Текст книги "Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса"

2

Преодолев с немалыми трудами Внутренее море, Солон, много лет спустя, вновь ступил на египетскую землю. Всегда, когда бы он ни прибывал сюда, он искренне переживал, волновался. Его охватывал трепет, глубокий внутренний порыв, порождённый как личными чувствами, так и богатой историей египетского народа. Эта страна всегда вызывала неподдельные переживания его души. «Страна – загадка, страна – тайна, страна – чудо, – говорил афинянин самому себе. – У египтян есть чему поучиться». Со времени первого знакомства с Египтом прошло 45 лет! Страшно произнести – сорок пять лет! Кажется, совсем недавно он – молодой афинский эвпатрид, потомок афинских царей, решивший по доброй воле заняться торговлей – впервые с опытными афинскими купцами высадился в Навкратисе. А теперь он – семидесятилетний муж, умудрённый политик, знаменитый законодатель, поэт – вновь прибывает сюда. Правда, уже с несколько иными, нежели тогда, целями и в другом качестве, что, в сущности, для египтян не имело принципиального значения. Если посмотреть на эту проблему глубже, то можно сказать, что перед глазами Солона прошла полувековая история Египта. И Солон сам, в каком-то смысле, является частью этой истории.

В своё время он имел честь быть на приёме, некогда устроенном эллинским купцам фараоном Псаметтихом I. Афинянину довелось беседовать с фараоном Нехо, который предлагал ему службу у себя за огромные деньги. В Дельфах и Афинах он встречался с Псаметтихом II. Наконец, он был хорошо знаком с нынешним фараоном Априем, который обожал эллинов и всё эллинское. В окружении Априя были сотни эллинов из различных полисов. Они выполняли важные и ответственные поручения фараона. В каком-то смысле, были его ушами, глазами, его разумом. Априй, побывавший в Афинах, восхитился размахом преобразований, осуществлённых Солоном. Кое-что он собирался перенести и на египетскую государственную почву, при этом чётко понимал, что Египет – это не Эллада, и реформы, вроде Солоновых, здесь невозможны. Он приглашал Солона посетить Сапе, довольно часто присылал ему письма, советовался по некоторым вопросам. Между ними сложились и поддерживались хорошие отношения.

По прибытии в Сапе афинского законодателя встретили на пристани фараоновы вельможи и доставили его во дворец Априя. Между египтянином и афинянином состоялась длительная беседа о власти, законах, политике, отношениях между различными государствами. Априй хорошо владел ионийским наречием, а Солон, как уже было сказано ранее, добротно разговаривал на египетском языке и неплохо знал письменность египтян.

– Приветствую тебя, дорогой Солон, – сказал Априй и, встав с трона, подошёл близко к нему, что являлось демонстрацией высшей степени уважения к афинянину. – Наконец-то ты почтил фараона и Египет вниманием, прибыв к нам в гости. Я рад, искрение рад видеть и слышать тебя.

– Я тоже безмерно рад пребывать в древнейшем государстве, приветствовать того, кто является его олицетворением, – дружелюбно ответил Солон. – На твои призывы посетить Египет я решил откликнуться именно сейчас и делаю это с большим удовольствием.

– Прелестно, превосходно, чудесно, законодатель, что ты здесь. Нам есть о чём с тобой поговорить. С людьми такого масштаба, как ты, всегда интересно беседовать, спорить, мудрствовать. Твой утончённый ум вызывает у меня восхищение и неподдельную радость.

– Благодарю, за приятные речевания, фараон. Я могу сказать всё то же самое по отношению к тебе, – любезно отреагировал Солон.

– Надолго ли к нам, надолго ли ты покинул Афины?

– Скорее всего, надолго. Предположительно лет на десять. Это вовсе не означает, что все предполагаемые годы я буду находиться в Египте. У меня достаточно много приглашений посетить различные государства и частных лиц. Так что буду исходить из сложившихся обстоятельств.

Фараон радостно заулыбался, взял под руку афинянина, прошёл с ним несколько шагов и с высшей степенью удовлетворения произнёс:

– Солон, ты мой желанный гость на все десять лет или насколько благоволят боги. Если надумаешь остаться в Египте навсегда – безмерно обрадуюсь. Все твои пожелания исполнятся, словно бы мои. Я немедленно прикажу выделить тебе во дворце лучшие комнаты для проживания. Тебе дадут охрану и всё необходимое для жизни высочайшего вельможи. Денег и пищи у тебя будет в избытке.

Солон засмущался от столь великих щедрот фараона. Привыкший к скромной жизни, имеющий умеренные потребности, он стремился жить просто, по египетским меркам – весьма сдержанно. А посему подаяния фараона его явно смутили, и он тут же ответил:

– Искренне благодарю тебя, фараон. Я не хочу быть обузой тебе и Египту и тем более паразитировать за чужой счёт. Я человек состоятельный, способный целиком обеспечить себя и удовлетворить все свои нужды.

– О нет! – перебил его Априй. Ты мой гость. Причём гость высокий и приятный, может быть самый желанный из тех, которые когда-либо у меня были. А по законам гостеприимства египетских фараонов высокий гость – это всё равно, что отец, брат или сын. Ему можно очень многое. Фараону можно всё, а тебе – очень многое. Следовательно, прошу в этом вопросе мне не перечить.

И фараон незамедлительно дал указание одному из вельмож, где необходимо обосноваться Солону и что там должно быть. Афинянин вновь возжелал возразить Априю, дескать, гость это тот, кто прибывает на пять или, в худшем случае, на десять дней. А тот, кто собирается прожить здесь десять лет – это метэк, не иначе. Он должен платить налог за это, а не паразитировать на чувствах государя. Но видя огромную радость и удовольствие, с каким фараон давал распоряжения в отношении него, афинский законодатель решил промолчать. А про себя подумал – «распоряжения фараона это одно, а как всё будет складываться на самом деле – зависит от меня самого, да и от внешних обстоятельств тоже. Во всяком случае, денег от фараона брать не стану. Должно хватить своих средств. Да и Микон довольно часто бывает в Египте. В случае необходимости привезёт всё, что нужно». Однако, чтобы доставить фараону радость благодетеля, Солон обратился к нему с единственной просьбой:

– Великий монарх, если позволишь, то с одной просьбой к тебе я всё же обращусь.

– Какой именно? – искренне обрадовался фараон.

– Я изучаю великое прошлое Египта и всех людей. А оно изложено в документах, которые хранятся в храмах и в твоей библиотеке. Если бы ты позволил мне ознакомиться с ними…

Не успел Солон произнести последнее слово, как Априй приказал стоящему невдалеке писцу:

– Незамедлительно пиши: «Фараон Априй повелевает всем своим подданным безоговорочно предоставлять Солону Афинскому любые документы, которые он потребует. Его воля – моя воля».

Фараон расписался, поставил печать и передал сей папирус Солону, который был несказанно ему рад. Затем повелитель Египта пригласил афинянина отобедать с ним. В большом зале за пышным столом сидели только двое – Априй и Солон. Не было никаких вельмож, не было даже телохранителей, что являлось показателем высшей степени доверия к гостю. Моментами заходили те, кто одни блюда приносили, а другие уносили. Но они прошмыгивали тенью и мгновенно исчезали. Солону даже показалось, что Априй излишне беспечен. Всё-таки, это Египет, где таинственности и скрытой опасности предостаточно. Египет – не Афины. Здесь в любом месте может обнаружиться змея жаждущая ужалить тебя, причём смертельно.

Хозяин и гость выпили по добротной чаше вина, а фараон любил эллинские вина и не только вина, но и всё эллинское, он как раз и начал с того, что Эллада и эллины – это его истинная любовь. Египет для фараона – это обязанность, долг, необходимость, даже в каком-то смысле обуза, тяжкое бремя. Эллада – прекрасная мечта, мифические грёзы, душевная радость, настоящая любовь.

– Солон, – промолвил, находящийся в великолепном расположении духа Априй. – Хочу признаться тебе в моей безмерной нежности к Элладе. И говорю я об этом не потому, что нахожусь под чарами выпитого вина, и не потому, что ты мой гость, и даже не потому, что ты эллин. Я твержу об этом подобным образом в силу того, что Эллада и в особенности твои Афины – это мой мечтательный идеал государственной жизни и жизни человеческой, как таковой. Знал бы ты, как мне нравится всё эллинское. А в эллинском – более всего восхищает афинское! Как оно мне нравится, дорогой Солон. Я впервые об этом говорю и говорю только тебе.

– До идеала, Априй, Афинам ещё далеко. Нам даже далеко до надёжного положения дел. Мы действительно многое изменили в нашей жизни. Государство усовершенствовали, предоставили людям немало свободы, разработали и приняли многие законы, вовлекли граждан в политику, побудили работать. Теперь они сами, избавившись от страха, холуйства, коленопреклонения, управляют полисными делами, сами себя судят и жалуют, контролируют работу государственных чинов. Одним словом, мы установили демократический государственный порядок, которого, если я не ошибаюсь, ещё никогда и нигде не было.

– Да, о, Солон! Я это понял и почувствовал, когда побывал в Афинах. Я был просто поражён тем, как ваши граждане активно участвуют в делах государства. Как они изучают и обсуждают законы. Как со знанием дела простые люди принимают решения. У вас каждый может высказать своё мнение и суждение. Может выступить против любого предложения, в том числе твоего. В Аттике никто не боится никого. А как судят сограждан, свершивших нарушения закона! Всё происходит просто восхитительно, открыто, честно, и как ты там говоришь – демократично?

– Демократично, фараон, народно. Это совершенно новый подход к делам государства.

– Мне показалось, Солон, что демократия – это праздник жизни для бедных людей.

– О нет, фараон! Демократия не праздник, а тяжёлая повседневная работа. Со стороны может показаться, что наша жизнь есть торжество, беспредельная свобода, безудержная радость. Но это не так. Всё намного сложнее.

– Объясни мне, Солон, вкратце твоё видение новой жизни в Афинах.

– Быть афинянином – не значит почивать на лаврах, – улыбнувшись, ответил законодатель. – Как полагаю я, жить в Афинах – означает быть настоящим гражданином, жить по законам, упорно трудиться, иметь своё дело, платить налоги, участвовать в политике, заботиться о жёнах и родителях, воспитывать детей, защищать отечество, почитать наших богов, уважать сограждан.

– Каким образом и почему ты осуществил выбор в пользу демократии? – спросил фараон, с хитрым выражением лица.

– Наш выбор в пользу демократии не был произвольным, о фараон. Твержу искренне – он не являлся делом случая. Я долго размышлял, много изучал, страстно искал, переживал и сомневался. Но ничего лучшего нигде не видел и не нашёл. Всё политическое, проверенное временем, мне показалось, в своей основе неприемлемым для Афин. И мой выбор, точнее выбор афинян, пал на демократию. Вернее мы её сами созидали, не зная основательно, что из этого получится. Является ли она самой правильной из многих возможных форм государственности, пока сказать не могу. Время покажет. Сделать правильный выбор – это всего лишь полдела, а дело будет тогда, когда осуществятся намеченные замыслы.

– И ты, Солон, надеешься, что демократия выдержит испытание временем и тяготами жизни? Ведь простому демосу приходиться вершить небывалые дела. Как я полагаю, дела, не соответствующие его уму. Не прогнётся ли он под такой тяжестью? По плечу ли государственная власть народу?

– Демократия, о, фараон, вовсе не означает, что всеми делами полиса управляет простой народ, бедные граждане. Нет-нет, ни в коем случае. У нас в афинском государстве слово «демос» равносильно слову «афиняне» или слову «граждане». Во всяком случае, я так себе представляю демократию и всем об этом именно так и говорю. Я стремлюсь к тому, чтобы все афиняне, независимо от имущественного положения, родовитости происхождения и занимаемого властного места, ощущали себя единым целым, тем самым афинским народом, которому и должна принадлежать власть. Внутри афинского общества есть разные группы людей – и богатые, и люди среднего достатка, и бедные, и даже очень бедные. Но все они имеют право на власть и на всё остальное. И более того, они пользуются таким правом. Иное дело, что кто-то более, а кто-то менее успешно. Кто-то с желанием, а кто-то без него. Некоторые вовсе уклоняются от таких своих гражданских прав. Но ведь не обязательно, чтобы делами управляли только феты и зевгиты. Тогда будет не демократия, а фетократия и зевгитократия, против чего я категорически возражаю. От имени фетов и зевгитов, а точнее от имени всего народа могут управлять те, кого называют аристократами. Но делают это они во имя всего народа, для того же народа, по его волеизъявлению отчитываясь перед ним. Тем временем все граждане контролируют действия власти, принимают законы, судят, исполняют судебные решения. То есть они тоже управляют делами государства. Впрочем, и феты, и зевгиты и всадники также управляют от имени всего народа. Они подобно аристократам должны быть беспристрастными. Власть в Афинах является общим достоянием, и никто не вправе её узурпировать. При демократии у любого гражданина найдётся политическая работа; у каждого имеется возможность подняться к вершинам власти и спокойно уйти из неё. Для этого нужны всего-навсего желания и знания. Нужна также воля. Демократия – есть такое положение дел в государстве, когда большинство граждан довольно тем, как поступает власть. И это большинство способно повлиять на политику государства и в случае необходимости незамедлительно изменить, и поменять властвующих индивидов. При демократии те, кто управляют государственными делами, являются слугами всего народа. А сам народ, я имею в виду всех афинских граждан, является подлинным господином. В Афинах все знают, что индивид, жаждущий власти, постоянно на виду у народа. И каждый его шаг известен народу. И афинские мужи смотрят на него ревностно, с пристрастием, иногда с недоверием, порой с подозрением, чаще с завистью, нежели с любовью. Нелёгкое это дело быть властью в афинском государстве.

– То есть демократия хороша тем, что у неё отсутствуют высочайшие авторитеты и нет единственного повелителя? Я правильно тебя понял, Солон? – уточнил Априй. – Но этим, как мне кажется, она и опасна. Очень опасна власть, не опирающаяся на высокие авторитеты.

– Нет-нет, фараон! Ты неверно понял меня. При демократии все граждане являются одновременно и царями, и рабами.

Но у нас имеется и владыка над всеми. В Афинах есть ещё более высокий господин над всем, нежели сам народ!

– Ты имеешь в виду себя, законодателя? – сдержанно спросил повелитель Египта

– Разве я похож на высочайшего владыку? – рассмеялся Солон. – Скорее, я раб демократии, её неустанный труженик, нежели повелитель.

Априй удивлённо посмотрел на собеседника и собирался было уточнить, что это ещё за более высокий господин. Что это за фараон завёлся в Афинах? Солон сразу уловил вопросительный взгляд египтянина и, не дожидаясь с его стороны уточняющего вопроса, ответил ему:

– Да, Априй, у нас имеется более высокий господин, нежели я, нежели народ. И зовётся этот господин – Закон. Афинский фараон – это закон. Он господствует в Аттике над всем и всеми. Я глубоко убеждён в том, что демократия есть государственное положение дел, основанное на справедливых, понятных, сильных законах. Справедливые установления охватывают все стороны нашей жизни, причём не только общественной, но и семейной, а также индивидуальной. Их дух ощущается повсюду. Демократия воплощает разумный, справедливый законопорядок. Демократия есть жизнь по законам. Знание законов, их исполнение, уважение к ним – всё это неотъемлемые черты народовластия. Без них демократии не бывает. Властвование же трижды нуждается в сильных и строгих законах. Оно неизменно должно ими регулироваться. Мы в Афинах пришли к выводу, что не должно быть власти без закона и вне закона. И не должно быть власти, кроме власти справедливого закона. Даже афинские юноши знают, что властвование – это управление людьми и управление делами согласно закону. Каждый властвующий, в этом случае, также является и подвластным. Над ними имеется верховная власть народа. Над народом властвует закон. Закон – это Бог демократии. А вот при тирании, олигархии, не говоря уже о царской власти, о справедливых законах предпочитают умалчивать. Кто властвует, тот является и господином, и законом и всем, чем угодно ему.

– Ты хочешь, законодатель, сказать, что демократия уравновешивает интересы всех граждан, что она есть компромисс между всеми силами государства?

– Хочется в это верить, Априй. Но у нас нет достаточного опыта демократической жизни. Имеем пока всего лишь надежду. Надежду на благое положение дел. Следовательно – подождём.

Фараон восхищённо смотрел на законодателя. Он думал о том, какой бы тяжёлый вопрос ему задать, чтобы поставить в затруднительное положение. Ничего так и не надумав, он неожиданно произнёс:

– Так я спрашиваю тебя, дорогой Солон – главный афинский политик, законодатель, мудрец и поэт. Ты твёрдо уверен, в том, что твоя демократия выдержит испытание временем? Захочет ли афинский демос длительное время управлять собою? Хватит ли у него для этого знаний, выдержки и сил? Достаточно ли у него политической воли и мудрости? Ведь он к сему не приучен. Захотят ли аристократы быть политическими слугами простого народа? Они ведь тоже к такому не приучены. Или феты смогут в будущем стать аристократами? Не даст ли глубокую трещину афинская демократия и не превратится ли она в псевдодемократию или демагогию?

– Как знать, повелитель. У меня, на сей счёт, тоже имеются немалые сомнения. Политическая жизнь такая непредсказуемая, что от неё жди чего угодно. Она схожа с морем, которое всегда таит в себе опасности большой глубины, шторма, пиратского нападения, потери верного курса. Я бы даже сказал, что она более непредсказуема, чем любое море. Чего я особенно боюсь, так это того, чтобы под видом демократии её сторонники не сотворили какой-либо политический кошмар, не устроили резню, бойню, гонения, грабёж, по отношению к тем, кто упорно трудится, кто способен возразить ошибающемуся большинству. Такие чудовищные действия ведь тоже можно представить как волю народа. Народ склонен к ошибкам. Его не сложно ввести в заблуждение. Не всегда он стремится к глубоким размышлениям, зато часто опирается на чувства и страсти. Порою, у него не хватает терпения. Иногда он, словно ребёнок, обидчив. Особенно бедные граждане. Но как бы не распорядилась нашим будущим Судьба, в глубинах моей души ютится чувство надежды на то, что когда-то демократия прочно утвердится в сообществе людей. Обязательно укоренится, ибо это весьма простой, очень надёжный и самый правильный путь совместной человеческой жизни, путь к истинному примирению. К сожалению, в наше с тобой время многие к этому не готовы, а иные – попросту не приемлют это. Демократия ещё очень молода, можно сказать несовершеннолетняя. Она не вышла из детского возраста. Поэтому я и решил на десять лет покинуть Афины, с тем, чтобы она самостоятельно подросла, повзрослела, набралась сил, уверовала в себя. Я хочу проверить демократию и мои законы на прочность, на выживаемость; по большому счёту на основательную пригодность для хорошей жизни. Желаю узнать, созрел ли народ Аттики для подобных учреждений. Стал ли он совершеннолетним? Укрепился ли он в вере в свои силы и возможности? Интересно, как это всё будет работать в моё отсутствие, без моей опеки?

– Действительно, Солон, очень интересно. Давай будем отслеживать происходящее в Афинах отсюда, из Саиса, причём сообща. Я ведь искренне переживаю за твои государственные новшества.

– Не возражаю, – добродушно улыбнулся Солон. – Я рад, что даже египетский фараон является поборником демократии.

– Я не говорил такого, – слегка возмутившись, сказал Априй.

– Но ты сказал, что тебе нравится всё эллинское, фараон, что ты переживаешь за мои дела.

– Эллинское – это ещё не значит демократичное. Оно не идентично демократии, законодатель. К твоей демократии ещё нужно присмотреться. Тем более, что в Элладе, кроме Афин, её нет нигде. У вас намного больше тирании, олигархии, чем где бы то ни было. Ещё достаточно царей. Так что народовластие – явление пока уникальное, не правда ли?

– Я уверен, Априй, что за демократией будущее, пусть и весьма отдалённое. Правда, вряд ли в Египте. Почему-то египтяне не жалуют демос.

– Да, Солон, для меня большая загадка и египтяне, и эллины. Почему они столь разные народы, чем это всё следует объяснить? Ведь живём почти рядом, занимаемся сходными делами, дышим одним воздухом, выращиваем хлеб, пасём стада, ловим рыбу, растим детей, строим города и дороги, молимся богам, и всё равно мы такие различные, несхожие.

– Если честно, фараон, я над этим глубоко не размышлял, во всяком случае ранее. Хотя хорошо знаю и эллинов, и египтян. Может ты объяснишь всё это, с позиций божественной власти фараона?

– Ну, если с позиций божественной власти, то всё объясняется легко, – рассмеялся фараон. – Такова воля богов; так они решили! Согласен, афинянин, с таким объяснением? Они определили, кому как жить! Это их прерогатива! Вот тебе и ответ с позиций божественной власти.

– Легче всего ссылаться на богов и сваливать на них наши тяготы. Не могут они решать за нас всё, ибо мы станем бездельниками. Они нас создали, вдохнули жизнь и сказали – «В добрый путь!». А вот у кого он оказался добрым, а у кого не очень или совсем плохим – ответственны сами люди.

Фараон и Солон вновь выпили по чаше вина, и разговор меж ними продолжился.

– Солон, дорогой Солон, если позволишь, я буду так тебя называть. Даже – мой Солон, как любите говорить вы, эллины. Ибо ты мне действительно дорог, как мудрый человек и как человек вообще. Объясни мне, не утаивая, не стесняясь обидеть меня и египтян. Почему мы столь разные? Почему эллин активен, работоспособен, пронырлив, вездесущ, трудолюбив, смел. А египтянин – нет. Почему? Будь добр, ответь мне на вопрос, не дающий фараону покоя.

– Я не скажу, Априй, что все эллины таковы, какими ты их описал, и что все египтяне являются им противоположностью. Не всё плохо в Египте и не всё хорошо в Афинах! Но значительная доля истины в сказанном тобою имеется. Лично я такое положение дел и у нас, и у вас мог бы объяснить следующими причинами. Природа и боги поставили эллинов в затруднительное положение. Земли, пригодной для земледелия, мало, питьевой воды – недостаточно. Зерна у нас всегда не хватает. Следовательно, хочешь выжить – работай, постоянно напрягайся, используй всё возможное. Более того – занимайся ремеслом, рыбной ловлей, торговлей, если хочешь сносно жить. У египтян же достаточно плодородной почвы и климат более благоприятный – следовательно, можно расслабиться, особо не надо упираться, можно даже быть немного беспечным.

– Интересно, очень интересно, – задумался Априй, – я как-то об этом и не подумал.

– Но это не самое главное, о, фараон. Боги, или природа, одарили эллинов острым умом, чувством безмерного интереса и любопытства ко всему. Каждый из нас что-то ищет, к чему-то стремится, хочет узнать больше. Причём никогда не останавливается. Видимо Прометей – наш создатель, вселил свой непоседливый дух в эллинского человека. Это дерзкий дух непокорности, несогласия и постоянного поиска. А у египтян своего Прометея не было. И это ещё далеко не всё.

– А что самое главное, Солон? – заинтриговано спросил Априй.

– По поводу самого главного пока не смею утверждать, ибо сам его ещё не обнаружил. Во всяком случае, сомневаюсь. Но о важном, очень существенном – скажу обязательно. Эллину, фараон, в отличие от египтянина, присуще чувство, которое мы называем – агон. То есть чувство состязательности, соревновательности, стремления быть первым и лучшим. Ты бывал на Олимпийских и Пифийских играх. Ты видел, как состязаются эллины в беге, в кулачном бою, в движении колесниц. Эллины также состязаются в знании Гомера, состязаются в исполнении собственных элегий, в музыке, в танце. Они готовы умереть, чтобы победить, лишь бы быть первыми. А каков в этом смысле язык эллинов? – он диалогичен, агонистичен. В языке мы тоже состязаемся друг с другом. Задаём вопросы, ищем ответы, доказываем, убеждаем, спорим, не соглашаемся, опровергаем. А ведь состязаются не только индивиды, но целые роды, племена, города, народы, государства Эллады. Наша Эллада, фараон, ежедневно напоминает Олимпийский стадион, только не каждый это замечает. Его надо уметь увидеть и понять. Ибо у нас состязаются и ваятели, и зодчие, и рыбаки, и гончары, состязаются женщины в красоте, а дети – в учёбе. Пастухи и те хотят, чтобы их быки были тучнее и красивее, нежели у других собратьев. А виноградарь стремится вырастить лучший виноград. Особенно состязательны афиняне. Можно сказать Афины – это особый микрокосм. У нас крайне редко люди соглашаются друг с другом по разным вопросам. У жителей Аттики такая любовь к разногласию и конкуренции, что я побаиваюсь, дабы подобное не привело к беде, а то и к войне между ними. У нас люди даже мысленно борются друг с другом. Можешь себе представить, как афинянин, вместо того, чтобы отдыхать, вечером размышляет о том, в чём бы завтра опередить соседа или близкого друга. А вот, прости, фараон, я что-то не видел и не слышал, чтобы в чём-то состязались египтяне. Даже язык ваш напоминает монолог. Или я не столь внимателен и просмотрел сие положение дел в вашей жизни или попросту ошибаюсь?

– Ну как же, как же, Солон! Они состязаются тайно, скрыто! Они соревнуются в лести, в подкупе, в доносах, иные – в предательстве, лизоблюдстве, коварстве. Из зависти они, как никто другой, умеют наушничать, наущать, ябедничать, клеветать. У нас тоже, этот, как ты его назвал – агон? Только нечестный, бесчеловечный, унизительный и уничижительный агон. Кто больше донесёт, кто больше наябедничает, кто больше оклевещет или подставит другого. Причём делается всё такое неприглядное тайно. Египтяне тоже вечерами не спят, а размышляют над тем, кому бы польстить, на кого бы завтра донести; как бы больше преуспеть в таком деле. Знал бы ты, как я это ненавижу и как презираю. И как я ненавижу их носителей. Но, не могу ничего поделать; иначе нельзя, просто погибнешь. Приходится одобрять и поддерживать, или хотя бы делать вид, что всё это в порядке вещей. Знал бы ты, дорогой афинянин, как я одинок. Вокруг полно прислуги, советников, мнимых друзей, а я ощущаю себя словно в пустыне. И только общаясь с тобой и с другими эллинскими мудрецами, я становлюсь человеком, обычным человеком и сильно радуюсь этому. Но на своих подданных я в обиде. В большой и скрытой обиде.

– Властителю не следует обижаться на подданных, – доброжелательно посоветовал Солон. – Он может обижаться только на самого себя и на собственную судьбу. Впрочем, и на судьбу не надо обижаться. Она же судьба, она вне обиды и вне нашей воли. Хотя и помимо судьбы властитель может многое сделать. Не всё ему дано, но многое позволено. У властителя такого масштаба как ты, больше возможностей, чем у любого подвластного. Подданные не знают иных путей к твоему сердцу, разуму, благоволению, расположению, к дружбе с тобою. Ты должен был бы сам показать им иные пути и средства, научить их действовать по-другому, разумно, честно, ответственно. Если подобное в принципе возможно в Египте. У меня в этом отношении имеются сомнения.

– В том-то и дело, что невозможно, – нахмурив брови, загадочно произнёс фараон.

Оба с пониманием отнеслись к сказанному и после этих слов, горько улыбнувшись, вернулись к разговору о делах духовных.

– Я так понимаю, что и в делах духовных у нас много различий, Солон? Каково твоё мнение на сей счёт?

– Любезный Априй, ты не хуже меня знаешь, что эллинская религия более демократична, нежели ваша, она открыта, не довлеет над индивидом. Наши жрецы не имеют никакой власти над верующими. Они избираются, меняются. У нас каждый муж, при желании, может стать жрецом. У вас же ситуация совершенно иная. Жречество – это вторая, после фараона, власть.

– Бывало, что она стремилась стать первой, – добавил Априй. – Но фараоны не позволили, ибо власть фараона священна, вечна и непреходяща.

– Априй, власть – это не только то, что получают по наследству, но и то, что приобретают по достоинству и по заслугам, и по требованию народа. Власть не вечна и она не должна быть беспечной. Будем помнить, что власть не только приобретают, но и теряют. Причём потерять её можно вместе с жизнью носителя власти Её можно получить, приобрести, но можно и не удержать. Главное не быть самоуверенным, беззаботным, наивным и не переоценивать блеск короны, украшающий царственную голову. Один мудрый человек так мне сказал: «В Афинах – каждый может стать царём, а в Египте – каждый может стать рабом». Улавливаешь глубинный смысл этого мудрого изречения? Скажу больше – в Афинах не принято хвалить власть. А в Египте не принято критиковать власть. В Аттике же никого столько не критикуют, как властвующих. И ни с кого столько не спрашивают и не требуют, как с них. В Египте, снова наоборот, – власть со всех спрашивает и требует. В Афинах идти во власть, значит обрекать себя на неизвестность и трудности. У вас же, благодаря властвованию, многие строят собственное благополучие. Но такое положение дел может возмутить народ.

С большим трудом восприняв сказанное Солоном, фараон напрягся, даже нервно передёрнулся, понимая, что афинский мудрец, рассуждая о власти как таковой, намекает на непростую политическую ситуацию, сложившуюся в древней стране и возможные для него – фараона, угрозы.

– Да не будет так! – глухо произнёс египетский властитель.

Тут же, что-то замыслив, Априй спросил законодателя:

– Хорошо ли то, Солон, что ваши афиняне, как, впрочем, и многие другие эллины, не боятся власти? Они с нею, общаются на равных, даже вольготно. Хотя некоторые – её ненавидят. Не подаёте ли вы плохой пример другим народам?

– Власти, великий фараон, граждане не должны бояться. И тем более они не должны её ненавидеть и презирать. Долг граждан – работать, взаимодействовать с властвующими индивидами, менять власть к лучшему, постоянно оказывать на неё положительное влияние. Те, кто занимаются одной только критикой и наветами, разрушают государственность, являются её недоброжелателями. Если кому-то не нравится, как действует власть, то пусть он выступит в Экклесии и подскажет, покажет, посоветует, как именно она должна действовать и что именно она должна делать, в каком направлении двигаться. Разумное властвование всегда нуждается в новых идеях, в новых людях, в активной помощи граждан. Мы исходим из того, что власть есть олицетворение народа, проявление всего лучшего и худшего, что в нём имеется. Как, впрочем, и народ является отражением власти, всех её достоинств и пороков. Мы стремились создать такую власть, которая не мешает человеку творить, действовать, добиваться высоких целей. Власть не должна мешать людям нормально жить! Помогать обязана, а мешать не должна! И ещё одно важное обстоятельство надо принять к сведению. В Афинах во власть идут преимущественно затем, чтобы отдать своё, а не брать чужого. И идут те, кому есть что отдавать. Я имею в виду граждан, обладающих знаниями, опытом, умением решения важных вопросов. Правда, встречаются среди властвующих особ и бездельники и неспособные и непригодные для такой ответственной работы. Без этого тоже не обходится. Это теневая, или случайная сторона властных отношений. Таким образом, власть – явление ответственное. Но она может быть и безответственной. В отдельных случаях – даже враждебной полису силой. Всякое во властных делах случается. И народ должен быть готовым к любому повороту событий.