Текст книги "Москва никогда"

Ловушка захлопнулась.

– Вскрываемся.

Коготок увяз – всей птичке пропасть.

– С удовольствием…

Карты легли на стол, и разоренный неудачник отправился на операцию, а ликующий победитель – отметить в кругу друзей крупный выигрыш и заодно покормить псов.

Глава 17
Псы войны[9]9
  Благодаря одноименному роману Фредерика Форсайта понятие стало нарицательным для наемных войск.


[Закрыть]

00.17 по восточноевропейскому времени

– Флинт. Прием. Не молчи! Флинт…

Слова доносились издалека. Создавалось впечатление, что несколько человек невпопад кричат с противоположенного берега широкой реки.

– Вызывает Валет. Прием…

Я даже не сразу понял, что обращаются ко мне. Череда навязчиво ярких вспышек-образов, проносящихся перед мысленным взором, мешала сосредоточиться.

– Флинт…

Ласковый шепот морского прибоя. Стройная девушка в облегающем платье неспешно бредет по песчаному пляжу. Мокрый песок прилипает к ступням. Она так задумалась, что не заметила, как подбежавшая сзади собака игриво потянула ее за край платья. Смешно замахав руками, пытаясь удержать равновесие, девушка провалилась в завораживающее безумие свободного падения.

– Вызывает Валет. Ответь…

Раскрывшийся купол парашюта похож на виляющего хвостом пса. Странно, но барабанящие по стеклу капли дождя говорят о печали больше, чем все слова вместе взятые. И улыбающийся ребенок, тянущий руки к материнской груди, не ведает страха.

– Флинт!

Какого, спрашивается, хрена я вставил в голову имплантат-передатчик? Да, иногда прямая связь с другим ноймом полезна. Что-то наподобие соединения двух компьютеров в сети. Но сейчас…

– Флинт!

– Валет?! – хоть и с трудом, мне все же удалось вырваться из обволакивающего плена ярких иллюзий.

– Наконец-то! – он не скрывал радости. – Карп рвет и мечет. Требует тебя и Магадана. Где вы застряли? Мы на бронетранспортерах выдвигаемся в квадрат Тридцать четыре – Восемнадцать.

– Что за спешка? – чуть было не спросил я, вытирая рукавом кровь с лица.

К счастью, вовремя спохватился. Во-первых, никто кроме меня не в курсе замыслов Карпина. Во-вторых, все и так яснее ясного: «Пятерка», испуганная неожиданным вторжением кадов, переводит девчонку-андроида на новое место.

Встревоженный затянувшейся паузой, Валет уточнил:

– Флинт, у вас вообще как? Все в порядке?

Прежде чем ответить, я повернул голову в сторону напарника и сразу понял, что он мертв. За последние пару лет успел достаточно насмотреться на покойников, чтобы ошибиться.

– Проклятье!

– Что?

– Герцогиня с тобой?

Отсчет времени счет шел на секунды. От четырех до шести минут кислородного голодания – и необратимые изменения в коре головного мозга превратят реанимированного человека в бессмысленный овощ.

– Да, и еще…

С трудом поднявшись на ноги, я шагнул к трупу.

– Заткнись и переключи свой имплантат на общую волну.

– Понял, – отменная реакция – отличительное свойство настоящего игрока.

– Я слушаю, Флинт, – хорошо, когда в команде есть опытный док.

– У Магадана остановка сердца. Не знаю, как долго я был в отключке…

– Ты его не вернешь, – спокойно ответила Герцогиня, так, словно заранее подготовилась к «неприятному разговору».

Не вернешь…

Вот так просто и буднично. Как записанное объявление в подземке метро. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – “Морг”. Переход с красной линии “Жизни” на черную ветку “Смерти”. Выход в город – через жерло трубы крематория».

Медики – люди с особенным складом ума. Иногда мне начинает казаться, что они прилетели на Землю с далекой планеты, где все не так, как у нас.

– Почему?

– В твоей походной аптечке нет атропина, и вряд ли найдется адреналин. С момента остановки сердца прошло больше минуты. Без дефибриллятора и медикаментов ничего не получится. Можешь попробовать компрессию грудной клетки и искусственное дыхание, но…

Она не стала заканчивать мысль, хотя и так было ясно, что имелось в виду. «Сделать это исключительно для самоуспокоения. Шансов не было изначально, однако ты не сдавался до последнего».

– Дерьмо!!! – вспышка ярости спровоцировала выброс адреналина, который в данный момент был нужен не мне, а мертвому человеку. Плевать я хотел на самоуспокоение и все остальное. Командир отвечает за своих людей. Если кто-то погиб по его вине, значит…

Стоп!!! Еще не все потеряно!

Рывком поднявшись с пола, я взял на руки обмякшее тело напарника.

– Герцогиня!

– Что? – так разговаривает усталый психолог с пациентом.

– У меня две капсулы системы жизнеобеспечения. Можно с их помощью…

– Да, если еще не слишком поздно, – теперь, когда появился реальный шанс спасти человека, отстраненный циник превратился в доктора. – Погружаешь тело полностью в кислородосодержащий биораствор, – она говорила быстро и четко. – Справа у изголовья сенсорный экран, активирующий установку.

– Погрузил, активировал. Все в красных символах…

– Это нормально. Пациент мертв.

В другое время я не преминул бы заметить, что у нас разные понятия о «нормальности». Сейчас было не до того.

– Как его оживить?!! – казалось, что секундная стрелка сошла с ума: время не просто ускорилось, оно помчалось галопом.

– По центру большой круглый символ – автоматическая диагностика.

– Нажал, ничего не изменилось!

– И не должно. Внизу справа – перечеркнутая молния. Это реанимация.

– Нажал. Крышка капсулы пошла вниз и внутри загудело.

– Все правильно.

– Что теперь?

– Ничего. Нужно подождать пару минут.

– Потом вытаскивать тело?

– Нет.

– Как – нет? – не понял я.

– После удачной реанимации система переходит в режим глубокой диагностики и восстановления. Процесс занимает от пяти до восьми часов в зависимости от состояния больного.

Судя по нарастающему гулу, дела Магадана обстояли неважно. Даже просто реанимация была под большим вопросом, не говоря уже об «удачной».

Заранее зная ответ, на всякий случай спросил:

– Можно обойтись без диагностики? У нас нет времени.

– Нельзя.

– Проклятье!!!

– Флинт, – совершенно некстати в разговор вклинился неугомонный Валет. – Если вы закончили…

– Мы только начали! – сам того не заметив, я сорвался на крик. – Ты меня понял?!

– Да я-то понял, но Карп на связи. Говорит, срочно. Что мне ответить?

Я почувствовал себя загнанной крысой, мечущейся в безвыходном лабиринте. Каждое новое ответвление – очередной виток напряжения, оканчивающийся…

– Переключай на него!

– Что у тебя? – давно не слышал таких напряженных интонаций в голосе босса.

– Реанимирую Магадана.

– Как сам?

– Бывало и хуже.

– Ясно. Ходить можешь?

– Пытаюсь.

– «Пятерка» готовит эвакуацию. Твои люди выдвигаются на позицию. Нужно встретиться с ними не позднее чем через пятнадцать минут. С Магаданом или без.

И не дожидаясь ответа, прервал связь.

– Да мать же твою!!! – я с трудом удержался от того, чтобы со всей силы не впечатать кулак в стену.

Наемникам не положено думать и чувствовать. Они должны выполнять приказ, и точка. За это им платят звонкой монетой. Вместе с крушением мира рухнула пирамида централизованной власти. Да, оставалась эфемерная видимость управления, но, по большому счету, все сводилось к некому подобию феодальной грызни. Природа людей такова, что даже на грани полного уничтожения они не перестанут выяснять отношений между собой. Мы выбрали сторону, встав под знамена Карпина. И неважно, какие причины толкнули нас на этот шаг. С того самого момента мы продались ему с потрохами.

Реанимационная загудела так сильно, словно собиралась взорваться от возмущения.

– Герцогиня, она так должна выть? – даже человеку, далекому от медицины, было понятно – здесь явно что-то не так.

– По идее, не должна. Это точно капсула жизнеобеспечения? Ты ничего не перепутал?

Женская логика необъяснима. Как я мог что-то спутать, если четко следовал ее указаниям, запуская последовательность действий?

– Конечно, ничего! – излишне резко ответил я. – Хотя подожди…

– Что?

Вой нарастал, становясь нестерпимым.

– Мы вытащили оттуда пару кадов. Точнее, одного. В общем, две капсулы, два када.

– Что вы сделали?! – удивленно переспросила она.

– Кадавров реанимировали. Долго объяснять.

– И ты… Ты что, положил туда человека?!

Порой взрослые мужчины ведут себя как неразумные дети. Это же надо было догадаться – использовать капсулу жизнеобеспечения для генетически модифицированного существа в качестве…

– А что мне оставалось?! – не в силах более сдерживать гнев, закричал я, – Ты сказала, его не вернуть!!!

ТЫ ЖЕ СКАЗАЛА, ВСЕ КОНЧЕНО!!!

– Послушай, – примирительно начала она.

– И НЕ ПОДУМАЮ!!!

– Валет, нервная система Флинта на грани. Если прямо сейчас его не остановить, можем потерять командира…

– Что нужно делать?

– Тебе будет очень больно.

– Говори.

– ТЫ ОТВЕТИШЬ ЗА ВСЕ!!!

– Оглуши его через свой имплантат.

– Уверена?

Прежде чем приставить электродрель к затылку, собственноручно просверлив себе дырку в черепе, желательно лишний раз убедиться, есть ли в этом необходимость.

– Да.

– Хорошо.

– И НЕ ТОЛЬКО ТЫ! ВЫ ВСЕ ОТВЕТИТЕ…

Бууууммммс…

Внешний оглушающий эффект светозвуковой гранаты (170–200 децибел) не может сравниться с воздействием «изнутри». В голове взорвалась вспышка сверхновой, и два человека одновременно потеряли сознание.

Вообще, иногда полезно, что называется, «стравить пар». Только не таким изуверским способом. Хотя, если под рукой нет ничего более действенного, приходится идти на крайние меры…

* * *

Когда я пришел в себя, первыми словами были: «Валет, ты редкостная сука!»

– Флинт, док сказала… – вяло попытался оправдаться он.

– Забудь, – я уже и сам понял, для чего Герцогиня приказала меня вырубить. – Сколько мы были в отключке?

– Я – полторы минуты, ты – около двух.

Пока я лежал без сознания, реанимационная капсула перестала выть. Теперь она утробно гудела, и преобладание на дисплее красных символов над желтыми наглядно свидетельствовало о том, что дела Магадана – дрянь.

– Что происходит? – Герцогиня явно имела в виду не меня. Врачей в первую очередь интересуют «тяжелые» пациенты. Легкие травмы обычно не в счет.

– Не знаю, – честно признался я. – В голове гудит, капсула тоже. Хотя насчет нее не уверен, может, это последствия…

– Большой символ по центру желтый или красный? – ей были нужны голые факты, а не предположения.

– Оранжевый. Есть еще пара желтых, остальные красные.

Судя по затянувшейся паузе, начали сбываться мои самые худшие предположения.

– Он… – начал было я.

– Не знаю, – устало ответила Герцогиня. – Вернемся с задания, посмотрю, что можно сделать.

В отличие от меня доктор не догадывалась, какие испытания выпадут на долю нашей команды в течение ближайшего часа. Но даже я не мог предположить, что в конечном итоге Магадана придется бросить на произвол судьбы.

– Хорошо, выезжаю.

– Прежде чем сядешь за руль, советую принять энергетик, – посоветовала она.

Ватные ноги, легкое головокружение и спазмы в желудке, вызванные действием неразбавленного спирта, «тянули» на что-нибудь покрепче обычного энергетика. И все же мне удалось подавить искушение «закинуться» мощным транквилизатором. Вытащив пару таблеток из набора первой помощи, закинул в рот, проглотив, не запивая.

– Валет, когда будете на месте? – Мы должны перехватить конвой, с Магаданом или без него.

– Минут через десять. Якудза меня подменил, а он, сам знаешь, водитель никакой.

– Знаю, – лекарство наконец подействовало – в голове более-менее прояснилось. – Последняя просьба. Точнее, приказ. Что бы ни случилось, больше никогда не глуши меня через имплантат.

– Да я… Ты же понимаешь, – начал было оправдываться он.

– Все понимаю. Поэтому и приказал. Конец связи.

Время поджимало. И, тем не менее, прежде, чем уйти, я положил ладонь на вибрирующий корпус капсулы. Постоял несколько секунд, собираясь с мыслями, затем попросил:

– Магадан, ты постарайся выкарабкаться, а мы вернемся. Слышишь, обязательно заберем тебя из этой крысиной норы.

Сказав, что хотел, закрыл за собой дверь, навсегда покинув подвал.

И это был первый раз в жизни, когда я нарушил данное слово.

Глава 18
Клятва

14 лет назад

Самое ужасное в больнице – это ночь. Днем намного веселее жить и не так страшно умирать. Солнечный свет, пробивающийся сквозь пыльное стекло, не согревает, но радует глаз. Напряженная суета вечно спешащего персонала не приближает выписку, зато внушает надежду, что все под контролем.

Обходы врачей, бесконечные разговоры в палатах о своих и чужих болячках, пресные завтраки, ежедневные процедуры, невкусные обеды, осточертевшие анализы, постные ужины. Может быть, по отдельности это ничего и не значит, а вместе взятое вселяет призрачную надежду на лучшее.

Лишь до тех пор, пока на землю не опускаются сумерки.

После чего все резко меняется. То, что еще совсем недавно вселяло уверенность в завтрашнем дне, уступает место бесконечному ночному кошмару. Стоны ворочающихся с боку на бок больных мешают уснуть. Пронзительный скрип железных сеток-оснований кроватей сводит с ума. Усталые медсестры дремлют на посту, не замечая тихой поступи Смерти, выбирающей очередную жертву. Она точно знает, что рассвет нового дня встретят не все. И меньше всех шансов у тех, кого угораздило оказаться в гробовом одиночестве реанимационной палаты. Той самой, где тусклая лампа дневного света освещает давно не беленный потолок с почерневшими островками сколотой известки и грязно-зелеными стенами.

Кто вообще придумал красить палаты в такой угнетающий цвет? От него не просто медленно сходишь с ума, а умираешь, прежде чем успеваешь понять, что все кончилось.

Одно дело – в порыве отчаяния вскрыть вены или бросится грудью на пулемет. Совершенно другое – беспомощно угасать в ожидании смерти. Взмах топора равнодушного палача намного милосерднее раковой опухоли. Чтобы понять это, не нужно прожить долгую жизнь. Не знаю, как другим, а лично мне хватило тринадцати лет, безвременной кончины родителей, половины отрезанной ноги, неудачной попытки суицида и последующего сепсиса. Поставившего финальную точку в Книге судеб очередного бедняги…

– Страшно?

Невысокий мужчина тихо вошел в палату, пока я лежал, отвернувшись к стене. Меньше всего вечерний посетитель походил на врача. У докторов взгляды устало-равнодушные или насквозь фальшивые. Профессия такая. Если всех пациентов жалеть, сердце не выдержит. Этот смотрел внимательно – изучал.

– Нет, – пересохшие губы не хотели двигаться, и даже простые слова давались с огромным трудом.

– Почему? – в голосе мужчины сквозило веселое удивление.

Хотя не исключено, что мне показалось. Когда в висках пульсирует нестерпимая боль, пересохшее горло потрескалось и кровоточит от жажды, а тело полыхает огнем, окружающий мир воспринимается совсем по-другому.

– Отбоялся свое…

Это правда. Сначала не чувствуешь ничего, затем приходит дикий страх, потом – отстраненное равнодушие. Как будто все это происходит не с тобой, а с кем-то другим. И не в настоящей жизни, а в дешевом кино. Сидишь вечером перед телевизором и от нечего делать вяло перебираешь каналы, пока случайно не натыкаешься на печальную черно-белую историю об умирающем сироте. Крупный план, нездоровая испарина на лбу, бледное заострившееся лицо, как у покойника. Гримеры явно перестарались, пытаясь выдавить слезу у впечатлительных зрителей. Все настолько фальшиво, что хочется поскорее переключить эту муть, но как назло в пульте сели батарейки. И, как следствие, придется смотреть до конца…

– Ты в курсе, почему они перевели тебя сюда?

Он мог бы не спрашивать. Это очевидно. Неудавшийся малолетний калека-самоубийца из детдома без прошлого, настоящего и будущего, с прогрессирующим заражением крови. Врачи сделали все, что в их силах. Жаль провинциальная больница – не частная московская клиника. Здесь лечат, как могут. Точнее, в рамках выделяемых бюджетом средств и лекарств.

На вечернем обходе док с равнодушными глазами пообещал: «Все будет хорошо».

Он был достаточно убедителен, чтобы обмануть обычного ребенка. Но не того, кто однажды видел подобное выражение глаз, когда, отойдя от наркоза, еще не догадывался, что лишился ноги.

– Не переживай, Флинт, все будет хорошо. Ты справишься, вытянешь, победишь болезнь. До свадьбы обязательно заживет. Потанцуешь с невестой. Построишь дом, посадишь дерево, родишь сына…

Чем больше ободряющих слов, тем меньше шансов. На ночь глядя меня перевели из общей палаты в унылую одиночку с единственной целью – чтобы проснувшиеся утром дети не испугались, увидев одеревеневший труп.

– Знаю…

– Хорошо, – этот мужчина с редеющими волосами был отличным психологом, и, тем не менее, даже для него полной неожиданностью явился ответ умирающего подростка на простой и ясный вопрос. – Значит, не против, если тебе помогу?

– Против…

Выбор между жизнью и смертью очевиден лишь в том случае, если у человека есть будущее. У меня его не было.

– Почему?

Взрослые только кажутся большими и умными. На самом деле очень часто не понимая обычных вещей.

– Нога… Детдом… Они…

Впереди нет ничего. И даже пресловутого света в конце тоннеля. Отчаянно не хотелось просить, но в комнате было жарко, как в преисподней. Казалось, еще немного, и моя кожа почернеет от жара, а опухший язык заполнит все горло.

– Пить…

– Тебе сейчас нельзя, – закинув ногу на ногу, Карпин задумчиво изучал мальчишку, пытаясь решить для себя, нужен ли ему такой кандидат или нет.

Он не просто сильный, а ЧЕРЕСЧУР сильный. С одной стороны, это хорошо, с другой, – возможны проблемы…

Если ты не маленький капризный ребенок, окруженный заботливым вниманием домочадцев, нет смысла просить дважды. Все равно ничего не добьешься. Я устало закрыл глаза решив прекратить бессмысленный разговор.

– Тебе и правда сейчас нельзя пить, – Карпин наконец принял решение. – Примешь мое предложение и не просто выживешь, но и станешь полноценным человеком.

Распухший язык с трудом ворочался. Говорить не было сил, поэтому я отрицательно покачал головой:

– Нет.

Историями про «добрых дяденек»-педофилов с полным карманом конфет, обещающих райские кущи доверчивым простакам, в детдоме пугали не только малышей. Даже старших. За месяц до моего появления пропал четырнадцатилетний подросток, изуродованное тело которого нашли через неделю. Ему, наверное, тоже что-то пообещали, чтобы заманить в машину.

Что-то очень хорошее…

Невозможно представить, зачем кому-то может понадобиться умирающий калека. Но, в отличие от нормальных людей, нездоровая фантазия извращенцев не знает границ. Чтобы не предложил странный незнакомец, мне это не интересно. Время, когда наивный ребенок верил в бескорыстную помощь, безвозвратно ушло.

– Ты хорошо подумал? – Карпин привык доводить начатое до конца.

Слабый кивок означал: «Да» и «Убирайся к чертям, нам не о чем говорить».

– Откровенно говоря, меня давно никто так не удивлял, – вздохнул странный посетитель, доставая из внутреннего кармана миниатюрный пистолет для инъекций. – Вот уж никак не думал, что придется прибегнуть к таким мерам.

Я почувствовал, что прямо сейчас произойдет нечто плохое. Даже успел открыть глаза, прежде чем иголка впрыснула в вену лекарство. А затем наступила затяжная беспроглядная тьма.

* * *

Это была не смерть в буквальном смысле слова, хотя что-то очень к ней близкое. Даже имея в распоряжении все необходимые лекарства и самых лучших врачей, оказалось не так просто вытащить меня с того света.

Полторы недели я находился в беспамятстве, балансируя на краю страшной пропасти. А когда наконец очнулся, оказалось, что загадочный человек выполнил свое обещание. Он не только спас меня от смерти, перевезя в частную клинику, но и превратил в полноценного человека, поставив протез, практически неотличимый от нормальной ноги.

Разумеется, он сделал это не просто так. Карпину (так звали новоявленного благодетеля) была нужна преданность. И тринадцатилетний подросток со свойственным юности максимализмом поклялся хранить верность спасителю до гробовой доски.

Тогда я был свято уверен в себе и данном слове. Если бы кто-нибудь вдруг заявил, что через четырнадцать лет я нарушу обещание, не поверил бы чудовищной лжи.

Впрочем, одно дело – предполагать, другое – знать. Приказав своим людям атаковать конвой «Пятерки», я не только сжег за собой все мосты, но и, безо всякого преувеличения, стал другим человеком.

Не хорошим или плохим. Просто – другим. И, пожалуй, именно это было хуже всего…

Глава 19
Другие люди

Несмотря на то что к началу 2038 года американский континент окончательно пал под натиском стремительно расплодившихся тварей, Европа чувствовала себя в относительной безопасности.

Не последнюю роль в этом сыграли СМИ, сумевшие убедить население в том, ситуация взята под контроль. Повода для волнения нет и не может быть в принципе.

«Да, монстры, вырвавшиеся из американских лабораторий, уничтожили своих недальновидных создателей, заполонив два континента. После чего возникла угроза существованию цивилизации в привычном нам виде», – писали газеты.

«Да, несмотря на очевидные факты, до сих пор существует группа сомневающихся, пытающихся заработать политические дивиденды на страхах толпы», – вещало телевидение.

«Однако все это не более чем спекуляции на злободневную тему, лишенные какой-бы то ни было доказательной базы. Благодаря своевременным жестким мерам удалось предотвратить катастрофу, избежав вымирания человечества. Плюс ко всему нам повезло – океан является непреодолимым препятствием для кадавров», – подводили итог и те, и другие.

Как правило, в погоне за голосами потенциальных кандидатов противоборствующие партии тянут одеяло каждый на себя. В данном случае массированная обработка сознания испуганных граждан отличалась редким единодушием. Громкие заявления политиков сопровождались многочисленными интервью с военными аналитиками и аргументированными выкладками известных ученых, наглядно свидетельствовавшими о том, что худшее позади.

Быстрее и охотнее всего люди верят в то, чего хотят. Этот отдельно взятый случай не послужил исключением. В конечном итоге общественность успокоилась, переключив внимание с кровожадных монстров на экономические проблемы, снежной лавиной обрушившиеся на мир с исчезновением американской валюты.

Разумеется, неприятно осознавать, что за тысячу километров от цивилизации существуют земли, населенные мутировавшими тварями. Но если они не могут причинить зла, то переходят из разряда реальной опасности в тему для броских заголовков таблоидов.

Примерно то же самое происходило в начале сороковых годов двадцатого века. Европу разрывала на части самая страшная из всех войн – Вторая мировая. Ковровые бомбардировки, непередаваемые ужасы концлагерей, миллионы людей, потерявших надежду. А в это же самое время США, как ни в чем не бывало, продолжали жить и работать в ритме мирного времени.

На самом деле лишь немногие посвященные знали, что океан не сможет остановить кадов. Рано или поздно они обрушатся на Европу. Заведомая ложь понадобилась сильным мира сего, чтобы выиграть время, необходимое для создания нескольких мощных анклавов с развитой инфраструктурой. Проще всего это было сделать на территории городов, где имелось метро: энергию можно получать из солнечных батарей и ветряных мельниц, а вот с топливом и едой все намного сложнее. Рано или поздно складские запасы закончатся, и тогда придется переходить на пищу из переработанных водорослей и конверсию топлива из органической биомассы. Обширные плантации с искусственным освещением и поддерживаемым температурным режимом удобнее создать под землей. С этой точки зрения метро идеально вписывалось в план создания анклавов.

Впрочем, забота о ресурсах и пропитании – не самый важный аспект. Полководец, сумевший вывести с поля боя свои лучшие части, проиграл всего лишь одно сражение, но не войну. Европейский континент был обречен, однако это не значило, что люди должны исчезнуть как вид. Если предоставить ученым время на исследования и нормальные условия работы, это может принести результат.

Улитка прячется в панцирь не для того, чтобы умереть в нем. Она всего лишь пережидает опасность. Точно так же обстояли дела и с анклавами – укрепленными базами, где, по замыслу проектировщиков, остатки человечества будут находиться до тех пор, пока не найдут выход из сложившейся ситуации.

Списки лучших специалистов в своих областях, фигурирующих в секретных документах как «Другие люди», были составлены заранее. Как только настанет «Час Икс», все они будут доставлены на территорию анклава в течение суток.

На бумаге все выглядело достаточно ясно и просто: создать укрепленную базу, собрав на ней нужное количество техники и материалов, после чего перевезти заранее отобранных людей. На практике было намного сложней. Настолько масштабные приготовления не могут пройти незамеченными. Они неизбежно вызовут вопросы, подозрения и стихийные акции протеста. Никому не хочется оказаться за бортом корабля, давшего течь в бушующем океане. Любая, даже самая призрачная надежда намного лучше верной смерти. Это настолько очевидно, что не требует доказательств.

Чтобы избежать преждевременной паники, внимание общественности «переключили» на «Черную Гретту» – плесень-убийцу, спровоцировавшую массовый исход населения из мегаполисов.

В той или иной мере сценарий локального апокалипсиса почти везде развивался одинаково, лишь с незначительными вариациями. И начался за полгода до вторжения монстров на европейский континент…

* * *

К декабрю 2037 года в Москве проживало около двадцати двух миллионов человек. По расчетам военных, жизнеспособный анклав с системой полного самообеспечения мог нормально функционировать при численности населения не больше четверти миллиона.

Из Москвы в списки «Других людей» попало около пятидесяти тысяч специалистов. Следовательно, двадцать один миллион девятьсот пятьдесят тысяч мужчин, женщин и детей оказывались не у дел. Или, попросту говоря, были обречены. Они ели, спали, любили, радовались и ненавидели, ходили на работу и строили планы на будущее, не подозревая, что каждый из них является пищей для тварей, пожирающих человеческую плоть. Двадцать два миллиона только в Москве. Сухая статистика, за которой скрывались жизни людей.

Точнее – живых мертвецов.

В ночь на пятое января 2038 года сразу в трех многоквартирных домах, распложенных недалеко от станций метро «Достоевская», «Курская» и «Парк культуры», произошло массовое заболевание жильцов. К исходу следующего дня восемьдесят пять процентов заболевших скончались в московских больницах. Плюс к этому «Черной Греттой» (так СМИ окрестили неизвестное заболевание) заразились жильцы еще двух домов. Карантин и меры усиленной безопасности не привели к желаемому результату. Несмотря на заявления властей, что ситуация взята под контроль, город охватила паника. Она лишь усилилась, когда к исходу восьмого января в центральной части Москвы вспышка неизвестной болезни выкосила очередные тринадцать домов. К этому моменту из первых инфицированных выжило менее одного процента.

О каких кадаврах может идти речь, когда в переполненном мегаполисе свирепствует смертельное заболевание, в распространении которого нет видимой логики?

В течение четырех последующих дней столица опустела наполовину. Покидая квартиры, люди уезжали в провинцию к родственникам, на дачи и даже в другие города. Чтобы предотвратить волну насилия и мародерство, в Москву были введены войска, взявшие под контроль все склады и значимые объекты, объявлен комендантский час и введена карточная система. Чуть позже было принято решение «законсервировать» зону поражения, обнеся третье транспортное кольцо протяженностью тридцать шесть километров пятнадцатиметровым барьером, предварительно выселив оттуда все гражданское население.

В отличие от Великой Китайской стены, возводимой вручную на протяжении целого тысячелетия, современная техника и быстро застывающий пенобетон позволили справиться с задачей в течение трех суток. Между близлежащими зданиями, выполняющими роль связующих опор, натягивались две мелкоячеистые сетки. В промежуток между ними закачивалась пена. Спустя час надежная стена была готова. Оставалось только очистить прилегающую к периметру зону от ненужных построек, с чем тоже не возникло проблем: направленный взрыв превращал многоэтажные здания в кучу строительного мусора, который разравнивали при помощи строительной техники и бульдозеров.

К тринадцатому января, как раз в канун Старого Нового года, по приблизительным оценкам экспертов в Москве осталось от трех до пяти миллионов жителей. Именно в это время власти наконец сообщили, что специалистам удалось определить причину заболевания, локализовав распространение плесени-убийцы. Однако уже на следующий день – четырнадцатого января – зловещий призрак смерти постучался в двери шести панельных многоэтажек, расположенных на окраинах. И тогда всем стало ясно, что борьба за Москву проиграна. Нужно как можно быстрее покинуть мертвый город или остаться, чтобы ежедневно играть в аналог «русской рулетки» с непредсказуемой «Греттой».

Те, кто по какой-либо причине не покинули жилища до этого, ушли сейчас. К концу января в городе насчитывалось чуть больше полутора миллионов жителей. Военным не хватало рабочих рук на разборе завалов, а очереди к полевым кухням растягивались на несколько километров. Оценив ситуацию, власти выдвинули ультиматум: «Кто не работает, тот не ест». Несогласные получали недельный сухой паек и должны были в течение суток покинуть столицу. Оставшиеся регистрировались в военно-полевой комендатуре, чтобы, встав на довольствие, работать рука об руку с военными подразделениями на расчистке завалов, прилегающих к «Стене».

Около трехсот тысяч предпочли второй вариант. Большинству из них просто некуда было идти. Однако нашлись и такие, кто сделал свой выбор осознанно, решив бороться за спасение родного города до конца.

Самым печальным во всей этой истории было даже не то, что распространением «Черной Гретты» занимались спецслужбы, а трагедия, разыгравшаяся девять месяцев спустя. Как только кадавры достигли стен Московского анклава, все, кто находился снаружи, погибли. «Другие люди» не пустили их внутрь, несмотря на уговоры, мольбы и проклятия.

Не знаю, как чувствовали себя те, кто остался в крепости. Судя по тому, что только в первую неделю было зафиксировано более двухсот случаев суицида, многие не смогли справиться с грузом вины, обрушившимся на их плечи.

К счастью, никому из моей команды не пришлось стать свидетелем зверской расправы под стенами бывшей столицы. Мы прибыли в Московский анклав спустя два месяца после этих событий в составе сорок третьего моторизированного полка. И, как следствие, не имели ничего общего с «другими людьми».

Лишь до тех пор, пока не получили приказ уничтожить конвой «Пятерки».