Текст книги "Евреи в блокадном Ленинграде и его пригородах"

Немецкая разведка постоянно сообщала о нарастании недовольства в Ленинграде. Не без удовлетворения СД информировала свое руководство в Берлине о росте антисемитизма, о случаях нападений на женщин-евреек в очередях за хлебом и о пассивности милиции, которая предпочитала не вмешиваться. Отмечалось, что население со злорадством говорило о судьбе евреев в случае прихода немцев.

Сводки Службы безопасности содержали примеры, свидетельствовавшие о «нарастании антисемитизма, который проснулся в русских», об «открытом обсуждении еврейского вопроса», введении в повседневный обиход слова «жид», о «линчевании» евреев и т. п. С самого начала войны целенаправленная нацистская пропаганда приводила к усилению антисемитских настроений среди населения.

Никита Ломагин приводит следующие факты и случаи проявления антисемитизма, отражённые в партийных документах или донесениях информаторов:

– Некоторые рабочие выражали радость по поводу призыва в армию евреев, занимавших «теплые» места на предприятиях (нормировщиков и пр.).

– Ряд бойцов допускали антисемитские высказывания.

– Господствует сильное озлобление в связи с тем, что евреям отдается предпочтение при эвакуации.

– «Если бы не политика коммунистов и евреев, не было бы и войны. Коммунисты и евреи сидят в тылу на высоких постах, а мы за них воюем».

– «не надо было давать немцам хлеб и нефть, т. к. сами голодали и плохо подготовились к войне и, как следствие, оказались застигнутыми врасплох».

– «зря кормили немцев – не русские люди нами управляют, а евреи, поэтому так и получилось».

В различных вариантах среди рабочих повторялись тезисы:

– о евреях и коммунистах как виновниках во всех бедах, обрушившихся на страну,

– об «обиде» красноармейцев – крестьян на советскую власть за насильственную коллективизацию,

– об измене и вредительстве военачальников.

К сожалению, в этих материалах не приводятся конкретные события имена и фамилии распространителей слухов и антисемитских высказываний.

Подобные антисемитские настроения, распространявшиеся среди горожан, не могли не привлечь повышенное внимание партийных органов к этому явлению.

Партийная власть была напугана ростом антисемитских настроений, поскольку нацисты не делали в своей пропаганде различий между коммунистами и евреями. Поэтому антисемитская пропаганда воспринималась, как антикоммунистическая и антисоветская и партийным и советским органам были даны соответствующие распоряжения о необходимости усиления борьбе с подобными настроениями.

Так 5 августа 1941 г. на бюро Кировского РК ВКП (б) отмечалось, что «проверкой сигналов, поступивших в РК, установлены проявляющиеся в последнее время среди трудящихся фабрики „Равенство“ отдельные нездоровые антисемитские настроения вплоть до открытых выступлений некоторых работниц». Отмечалось, что почва для таких настроений была создана «шкурными» поступками отдельных руководящих работников фабрики. Речь шла об эвакуации без согласования с парторганизацией и РК начальника утильцеха. Заместитель директора по коммерческой части использовал служебное положение с целью эвакуации и устройства на работу в детский сад фабрики своих родственников и знакомых. 30 июля в ответ на справедливую критику недовольных работников фабрики он «допустил антипартийный выпад в отношении инструктора РК Сироткиной и и.о. секретаря партбюро фабрики Константинова, назвав их фашистами и представителями пятой колонны». По итогам разбирательства бюро РК объявило зам. директора строгий выговор, он был снят с должности.

Проблема антисемитизма стала настолько серьезной, что заставила Жданова высказаться по этому вопросу 20 августа 1941 г. на ленинградском партактиве, посвященном задачам ВКП (б) в связи с обороной города. Жданов заявил, что

«…необходимо скрутить голову пятой колонне, которая пытается поднять её, начинает шевелиться,

…надо решительно покончить с профашистской агитацией насчет евреев. Это конёк врага: бей жидов, спасай Россию! Бей евреев и коммунистов!»

Причём он указывал, что действовать надо «по-революционному, по-военному, действовать без промедления».

В развитие этого документа в специальном постановлении Кировского райкома ВКП (б) «Об антисоветских слухах, антисемитизме и мерах борьбы с ними», датированном 29 августа 1941 г., отмечались факты проявления антисемитизма не только на фабрике «Равенство», но и среди рабочих Кировского завода, на ряде номерных заводов, а также в домохозяйствах. Перед партийными и правоохранительными органами, включая НКВД, была поставлена задача «вести беспощадную борьбу с дезорганизаторами тыла, распространителями ложных слухов, агитаторами антисемитизма»

И в дальнейшем были приняты специальные постановления по борьбе с антисемитизмом и антисоветской пропагандой. Только в газете «Ленинградская правда» за сентябрь 1941 года этой проблеме посвящено 10 статей.

13 сентября 1941 г. Управление НКВД Ленинградской области в спецсообщении, адресованном Военному Совету Ленинградского фронта. сообщалось, что участники одной из раскрытых организаций рассылали «в адреса еврейского населения письма погромного характера, а инициаторы создания в домохозяйствах города «Домовых комитетов» намеревались собирать сведения о проживавших в домах коммунистах, комсомольцах и евреях, чтобы в случае занятия немцами Ленинграда передать им эти сведения.

Антисемитские настроения не приостановились и после начала блокады Ленинграда. Бессилие горожан каким-либо образом улучшить свое положение и отдельные факты непатриотичного поведения лиц еврейской национальности провоцировали поиски виновных. Ими, как всегда становились евреи. В конце ноября у одного из домов на Сенной площади была обнаружена написанная от руки листовка, подписанная «Народным комитетом города»:

«…Домохозяйки, если вы хотите хлеба и мира, устраивайте бунты в очередях, разбивайте магазины и столовые, избивайте евреев завмагов, заведующих столовыми и директоров трестов».

Всплеск антисемитских настроений вызвал показ в некоторых прифронтовых районах Ленинградской области в середине 1942 года кинофильма «Товарищ Эдельштайн», в котором директор завода еврей Эдельштайн призывал к подъёму стахановского движения, чем вызвал негодование зрителей и обвинения евреев во всех смертных грехах. Немцы поддерживали антиеврейские настроения и докладывали своему руководству:

«…по мнению корреспондентов, пропаганда против евреев могла бы быть очень успешной. Русскому человеку нужен клапан для выхода своего гнева, и было бы целесообразно направить его на еврейство…

Русский непременно думает о будущем. Поэтому необходимо изложить (в листовках) общие принципы будущего нового порядка. Например: справедливость и работа для всех, возмездие евреям и главным виновникам большевистского режима, подъем жизненного уровня, восстановление частной собственности и личная свобода.

Сбрасываемые немецкие листовки, в которых содержится призыв расправляться с комиссарами, до сих пор не приводили к активизации населения, но воспринимались им в качестве провозглашения немецких мероприятий в будущем, и приветствовались.

Раздражение по отношению к евреям и НКВД уже многократно приводило к оскорблениям в их адрес. Уже сейчас надо было бы всеми средствами и со всей силой указывать на то, что большевистская тактика привела население города к страшному голоду. Бонзы НКВД, партийные функционеры, евреи и т. п., отстаивают город, чтобы выиграть время и успеть уехать самим в безопасное место и вывезти все свое имущество.

В наибольшей степени в укреплении воли населения города к сопротивлению заинтересованы евреи, которые уверены в том, что в случае взятия города их ждет смерть. В отношении них все более распространяется угрожающее (им) настроение, так как (у населения) крепнет мнение о том, что именно они являются главной причиной катастрофы и прежде всего они повинны в продолжении обороны города.

Длинные очереди за продуктами являются очагом всевозможных слухов. Недовольство советской властью проявляется здесь открыто. Особое раздражение вызывает то, что евреи и руководящие партийные чиновники, по-видимому, в неограниченном размере обеспечены продовольствием.

Сообщают, что отношение населения к евреям в последнее время обострилось, что растет число открытых оскорблений в адрес евреев.

В целом отмечается общая усталость от войны и одновременно смутная тревога относительно того, что, несмотря на все речи об идущей на помощь дальневосточной армии, неизбежно все закончится капитуляцией. В жестокое обращение с населением немецких солдат или насилие с их стороны больше не верят, но ожидают массовой расправы с евреями и коммунистами».

В документах немецких спецслужб есть много материалов, говорящих о том, что евреи во время блокады Ленинграда жили значительно лучше, чем остальные ленинградцы. В них неоднократно упоминается, что евреи сумели устроиться и в этих условиях, «первыми покупают в очередях батоны хлеба, кормятся с руки партийного начальства, первыми лезут в эвакуацию, ненавидимы простыми ленинградцами, готовыми перейти к еврейским погромам и т. д.»

Было зафиксировано несколько собраний представителей руководства крупных заводов. Они пытались дать отпор проявлениям антисемитизма на тех предприятиях, которыми руководили. В материалах НКВД эти собрания проходят под грифом «Создание сионистской организации». Все, что там записано, это факт проведения собраний, на которых главным образом обсуждались проблемы качества работы предприятий: «Если негативные тенденции возьмут верх, то мы не сможем выполнить план». Речь не шла о личной стратегии выживания, а только о том, как реализовать задачи, поставленные командования Ленинградского фронта перед заводами. «Если будем отвлекаться на межнациональные отношения, не отремонтируем танки».

Немцы постоянно следят за жизнью в блокированном городе:

«В декабре 1941 г. Советы начали в еще больших масштабах осуществлять эвакуацию гражданского населения через замерзшее Ладожское озеро. Она проводится отчасти на грузовиках, отчасти на санях. На каждой машине вывозят по 18 человек. С собой можно взять багаж весом в 20 кг. Правом на место в машине обладают только семьи с детьми младше 11 лет. Из-за нехватки бензина и постоянных артобстрелов дороги через Ладожское озеро эвакуация вскоре была сильно ограничена. Однако с аэродрома Ржевка непрерывно проводится эвакуация самолетами главным образом евреев, высоко квалифицированных рабочих и функционеров советской власти высокого уровня. Для этой цели в конце декабря ежедневно выделялось около 15 транспортных самолетов, каждый из которых мог взять на борт по 30 человек. Самолеты совершали по три полета в день в направлении Вологды. Протяженность полета составляла 150 км. Эти мероприятия по эвакуации изначально преследовали лишь пропагандистские цели. Практическое значение они имели только для семей высших гражданских и военных функционеров, а также евреев.

Сообщают о том, что будто бы из города эвакуировано более половины евреев, проживавших в Ленинграде до войны. В настоящее время в Ленинграде находится еще около 150 тыс. евреев.

Почти все пункты распределения продовольствия, как для гражданского населения, так и для армии находятся в руках евреев. Поэтому на улицах евреи тотчас выделяются тем, что они лучше одеты и лучше выглядят. Под давлением все более невыносимого положения заметно вырос антисемитизм. Имеются сообщения, что иногда дело доходило до эксцессов. Так, в течение декабря многие еврейки, которым отдавалось предпочтение при покупке продуктов, подвергались побоям со стороны напрасно стоявших в очереди людей. Евреев, у которых были найдены запасы продовольствия, также били их соседи по дому. Милиция была не в состоянии что-либо предпринимать против проявлений ненависти, так как население в большинстве случаев встает на сторону нападавших. Евреям со злорадством говорят об их судьбе в случае прихода немцев. Эвакуации подлежат в первую очередь семьи советских служащих и офицеров, и особенно стремятся к ней евреи. Даже военные грузовики почти никогда не отправляются к Ладожскому озеру не заполненными. Они предназначены, прежде всего, для эвакуации семей служащих в Красной Армии. Вместо этого часто вывозят евреев, которые предпочитают автотранспорт поездам, так как на грузовиках их доставляют прямо на противоположный берег озера. Сумма взятки за одну поездку составляет от двух до трех тысяч рублей. По самым грубым оценкам в начале января этим способом город покидало около двух с половиной тысяч человек в день…

На улицах находят трупы людей, умерших от истощения. По вечерам их нередко раздевают прохожие, и они остаются в таком состоянии еще несколько дней, до тех пор, пока их не увезут. Евреев не увидишь среди мертвых, напротив, там, где они показываются, они выглядят довольно упитанными. Тем не менее, их количество заметно сокращается.

Как сообщается, рост антисемитских настроений, который продолжался до февраля, в последнее время приостановился. Это явление частично объясняется усилием советских функционеров улучшить положение с питанием, частично всеобщей летаргией и равнодушием к политической жизни. Общество обсуждает только проблему питания».

Ломагин отмечает, что, если документы СД свидетельствовали о росте антисемитских настроений в 1941—1942 гг., то в материалах УНКВД упоминания об этом встречаются куда реже. НКВД за все время блокады не возбудило ни одного уголовного дела по факту антисемитизма, хотя и была такая статья в Уголовном кодексе, и не принимало серьёзных мер в отношении антисемитских проявлений.

Надо отметить, что Н. Ломагин, изучая воспоминания и блокадные документы, не смог найти жалоб со стороны евреев на антисемитизм в блокадном Ленинграде. Наоборот, ему удалось обнаружить свидетельства нескольких людей, которые говорили, что на себе не ощущали проявлений антисемитизма до и во время войны. Один из респондентов в рамках Гарвардского проекта утверждал, что по большому счету, все в Советском Союзе зависело от Сталина. Скажет, что евреи – герои, будут хвалить, говорить, что евреи страдали и были вместе с нами. Скажет: «Ату их!» – средства пропаганды сделают все, чтобы дискредитировать участие евреев в войне, работу на заводах.

И это, наверное, правильно.

Говоря об отношениях к евреям, некоторые исследователи приводят фрагменты из – дневника А. П. Остроумовой-Лебедевой, которая еще 8 июля 1941 г. записала в своем дневнике, что сослуживцы её знакомой (все евреи) «все бегут, куда-то устраиваются в отъезд. Все это делается втихомолку и с необыкновенной ловкостью и проворством». В этой записи, хотя и сквозит какой-то антисемитский душок, но в большей мере здесь отражаются опасения расправы над евреями в случае оккупации города, вызванные немецкими листовками и слухами об отношении к евреям на территориях, занятых нацистами.

Свои антисемитские настроения Остроумова-Лебедева развивает и в дальнейших записях: «особую агитацию (в пользу эвакуации) и истеричность вносят евреи, которые по натуре своей, в большинстве случаев, страшные трусы и необыкновенные ловкачи в уклонении от призыва на фронт. А если уже никак нельзя было этого избегнуть, то отыскивают себе места в канцеляриях штаба, в обозе и т. д. Также многие из них избегают трудовую повинность, уклоняются копать окопы и в то время, когда все отпуска прекращены, они живут дома в отпуску». Такое отношение Остроумовой к евреям по всей вероятности было явлением одиночным и не подтверждённым никакими примерами.

Был ли антисемитизм общераспространенным явлением? Те, кто мог почувствовать это на себе, отвечали: «Нет». Не смог и я найти сведений о проявлении антисемитизма среди многочисленных воспоминаний блокадников, которые мне удалось прочитать. Нет их и в блокадных дневниках. Нет упоминаний об антисемитизме в блокадном городе и в таких авторитетных источниках, как «Воспоминания» Д. С. Лихачёва и «Блокадная книга» Гранина и Адамовича. Не помнят и заметного проявления антисемитизма мои родственники и знакомые, которых мне и моим друзьям удалось опросить. Пожалуй, единственным свидетельством является воспоминания ныне известного физика Мирона Амусья, выдержку из которых я привожу ниже:

«….Наряду с карточками, ограничения продовольствия приводили и к очередям. Именно в очереди выплёскивалось худшее, что было в людях. Немцы забрасывали город листовками незатейливого, примерно следующего, содержания: „Убей еврея, выдай большевика, остальным будет при немцах хорошо“. Пропаганда в какой-то мере действовала. Именно в очереди я услышал сказанное маме: „Вот ваш – в тылу, а наши – на фронте!“. И палец говорившей указал на меня. Власть не могла допустить ни этнической розни, ни антиправительственных выступлений в городе. Выход нашёлся простой. На заседании горсовета некая учительница предложила принять постановление, наказывающее не только выступления против власти, но и антисемитизм как прямую помощь врагу, нечто вроде предательства и саботажа. Судить за это преступление должны были специальные тройки. Эти быстро навели порядок, имея в распоряжении лишь один приговор – расстрел. Слышал, что первый список расстрелянных опубликовали…»

К сожалению, я не нешёл подтверждения этого события.

Складывается впечатление, что немцы и советские партийные органы специально нагнетали обстановку и делали обобщения, опираясь на некоторые незначительные антисемитские факты и примеры непорядочности со стороны отдельных евреев. Тем самым они пытались вызвать неприязнь к евреям и обвинить их в том бедственном положении, к которому они сами привели население города. Как указывают советские, так и немецкие источники, начиная с марта 1942 года и до конца 1943 г. антисемитские настроения в Ленинграде не имели ярких проявлений. Однако даже в сентябре 1942 года Управление НКВД считает необходимым привести в своём специальном сообщении, направленном в вышестоящие органы, выдержку из корреспонденции, исходящей из Ленинграда.

…«Прожить трудно. Живем сегодняшним днем, что будет завтра, не знаем. Хотя некоторые живут хорошо и войны не чувствуют. Особенно везет евреям, уселись в магазины и столовые, где не только жрут и крадут продукты. Они имеют возможность посылать своим эвакуированным семьям по несколько тысяч в месяц».

Немецкие источники отмечали:

«Эвакуацию евреев, проведенную в основном в два этапа – зимой и весной, можно считать завершенной. Все еще остающиеся в городе евреи работают преимущественно в партаппарате и, кроме того, занимают руководящие посты в общепите, на хлебных фабриках и на складах. Число остающихся в настоящий момент евреев приблизительно равняется 20 тыс. человек».

Однако, как отмечала СД, «влияние еврейства в самых разнообразных властных структурах определялась как более сильное, чем когда-либо» и антисемитизм по-прежнему присутствовал в городе. По данным немецкой разведки, полученным в результате допросов пленных офицеров и анализа трофейных документов, наблюдались случаи открытых оскорблений евреев. Бессилие горожан каким-либо образом улучшить свое положение провоцировали поиски виновных рядом с собой. И как всегда на этом месте оказывались евреи. Поводом для проявления антисемитизма являлась плохая организация торговли и распределения продуктов.

В связи с усилением в 1943 году радио– и листовочной агитации немцев в некоторых частях КБФ появились случаи антисемитских высказываний. Говорили: «Если бы не политика коммунистов и евреев, не было бы и войны. Коммунисты и евреи сидят в тылу на высоких постах, а мы за них воюем».

Необходимо отметить, что документы, приведённые в книге Н. Ломагина, без соответствующего комментирования создают ложное впечатление у современного читателя о какой-то особой жизни евреев-блокадников, отличающейся от жизни других ленинградцев. Они могут дать материалы для новых вспышек не угасающего антисемитизма, который только и ищет дополнительные факты для своих измышлений.

Попытаемся показать, что жизнь подавляющегося числа евреев в блокадном Ленинграде была так же тяжела, и ничем не отличалась от жизни остальных жителей города, что они так же активно, как и другие ленинградцы, принимали участие в защите города и обеспечении его жизнедеятельности.

Многие ленинградцы во время блокады вели дневники. Они бережно хранятся в Национальной библиотеке, музее обороны Ленинграда, публикуются на многих сайтах и широко комментируются. Сохранилось и много воспоминаний ленинградцев переживших блокаду.

Я попытался отобрать дневники и воспоминания еврейских жителей блокадного Ленинграда (см. Приложение) и с их помощью понять, отличалась ли их жизнь от жизни людей других национальностей, воспоминаниями которых я тоже интересовался.

Должен сказать, что я не нашёл никаких особых отличий в блокадной жизни евреев и не евреев. Я думал, что найду какие-то подтверждения немецкой пропаганды в том, что евреи жили какой-то особой сытой жизнью. Но не нашёл подтверждения этому. Возможно, и были какие-то особые одиночные случаи благополучного проживания (я где-то читал, что одному человеку с еврейской фамилией удавалось даже посылать продуктовые посылки на Большую землю!), но это случаи уникальные и, по-видимому, связанные с жизнью людей, непосредственно имеющих отношение к хранению и распределению продуктов. Но таких было мало. Большинство людей всех национальностей жили беспросветной голодной и холодной жизнью.

Больше половины ленинградцев, оказавшихся в блокадном городе, умерли. Остальные выжили, но последствия этой блокадной жизни их преследовали ещё долгие годы после войны.

В опубликованных дневниках и воспоминаниях в основном описывается блокадный быт, и почти нет каких-то политических суждений и высказываний, а также обвинений властей в создавшейся ситуации в городе. Голод, видно, настолько сковывал сознание людей, что большинство дневниковых записей связано с рассказами о поисках продуктов и переживаниями в связи с болезнями и уходом из жизни близких людей, рассуждениями о целесообразности и возможности отъезда, опасениями за жизнь родственников. О сдаче города.

Большинство людей независимо от их национальной принадлежности жили одинаково – на грани болезни, жизни и смерти. Особенно страшной зимой 1941—42 гг. было не до выяснений, кому живётся лучше. Всем было плохо. И, если летом и осенью 1941 года люди были в сомнении – уезжать или не уезжать, то зимой жить стало просто невозможно и все стремились уехать. Но не всем это удавалось. С трудом выживали некоторые категории людей.

Остальные и особенно те, кто не получил карточек, безработные или жившие, только отоваривая карточки для служащих и детей, люди всех национальностей, не эвакуировавшиеся из города – не имели никаких шансов выжить и умирали.

Я просмотрел десятки воспоминаний бывших блокадников. Большая часть их написана людьми, которые были в те годы ещё детьми. Поэтому большинство из них по всей вероятности основано не только на личном восприятии, но и дополнено рассказами, которые они слышали от старших, в первую очередь – от матерей. В качестве одного из примеров я хочу привести рассказ Л. И. Загоровской, которой в начале блокады было всего пять лет. В её воспоминаниях показана жизнь ленинградской семьи в концентрированном виде со всеми горестями и ужасами. Причём семьи, которая оказалась в значительно лучшем положении, чем многие ленинградские семьи. Они, как и многие другие, отказались эвакуироваться летом 1941 г., не зная обстановки на фронте и не представляя в каком положении вскоре окажется Ленинград и его жители. Боялись оторваться от родственников и привычных условий жизни. Они тогда жили на окраине Ленинграда (сейчас это респектабельный район проспекта Тореза), и поэтому ряд вопросов у них решался проще, чем у тех ленинградцев, которые жили в центре. Они могли ходить на совхозное поле, расположенное в двух километрах от дома на землях бывшей фермы Бенуа, где после уборки урожая капусты на полях оставались зеленые листья и кочерыжки, и носили домой. К тому же у них был свой огород, и поэтому они могли законсервировать капусту и отложить на зиму некоторые другие продукты. Правда, пользоваться ими они смогли недолго, поскольку их запасы были вскоре разворованы. У них были дрова и большой водоём невдалеке от их дома. Так что некоторые проблемы решались проще, чем у других ленинградцев. К тому же с ними был отец, работавший на соседнем аэродроме.

Семья была большая: отец, мать и четверо детей. После начала блокады они сразу же столкнулись со словом «смерть». Семья дружила со скрипачом – евреем, солистом оркестра Театра оперы и балета им. С. М. Кирова. Он приходил давать уроки музыки старшей сестре Аде. Скрипач боялся, что фашисты смогут взять Ленинград и начнут уничтожать население, в первую очередь евреев. Он не выдержал постоянного напряжения и, чтобы не быть взятым в плен, повесился, оставив скрипки для Ады. Скрипки были дорогие, итальянских мастеров, но, к сожалению, их украли после войны.

В городе с каждым днем ощутимее становился холод и голод. Постоянно снижалась норма выдачи хлеба и других продуктов. В ноябре 1941 г. была установлена минимальная норма выдачи хлеба, работающим – 250 грамм, иждивенцам и детям – 125 грамм. Состав хлеба состоял из: пищевой целлюлозы, хлопкового жмыха (до войны использовался в топках пароходов), обойной пыли, вытряски из мешков, кукурузной муки и ржаной муки. На вкус хлеб был горьковато-травянистый. Мама организовала дома регулярное трехразовое горячее питание. Отсчитывала небольшое количество зерен круп, заливала водой и долго вываривала в печке. Это жижица разливалась по тарелкам и туда крошилась небольшая часть суточной нормы хлеба. Дети за столом глазами следили за руками мамы, ждали этой похлебки. Однажды, к ним в гости пришел брат мамы, любимый всеми дядя Яша. У него тоже была многодетная семья, жили они на наб. Робеспьера. Одежда его была занесена снегом, сам он еле держался на ногах от голода и холода. Ему помогли раздеться и уложили в кровать, ногами к горячей печке. Мать взяла по ложке супа от каждого из детей, но это едва покрыло дно тарелки, затем вылила свою порцию и дала своему брату.

Отогревшись у печки, дядя Яша достал гребешок, расстелил газету и стал вычесывать с головы вшей, их было множество, они были огромные и прямо сыпались на газету. Отогревшись у печки, дядя Яша отправился домой. Но до дому он не дошёл – видно, умер где-то по дороге. Мама все время беспокоилась за него. Не выдержав неизвестности, она пошла к нему домой и обнаружила там живой только одну его дочь. Остальные члены его семьи – жена и пятеро детей оказались мертвыми. Племянница не заявляла об их смерти, стремясь сохранить их продовольственные карточки. Мама выполнила свой долг перед родственниками, каждого завернула, обвязала и уложила на набережной, всего шесть трупов (жены дяди Яши и его маленьких детей). Смерть дяди Яши тяжело легла на совесть мамы, она долго мучилась из-за того, что не сумела его подкормить и поддержать его семью.

Голод с каждым днем становился все сильнее. От голода люди становились дистрофиками, опухали. Мать сходила к соседям и вернулась со страшным рассказом о том, что умерла их пятнадцатилетняя дочка, а родственники вырезают мягкие места её трупа, варят их и едят. Вскоре наши соседи исчезли. В городе вылавливали людоедов и расстреливали. Произошёл в семье и другой типичный для Ленинграда блокадного времени случай. Старшая из девочек долго не возвращалась из магазина и, наконец, вернулась, но без продуктов, заплаканная. Она рассказала, что на нее напал мужчина и отобрал карточки, затем оттолкнул ее в канаву. Ада долго лежала в канаве и плакала, домой вернуться она боялась.

Приближалась весна. Мать собирала молодые побеги сосны, варила отвары и этим спасла семью от цинги. Всё лето ушло на подготовку к зиме. Квартира была наполнена полевыми цветами, травами, ветками. Все это сушилось, складывалось, надписывалось. Ближе к лету стала видна беременность матери. Ей выдали дополнительные к карточкам талоны для питания в столовой, которые она отдавала по очереди старшей сестре и братьям. Они были счастливы и тщательно следили за своей очередью. У матери тем временем от голода стали опухать ноги и она с трудом ходила. Став взрослой, Ада с горечью вспоминала свой дополнительный паек, отнятый от матери. Семья выжила, но чего ей это стоило!

Это, пожалуй, одни из немногих воспоминаний о евреях и отношениям к ним. Вопрос о каком-то особом положении евреев в городе никем не отмечался. Я понимаю это так, что всем настолько было плохо, что трудно было выделить кого-то, даже если этого и хотели.

Теперь попробуем ответить на основные обвинения евреев со стороны немцев и антисемитов.

1. Евреи осуществляют политическое руководство страной.

Этот тезис явно надуманный. Если, действительно, в первые годы советской власти евреи занимали значительное место в руководстве страной, то к началу войны их роль в высшем руководстве страны была незначительной. В предвоенные и военные годы в высшем руководстве страны были представлены только Каганович и Мехлис, а в руководстве промышленности Каганович, Гинзбург, Ванников и Зальцман. Не было в эти годы евреев и среди руководителей Ленинграда и Ленинградской области. Во время войны и блокады судьба Ленинграда была непосредственно связана со Ждановым, Кузнецовым, Бадаевым, Бубновым, Левиным, Закржевской, Турко, Харитоновым, Капустиным, Попковым, Соловьевым, Лазутиным, Басовым, Вербицким, Талюшем. Как видно, среди них не было евреев. Меня смущала еврейская фамилия Левина, одного из руководителей ленинградской партийной организации. Но оказывается, секретарь Ленинградского Горкома ВКП (б) Левин Пантелеймон Иванович был русским из Орловской области. Его впоследствии ждала судьба большинства ленинградских руководителей, расстрелянных в 1950 году.

2. «Евреи составляют большинство политического состава Красной Армии и именно они гонят красноармейцев в бой».

Конечно же, нельзя отрицать большую роль, которую сыграли евреи в качестве политических руководителей подразделений армии и флота, в том числе и на Ленинградском фронте. В состав политического руководства Красной армии всегда направлялись члены партии и комсомола – органов с относительно большой долей евреев. Соответственно и процент евреев, служивших во время войны комиссарами и политруками, был высоким. Согласно некоторым данным накануне войны евреи составляли 4—5% членов компартии, что почти втрое больше их доли в населении. Вероятно, процент евреев среди комиссаров был не меньше, поскольку на политические должности, как правило, назначали образованных людей, а евреи составляли наиболее образованную часть среди коммунистов.