будут ждать теплая постель и полный холодильник, где не нужно платить по счетам, потому что это все как-то само собой делается. Где он знает место, в котором можно взять немного налички и не возвращать, потому что это – семейный бюджет, а он – часть семьи.

За те месяцы, что он провел в изгнании, оказалось, что жить без всего этого сложно и неудобно. Так что теперь он собирался идти до конца и не отступать от заветной двери ни на шаг.

– Нина, открой немедленно, иначе полицию вызову уже я! Покажу им паспорт, тогда тебя заставят меня впустить!

– Просто уйди! – взмолилась она. – Я же даже ничего не хочу от тебя, ни алиментов, ничего, только оставь нас в покое!

– Нина, хватит! Пусти меня в дом, поговорим, как взрослые люди!

Если бы… Она прекрасно знала, что Захар – это не таракан даже, а полчище тараканов. Если они окажутся в доме, их так просто не вытравишь. Но и как от него избавиться, она не представляла. В чем-то он прав: по закону он может добиться вселения.

И что тогда будет? Она боялась, что сорвется. Ей и наедине с детьми, в тишине и покое, порой бывало трудно. А Захар – это постоянная пара бутылок алкоголя в доме, беззаботное веселье и убеждение, что проблемы не надо решать. Ты и не решаешь, пока они тебе голову не пробьют… Она просто не могла на это пойти.

Ей хотелось позвать на помощь, но она не представляла, к кому обратиться. Близнецы стали бы настоящим спасением, однако они предупреждали ее, что их пару недель не будет в стране. С Павлом, старшим братом, в последнее время творилось что-то странное, он бы не приехал к ней, он дал ей понять, что лимит его доброты исчерпан, еще когда она забирала у него своих детей. А больше Нина никому не доверяла достаточно, чтобы пригласить сюда и позволить узнать всю проблему, включая ее недавние запои.

Пока она размышляла об этом, Захар неожиданно сменил стратегию.

– Никита! – крикнул он. – Никита, сыночек, это папа!

– Ты что делаешь? – возмутилась Нина. – Прекрати, не вмешивай его в это!

Однако Захар ее попросту проигнорировал:

– Никитка, мелкий, иди сюда! Папа соскучился!

Его расчет был понятен – и, увы, верен. Никита любил отца. Причем если Ася в неизменной детской любви к родителю все равно была способна на критическое мышление, то Никита, живущий в своем собственном мире, не понимал, почему папы нет рядом. Ему невозможно было объяснить, что некоторые поступки неприемлемы, он не знал, что такое обида и прощение.

Если бы он сейчас услышал голос отца, он бы действительно попытался открыть дверь, а при отказе устроил бы истерику. При его состоянии истерики – это нечто большее, чем слезы и детское топанье ножкой. Порой у Никиты случались настоящие припадки, во время которых он вырывался, кричал, и приходилось колоть ему успокоительное…

Захар об этом прекрасно знал. Знал он и то, что каждый припадок давался Нине чудовищно тяжело, ей было больно видеть маленького сына в таком состоянии. Нельзя сказать, что он сейчас добровольно жертвовал своим ребенком, он просто и мысли не допускал, что Нина выдержит.

И он оказался прав.

Сначала она приоткрыла дверь, не снимая цепочку, и просто выглянула в коридор.

– Прекрати вопить! – велела она. – Ты прекрасно знаешь, что мы не сможем жить под одной крышей!

– Я знаю, что ты заблуждаешься, милая. Уж не представляю, что тебе наплела твоя родня, но они не правы. Да, я виноват, но я готов это исправить. Я люблю тебя и наших детей, я просто хочу быть с вами!

Когда-то Нина верила ему – потому что ей очень хотелось верить. После детства, проведенного под холодным, вечно осуждающим взглядом отца, ей нужно было слышать, что ее любят. Захар в этом отношении был идеален: уж что-что, а слова плести он умел и засыпал ее комплиментами. Жаль только, что дальше дело обычно не шло, и слова неизменно расходились с поступками.

И все равно она верила ему. Когда она позволяла себе эту веру, становилось тепло и хорошо внутри, Захар вдруг превращался в самого красивого мужчину на свете, честного и надежного. Хотелось простить его, принять и снова верить, что у нее есть настоящая семья.

Но недавнее потрясение не прошло даром. Захар все еще засыпал ее комплиментами, а она все равно видела перед собой лупоглазую жабу, еще и с утра успевшую бухнуть. Иллюзия развеялась окончательно.

– Захар, я тебя прошу, уйди мирно. Ради наших детей.

Захар удивленно моргнул, очередная хвалебная песнь захлебнулась на полуслове. При всем своем самолюбовании, дураком он не был и уже сообразил, что что-то пошло не так. Но идти ему было попросту некуда, так что, когда Нина попыталась закрыть дверь, он не позволил ей.

– Если я сейчас позову Никиту, он точно услышит, – холодно предупредил Захар. – Тебе нужна его истерика? С вызовом скорой? А если пацан чего подцепит от врачей?

– Ты соображаешь, что несешь?

– Извини, но ты сама меня на это вынудила. А теперь, будь добра, пусти меня домой.

– Как мы с тобой будем жить под одной крышей в таких обстоятельствах?

– Ничего, придумаем что-нибудь! На крайняк – квартиру разменяем, но это после карантина.

– Ты меня до конца карантина с ума сведешь. И вообще, это моя квартира, почему я должна ее разменивать? – возмутилась Нина.

– Слушай, мне надоело здесь торчать. Считаю до трех, котя, и, если ты меня не пустишь, придется действовать по-другому.

– Три…

– Захар!

– Два…

Слушать ее он определенно не собирался, и Нина с горечью признала, что ей придется его пустить. И разменять квартиру, если он не отступит, однажды придется. Потому что этот человек пророс в ее жизнь, как раковая опухоль, а она запустила болезнь, и теперь лечение будет долгим и трудным.

Сегодня ей придется перетерпеть, а дальше – придумать план лечения. Она собиралась открыть ему дверь, но так и не успела: Захар прекратил отсчет и без ее капитуляции. Он, всего секунду назад чуть ли не засунувший голову в приоткрытую дверь, вдруг исчез. Не отошел, а именно исчез, в одно мгновение, будто его отшвырнули от двери, как игрушку. В фильмах ужасов так людей обычно пожирает монстр…

Словно желая подтвердить версию с монстром, с лестничной клетки послышалось низкое глухое рычание, от которого даже у Нины мурашки пошли по коже. За рычанием последовал звук борьбы и высокий, почти истеричный вопль Захара:

– Не трогай меня! Убери! Убери-и-и его!

В какой-то безумный миг Нине захотелось захлопнуть дверь, запереть на все замки, заткнуть уши и сделать вид, что все это с ней не связано и ее не касается. Но это допустимо, когда тебе лет шесть-семь. Когда тебе без пяти минут сорок, приходится брать себя в руки и действовать. Мама твои беды больше не решит, мамы давно уже нет, и теперь мама – это ты.

Так что дверь она закрыла, но всего на секунду, чтобы убрать цепочку и получить возможность выглянуть на лестницу. Зрелище, ожидавшее ее там, было неожиданным, но не таким уж страшным.

Захар оказался прижат к светло-голубой стене подъезда, да так сильно, что казалось: когда его отпустят, на этом месте останется углубление в форме его округлой тушки. Дергаться он не рисковал, потому что его правая рука была очень грамотно заведена назад, и одного неосторожного движения оказалось бы достаточно, чтобы выбить плечо окончательно. Руку удерживал Кирилл, который и обеспечил Захару интим со стеной. Ну а рядом с ними стоял огромный рыжий пес, оскаливший клыки. Нина привыкла видеть Гайю совсем другим – добродушным, мягким, чуть ли не плюшевым. До нее лишь сейчас дошло, насколько это крупный и опасный зверь.

А вот до Захара дошло сразу. На Кирилла он не смотрел, его взгляд был устремлен на Гайю, и в какой-то момент Нине показалось, что глаза бывшего сожителя, и без того навыкате, вот-вот двумя мячиками выпрыгнут из орбит и с задорным стуком поскачут вниз по лестнице.

Кирилл вопросительно посмотрел на нее, чуть приподнял брови, и она без слов поняла, что его интересует.

– Я в порядке, правда, – устало улыбнулась Нина. – Но ты вовремя. А теперь отпусти его, пожалуйста.

Кирилл подчиняться не спешил, он явно сомневался, хорошая ли это идея, потому что неплохо знал Захара. А Нина невольно подумала о том, что в эти месяцы ее племянник явно тренировался и стал намного сильнее, чем раньше. Хоть кто-то из Эйлеров достойно держит удар! Хотя нет, все держат. Кроме нее. Но и ей пора исправляться.

– Отпусти, отпусти, все будет нормально.

Кирилл пожал плечами, однако Захара все-таки отпустил и отошел от него на пару шагов. Захар тут же обернулся, потирая правую руку левой. В иных обстоятельствах он бы уже устроил скандал с угрозами и шантажом, но непрекращающееся рычание Гайи заставляло его помалкивать.

Ну а дальше Нина просто не дала ему времени придумать новую речь. Она подошла ближе и отвесила ему такую пощечину, от которой голова Захара дернулась в сторону, а на щеке тут же начало формироваться красное пятно.

– А теперь запоминай, – процедила сквозь сжатые зубы Нина. – Попробуешь еще раз угрожать моим детям, я тебя убью. Убью, ты все услышал правильно. И плевать мне, что будет со мной. О них, я знаю, позаботятся, а я обеспечу им главное: будущее без упыря вроде тебя.

– Но это и мои дети тоже! – жалобно напомнил Захар. К такому яростному сопротивлению с ее стороны он не привык и теперь не знал, что делать.

– Тогда веди себя, как отец, а не как паразит! Я не стану запрещать тебе общаться с ними, если они не будут против. Ты можешь гулять с ними, поздравлять с днем рождения, дарить подарки, ходить на школьные собрания – ну, знаешь, все те скучные штуки, которые ты не делал четырнадцать лет. Но жить за мой счет я тебе больше не позволю. Мне не нужны ни Александра, ни Ян, ни Кирилл, чтобы обеспечить это. Припрешься сюда еще раз – и я сама тебя с лестницы спущу. Усек?

– Да…

– Вот и двигай, пока тебя в полет не запустили!

Возможно, Захар понял, насколько серьезно она настроена, а может, ему хотелось оказаться как можно дальше от клыков Гайи. В любом случае, он поспешил вниз, то и дело оборачиваясь, чтобы убедиться: его никто не преследует. Очень скоро он исчез из виду, внизу хлопнула дверь подъезда.

До Нины только сейчас дошло, что ее трясет – но не от страха, нет, от нервного возбуждения. Впервые после лечения она почувствовала себя если не прежней, то сильной и уверенной, а это дорогого стоит!

Она обернулась к Кириллу и улыбнулась ему:

– Спасибо! Вы реально вовремя… Но как вы здесь оказались?

Кириллу она не звонила, она даже такой вариант не рассматривала: Нине казалось, что ее племянник еще слишком травмирован, чтобы просить его о помощи. Но Кирилл вдруг явился сам, и травмированным он не выглядел.

Он показал ей блокнот, где на желтой странице черным маркером было выведено: «Нужно поговорить. Важно».

– О близнецах, небось? – мрачно поинтересовалась Нина. Кирилл кивнул. – Ну, кто б сомневался! Заходи.

Она провела Кирилла и Гайю на кухню. Ася выглянула из своей комнаты, но тут же спряталась, решив, что это ее не касается. А может, захотела отвлечь Никиту, понимая, что его присутствие серьезным разговорам не способствует.

Племянника Нина усадила за стол, поставила чайник. Собачьего корма в доме, естественно, не было, но были котлеты, которые Гайю очень даже устроили. Пока закипала вода, Нина поинтересовалась:

– Ну и во что они влезли на этот раз?

Вместо ответа Кирилл протянул ей три листа с распечатанным на них текстом – целая история! Естественно, рассказать такое он бы не смог, вот и пришел подготовленным. Так что дальше он сам делал чай, а Нина погрузилась в чтение, узнавая подробности жизни людей, которых она даже не знала – Петра Муратова, Аллы Золоторевой, ее мужа… Да много кого. По большому счету, Кирилл только что раскрыл ей подробности задания, которое близнецы выполняли для какого-то мутного типа, причем работу эту никак нельзя было назвать легальной.

Ей не пришлось уточнять, какое отношение все это имеет к ней. В конце истории сообщалось, что Муратов мертв, в его смерти обвиняют Александру, и нужно проверить, как все это может быть связано с семейством Золоторевых. Для этого кто-то должен был поговорить с тем самым «уголовником», которого Николай Золоторев сделал своим партнером. Близнецам нужно было понять, что это за человек, мог ли он нанять Муратова и чего вообще хотел.