Текст книги "Евреи в блокадном Ленинграде и его пригородах"

Официальные данные о количестве евреев в политическом управлении армией к началу войны или сразу после её начала не публиковались. Известно, что 1926 г. 10,3% комиссаров Красной армии были евреями. Можно предполагать, что вследствие преобразований и репрессий в период от 1926 г. до начала войны процент евреев в политическом командовании армии несколько снизился.

В 1942 г. Президиум Верховного Совета СССР упразднил институт военных комиссаров в Красной армии. Комиссары и политруки стали заместителями командиров по политической части, подчиняясь им при решении всех вопросов. Самой значительной фигурой в политическом управлении Красной армии накануне войны являлся Л. З. Мехлис. Уже в Гражданской войне Мехлис воевал на Украине в качестве комиссара дивизии. В 1937—1940 гг. он был начальником Главного политического управления Красной армии, которому подчинялся весь корпус армейских комиссаров. Когда Германия напала на Советский Союз, Мехлис вернулся на должность главного комиссара армии (в 1940—1941 гг. он был наркомом госконтроля); кроме того, он теперь занимал пост заместителя народного комиссара обороны. Он прослужил в этой должности около года, пока не был отстранен Сталиным в июне 1942 г. после провала в Крыму.

Велика была роль политических руководителей при обороне Ленинграда Политотдел оперативной морской группы, защищавшей отрезанный от города Ораниенбаумский плацдарм, возглавлял комиссар-еврей Матвей Абрамович Басовский. С упразднением института комиссаров в декабре 1942 г. Басовскому присвоили звание полковника и назначили заместителем командира оперативной морской группы по политической части. Многие комиссары-евреи отличились в сражениях, и немало их погибло. В боях к западу и юго-западу от Ленинграда под Кингисеппом пал комиссар десантного полка Давид Якобсон. В оборонительных схватках на полуострове Ханко отличился комиссар Арсений Расскин. Во главе политического управления Ленинградского фронта стоял комиссар (позднее полковник) Михаил Давидович Орловский. Главным комиссаром базировавшейся в Кронштадте флотилии подводных лодок был Илья Ривчин, а в частях, непосредственно действовавших на «Дороге жизни», служили комиссары Э. С. Гершкович, Е.А. и Ф. Г. Фурель, М. Ю. Гальперин и многие другие.

3. Они отлынивали от фронта, служили в тыловых частях.

Где и как воевали евреи?

Во время войны, да и после неё, можно было услышать, что евреи воевали на «Ташкентском фронте», подразумевая под этим то, что большинство из них эвакуировались в глубокий тыл, а те, кто были призваны в армию, если и воевали, то в основном в тыловых частях. Об этом писал, например, А. Степанов, автор широко известного романа «Порт-Артур», в письме, посланном в мае 1943 года главному редактору «Красной звезды» Д. Ортенбергу:

«Демобилизованные из армии раненые являются главными его [антисемитизма] распространителями. Они открыто говорят, что евреи уклоняются от войны, сидят по тылам на тепленьких местечках. Я был свидетелем, как евреев выгоняли из очередей, избивали даже женщин те же безногие калеки. Раненые в отпусках часто возглавляют такие хулиганские выходки. Со стороны милиции по отношению к таким проступкам проявляется преступная мягкость, граничащая с прямым попустительством».

Мнение о том, что евреи не воюют на фронте, было широко распространено в тылу. К сожалению, его высказывали даже такие выдающиеся российские писатели, как Михаил Шолохов и Солженицын. Сохранились сведения о том, что в разговоре с Эренбургом в Куйбышеве, желая, видимо ему польстить, Шолохов сказал: «Вы-то сражаетесь, но Абрам обделывает дела в Ташкенте». Это страшно возмутило Эренбурга, и он сказал, что «не может сидеть за одним столом с погромщиком». Василий Гроссман, узнав об этом инциденте, писал с фронта Эренбургу:

«Я думаю об антисемитской клевете Шолохова с болью и возмущением. Здесь, на юго-западном фронте, воюют тысячи, десятки тысяч евреев. С автоматами наперевес, в снежную вьюгу, они врываются в города, захваченные немцами, гибнут в боях. Я все это видел. Я видел блестящего командира Первой гвардейской дивизии Когана, танкистов, разведчиков. Если Шолохов в Куйбышеве, скажите ему, что товарищи на фронте знают, о чём он говорит. Пусть ему будет стыдно».

О том, что евреи не участвовали активно в боевых действиях армии, утверждал и Солженицын. Он не отрицал того, что евреи воевали против гитлеровцев и даже утверждал: «число евреев в Красной армии в годы Великой Отечественной войны было пропорционально численности еврейского населения, способного поставлять солдат» Но одновременно отрицал, что «народные впечатления той войны продиктованы антисемитскими предубеждениями». По Солженицыну, народные впечатления имели под собой вполне рациональное основание: евреи «штурмовали Ташкент», если не буквально, то фигурально, в обозе, в культпросвете, в медицине. Ибо даже на фронте они грудились «в Ташкенте», то есть подальше от передовой: при штабе, в интендантстве. Солженицын писал:

«Как бы неоспоримо важны и необходимы ни были все эти службы для общей конечной победы, а доживет до нее не всякий. Пока же рядовой фронтовик, оглядываясь с передовой себе за спину, видел, всем понятно, что участниками войны считались и 2-й и 3-й эшелоны фронта: глубокие штабы, интендантства, вся медицина от медсанбатов и выше, многие тыловые технические части, и во всех них, конечно, обслуживающий персонал, и писаря, и еще вся машина армейской пропаганды, включая и переездные эстрадные ансамбли, фронтовые артистические бригады, – и всякому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой».

Солженицын утверждал, что существовало широко распространённое и в армии и в тылу представление об уклонении евреев от участия в боевых частях. В 1943 году Илья Эренбург говорил на заседании Еврейского Антифашистского Комитета: «Вы все, наверное, слышали о евреях, которых не видно на передовой». Многие из тех, которые воевали, не чувствовали до определенного времени, что они евреи. Они это почувствовали лишь тогда, когда стали получать от эвакуированных в тыл родных и близких письма, в которых выражалось недоумение по поводу распространявшихся разговоров о том, что евреев не видно на фронте, что евреи не воюют». В качестве противоядия Эренбург предлагал издать книгу о подвигах евреев в войне – «не для хвастовства, а в интересах нашего общего дела – чем скорее уничтожить фашизм.… Одной статистики мало. Нужны живые рассказы, живые портреты. Нужен сборник о евреях-героях, участниках Великой Отечественной Войны. Необходимо рассказать правду, чистую правду. И этого будет достаточно». Множество источников, включая официальную статистику, опровергают необоснованное мнение о том, что евреи не воевали.

В Красной армии сражалось ок. 34 миллиона человек, что составляло ок. 17—20 процентов от всего населения страны. Приблизительно в такой же пропорции принимали участие в военных действиях евреи. Разные исследователи называют число воевавших в составе Красной армии евреев от 430 до 500 тысяч человек, что составляло 16—20 процентов от 2,4 миллиона евреев, оставшихся вне территорий, оккупированных немцами. К сожалению, мы не знаем точных данных о числе погибших воинов. И тем более мы уже не узнаем поимённо всех погибших. Разные исследователи приводят отличающиеся друга от друга данные. К большому огорчению приходится приводить лишь ориентировочные данные, говорящие только о порядке потерь. По официальным данным за время войны погибло – 8 миллионов 668 тысяч советских воинов 25 процентов личного состава армии. Евреев погибло ок. 200 тысяч, что составляет 40—45% от числа всех евреев, принимавших участие в войне. По сведениям историка Штейнберга среди воинов-евреев, погибших и умерших от ран, 77,6% составляли рядовые солдаты и сержанты и 22,4% – младшие лейтенанты и старшие лейтенанты. Это было бы невозможно, если бы евреи служили в тыловых частях, а не на передовой. О стремлении евреев защищать свою страну свидетельствует и то обстоятельство, что, как показывают исследования Арона Шнеера, доля добровольцев-евреев была самой высокой среди всех народов СССР (27%). Активное участие евреев в войне наиболее полно подтверждается количеством правительственных наград, которыми они были удостоены. Имеется много работ по этой теме. Наиболее полные данные об отличившихся в боях евреях собраны доктором исторических наук Ф. Д. Свердловым. Общее число награжденных за боевые заслуги составило 9 284 199 солдат, офицеров и генералов. В их числе русских – 6 миллионов 173 тысячи. Украинцев – 1 миллион 171 тысяча, белорусов – 311 тысяч, евреев – 161 тысяча. На 100 тысяч человек каждой национальности, Евреев – 7 тысяч, русских 5415, украинцев 4624, белорусов 3936. Представителей всех остальных национальностей гораздо меньше. Обработав отдельно данные о Героях Советского Союза, Свердлов получил такие результаты: русских – 8736, украинцев – 2176, белорусов – 331, евреев – 157; а при пересчете на сто тысяч населения: русских – 7,66; евреев – 6,83; украинцев – 5,88; белорусов – 4,19. Евреи на втором месте, лишь очень немного уступая «коренной нации. Такие высокие показатели достигнуты евреями, несмотря на то, что Сталин считал их «плохими солдатами». А в начале 1943-го начальник Главного Политуправления А. С. Щербаков (он же кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС, заместитель министра обороны, один из застрельщиков антисемитской политики) не постеснялся инструктировать: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев – ограниченно». Такие указания отражались на составлении наградных списков и на их продвижение по инстанциям. При этом евреев представляли к награждению на более низких уровнях, дивизию, и ограничивали их награждение на более высоких. О большом количестве случаев, когда еврейский воин был представлен к награде, но это награждение не было утверждено в более высоких инстанциях, подробно рассказано в статье Израиля Подрабинника «Евреи в Великой отечественной войне».

Я хочу лишь напомнить о выдающемся еврейском воине и учёном Иосифе Абрамовиче Рапопорте, который за личные подвиги трижды представлялся к званию Героя Советского Союза, но звание ему присвоено так и не было. Уже после войны он не был утверждён на представление к Нобелевской премии за свои научные достижения. И всё же его заслуги перед страной уже в мирное время были настолько велики, что ему было присвоено звание Героя социалистического труда. Ему была присуждена и Государственная премия СССР, денежную составляющую которой он разделил поровну между работниками своей лаборатории.

О заслугах евреев в ходе войны руководство страны пыталось всегда умалчивать. Об этом ярко свидетельствует приводимое ниже письмо руководителей Еврейского антифашистского комитета С. М. Михоэлса и Ш. Эпштейна – секретарю ЦК ВКП (б) А. С. Щербакову о неправильном освещении в печати награждения евреев орденами и медалями.

«Дорогой Александр Сергеевич!

Считаем нужным обратить Ваше внимание на следующее. В журнале «Большевик» №2 за 1943 г. напечатана статья А. Бадаева, в которой приведены следующие данные о числе награжденных бойцов и командиров Красной Армии: «По данным о 264 198 бойцах и командирах Красной Армии, награжденных орденами и медалями СССР за боевые отличия в Великой Отечественной войне против немецких захватчиков, награждено русских 187 178, украинцев 44 344, белорусов 7 210, азербайджанцев 450, грузин 1 322, армян 1 306, туркмен 142, узбеков 666, таджиков 103, казахов 1 620, киргизов 142, карелов 505, финнов 103, молдаван 193, литовцев 29, латышей 617, эстонцев 73, татар 4384, башкир 687, мордвин 1742, удмуртов 400, чувашей 1362, марийцев 356, кабардинцев 112, чеченцев 60, осетин 471 и т. д. Среди награжденных имеются коми, калмыки, буряты, черкесы, хакасцы, аварцы, кумыки, якуты, евреи, бойцы всех других национальностей СССР». Как известно, среди награжденных бойцов и командиров Красной Армии на 5 октября 1942 г. было 5 163 еврея. Согласно опубликованным в последние месяцы спискам награжденных бойцов и командиров Красной Армии, количество евреев, награжденных за боевые отличия, значительно увеличилось. Умолчание относительно точного числа награжденных евреев бойцов и командиров, по нашему мнению, играет на руку враждебным элементам, как в СССР, так и за рубежом. 2-й пленум ЕАК прошел под знаком Вашего указания: больше и ярче подчеркнуть героизм еврейских масс Советского Союза в борьбе против фашизма, как на фронтах Отечественной войны, так и в тылу, показав на их примере зарубежным еврейским массам, как следует бороться против фашизма.

Вся наша работа после 2-го пленума проводится в этом направлении. Опубликование в зарубежной печати количества награжденных евреев-бойцов и командиров Красной Армии на 5 октября произвело огромное впечатление не только на еврейскую общественность. Мы находим, что опубликование данных в статье такого видного деятеля, как Бадаев, без указания одной из наиболее внушительных цифр, в то время, когда приводятся цифры даже 50 награжденных, мешает нашей пропаганде и работе среди еврейских масс за рубежом. Помимо прочего это может быть подхвачено гитлеровскими агентами, распространяющими злостные слухи о том, что «евреи не воюют». Было бы желательно, чтобы последние официальные данные о награжденных бойцах и командирах Красной Армии, в том числе и евреев, были полностью опубликованы в нашей центральной печати.

Председатель Еврейского антифашистского комитета,

народный артист СССР С. М. МИХОЭЛС

Ответственный секретарь ШАХНО ЭПШТЕЙН

8 апреля 1943 г.

Несмотря на это обращение, замалчивание заслуг воинов-евреев и ограничения в их награждении правительственными наградами продолжалось и в дальнейшем. Как и все военнообязанные тысячи евреев были призваны в армию. Многие ушли на фронт в составе дивизий народного ополчения. Особенно много евреев было в инженерных войсках, среди связистов и военных медиков, также фронтовых журналистов. Это были специалисты, мирные профессии которых пригодились и на фронте. Но много евреев сражалось рядовыми в пехоте, артиллерии, в разведке, в составе морских десантов. Немало евреев было и среди фронтовых офицеров. Только в командовании Ленинградского фронта насчитывалось 24 генерала и 6 адмиралов евреев.

Религиозная жизнь евреев во время блокады Ленинграда

Религиозная жизнь Петербурга – Ленинграда всегда сосредотачивалась вокруг Хоральной синагоги, построенной в 1893 году и закрывавшейся лишь на короткое время в 1930 году. Её деятельность не приостанавливалась и во время войны. Во время блокады Ленинграда она служила и молельным домом, бомбоубежищем, и моргом. Руководил ею в эти годы Абрам Рувимович Лубанов, который в 1943 году стал и раввином всего Ленинграда. Личность эта была легендарной.

Для того чтобы возглавлять общину в такое тяжелое время, нужно было обладать не только хорошими религиозными знаниями, но и невероятной стойкостью. Среди прихожан он пользовался абсолютным доверием и непререкаемым авторитетом. Многие приходили к нему на суд Торы, хотя официально это было запрещено. За несколько лет до смерти Лубанов перестал выходить из дома из-за ампутированной ноги, но продолжал оставаться духовным лидером общины.

Для характеристики этого выдающегося ленинградского раввина я приведу выдержки из интервью его внука Рувима Брауде. (http://news.jeps.ru/lichnaya-istoriya/evrei-sssr-ravvin-leningrada-abram-lubanov.html)

«Еще тогда, когда Лубанов числился сторожем, он, по сути, исполнял роль неофициального раввина Ленинграда. То недолгое время, пока официальным раввином был Глускин, дед помогал ему. После смерти Глускина все, кому это было нужно, знали, что раввин в Ленинграде «как бы» есть.

Официальное назначение Лубанов получил лишь в 1942 году. Бабушка рассказывала: «Он не хотел, ох, как не хотел!». Но община буквально вынудила его, воззвав к чувству долга.

Выглядит странным, что официально назначенным раввином Лубанов стал в разгар блокады. Но известно, что в годы войны гонения на религию ослабли. Возможно, на этой волне власти и одобрили назначение «официального» раввина. В годы блокады, несмотря на лютый голод, семья Лубанова не ела некошерной пищи. У старшей дочери Лубанова Розы, работавшей на оборонном предприятии, был усиленный паек, включавший в себя мясные продукты. Бабушка ходила менять этот некошерный паек на крупу – и этой крупой кормила всю семью.

Моя мама умирала, у нее начался голодный понос. Спас ее Гедалья Печерский. Он принес бабушке мешочек риса и маленький стаканчик сладкого пасхального вина. Бабушка сварила рисовую кашу и стала скармливать ее маме по крупинкам, поить вином по глоточку. Это поставило маму на ноги.

Мина и мама вспоминали, что, когда проходили к себе в квартирку в Синагоге, то должны были обходить штабеля детских трупов. Маленькие девочки каждый день шагали мимо детских трупов, уже почти не замечая их…

В 1942 году раввин Лубанов был впервые арестован, но вскоре вышел из тюрьмы. Второй раз, уже надолго, он сел в 1948 году.

…О пребывании деда в тюрьме я знаю немного. Сам он, к сожалению, почти не рассказывал о себе – из-за своей редкостной, просто-таки патологической, скромности. Почти все, что я знаю, я слышал от своего покойного отца и от бабушки; очень мало – от него самого.

Дед в тюрьме не ел некошерного. Он объявил в Крестах голодовку и потребовал, чтобы членам его семьи разрешили передавать ему кошерную еду. И это разрешение было получено. Что тут сработало – непонятно. Солженицын и Шаламов пишут о необычайной стойкости и силе духа «религиозников». Иногда это вызывало уважение даже у надзирателей. А вот те, кто давали слабину и шли на компромисс, умирали первыми.

После суда деда отправили в Новочеркасскую тюрьму. В камере, помимо деда, отбывали срок два православных священника и один русский дипломат, арестованный в Тегеране. Священникам и деду перепадали посылки, дипломату не передавали ничего, т.к. его семья в течение двух лет не знала, где он.

Бабушка ездила из Ленинграда в Новочеркасск на трех поездах; путь с пересадками занимал четыре дня. В самом Новочеркасске приходилось ночевать на вокзале – жители города знали, что бабушка – еврейка из Ленинграда, жена репрессированного, и боялись сдавать ей комнату. Бабушка привозила еду, сухари…

Вот так дед тянул срок, перебиваясь бабушкиными передачами. Свою баланду он отдавал дипломату. Об этом мы, конечно, знаем не от деда, а от самого бывшего дипломата, который освободившись только в 57 году, приехал в Ленинград и разыскал деда. Встреча была более чем трогательной.

…Находясь в тюрьме, дед дошел до последней степени дистрофии, ведь питался он только тем, что разрешали передавать из дома. В камере собрался «совет». Священники сказали деду: «Абрам, ты должен это прекратить, ты не дотянешь до звонка». Потом один из них добавляет: «Послушай, мы тоже образованные люди, богословы, мы знаем вашу веру. В ваших книгах написано, что для спасения жизни можно преступить требования закона. А ты, если не начнешь есть тюремную еду, умрешь». На что дед ответил: «Я дотянул до сегодняшнего дня. Что будет завтра – посмотрим. Все в руках Божьих». Это было в начале 1953 года. Через несколько недель умирает Сталин. И еще через месяц-полтора дед подпадает под бериевскую амнистию, выходит из тюрьмы и возвращается в Ленинград».

Похоронили его на Преображенском еврейском кладбище с большими трудностями и то только после обращения американских евреев к руководству Ленинграда.

Совсем недавно музей Обороны и блокады Ленинграда предоставил синагоге материалы из архива ГУВД, пролившие свет на неизвестную часть истории семьи Лубанова. Выяснилось, что семью Лубанова собирались выслать из Ленинграда. Но потом это решение было отменено на том основании, что сын раввина погиб смертью храбрых на фронте. Ни о планах городских властей, ни об их отмене семья не имела ни малейшего понятия.

Зимой 1941—1942 гг. умерших евреев города доставляли во двор синагоги, где они лежали штабелями, между которыми по снегу была протоптана тропинка от ворот до входа в здание. В качестве морга использовались вестибюль и подвал здания. Раз в месяц трупы вывозили в братскую могилу на Еврейском Преображенском кладбище. На этой могиле сейчас установлен памятник. Надпись на памятнике написана в советском стиле и не совсем соответствует характеру захоронения. Ведь он стоит там, где захоронены в основном евреи, погибшие во время блокады от голода и лишений. Об этом и следовало бы написать на памятнике. В какой-то степени это было исправлено в 2014 году, когда отмечалось 70 лет со дня полного снятия блокады. Тогда на Пискарёвском кладбище была установлена памятная плита, посвящённая погибшим в блокаде евреям.

Рядом с братской могилой на Преображенском кладбище сохранились и отдельные захоронения евреев, умерших во время блокады. Это так называемые «хлебные захоронения». Говорят, что за них расплачивались деньгами или хлебом. Памятники на них поставлены уже в послевоенное время. О жизни синагоги мы знаем из воспоминаний её многолетнего габая Зуси Гуревича. Семья Зуси была религиозной, и поэтому его жизнь всегда была связана с Большой Хоральной синагогой. Когда началась блокада, Зусе Гуревичу было всего восемь лет. Дом, где они жили, находился недалеко от синагоги. Их большая коммунальная квартира была полностью еврейской. Все шестнадцать человек ютились на кухне: там стояла плита, и можно было согреться. Одно маленькое окошко у потолка выходило в двор-колодец. Есть было нечего. На весь день – один маленький кусочек хлеба и вода – о соблюдении кашрута думать не приходилось. Маленький Зуся болел цингой, личико его было опухшее, и, закутанный в несколько слоев одежды, он походил на вполне упитанного мальчика. На улицу его одного не пускали, боялись, что украдут и съедят. Он и сам помнит, как одна женщина у них во дворе кормила человечиной своих детей. Где она её брала, никто не знал. Однажды он видел мужчину с женщиной, которые везли на санках большой фанерный ящик высотой в метр; из него торчали детские ручки и ножки, и несложно было догадаться, куда и зачем они его везли. Тогда это было в порядке вещей. Зуся Гуревич рассказывал, что его отец, работавший в похоронной команде, подробно записывал в толстую тетрадь всех умерших евреев. Эту тетрадь он бережно хранил, а когда отправился на фронт, передал её в Дом омовения при кладбище. К великому сожалению, в одном из пожаров тетрадь сгорела.

За долгие месяцы обстрелов и бомбежек Ленинграда Большая Хоральная синагога почти не пострадала. Только однажды один из снарядов пробил её купол. Во время блокады уцелели все ценности и реликвии синагоги, удалось сохранить даже старые деревянные скамьи. Пострадали лишь свитки Торы, изъеденные крысами. Синагога в блокаду была открыта, и у общины был председатель. Огромное здание отапливать было невозможно, поэтому религиозная жизнь продолжалась лишь в Малой синагоге, где по субботам и в праздники собирались евреи. Там стояла буржуйка, и было тепло. В наше время ежегодно в дни снятия блокады Ленинграда в Большой синагоге проводятся молебны в память о блокадниках, защитниках и освободителях Ленинграда.

Шамес синагоги блокадник рав Зуся Гуревич.