Текст книги "Граф – М"

Глава 34

Мы два дня оставались на старом месте, и местные жители, уже собравшиеся было бежать, куда глаза глядят отсюда, немного успокоились.

– Пришли, – сказала, посетив мой кабинет, – Люда.

– Зови.

– Их слишком много, ждут на улице.

Я шел и думал:

– Предъявят ультиматум, чтобы уезжали, или наоборот:

– Будут просить, чтобы остались навсегда. – Вопрос?

– Без вопросов.

Но местные жители оказались более практичны, чем я думал. Одна из них, первая грибница и ягодница в ближайших девяти деревнях и предъявила мне эту петицию. На всякий случай в… нет, не в письменном, а в звуквом виде. Сначала шел Высоцкий, две мои любимые песни:

– Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинк-а-а. И песня про Мама Цзедуна:

– Ма-ма Цзедун, большой шалун, он до сих не прочь кого-нибудь потиска-ать-ь.

А потом просьба остаться, и предложение:

– Обеспечить работой всех местных аборигенов. – Хотя эти слова обозначают одно и то же:

– Безработный.

Я хотел сразу ответить, что:

– Человеческий Разум не в силах придумать работы для девяти деревень сразу. Если только по очереди, – но воздержался.

– Я отвечу вам… тоже на чем-нибудь более долговечном, чем простой человеческий голос.

– Ни оставаться здесь, ни тем более устраивать этих дураков на работу, я не вижу никакого смысла, – сказала Марлен. И добавила: – И знаете почему? Ни то, ни другое невозможно. Мы-то и то никак не можем устроиться по-человечески, а вроде уже все прошли, и огни, и медные трубы.

– Да, во-первых, – завершила ее мысль Актриса, – здесь уже Погорелка, а в этом нет ничего хорошего, и во-вторых, работы не только нет здесь, ее нет нигде, ее нет вообще. Более того, все местные жители потенциально не склонны ни к какой работе. Только и умеют, что собирают грибы, да ягоды.

– Да и то не все, – согласилась с ней Света.

– Некоторые хотят только пить, – сказала Нат.

– Таких мало, – возразила Люда.

– А ты откуда знаешь? – спросила ее… да кто-то спросил.

– Наверное….

– Друзья мои, давайте подходить к этому процессу, как к тому…

– Как к тому, – добавила Жанна, – что он пошел.

– Кто? – не понял я.

– Да бесполезно, – сказала Свет. – Никто не будет работать. Если только…

– Что?

– Двери делать! – воскликнула Люда Два.

– Да вы что – слово на букву х, на о начинается – возразила Галя, которая тоже присутствовала на этом собрании коллег.

– Почему? – спросил я.

– Опять двери? – спросила она. – Не пойдет, сколько можно. Тем более, все же гонят один брак. Никто ничего не сушит. Двери в сырую погоду не закрываются, а в сухую, наоборот…

– Не открываются, – сказала Люда Генеральская.

– Не не отрываются, а в них появляются щели – палец может пролезть, – сказала Нат. – Мать купила и теперь боится выбросить.

– Почему? – спросил я.

– Дак потому, что боится опять купить такую же.

– Может быть, просто лес валить? – спросила Актриса.

– Лесу не напасешься, – парировала Марлен. – Они тут, как кроты перегрызут все деревья.

– Бобры, – сказал я.

– Тем более, бобры, – добавила Марлен.

– Да нет, друзья мои, надо уезжать отсюда, – сказала Нат, – чувствую: хуже будет.

– Да куда уж хуже, – вздохнула Света.

– Вы пока подумайте, а я скоро вернусь.

– А ты куда?

– Дак, поехал искать еще какую-то проститутку, – сказала Галя мне вслед. Или я ослышался.

Но с другой стороны, каким образом я мог ослышаться, если это была правда? Только один вариант:

– Это я сам себе и сказал, а свалил на Галю. – Более того, была ли Галя на ферме. Я сказал:

– На ферме? – Может создать индюшачью ферму? Долгая история. Ведь нам даже не известно различие между индюшками и индейками. А значит, обязательно обманут. Что-нибудь бы попроще. Вроде вот проституция проще всего, но почему-то не разрешают официально. Хотят сами сверху регулировать, а неудобно. Самим неудобно, а другим отдавать жалко. Тем не менее, я действительно, вспомнил еще одну даму, которую как-то встретил зимой на снегу. Она, как Снегурочка спустилась с горы снега, разделяющей две дороги. И обратилась ко мне с хорошим вопросом:

– Развлечься не желаете? – На ней были варежки с узорами, пальто с пушистым воротником, и самое главное у нее было лицо, лицо отличницы. Симпатично-красивой отличницы. Некоторые думают, что таким отличницам не надо заниматься проституцией. Ошибка. Кому и заниматься, как не им. Хотя все равно удивляет. Удивляет, почему ей не нашли место на дому. Или там очередь, и все по блату. Так-то по-честному, она бы обязательно должна была работать в Интуристе, или, даже на дому. Только бы привозили к ней клиентов, и привозили. Или она работает сама? Но ведь это опасно, вот так открыто лазить по снегу и поднимать руку:

– Трахните меня, пожалуйста.

Зря я тогда отказался. А теперь решил ее найти. Где? На той же дороге. Хотя сейчас лето. Может быть, это была Снегурочка, и любила работать только зимой? Вряд ли. Ну, сейчас посмотрим.

Нет, нет, нет! Всё не то. И, когда я уже хотел уезжать с этого места, вдруг остановилась машина. Маленькая, но дорогая и здесь редкая, нет, не Фольксваген Жук, а другая, на мой взгляд красивее.

– У вас не тянет аккумулятор? – спросил она. – Я могу подзарядить, если у вас есть чем? – Конечно, она меня не узнала. – Знаете, почему я остановилась?

– Нет.

– Я вас узнала.

– Неужели вы запомнили меня тогда на снегу?

– На снегу? Я думала, что видела вас и Интуристе. Впрочем, не трите зря виски, я пошутила. Я запомнила вас в той длинной черной машине

– У меня другая машина.

– Я запомнила ваше лицо. Вы смотрели на меня, как будто увидели свою первую учительницу. В молодости.

– Хотите пересесть в мою машину?

– Лучше вы в мою.

– Почему?

– Я так привыкла.

Все было хорошо, но какая-то натянутость – как говорят – была. Даже после третьего подхода. Надо заплатить, решил я. Прямо сейчас. Но сколько?

– Тысячу, – сказала она, как будто поняла, о чем я думал.

– Тысячу?

– Тысячу долларов. – Я так и думал, что не фунтов, и тем более не рублей. Но после ее ненавязчивого предложения, это показалось мне очень много. Так-то ничего, но над вопросом:

– Повторить? – придется задуматься. В том смысле, смогу ли, отработаю ли. Не зря говорят, что жадность фраера сгубила. Так и в этот рад, я уже не хотел, но решил, что за эти деньги надо сделать еще хотя бы один подход. Так-то она была, конечно, в моем стиле. Не Лайза Минелли, но все равно даже лучше.

И всё получилось, но я заснул. А когда проснулся ее не было. Нет, она была, просто сначала я подумал, ее нет, так как у кровати курили два парня.

– Чё, не нравится? – спросил один из них.

– Да, я бросил.

– Я тоже, – сказал один из них, – и хотел прижечь сигару моей рукой. Я ударил его ногой по лицу. Парень свалился со стула, и чертыхнулся. Другой взял стол, за которым они сидели и бросил в меня. И попал. Как в утку в полете. Чё-то у меня заклинило, и я не смог вовремя сориентироваться.

Очнулся – никого. Только она шумела на кухне кофемолкой.

– Тебе с молоком? Или со сгущенкой?

– Нэт. Без того, и тем более без этого.

– И вот такая моя жизнь, – сказала она, поставив на стол дымящиеся чашки.

– Подстава? – уточнил я.

– Да.

– Вот тогда зимой я так и подумал, – сказал я.

– А я думала, ты просто постеснялся. Чего же сегодня попался?

– Думал, ошибся, кому охота так рисковать?

– Никакого риску.

– Тебе есть восемнадцать лет?

– Без сомнения.

– Тогда почему они не боятся нарваться?

– Это не местные. Банда из Амура.

– Фантастика! Кто разрешил им здесь заниматься разбоем? Я не понимаю, в чем шантаж?

– Всё просто. У тебя что-то есть.

– А что у меня есть?

– Жена, есть? Дочь, сын, дети? Мэй би, бизнес есть?

– Да каки у нас бизнесы! – даже воскликнул я, – одне расходы.

– Если детей нет, и бизнеса нет, то они держат у себя мой паспорт.

– И там тебе четырнадцать лет?

– Да чуть больше. Семнадцать с половиной.

– Сколько они хотят?

– Двадцать тысяч.

– У меня столько… впрочем, сейчас я посчитаю.

– Долларов.

– Доллар-ров?

– Жаль?

– Да.

– И что ты будешь делать?

– Пожалуй, окажу сопротивление. Как говорится:

– Вот была банда из Амура, и больше ее не будет.

– В Администрации, или в милиции у них есть завязки? – спросил я после чаю с тортом Наполеон французского производства.

– К сожалению, я не могу тебе сказать этого. Я сама член этой банды. И да: они бы просто так не взяли тебя, если не имели информации, что с тебя что-то можно взять.

– Взяли? – выбрал я наиболее важное для меня слово из всех перечисленных. – Я не могу отсюда уйти? Они оставили охрану?

– Нет, но замок заперт.

– У тебя нет ключа?

– Нет.

– Интересно. Зачем они меня заперли?

– Просто их вызвали срочно. Скоро, наверное, придут.

– Здесь какой этаж?

Глава 35

– Почти шестнадцатый. Чуть меньше: тринадцатый.

– Число… не стандартное, – смягчил я вывод. Как мне выйти? Здесь нет люка в полу? Нет, я так на всякий случай спрашиваю.

– Конечно, нет, – сказала она, но я почему-то засомневался. И я его нашел. На кухне. Но этот ангел, Элла набросилась на меня, как боец дзюдо, и провела бросок. Переднюю подножку, а потом перешла на удержание.

– Не ожидал, честно, – сказал я.

– Молчи, а то задушу.

– Так приятно быть задушенным твоими длинными титьками, – сказал я, и дама, видимо, немного расслабилась. Они были у нее не таким уж большими, как она подумала я себе представил в этот момент. И мне удалось ее перевернуть, и перейти на болевой. Она закричала, как на казни.

Я начал методично искать ключ, предварительно связав ей руки за спиной, и нашел его. Нашел только тогда, когда захотел ее еще трахнуть, не смотря на коварство. Он был в карманчике с внутренней стороны спортивного трико, в котором она была в это утро.

Не успел я допить кофе, которое заваривается прямо в чашке, как услышал:

– Пришли, – в двери заворочался ключ. Я побыстрее заткнул ей рот, чем пришлось, а именно ее же лифчиком. Да, кажется, не трусами. А с другой стороны: какая разница. Честно говоря, не ожидал, не ожидал от такой прекрасной перспективной дамы. Чего? Да ничего плохого. Впрочем, знал, но не верил.

Они вошли, а я вышел. Ключ ребята не оставили в двери. Но он мне был и не нужен. У меня был ключ. И запер дверь с той стороны, оставив его на повороте, чтобы не смогли вытолкнуть из квартиры.

Они стали тут же биться в дверь, но я спокойно спустился и уехал на своей машине. У меня всегда был с собой запасной ключ от машины, незаметно зашит в куртке. В каждой? Не в каждой. В этой был.

И они из окна, разумеется, удивились, что я смог уехать.

В Лагере Галя объяснила мне, что:

– На нас навел Их один, оставшийся в живых Охотник.

– Как ты могла его упустить? – сказал я.

Она даже не знала, что и ответить.

– Тут ничего не остается, – наконец вымолвила она, – как найти их и уничтожить. Надо было тебе остаться, а мы бы нашли тебя, и освободили, а их бы ликвидировали.

– Для этого надо, чтобы у меня с собой был передатчик сигнала.

– Я и имею в виду, в следующий раз, когда они тебя возьмут.

Вот Юбилейный рубль, – добавила она, – спрячь его. Более того, если и найдут не отберут: зачем им рубль?

– Боюсь, они подумают, что он платиновый, – сказал я. – Может быть, лучше портсигар?

– Ты бросил.

– Не важно.

– Все равно, портсигар – это подозрительно.

– Хорошо, тогда надень крест.

– Я не привык носить кресты.

– Хорошо, тогда пусть это будет серебряный рубль.

– Согласен. – Тем более, ты его уже приготовила. Нет, там точно есть что-то? Я имею в виду радиопередатчик?

– Если я говорю – значит есть. Или ты забыл, что мой папа был акционером военного завода?

– Нет, я помню, он главный инженер. На инженера учится, ох, хороший инженер, из него получится.

– Да уж научили всему.

– Значит, это твой рубль? Он тебе сделал, чтобы ты не пропала бесследно? А приемник?

– Приемника нет, но завтра будет. И возьми еще этот перстень.

– Он… он не из золота.

– Золото из Арабских Эмиратов содержит не много настоящего золота.

– Из чего же он? Подожди, дай угадаю. Платина. А… нет, нет. Из рубля? Фантастика! Всё из рубля.

– У меня была коллекция рублей. Отец подарил на четырнадцать лет.

– Понятно. Понятно, что ты сама и делаешь эти Сигнальные Экземпляры. Но зачем мне два?

– Один они могут у тебя отобрать.

– Так мне самому им сдаться, ты так предлагаешь?

– У нас нет другого выхода. Снимешь ее еще раз.

– Они не поверят, что я сам пришел к ним.

– Хорошо, у меня есть один вариант. Мы его используем.

И использовали.

– Один?

– Нет.

– А сколько?

– Два со льдом.

– И мне также! Только три.

Это был бар в ресторане, куда все ходили. Мы были уверены, что они придут и сюда. И здесь работала Лена – хотя я считал, что эта сама Галя – но просто не стал спорить лишний раз. Она пообещала директору ресторана, который принадлежал не поймешь кому:

– То ли всё еще государству, то ли его ООО, – полторы тысячи рублей из тех денег, на которые она обсчитает добрых самаритян. Ну, или я ничего не понимаю в этом деле.

Дамы посчитали, что на этом месте меня можно легко заметить. А Элла, которую я увидел здесь в первую же пятницу, просто-таки раскрыла рот от удивления. Она даже подумала, что это:

– Не я.

– Они не могут понять, зачем ты засветился здесь, – сказала, заходя в бар со стороны Раздачи, Лена. Я заглянул ей за спину. Надеялся увидеть Галю. Хотелось, наконец, прояснить этот момент:

– Кто есть кто?

– Нет, а действительно, я уже и сам не понимаю, зачем сделал это. Наверное, они знают, где находится Докен.

– Думаешь знают? Нет, конечно, знают, иначе бы они на нас не наехали. Тем более, если один Охотник остался в живых.

– Ты Галя или Лена, все-таки?

– Я могу прямо сейчас доказать тебе, что я Лена.

– Хорошо.

– Например:

– Она давала тебе когда-нибудь на рабочем месте?

– Нет.

– Уверен?

– Точно нет.

– Ну, вот, а я тебе говорю:

– Иди за мной.

– Куда?

– В кладовку под лестницей.

– Я там уже был, там нет света.

– Что ты там делал? Хотел обойтись собственными силами?

– Я просто на просто искал шампанское. Хотел поставить в холодильник. Осталось уже только две бутылки холодного.

– Хорошо, вот сейчас мы его найдем. Честно, честно, я согласна. Или ты меня не спрашивал еще?

– Конечно спрашивал!

И ничего хорошего не вышло. Разбилась дорогая бутылка Армянского из старых запасов ресторана Клязьма для интуристов, которые он отдал сюда уже давно, когда началась… как бы это сказать?

– Так и скажи, – сказала Лена. Она сидела у большой – на восемь чашек сразу – кофеварки и наблюдала за всеми моими действиями.

– Что ты на меня смотришь? – улыбнулся я, и чуть не пролил бокал вина, который я наполнил до самых краев. Ну, если попросили триста, что еще можно придумать? Не в стакан же из чешского стекла наливать, и не в два фужера, правильно?

– Не могу оторваться.

– Влюбилась?

– Мне кажется, ты раньше работал барменом.

– Да? С какой стати?

– Ты знаешь, где можно трахнуться. И не только. Впрочем, не буду тебе мешать.

И она села около оркестра, и заказала себе большую рыбу. Которую, как оказалось, принесла с собой, и еще раньше отдала на кухню.

– Может, еще раз?

– А клиенты?

– Подождут.

– Не всегда. Некоторые лезут через стойку.

– Свиньи.

– Конечно, но они все равно лезут.

– Тогда здесь?

– Как?

– Мне залезть в нижний шкаф? Тем более, там полка.

– Я ее выну.

– Ну, вынимай. Там сигареты и шоколаду на двести рублей.

– Зачем столько взяли?

– Сами принесли, здесь наценка большая.

– По-другому здесь не заработать?

– Нет, все пока что осталось по-старому. Чинно и благородно.

– Ты готова?

– Я сюда не залезу.

– Ты маленькая, залезешь.

– Хорошо, попробую. Пока обслуживай, тебя зовут.

– Что вам, лейтенант?

– Один.

– Один?

– Один, как обычно.

– Вы один, без девушки. Вы не Хем?

– Думаю, что нет. Или нет, мне просто сухого, можно?

– У нас чистое вино не наливают, скажи ему, – прошептала Лена справа и снизу. – Только коктейли.

– У нас… впрочем, хорошо, вам какое?

– Белая Лошадь.

– Это виски. Тем более, недешевое. Или недешевый? Как правильно? Вы не знаете?

Глава 36

– Никто не знает, – ответил только что присевший азербайджанец. – Она только что поступила.

– Теперь понял, – ответил я, и хотел уже улыбнутся добрым клиентам, но Лена дернула меня снизу за брючину:

– Веди себя с ними серьезно.

– А то что?

– В конце будут просить в долг. Тут денег у всех мало.

– Хорошо.

– Что?

– Это я не вам.

– А кому?

– Ну, значит, есть кому. Может, у меня тут сидит девушка.

– Да? – спросил лейтенант, и отвернулся в зал, где зазвучала новая песня, и девушки искали, кого бы пригласить. Тем более, из капитанов. Да и лейтенант – тоже мясо.

– Хотя в большинстве полные придурки, – как сказала как-то Наташа.

Азербайджанец посочувствовал:

– Хорошая работа.

Почему посочувствовал? Так имеется в виду, самому себе, что у него никого нет внизу. Даже в воображении. Не верил же он на самом деле, что у меня здесь еще и барменша.

Далее, подходит Элла с двумя членами банды.

– Вот он! – Как она была хороша. Жаль, что шпионка. Впрочем:

– Это не я.

– Плесни две по сотке и бутылку шампанского, – сказал один. Он точно был тогда в квартире Эллы.

– Это Василий Нижегородский, – сказала негромко Эллочка. – Не обманывай его.

– А то что?

– Рассердится, и не заплатит.

– Ты чё, в натуре, фраер, замерз, что ли? – вежливо спросил второй, по распространенной кличке Фиксатый. Правда, он был без фуражки, и без шляпы. А то был бы натуральный:

– Парень к кепке и зуб золотой.

– Ты его загипнотизировала, – сказал Василий Нижегородский.

Я налил, несмотря на подергивания снизу. Лена не видела, кто подошел, но сердито шептала и почти кричала, что:

– У нас только коктейли!

– Да, он, он это, – злобно улыбнулся Фиксатый. И добавил, когда выпил, а закусывать не стал, так как маленькие бутерброды канапе показались ему – производное от производного слова на букву Е.

– Мне очень жаль, Боб. Можно я буду звать вас Боб? – наивно спросил я.

– Почему Боб? – спросил этот Фиксатый парень. И добавил: – Еще по сотке.

– Не могу, у нас только коктейли.

– Почему ты сразу не сказал? – спросил Василий Нижегородский, – мы бы заказали коктейли. Я очень люблю коктейли.

– Я тоже, – сказала Эл, – тем более они дорого стоят, а платить мы не собираемся.

– Я не пью коктейли, – сказал Фиксатый. – Это, во-первых, а во-вторых, я не понимаю, почему у него нет денег. Элла, это твой прокол. Ты хочешь, чтобы я закусил тобой?

– Ты злой человек, Боб, – сказал я. И не успел он ответить, как Лена вылезла из-под прилавка, порвав юбку, но все равно нашла в себе смелось открыть новую бутылку шампанского прямо в разорванной юбке. И прямо в лицо Фиксатому Бобу.

Шампанское было только что из кладовой, теплое еще, поэтому ударилось струей:

– Бахчисарайского фонтана, – как сказала Эл. Боб оступился. Сразу за привинченными стульями была ступенька, а он о ней забыл. Упал, ударившись затылком о стол, который стоял в этом первом ряду столов около бара. Точнее, это всем показалось, что затылком, а на самом дело это было лицо. Боб раньше был боксером и имел хорошую реакцию на все твердые предметы.

– Один готов, – сказала Лена, и направила вторую бутылку только недавно принесенного шампанского на Нижегородского. Но он успел пригнуться.

– Пожалуйста, не стреляйте в меня, – взмолилась Эллочка. – Это платье мне дорого досталось.

– Прости, Наполеон, – сказала Лена, но пушка уже заряжена и фитиль зажжен.

– Почему Наполеон? – успела спросить Элла.

– Он такой же вкусный и слоеный, как ты, – хотел сказать я, но не успел. Пробка ударила прямо в лоб, но не Эллочке, а Василию Нижегородскому, и он опять упал под стоящий сзади стол. Но струя шампанского, повернулась, как вырвавшийся из рук пожарный шланг, и облила Эллочку. С головы до ног и обратно. Ну, не до ног, а до пояса точно. Тем более, что до ног, в конце концов, спустилось всё. И к ужасу, точнее, к изумлению, небольшого числа присутствующих, и к тоже изумлению, но радостному, Элла разделась. Совсем. До гола. Этого мало, она не ушла домой, как подумали, должна была, подумали присутствующие здесь гости ресторана. Она пошла на эстраду. Никто ее не задержал, один майор, даже помог подняться на возвышение эстрады, где певцы и другие музыканты думали:

– Что она будет петь: Конфетки-Бараночки или Дядю Ваню?

– Может быть, Одессу-Жемчужину у Моря? – Нет, она попросила песню Вилли Токарева:

– В шумном балагане. – Когда иду я в балаган, я заряжаю свой наган. – Но, к счастью, передумала.

– Нет, лучше:

– Ла ша те ми кантаре.

– Старо, – сказал Труба, – мы это играли еще, когда ходили деревянные рубли и кожаные полтинники.

– Уж лучше Ласковый Май, – сказал гитарист.

– Я лучше сблюю, – ответила Эллочка. А народ начал волноваться:

– Голая, а никого не стесняется.

– Торгуется, как на базаре, – сказал другой.

– Девушка с характером, – сказал третий.

– Песню, песню, – захлопал четвертый. Это был я.

– Если это тебе так нравится, – сказала Лена, – я тоже могу раздеться на сцене.

– Давай, – сказал я машинально. Но одумался, и попросил этого не делать сейчас.

– Лучше ночью, когда все уйдут. Ты споешь мне персонально.

– А аккомпанемент?

– Включим чешскую аппаратуру.

– Видимо, этой Эллочке больше лет, чем я думал, – сказал я. Потому что послышались первые аккорды песни Адриана Челентано:

– Ая-яй-аяяя-ая-яй!

– Действительно, не могла же она выучить их специально к сегодняшнему дню, – сказала Лена. – Явно сделала это десять лет назад. Нет, ты не расстраивайся, она, действительно, хорошо выглядит. Как только что приступившая к работе школьная учительница.

– Хотя в другом деле она настоящий директор, – сказал я.

И увидел направленную на меня третью! бутылку шампанского.

– Нам не из чего будет делать коктейль Огненный Шар, – сказал я мягко, – не надо.

– Обещаешь больше не говорить ни слова об этой Эллочке?

– Обещаюсь.

– Без мягкого знака, пожалуйста.

– Не получится.

– Говори просто искренне.

– Обещаю.

– Можешь, когда деваться некуда. Вот так же многие говорят:

– Я не пролезу в игольное ушко.

– Но на самом деле надо просто отбросить все лишнее.

– Хорошо, я тебе верю, – сказала Лена, и добавила: – Но я не могу удержать пробку. Дело в том, что я уже сняла предохранительную сетку.

– Зачем?

– Автоматически. Я долго тренировалась открывать шампанское, чтобы не проливалось, и теперь руки так и тянутся к нему, так и тянутся.

Далее пробка попадает в лоб одному из гангстеров.

Я уже и сам не мог разобрать, кто из них кто. В зал ворвался сержант в форме милиционера, как сказала Лена, и сразу был сбит с ног крюком – или, лучше говорить, хуком. Фиксатый искал кого бы еще завалить. Сержант был больше для этого не пригоден, он лежал под столом, у ног красавицы. Можно было даже подумать, что он поглядывает снизу, какого цвета у нее трусы. И не только, его мог интересовать изгиб ляжки, ширина коленки и многое, многое другое.

– Ты выпил, что ли? – спросила Лена.

– Честно? Не помню.

И тут началось такое, что я понял:

– Это кино, – так как на реальность не похоже. – Фиксатый вынул сзади из-за пояса пистолет и выстрелил прямо в лоб сержанту, который только едва шевельнулся под столом. Потом застрелил и ту прекрасную девушку с длинным светлым локоном вдоль всего лица. Только за то, что встала, после того, как он сказал:

– Всем сидеть и не шевелиться.

Василий Нижегородский с окровавленным лицом, больше похожим на маску ужаса, провернулся к нам и прошепелявил:

– Айл би бэк. – И они выпрыгнули в окно. А в дверь уже входил наряд милиции из трех человек. Говорить:

– Жаль, что они опоздали, – было бы бессмысленно. Их тоже уложили бы здесь. Разве так ходят. Тут надо давно уже бронемашину высылать.

Я очень жалел девушку с длинным локоном. Мне кажется я мог бы заниматься с ней сексом почти всю жизнь.

– Расплачься еще! – рявкнула Лена. – И запомни:

– Я Я, – повторила она, – больше туда, – она указала прелестным пальчиком, которым пишут заветные буквы, – не полезу!

– А как же тогда мне быть?

– Просто. Сам соси.

– О! – воскликнул я, – одна сказала, теперь все повторяют одно и тоже. Тем более, она умерла.

– Нет, к сожалению, еще шевелится. – И действительно, девушка с длинным локоном была жива.

– Как тебя зовут? – спросил я, нагнувшись. – Как тэ-бя зо-ву-т?

– Спроси ее по-английски, – сказала Лена. В зале уже никого не было. Только сторож, дававший кашлем понять, что можно бы и выпить, если в зале столько телок, и уборщица, собиравшаяся уходить.

Элла тоже пропала. Пела, пела, а когда решили ее взять, оказалось:

– Нэт, – как сказал руководитель оркестра.

– Ну, не спрятал же он ее в барабане, – сказал капитан, командир наряда. – Пошли. – И они ушли, и оставили мне девушку.

– Уж больно он над ней убивался, когда она умерла, – сказал капитан, – пусть останется. Если будет надо вызовем и допросим.

Фиксатый промазал, и не стал повторять выстрел, так как и так фонтаном брызнула кровь, но это был большой помидор. Тем не менее девушка была шокирована таким обращением. Более того, этот помидор был уже превращен в томатный сок. Сразу, между прочим, кто-то и сказал, что:

– Томатный сок – не кровь. – Но его, к сожалению, не поняли.