Текст книги "Каменные цветы"
Автор книги: Влада Юрьева
Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Вчера Арден перевез свою коллекцию в «Русскую легенду» для примерок, – пояснила она. – У них там уже все на последней стадии. Насколько мне известно, проект идет по плану, они все успевают.
– Так и есть, – кивнул Охримовский. – Мне, как видишь, тоже кое-что известно. Ну и что? Как этому помогут какие-то уголовники?
– Они не помогут, у них задача другая. Так уж случится, что этой ночью в «Русской легенде» вспыхнет пожар. Не сильный, компанию не разорит. Но по роковому стечению обстоятельств он начнется именно там, где хранится коллекция. Не знаю, как украшения, а тряпки точно пострадают.
Ирина не стала продолжать, что за этим последует, Охримовский и сам понимал. Арден мог бы отшить все заново – но не в такие сроки. А показ на Красной Площади перенести по первому капризу не получится, такое планируют и согласовывают заранее. Проект будет потерян для всех заинтересованных сторон.
Она ведь хотела, чтобы он был потерян! Ее вся эта шайка выводила из себя. Лаврентьев, давно уже пивший ее кровь, обнаглевшая перебежчица и Арден, который решил, что он может стать у нее на пути. Жаль только, что Охримовский этого не понимал.
– Ты с ума сошла? – укоризненно посмотрел на нее он. – Это же девяностые какие-то!
– В девяностых тоже были свои удачные идеи.
– Но не такие! Ты представляешь, что с нами станет, если эти молодчики попадутся? Это тебе не верные воины, которые будут до последнего молчать, защищая свою королеву!
– «С нами» ничего не будет, – возразила Ирина. – Я заказала это в частном порядке и оплатила из личных средств. Как видишь, фирма ничем не рискует. Но они не попадутся.
– Все равно не надо. Это тупейший ход, ты подставляешься.
– Ты меня выдашь?
Он замер, обдумывая это. Ее напряженный взгляд Охримовский выдержал без труда, но и ссориться с ней не спешил:
– Нет, я тебя не выдам. Но я прошу тебя, чтобы ты одумалась и остановилась сама. Кто-то может пострадать! И если в тебе осталось маловато человеколюбия, думай о том, что тебе за это придется отвечать – при худшем сценарии. Ты понимаешь, какой это срок? Да и потом, не забывай, что там сейчас Светлана Егорова! Я не хочу, чтобы это коснулось ее.
– Это ее не коснется, там вообще никто не пострадает. Сгорят только тряпки. А этого разговора не было.
Отступать она не собиралась – и хотела, чтобы он это понял. Не важно, метил Охримовский на ее место или нет. Он был достаточно умен, чтобы понять: пока ему выгоднее быть ее другом, а не соперником.
Да и потом, он мог изображать тут святошу сколько угодно. Ирина за эти годы достаточно хорошо изучила его: что бы он ни болтал, бизнес всегда будет для него на первом месте. Может, он и правда не рискнул бы жизнью Егоровой. Но трястись над соблюдением закона или обязательным сохранением чужой коллекции он точно не будет.
– Ладно, – сдался он. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Доверься мне.
Опасный момент миновал, Ирина наконец позволила себе вздохнуть с облегчением.
Охримовскому не обязательно было знать, что на сегодняшней встрече она дала два задания: сжечь тряпки и избавиться от Егоровой, потому что ее возвращение в «Вирелли» Ирине точно было не нужно.
* * *
Эдуард Лаврентьев понимал, что не существует удачного времени для беды – на то она и беда, чтобы сваливаться на голову неожиданно! Но теперь она была совсем уж не к месту и не ко времени. Если бы можно было выбрать самый неудачный момент для проблем, это наверняка был бы он.
В здании была установлена великолепная система пожарной безопасности, а украшения хранились так, что им навредил бы разве что ядерный взрыв, но никак не огонь. Однако именно сегодня, из всех дней, у них находилась еще и коллекция Толи Ардена. Проклятые куски ткани, которые так легко горят! Верить, что это просто совпадение, было трудно, но Эдуард заставлял себя, потому что иначе и до паранойи доходиться можно.
Теперь он стоял снаружи вместе с остальными сотрудниками и ждал, когда уже прибудут эти чертовы спасатели – заснули они там, что ли? Пожар был не слишком сильным, никто не пострадал, однако запах дыма, расползающийся по воздуху, бесконечно раздражал.
Сотрудники реагировали на случившееся по-разному: кто-то ругался, кто-то плакал, кто-то бестолково метался вокруг огороженной территории, как будто это могло что-то изменить.
Один только Романов, пожалуй, оставался привычно равнодушным, словно его случившееся вообще не касалось. Он подошел к Эдуарду и полюбопытствовал:
– Ты Егорову не видел? Не могу ее найти.
При посторонних он еще мог изображать вежливость, а вот наедине говорил свободно. Да и к чему церемониться? Они знали друг друга слишком долго и слишком хорошо.
– Не видел я твою Егорову, – отмахнулся Эдуард. – Какая тут вообще Егорова, если у нас коллекция сгорит? Все сгорит!
– Все не сгорит. Сгорят ненужные тряпки.
– Ардену это скажи!
– Арден и без меня в курсе, – пожал плечами Романов. – Ты действительно думаешь, что он будет рисковать показом на Красной Площади вот так глупо? Хрен с ним, с пожаром, во время примерки много что может пойти не так. Он сюда прислал копии подешевле, которые не жалко.
– Да? – смутился Эдуард. – Не знал!
Хотя ему полагалось знать. Ему, а не одному из мастеров!
– Это потому что ты его невнимательно слушал. А Егорова где была сегодня? В студии или в мастерской?
– Далась тебе эта Егорова! В студии, вроде.
– Тогда странно. Все дизайнеры вышли, а ее я не видел.
– Может, отошла куда?
– Не отошла бы.
Эдуард не находил в этом ничего особенного, но решил все-таки проверить. Он подошел к группе дизайнеров, с тревогой наблюдавших за пожаром. При его появлении эти девицы наконец подобрались, так что разговорить их было несложно.
Они подтвердили, что Егорова и правда была в студии с самого утра. Пожарную сирену она тоже слышала, должна была выйти вместе с остальными. При этом никто не мог уверенно сказать, что Егорова из здания вышла – никто ее не видел.
Это Эдуарду не нравилось, но еще ничего толком не значило, нужно было все проверить. А вот Романов, привычно скользивший за ним незаметной тенью, ничего проверять не собирался. Он вполне уверенно направился в сторону перекрытого здания.
– Да погоди ты! – возмутился Эдуард. – Слышишь, пожарные уже едут?
Сирены приближающихся машин и правда звучали совсем близко, однако Романов не был бы собой, если бы поставил здравый смысл выше собственного упрямства. Он даже не обернулся, и никто не пытался его удержать – в компании его многие побаивались, отрицать это было нельзя.
– Да чтоб тебя, засранец, – процедил сквозь сжатые зубы Эдуард.
Ему не следовало потакать этому. Нужно было приказать охране задержать Романова – и уж точно не идти с ним. Потому что сорокалетнему мужику такие выходки непростительны! А тому, кто ему в отцы годится, – тем более.
Но, даже понимая это, Эдуард все равно обнаружил себя идущим рядом с ним в полное дыма и воя сирен здание.
Они направились сразу же на этаж дизайнеров. Пытаться спасти коллекцию было поздно – да и глупо, если это действительно дешевая копия. Эдуард надеялся, что быстрая проверка успокоит Романова, покажет, что эта девица сбежала вместе с остальными и поводов для беспокойства нет. Тогда они смогут быстро уйти отсюда, и так уже дымом надышались!
Вот только поводы для беспокойства были.
– Какого хрена?.. – поразился Эдуард и тут же закашлялся, поперхнувшись горячим воздухом.
Дверь в общий кабинет дизайнеров была не просто закрыта, она была подперта каким-то металлическим ломом. А огонь пылал уже совсем близко – и он никак не мог так быстро добраться сюда снизу, где изначально заметили пожар.
Значит, никакой это не пожар. Это поджог – сразу в двух местах. Но такой вариант, возмутительный и преступный, все равно был более логичным, чем случайное возгорание в великолепно отремонтированном здании.
Из-за воя пожарной сигнализации невозможно было ничего разобрать, однако даже Эдуард уже не сомневался, что в кабинете кто-то есть. Иначе какой смысл подпирать дверь? Романов же и вовсе не собирался обдумывать ситуацию – хотя следовало бы. Он без сомнений рванулся вперед, в клубы черного дыма, к близким всполохам огня. Эдуард попытался его задержать, однако бывший воспитанник оттолкнул его руку.
Романов и дальше действовал с той же решительностью, больше подходящей роботу, чем человеку. Он перехватил железный кол и откинул в сторону. Выглядело это легко, однако Эдуард даже сквозь дым успел заметить, что на раскаленном металле остались кусочки кожи и кровь – за скорость пришлось заплатить опасным ожогом.
Но оно того стоило, потому что из распахнувшейся двери тут же вырвалась Егорова, живая, кажется, даже здоровая – хотя и покрытая сажей. Она попыталась что-то сказать, но не смогла, да никто и не ждал от нее объяснений.
– Уходим! – крикнул Эдуард. – Быстрее, пока тут потолок не рухнул!
Егорова растерялась, не зная, куда бежать. Ее сложно было обвинять: похоже, она надышалась дымом, у нее слезились глаза. Романов не стал ждать, пока она придет в себя, просто подхватил ее на руки, легко, будто не он только что с кожей распрощался. Эдуарду оставалось лишь вести их к пожарной лестнице – которой ему никогда раньше не доводилось пользоваться. Пламя ревело все ближе, звук искажался, и казалось, что это конец… Пока они не вырвались из раскаленных коридоров в прохладу весенней ночи.
А там уже работали и пожарные, и врачи. Их окружили со всех сторон, развели по машинам, помогли, успокоили. Огонь сдержали быстро – и часа не прошло.
Уже на следующий день пожарные подтвердили то, что Эдуард и сам давно понял. Был поджог, причем грамотный. А Егорова заявила, что видела за дымом людей, но разглядеть не смогла, все они были в противогазах. Они перехватили ее, когда она бежала к выходу, и, ничего не объясняя, швырнули обратно в студию. Там она билась о закрытую дверь, чувствуя приближение пожара, пока за ней не пришли.
Здание пострадало, но не сильно. Украшения в защитных кейсах пламя вообще не задело. Коллекция одежды была уничтожена – но сам Арден нашел это смешным, потому что у него даже дешевая копия оказалась застрахована.
Поджигателей пока не поймали. Но Эдуарду было не слишком важно знать, кто они. Он и так прекрасно понимал, кому выгодно уничтожение коллекции, повреждение украшений – и гибель главного дизайнера.
* * *
Лане до сих пор сложно было поверить, что это действительно с ней произошло. Нет, в ее жизни и раньше хватало странностей – но это же не просто странность, это преступление!
Теперь она могла рассказывать о произошедшем со смехом, вроде как ничего ужасного не случилось, все в порядке! Но тогда ей было совсем не смешно. Она слишком хорошо помнила свою растерянность, нарастающий страх, неверие – не может такого быть, не с ней так точно! Помнила, как билась о дверь, как задыхалась от дыма. Окна были закрыты решетками, дверь никак не поддавалась. Из-за пожарной сигнализации невозможно было услышать, есть рядом кто-то или нет, близко ли спасатели. Зато дыма становилось все больше, горел пластик, и Лане казалось, что она обречена.
Ну а потом дверь открылась, дальше воспоминания пошли скорее счастливые из-за осознания того, что Лану все-таки спасли. Даром ей тот день не прошел, ее на сутки задержали в больнице, чтобы провести детоксикацию. Однако это было такой мелочью после того, как она осталась живой и не покалеченной!
Павел заплатил за ее спасение куда дороже, он получил серьезный ожог и теперь не мог толком двигать пальцами на правой руке. Врачи заверяли, что это не страшно, что скоро все заживет… Но уж точно не скорее, чем нужно завершить работу над коллекцией.
Он делал вид, что ему все равно. Он всегда так поступал. Он и Лане сразу заявил, что не собирался ее спасать, он случайно оказался на том этаже, удивился запертой таким варварским способом двери, вот и выпустил пленницу.
Эта версия долго не продержалась. Как только Лана вернулась на работу, другие дизайнеры, да и мастера поспешили рассказать ей, что он, вообще-то, выбрался из здания. И одним из первых. Он спрашивал про нее и рванул обратно, когда понял, что ее нигде нет.
Конечно, это могло ничего не значить – и его поступок, и эта ложь. Он спас ее, потому что так поступил бы любой нормальный человек. А соврал потом, чтобы она не вообразила себе слишком много, он ведь знает, что она к этому склонна! И все равно Лане было приятно.
Поэтому она выждала еще день, чтобы суета в «Русской легенде» окончательно улеглась и все вернулись к прежнему ритму. Вот тогда Лана и направилась в его мастерскую.
Павел привычно работал там, хотя теперь он как раз имел полное право на больничный. Но он не пропускал ни дня в офисе с тех пор, как вернулся. При этом с Ланой он по-прежнему не пересекался без острой необходимости, да и она старалась ему не докучать.
Однако сегодня ему предстояло потерпеть. Лана уверенно постучала в дверь и, дождавшись позволения, вошла в полутемный зал.
Павел работал за столом – совсем как в день их знакомства, если что и изменилось, так это белая повязка на его руке. Увидев, что к нему явилась Лана, он окинул ее неприязненным взглядом.
– Вам что нужно?
– Мы можем перейти на «ты»?
– Нет.
Обижаться Лана не собиралась:
– Ну да и ладно, тогда буду благодарить не тебя, а вас. Спасибо.
– Пожалуйста. Научитесь открывать двери самостоятельно, это упростит жизнь всем.
– Как знала, что вы от язвительности не удержитесь, – рассмеялась Лана, но тут же посерьезнела. – Как ваша рука? Очень болит?
– Вообще не болит. Повязку я ношу из гигиенических соображений.
– Врете ведь… Мне жаль, что так получилось, но я хочу, чтобы вы знали: я действительно ценю то, что вы сделали.
– Вы можете продолжить ценить это в другом месте? Я работаю.
– Можно я вас обниму?
Павел, уже начавший отворачиваться от нее, застыл в движении, и выглядело это забавно, но Лана старательно подавила улыбку.
– Что? Зачем вам это? – нахмурился он. – Совершенно лишнее!
– Я помню, что вам неприятно, потому и спрашиваю заранее. Вы не могли бы чуть-чуть потерпеть? Мне это нужно.
– Зачем?
– Нужно и все.
– Исключено, – объявил Павел. – В нашей компании такое не приветствуется, все эти контакты на рабочем месте.
– Да? А если я принесу письменное разрешение Лаврентьева, согласитесь?
– У вас действительно хватит наглости его в это втянуть?
– Еще как! – с готовностью подтвердила Лана. – Скажу больше: я почти уверена, что Лаврентьев согласится и даже насладится этой ситуацией. Что, если он выдаст мне письменное разрешение обнимать вас каждый день по одному разу? Сами себе копаете яму, Павел!
– Совсем в этой компании все с ума посходили… Ладно, – ворчливо позволил он. – Делайте, что хотите, только быстро!
Лана не собиралась медлить. Она не дала ему даже шанса подняться, обняла, пока он сидел в кресле, чуть навалившись собственным весом – но не сильно, просто чтобы быть поближе к нему. Она почувствовала, как он осторожно проводит по ее спине здоровой рукой – совсем легко, словно опасаясь прижать ее к себе еще ближе.
– Спасибо, – прошептала она ему на ухо. Он на этот раз ничего не ответил.
А потом этот странный, чуть затянувшийся миг закончился, Лана отстранилась и покинула мастерскую.
Все пошло по-прежнему.
* * *
Когда ставки высоки, можно и проиграть. Ирина прекрасно знала об этом – в молодости она только так и прорывалась вперед. Но уж теперь-то, когда она обеспечила себе солидную должность и залитый солнцем кабинет, она надеялась, что те игры можно будет оставить в прошлом.
Не сложилось, промахнулась. Тоже бывает. Она нанесла определенный урон репутации «Русской легенды», но несерьезный и определенно не стоящий таких инвестиций. Это было бы плохо при любом раскладе, а уж в ее нынешнем положении – тем более.
Ей только и оставалось, что справляться с последствиями. Она уже устроила себе отпуск на месяц и теперь торопливо забирала личные вещи из кабинета. За этот месяц станет ясно, какие из ее проблем решатся сами собой, а с какими нужно будет разбираться отдельно. Как бы то ни было, в безопасности она будет только за границей.
И у нее почти получилось… почти. Но ведь «почти» не считается.
Ее задержали в офисе, на глазах у многих сотрудников. Все произошло настолько быстро, что Ирина и опомниться не успела. Вот она мило прощается на месяц с секретарем – а вот уже в холл вламываются какие-то люди, забирают у нее чемодан, куда-то ее ведут.
Она лишь по пути к служебной машине поняла, что ее обвиняют в организации поджога в здании «Русской легенды». То есть, в том, что она действительно совершила – и о чем никто не должен был знать! Ирина уже проверила: нанятые ею поджигатели благополучно покинули страну, они бы ее не выдали… Но как тогда?
Долго гадать, как ни странно, не пришлось. Сотрудники, наблюдавшие за ее унизительным задержанием, смотрели на Ирину с ужасом и неверием – и лишь один улыбался.
– Ты! – крикнула Ирина. Не следовало вот так сразу срываться, но в последние дни ее нервы и без того были на пределе, держаться попросту не получалось. – Это ты устроил! Ты подставил меня!
– О чем вы, Ирина? – вполне правдоподобно удивился Охримовский. – Я сам сейчас ничего не понимаю!
– Тебе это с рук не сойдет! Если я сяду, сядешь и ты! Ты знал о том, что готовится, но никого не предупредил! Ты тоже сядешь!
Но даже угрожая ему, Ирина в глубине души понимала, что делает хуже лишь себе. Если изначально она могла от всего отказываться, делая вид, что вообще не понимает этих обвинений, то теперь так не выйдет. Она сейчас сознавалась в присутствии оперативников – пусть и косвенно, для них и такое подарком станет.
Ну а Охримовский вывернется в любом случае. Он наглый, талантливый и очаровательный. Она не сможет доказать, когда именно он узнал о преступлении, а ему и доказывать ничего не нужно будет. Он наверняка выдал ее так, чтобы не засветиться в этой истории самому. Тут не то что полиция, даже в компании никто не поверит, что он ее подставил. Это же сам Юрий Охримовский, его все любят, он ангел! Нет, что вы, виновата она и только она! А даже если совет директоров что-то заподозрит, им выгоднее отказаться от уже запятнавшей себя сотрудницы, чем от ценного ресурса, чтобы удержать компанию на плаву.
Ирина вынуждена была признать, что на этот раз она проиграла не партию даже, а всю игру.
* * *
Лана на его месте вообще не смогла бы работать. Когда правая рука так туго перемотана, ее все равно что нет! Но Павел оказался амбидекстром, у него обе руки действовали одинаково, он просто чуть замедлился.
Беда в том, что замедлился не только он. К моменту этого проклятого пожара коллекция была по большей части готова, но не до конца, несколько сложных украшений нужно было доделать. Однако Павел был вынужден сбавить темп, а некоторые мастера и вовсе работать не могли. От огня не пострадали люди – зато пострадало сложное оборудование, которое по щелчку пальцев не заменишь.
Ситуация очень быстро становилась критической. Они, пережившие так много и так много отдавшие, могли лишиться проекта. Как бы ни благоволил им Арден, он не пожертвовал бы ради них показом.
И тут помощь пришла из самого неожиданного источника.
– Я чувствую себя виноватым за то, что сотворила Ирина, – заявил Юрий, в очередной раз дозвонившийся Лане с чужого номера. – Поэтому вы можете использовать любое оборудование «Вирелли» без какой-либо платы. Разумеется, я подпишу все бумаги о том, что мы ни на что не претендуем.
Его предложение было слишком хорошим, чтобы оказаться правдой. Как только Лана сообщила обо всем Лаврентьеву, директор тут же отказался. Его можно было понять! Где бесплатный сыр обычно находят? Конкуренты не помогают друг другу, да и Юрий – далеко не добрый самаритянин.
Лана все это понимала, ее и саму беспокоило то, что она никак не могла найти подвох. О том, что подвоха нет, она даже не помышляла. Однако здесь нужно было не придираться, а выбирать меньшее из двух зол.
Любую диверсию, которую подготовил Юрий, еще можно было как-то отразить. А вот если бы показ сорвался, они бы гарантированно потеряли все. В конце концов это признал даже Лаврентьев.
Большинство мастеров, связанных с коллекцией, переехали в здание «Вирелли». На своем месте остался только Павел, он это даже обсуждать отказывался. Но ему Лана могла доверять, так что он работал самостоятельно. Она же наблюдала за тем, что делают другие мастера, и помогала им, если нужно.
Лана не прекращала ждать подвоха, она внимательно следила за Охримовским. Лишь ради этого она соглашалась на его предложения пообедать вместе или отдохнуть за чашкой кофе. Не зря ведь говорят, что врагов нужно держать близко? Впрочем, не слишком близко. Она прекрасно помнила его трюк с поцелуем и больше не позволяла сделать фото, где их могли бы счесть парой.
Охримовский к этому и не рвался. Он вел себя идеально, неожиданно смиренно, дружески даже. Лана успокаивала себя тем, что он, должно быть, сделал ставку на репутацию. Нового директора «Вирелли» еще не назначили, однако всерьез рассматривали только одну кандидатуру. Показательной милостью к главным конкурентам Охримовский попросту набирал себе очки в сфере маркетинга, только и всего.
Пару раз Лана даже позволила ему помочь мастерам со сложными украшениями, работать руками он умел так же хорошо, как создавать собственные проекты. Но и тогда он не попытался ничего сфотографировать, изменить или украсть. Юрия Охримовского было не узнать, и Лана наконец позволила себе расслабиться.
Коллекция была готова, до показа оставалось несколько дней. Даже если Охримовский задумал какую-нибудь пакость, главный проект он сорвать уже не мог.
* * *
Никто не говорил, что случилась беда, но это чувствовалось сразу. Никто никуда не бежал, как это было при пожаре. Просто в воздухе зависло напряжение – тяжелое, как будто осязаемое. Люди о чем-то тихо переговаривались и почти все смотрели на экраны мобильных телефонов. Такого из-за мелочей не бывает…
Сначала Лана испугалась за коллекцию, но быстро сообразила: если бы что-то случилось с украшениями, ей бы уже названивали с десятка номеров. Получается, дело не имело прямого отношения к работе – но вместе с тем было как-то связано с «Русской легендой». Именно сотрудники этого ювелирного дома сейчас выглядели подавленными, а вот представители «Вирелли», наблюдавшие за ними, скорее посмеивались.
Гадать, что произошло, не было ни смысла, ни времени. Лане только и оставалось, что зайти на первый же новостной портал – и сразу получить ответы.
Там были фотографии того, кто вряд ли желал такой славы… да точно не желал! Павел терпеть не мог, когда на него смотрели, о публичном размещении фотографий и речи не шло. Однако снимки на портале были – крупным планом, самые неудачные, делающие акцент на шрамах, а не на здоровой половине лица.
Но даже эти фото не были так оскорбительны, как текст под ними. Журналисты с необъяснимым восторгом смаковали детали того, как Павла много лет насиловал отчим, а в итоге несчастный подросток лишился рассудка и убил мучителя. После этого ему полагалось остаток жизни провести за решеткой, однако Эдуард Лаврентьев нарушил закон, чтобы вытащить сына своего приятеля на свободу. И вот теперь такой безумный маньяк гуляет среди нас, остерегайтесь, люди добрые!
Весь этот бред не был правдой даже наполовину. Скорее, это были жалкие крохи правды, на которых кто-то замешал выгодную ему историю. И вроде как было непонятно, кто за этим стоит – имена журналистов наверняка оказались бы псевдонимами, а на источники они и вовсе не ссылались. Однако Лана сразу же, в первую же минуту догадалась, чьи уши торчат из этого болота.
Она направилась к Охримовскому. В других обстоятельствах она бы ему позвонила, но сегодня ей предстояло работать в мастерской «Вирелли», Лана уже была рядом. Ей хотелось заглянуть ему в глаза и, быть может, хоть что-то понять…
Охримовский сделал вид, что удивлен ее неожиданным вторжением. Он по-прежнему был отличным актером – да и с чего бы ему меняться? С годами опыт лишь пойдет ему на пользу, Юрий будет получать все, что ему нужно.
Но не в этот раз.
– Зачем? – только и спросила Лана.
– Я не понимаю, о чем ты. Да, я видел сегодняшние новости, и я в таком же шоке, как и ты, я очень соболезную этому…
– Перестань! Я прекрасно знаю, что это сделал ты. Только ты поставил бы в центр всего именно сексуальное насилие, потому что считаешь его самым оскорбительным для мужчины. Доказательств того, что это действительно было, вообще никаких нет, это твоя фантазия!
– Света, но зачем мне это? Что я выигрываю?
– Так я с этого и начала разговор: зачем тебе это? Сначала мне казалось, что ты вообще ничего не выигрываешь… А теперь я понимаю: ты добиваешься того, что было нужно твоей бывшей начальнице, только менее преступными способами.
– Это чего же? – усмехнулся Охримовский, но взгляд его при этом оставался холодным.
– Срыва показа. Скандалы ведь по-разному работают, вот так – тоже. Этой дебильной новостью ты пытаешься убедить людей, что Павел – извращенец и псих, а Лаврентьев – преступник, его освободивший. Особо дотошные журналисты могут докопаться до того, что новость исходит от тебя. Вот потому ты и помогал нам все эти дни: чтобы наработать определенную репутацию, сделать любые подозрения в твой адрес кощунственными.
– Солнце, по-моему, ты переутомилась, тебе повсюду враги мерещатся! Я очень сочувствую этому опущенному, но я тут ни при чем.
– Хватит. Ты неисправим, и я не знаю, ответишь ли ты когда-нибудь за это, просто… держись от меня подальше.
Она не могла оставаться с ним в одной комнате – физически не могла. Ей казалось, что рядом с этим человеком она задыхается. Лане хотелось отомстить ему – хоть за решетку посадить, хоть глаза выцарапать. Однако она слишком хорошо понимала, что пока можно только драку начать, да и то заранее ясно, для кого это плохо кончится.
Поэтому Лана развернулась и ушла, сначала от него, а потом и из офиса. Ей нужно было попасть к зданию «Русской легенды» как можно скорее, и, хотя такси подошло быстро, а город был свободен, Лане все равно казалось, что она застряла. Застыла, как наивная маленькая муха в янтаре. Она все спешит куда-то, все верит, что может долететь… А ведь ее полет давно закончился!
Она пыталась не думать об этом, но отчаяние уже скреблось в душе настороженным зверем. За проект, как бы иронично это ни звучало, она не беспокоилась. Толи Арден принял всю коллекцию украшений, он не допустит, чтобы такое грандиозное шоу сорвалось. Так что все мысли Ланы были теперь направлены на того, кто стал главной жертвой этого скандала.
Он ведь только притворяется непробиваемым, на самом-то деле… У таких, как Павел, и выбора большого нет: либо сломаться сразу, либо противостоять всему миру. Не давать над собой смеяться, не жаловаться, не просить о помощи. Нести свое прошлое, как крест, не разделяя его ни с кем. Это сложно при любом раскладе, а уж когда это прошлое вдруг вырывают у тебя и швыряют миру, увеличивая его вес в сотни раз…
Лана с таким бы не справилась. И она была не уверена, что справится он.
Добравшись до ювелирного дома, она первым делом бросилась в знакомую мастерскую, но там ее встречала лишь закрытая дверь. Лана даже не удивилась, она и не ожидала, что он захочет переждать бурю здесь. Был только один человек, который точно знал, где он теперь затаится.
Она опасалась, что Лаврентьев тоже разберется, кто за этим стоит, и свяжет вину с ней. Однако, даже если он так думал, он не отказался принять Лану. Когда она вошла в его кабинет, он не пытался сделать вид, что работает. Чувствовалось, что и его трясет от всего случившегося.
– Знаете уже? – коротко спросил он.
– Знаю, конечно. Где Павел?
– Это не важно. Нам нужно обсудить общую коммуникационную стратегию, Арден уже едет сюда. Естественно, все, что связано с уголовщиной, мы опровергнем сразу – Романова я вытащил вполне легально. Чуть больше времени займет восстановление репутации…
– Вот это как раз не важно! – перебила его Лана. – Где Павел?!
Лаврентьев вскинул на нее гневный взгляд, он не привык к тому, что его перебивают столь нагло и бесцеремонно. Но, видно, было на ее лице что-то такое, что заставило его отложить упреки и ответить неожиданно спокойно:
– С ним все в порядке.
– С ним не все в порядке. Ни с кем бы не было в порядке после такого! Мне нужно поговорить с ним.
– Если бы он хотел поговорить с вами, он бы вам позвонил, Светлана.
– Ага, это как с утопающими: кто-то орет, умоляя о помощи, а кто-то тихо тонет. Вы ведь и сами знаете, что он не позволит себе показать слабость.
– Это его дело.
Лаврентьев вроде как должен был заботиться о нем – это все-таки его воспитанник, не чужой человек. Возможно, он и сейчас был уверен, что заботится. Но его тупое упрямство оказалось непробиваемым: сколько бы Лана ни билась, нужный ответ он ей так и не дал. Он лишь подтвердил, что Павел не в своей квартире, но это она и так знала, там сейчас журналисты наверняка ползают, как тараканы.
Он не примет такое внимание, нет, он где-нибудь укроется… Вопрос только в том, где.
А еще – в том, не погубит ли его это одиночество, продиктованное исключительно благими намерениями.
* * *
Эдуард прекрасно знал, что он виноват. Несмотря на то, что многое сделал правильно – все равно виноват.
Пацана нужно было забирать раньше. Сразу после того, как умер Сашка… Нет, еще не тогда. Как только в доме появился тот упырь. «Отчим» – это просто слово, просто юридическая роль. Оно вовсе не подразумевает заботу и защиту.
Этот человек не понравился Эдуарду сразу, при первой же встрече. Но это не давало ему никаких прав вмешиваться в чужую жизнь. Павел был под опекой родной матери, разве этого недостаточно? А она обожала своего нового мужа и не сомневалась, что он сделает ее и сына счастливыми. Эдуард предпочел поверить в это. Принять ее версию было не так уж сложно: он жил далеко и не видел, что там творилось день за днем.
Конечно, он приезжал, пусть и редко. Конечно, видел, что пацан покрыт синяками. Он спрашивал об этом самого Павла, но тот вполне бодро заявлял, что упал или подрался с мальчишками. В школе это подтверждали: парень был буйный и умел постоять за себя. Он не выглядел забитым и зашуганным. Никто и предположить не мог, что с ним творится. Ну, или не хотел предполагать.
Уже потом, когда все закончилось, Эдуард не раз спрашивал его, почему он не пожаловался и не позвал на помощь раньше.
– Мать не хотел оставлять, – наконец пояснил Павел. В первый год после возвращения из клиники он вообще отказывался это обсуждать, а потом потихоньку начал. – Она бы от него не ушла, а он бы ее убил, если б больше не смог на меня срываться.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.