Текст книги "Блокадные будни одного района Ленинграда"

Глава 8
«Начали исчезать целые улицы и переулки»

Название главы взято из текста воспоминаний К.В. Говорушина: «Немного легче стало добывать топливо после того, как разрешили разбирать на дрова деревянные дома. Постепенно… начали исчезать целые улицы и переулки»[686]686
  Говорушин К.В. Указ. соч. С. 183.


[Закрыть].

Действительно, в годы блокады исчезли «деревянная» Молвинская улица и деревянные строения парка имени 1 Мая, мало что оставалось к концу войны от «деревянных» улиц Калинина, Бумажной, Промышленной и набережной Бумажного канала. Разобрали деревянные дома Нарвского проспекта.

На начало войны Молвинскую улицу (за исключением одного дома у Бумажного канала) составляли деревянные жилые и нежилые строения 1841–1916 гг.: окруженные заборами одно– двухэтажные дачи (бывшие), флигели, службы, а также сараи, курятники, хлева (и небольшие огороды).

Всего на 1940 год на этой улице располагались 26 строений[687]687
  Подсчитано по: ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 2. Д. 3. Л. 9.


[Закрыть].

Молвинская ул., 10. Фото 1912 г.

На четной стороне Лифляндской улицы – 2 двухэтажных жилых деревянных дома. Деревянными были более половины жилых домов Бумажной улицы. Особо выделялся (у Бумажного канала) двухэтажный дом с бельведером постройки середины 1810-х гг., более известный как «Дача Сутугина»[688]688
  Сейчас на этом месте обширная огороженная территория Центра по профилактике и борьбе с инфекционными заболеваниями Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга (ул. Бумажная, 10).


[Закрыть].

Немало жилых деревянных строений располагалось на набережной Бумажного канала <sup>[689]689
  На 1940 г. на набережной Бумажного канала насчитывалось 21 строение. Подсчитано по: ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 2. Д. 3. Л. 9.


[Закрыть]</sup>. По фотографиям 1927 г. улицы Калинина[690]690
  ЦГАКФФД СПб. 1247-р.


[Закрыть] на ней находилось три каменных жилых дома – № 15, № 38 и № 47, почти все остальные – двухэтажные деревянные (с полуподвальным этажом или без него), включая комплекс 1-го жилого городка всесоюзного объединения «Экспортлес» постройки 1920-х гг.

Библиотека-читальня в парке имени 1 Мая. Фото второй половины 1920-х гг. Музей «Нарвская застава»

В самом парке имени 1 Мая деревянными были: открытая эстрада-театр, танцевальный и шахматный павильоны, библиотека-читальня, летний кинотеатр, кафе, карусели, качели, киоски, хозяйственные и служебные строения.

Отдельные деревянные строения разбирали в городе в связи со строительством в августе-сентябре 1941 г. деревянно-земляных оборонительных сооружений.

Вопрос, когда исчезли деревянные постройки в парке «Екатерингоф» и у Бумажного канала, так или иначе затрагивался в историко-краеведческой литературе последнего десятилетия. «Старожилы помнят» – «в дни блокады»[691]691
  Баторевич Н.И. Екатерингоф. История дворцово-паркового ансамбля. СПб., 2006. С. 176.


[Закрыть]. В одной своей монографии, ссылаясь уже на архивные документы, я сформулировал аналогичное предположение (ибо прямых доказательств в то время еще не нашел) [692]692
  Ходанович В.И. Очерки истории Екатерингофа. С. 195196.


[Закрыть].

В последней по времени издания книге, используя, главным образом, воспоминания главного архитектора

Ленинграда Н.В. Баранова, я высказался более определенно, но без дат[693]693
  Ходанович В.И. Екатерингоф. С. 445–446.


[Закрыть].

Сейчас я имею возможность указать не только даты, но и номера домов.

Но вопрос о разборке конкретных деревянных строений на дрова в годы блокады оказался (и был) гораздо, на порядок, шире.

Правильность решений о разборке сомнений не вызывает. Но одновременно возникают вопросы, на которые, считаю, ответить необходимо.

В первые сентябрьские дни 1941 г. началось выселение граждан, проживавших на территории от района Автова вплоть до улицы Возрождения. Сотни деревянных домов в Автове-I, Алексеевке, Вологодско-Ямской слободе, по проспекту Стачек опустели. Аналогичная ситуация была в южной части Московского района. Пустели деревянные жилые дома в Кировском и Ленинском районах в связи с мобилизацией, эвакуацией, гибелью или смертью жильцов. А совместное решение Исполкома и горкома ВКП(б), разрешавшее разборку деревянных домов, последовало только 24 декабря 1941 г. Или считали, что в случае начала уличных боев в Ленинграде деревянные дома послужат хоть кратковременными, но огневыми точками? Или у руководителей города преобладало, не убывая, то оптимистическое чувство, которое (очень точно) выразила в своем блокадном дневнике Елена Мухина за 21ноября 1941 г.: «Все говорят, и радио только об этом и говорят, что скоро мы отбросим врага от Ленинграда, что теперь осталось недолго. А как враг будет отброшен, в Ленинград прихлынут живительные потоки продовольствия»[694]694
  «…Сохрани мою печальную историю…»: Блокадный дневник Лены Мухиной. СПб., 2011. С. 125–126.


[Закрыть].

Проще говоря, насколько своевременным было решение о начале разборки деревянных домов на дрова в первые месяцы блокады? Или, как водится, спохватились, когда весь город в буквальном смысле замерз?

Насколько оказались подспорьем для отопления жилых помещений ленинградцев (прежде всего – их) дрова, полученные в результате разборки домов?

Неужели никого до 10 декабря 1941 г., кроме главного архитектора города, не осенило (выражение самого Н.В. Баранова) начать разборку деревянных строений в парках отдыха и на опустевших от жильцов прифронтовых улицах?

Как и положено, в начале исследования тех или иных вопросов я ознакомился с изданными источниками. И прежде всего с некоторыми публикациями и исследованиями последних лет, полагая, что в них смогу найти если не «новое прочтение» проблем топливного обеспечения блокадного Ленинграда, то хотя бы ранее не известные факты.

Лучше бы не знакомился.

Два примера.

Открываем книгу «Блокада. Трагедия Ленинграда». По тексту – декабрь 1941 г. Читаем: «Почти месяц ленинградцы обогревали свои промерзшие квартиры (а в конце октября, в ноябре? – В. Х.), превращая в дрова книги и мебель. И вот наконец Ленинградский горисполком разрешил разбирать на дрова деревянные дома и другие строения.

Сбор дров превратился для замерзающих ленинградцев в одно из главных повседневных занятий (хорошо, что не написали хобби. – В. Х.). Горожане ежедневно выходили на улицы города с топориками (? – В. Х.) и ножами, чтобы набрать доски и щепу для домашних печек. За время блокады на дрова было разобрано 9192 деревянных домов»[695]695
  Блокада. Трагедия Ленинграда / авт. – сост. С.Б. Борзенко, А.О. Кожемякин. СПб.: Реконструкция, СПГУТД, 2014. С. 90.


[Закрыть].

Согласование окончаний слов деревянных и домов оставлено по тексту.

У неискушенного читателя, прочитавшего вышеприведенное, возникает следующая картина. Ленгорисполком все не решался, оттягивал, просчитывал альтернативные разрешению разбирать дома варианты, пребывал в сомнениях, но, наконец, все же решился. И вот «замерзающие ленинградцы» с кухонными топориками и ножами строгают доставленные на улицы города бревна и охапками набирают доски.

Как авторы-составители высчитали количество разобранных домов с такой точностью, не ясно. Сноска на первоисточник не приведена.

Чтение автореферата кандидатской диссертации[696]696
  Мотылев Д.В. Деятельность государственно-партийного руководства Ленинграда по поддержанию духовной стойкости населения в период блокады: Автореф. дис… канд. ист. наук. СПб., 2003.


[Закрыть], содержательная часть которого исполнена в лексике газетных передовиц восьмидесятилетней давности, я закончил на фразе: «Все попытки врага морально и психологически разоружить ленинградцев не достигли поставленной цели» [697]697
  Там же. С. 17.


[Закрыть].

Государственной и партийной деятельности П.С. Попкова посвящена диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук[698]698
  Амосова А.А. Государственная и партийная деятельности П.С. Попкова. 1937–1950 гг.: Дис. канд. ист. наук / СПбГУ СПб., 2010.


[Закрыть].

Соискатель начинает параграф 3.2.5. «Изыскание топливных ресурсов, мероприятия по улучшению жилищно-коммунальной сферы городского хозяйства Ленинграда» главы «Руководство Ленгорисполкомом в условиях блокады» так: «В блокированном Ленинграде многое делалось и для маленьких жителей города. В тяжелых военных условиях Ленгорисполком организовывал детские новогодние елки…»[699]699
  Там же. С. 132.


[Закрыть].

Далее автор пишет: «Городское руководство только к середине 1942 г. перешло к осознанному планированию»[700]700
  Там же. С. 133.


[Закрыть]. То есть, по логике, до указанной даты руководство городом осуществлялось хаотично и неосознанно (или бессознательно). Хотя, если вдуматься, рациональное зерно здесь есть.

Встрече П.С. Попкова с главным архитектором Ленинграда Н.В. Барановым 10 декабря 1941 г. посвящены в диссертации три предложения, во втором сказано: «Было решено разобрать на дрова те незврачные постройки, которые не вписывались в Генеральный план, а также поврежденные сооружения, признанные нецелесообразными для восстановления»[701]701
  Там же. С. 134.


[Закрыть].

Комментировать считаю нецелесообразным. Скажу лишь, что при прочтении этой кандидатской диссертации неоднократно возникало ощущение, что учебную дисциплину «История КПСС» отменили не два десятилетия назад, а в конце прошлого года.

П.С. Попков, жизнь которого оборвалась в 1950 г., написать книгу о блокадной поре не успел и воспоминаний не оставил.

Тогда я обратился к книге его заместителя по Исполкому Ленгорсовета и главы городской плановой комиссии Исполкома с января 1940 г. Н.А. Манакова[702]702
  Манаков Н.А. В кольце блокады. Хозяйство и быт осажденного Ленинграда. Л.: Лениздат, 1961.


[Закрыть]. Тем более что в аннотации указано: «Основой для книги послужили архивные материалы и личные наблюдения автора».

На самом деле, из этого предложения верна (в определенной степени) только первая часть: встречаются сноски на дела двух ленинградских архивов. А вот «личные наблюдения» прослеживаются с большим трудом.

Ответить на вопрос, каков был «замысел автора» при написании книги, позволяет ознакомление с личным делом Николая Александровича Манакова.

В июне 1948 г. Н. А. Манаков утвержден в должности первого заместителя председателя исполкома Ленгорсовета. 30 июня того же года в Ленинградском государственном университете состоялась защита диссертации Н.А. Манакова «Хозяйство и быт осажденного Ленинграда» на соискание ученой степени кандидата экономических наук[703]703
  ЦГАИПД СПб. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 777586. Л. 23.


[Закрыть].

То есть основой книги явился текст кандидатской диссертации 1948 г. с ее редактированием автором и, как минимум, работниками издательства в духе, соответствии и согласии с решениями ХХ и XXI съездов КПСС [704]704
  «Эта великая вдохновляющая и организующая роль Коммунистической партии и ее ленинского Центрального Комитета с огромной животворной силой проявилась и в героической обороне Ленинграда» (Манаков Н.А. В кольце блокады. С. 7).


[Закрыть].

В отличие от директора парка имени 1 Мая, Н.А. Манаков был профессионалом. Выходец из крестьян Архангельской губернии, окончил сельскую школу, рабфак Ленинградского технологического института, торговый факультет Института народного хозяйства имени Ф. Энгельса и аспирантуру Института советской торговли. Специальность – экономист. С сентября 1931 г. – старший экономист Плановой комиссии Исполкома Ленгорсовета, через семь лет стал ее председателем[705]705
  ЦГАИПД СПб. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 777586. Л. 3–4, 9.


[Закрыть].

В годы войны награжден орденами Красной Звезды и «Знак Почета» и медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг…»[706]706
  Там же. Л. 11, 21.


[Закрыть].

Приведу отрывки из книги Н.А. Манакова, одновременно давая краткие комментарии. Отрывки объемны, но они дают представление, что можно почерпнуть из считающегося «фундаментальным» издания по истории блокады Ленинграда по рассматриваемому вопросу.

«В процессе организационной перестройки складывались новые черты руководства хозяйством: строжайшая дисциплина, оперативность, маневренность и инициатива в исполнении заданий, уменье быстро найти выход из любых хозяйственных затруднений. <…>

Фронтовые блокадные условия видоизменили формы коллективного руководства. <…>. Из 25 членов Исполкома Ленгорсовета была выделена „четверка“ в составе председателя и трех заместителей председателя исполкома. Обычно по ночам они рассматривали возникавшие за день злободневные вопросы и принимали решения, которые имели силу решений Исполкома Ленинградского Совета и проводились в жизнь немедленно»[707]707
  Манаков Н.А. В кольце блокады. С. 19.


[Закрыть].

Сразу – два вопроса.

Насколько были компетентны члены «четверок» в тех областях, которыми они – по жизни или по профессии – до войны не занимались или имели о них приблизительное представление?

Что решения «проводились в жизнь немедленно», вполне возможно, но насколько позитивен был результат?

Глава «Борьба за топливо» расположилась в середине книги, после рассмотрения вопроса о развитии индивидуального огородничества весной-летом 1942 г.

«К началу войны город располагал небольшими запасами топлива. Еще в довоенные годы снабжение топливом такого крупного индустриального центра, как Ленинград, проходило с напряжением»[708]708
  Там же. С. 117.


[Закрыть].

Автор приводит данные, что промышленные предприятия, коммунальное хозяйство и транспорт Ленинграда в предвоенном 1940 г., помимо каменного угля, нефтепродуктов и торфа, израсходовали до 4,5 млн кубометров дров[709]709
  Там же. С. 118.


[Закрыть]. В начале войны, пишет Манаков, запланировали доставить в Ленинград 785 тыс. кубометров дров, поступило к 20 августа только 167 тыс.

«В первые месяцы блокады на топливо были использованы имевшиеся в городе отходы – щепа, опилки, битум, асфальт, угольная пыль, смола, пек и многое другое»[710]710
  Там же. С. 130.


[Закрыть].

«Основная масса угля находилась на топливных складах фабрик, заводов, домохозяйств, больниц и школ. Отсюда большую часть его перевезли на электростанции и важнейшие предприятия. Другие потребители стали использовать дрова».

Н.А. Манаков констатирует, что к 1 сентября 1941 г. 370 тыс. кубометров дров, находившихся на складах, могло хватить ленинградским столовым на 22 дня и электростанциям на 18 дней.

«Еще некоторым количеством дров, оставшихся с зимы 1940/41 года, располагали жители города и многие учреждения. <…> Таким образом, город мог продержаться на имевшихся запасах топлива до ноября, в лучшем случае – до декабря».

Управление лесами охранной зоны и Леспромтрест должны были в короткий срок, до конца 1941 г., отгрузить Ленинграду в общей сложности 240 тыс. куб. древесины[711]711
  Там же. С. 119.


[Закрыть].

«Такое количество дров не решало топливной проблемы, но могло в какой-то степени разрядить обстановку и позволяло дождаться поступления каменного угля, суда с которым накапливались для Ленинграда на водных путях за Ладожским озером».

В целом ряде опубликованных источников приводятся факты, не расходящиеся в датах. С 23 октября 1941 г. на Ладожском озере начались штормы. С перерывами движение судов по озеру продолжалось до 15 ноября. Весенняя навигация по Ладоге открылась в мае 1942 г. Фотография Р.А. Мазелева «Караваны с лесом плывут в Ленинград» датирована июлем 1943 г. Суда накапливались…

«В связи с тем, что запасы топлива быстро уменьшались, горком партии вынужден был 6 октября 1941 года принять постановление о проведении лесозаготовок на специально отведенных участках лесоохранной зоны[712]712
  Общая площадь блокированной территории составляла около 3600 кв. км, из них на долю Ленинграда приходилось около 312 кв. км (Там же. С. 32).


[Закрыть]. <…> Ленинградцы, направленные на заготовку дров, в основном женщины и молодежь, работали в сложных условиях. Рабочие не имели теплой одежды. Почти все они впервые держали в руках топор и пилу. Слабые от недоедания, они часто не могли выполнить нормы <…> Организованные в спешке заготовительные пункты находились в стороне от дорог, не хватало транспорта и инструментов. Рабочим приходилось вывозить дрова с лесных делянок за 4–5 километров на санках. <…>

Стремясь ускорить заготовку и доставку дров, комсомольская организация города послала на лесозаготовки 2000 человек. На необжитых и неподготовленных лесных участках, превозмогая слабость от истощения, по колено в снегу, осваивали комсомольцы тяжелую профессию лесорубов. Молодежь строила временное жилье, прокладывала лесные просеки и узкоколейки.

В этих исключительно трудных условиях комсомольцы добились решительного улучшения в заготовке дров» [713]713
  Там же.


[Закрыть].

Упоминание про прокладку комсомольцами узкоколеек, «по колено в снегу»… Или сам автор, или редакторы рукописи сделали это не случайно. Книга вышла в период освоения целинных земель, а указанный эпизод соотносился с аналогичным в настольной книге не одного поколения – «Как закалялась сталь». Л.Н. Гумилев, обращаясь к этому эпизоду из романа, заметил, что практика внезапно спохватиться (тогда, когда все это (доставка дров) можно было сделать заранее (летом)), – типичный поведенческий признак субпассионариев. К тому же, построенная корчагинская узкоколейка в дальнейшем оказалась никому не нужна.

(Если же вспомнить и другие поведенческие признаки субпассионариев и учесть, кто был во власти и около власти в годы войны, то мотивация принятия решений управленческими структурами и причины неадекватности содержания этих решений станут намного яснее.)

О «лесозаготовительной кампании» октября 1941 г. писал сотрудник Института истории Академии наук СССР В.А. Карасев (с которым Манаков в своей книге открыто не соглашался по ряду аспектов).

«В условиях суровой непогоды, без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто, ленинградские комсомолки овладевали профессией лесоруба».

«Нам нужно во что бы то ни стало заготовить 300 тыс. кубометров дров с тем, чтобы прожить декабрь-январь месяцы, иначе мы сорвем работу промышленности и заморозим большое количество зданий с центральным отоплением», – выступал (из источника неясно, перед кем) П.С. Попков. К 24 октября 1941 г. план заготовки дров был выполнен чуть более чем на 1 (один) процент[714]714
  См.: Карасев А.В. Ленинградцы в годы блокады (1941–1943). М., 1959. С. 138.


[Закрыть].

Нельзя сказать, что городской Исполком в своей работе по топливной проблеме ограничивался только вступлениями своего председателя. Исполком принимал решения. Вопрос в том какие.

17 сентября 1941 г. – сразу два решения. «Об учете ресурсов дров и топливно-древесных отходов в г. Ленинграде» и «О подготовке жилого фонда к зиме».

Однако в последнем ничего не говорилось о создании каких-либо дополнительных запасов топлива при домохозяйствах. А было: отремонтировать снеготаялки, «поручить Ленжилуправлению издать специальную инструкцию по отоплению», «отеплить подвалы» и т. д.[715]715
  См.: Бюллетень Ленинградского городского… 1941. № 36. 30 сент. С. 1–2.


[Закрыть].

Пока писали, согласовывали и набирали в типографии «специальную инструкцию», наступил октябрь 1941 г.

«Даже при самой строжайшей экономии угля и нефтепродуктов» топлива в Ленинграде могло хватить только до ноября. Остаток дров на 1 октября 1941 г. составлял около 120 тыс. кубометров, что в мирное время не могло обеспечить и двухнедельной потребности города[716]716
  См.: Ленинград в борьбе месяц за месяцем 1941–1945 / Ассоциация историков обороны и битвы за Ленинград; ГМ Музей обороны и блокады Ленинграда. СПб., 1994. С. 51.


[Закрыть].

2 октября 1941 г. – решение Исполкома «О снабжении населения города Ленинграда дровами». «Обязать управляющего Гортопом тов. Зорикова выдать населению в октябре месяце 50 тыс. кб. мтр. дров (включая коллективное снабжение домов), распределив талоны на дрова по всем межрайонным конторам не позже 6 октября». Но «жильцам, имеющим дрова в количестве, обеспечивающем их потребность по существующим нормам, талоны на дрова в IV квартале не выдаются». Предложено «широко использовать для перевозки дров населению лошадей домохозяйств по установленной таксе»[717]717
  Бюллетень Ленинградского городского. 1941. № 37. 14 окт. С. 3.


[Закрыть].

Под «существующими нормами» понимались нормы, установленные до войны.

Что касается талонов на дрова, то это не введение военного времени. Таковые существовали и в мирное время. Как они «эффективно» распределялись, более чем красноречиво повествует решение Исполкома от 15 января 1941 г.

В нем Исполком отметил, что «управляющие домами не обеспечили в IV квартале 1940 г. своевременного получения от межрайонных контор Ленгортопа талонов на дрова и недопустимо задерживали раздачу их населению и что в 1-м квартале 1941 г. выборка талонов на дрова и раздача их населению проходят также совершенно неудовлетворительно»[718]718
  Там же. № 4. 25 янв. С. 9; «О несвоевременной выборке домоуправлениями талонов на дрова и задержке их раздачи населению», 15 января 1941 г. (ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1355. Л. 84).


[Закрыть].

Если таковой была ситуация в мирное время, то не стоит удивляться, во что превратилась раздача «дровяных талонов» во время военное.

Позицию районных властей в топливном вопросе можно проследить по стенограмме совещания управляющих домохозяйств Ленинского района 11 октября 1941 г. Выступил начальник РЖУ: «Характеризую в настоящий момент состояние подготовки жилых домов к зиме, надо сказать, что дело из рук вон плохо обстоит». Привел пример: «Имеются такие случаи, когда управхозы сами упускают дрова, напр., по Обводному каналу 154 – там одна организация разбирает сарай, принадлежащий домохозяйству, а управхоз и техник ушами хлопают. Такое безобразие недопустимо…».

Участники совещания задавали вопросы и получали ответы.

Вопрос: Как быть с отпуском «дров для отепления дворницких и бомбоубежищ?»

Ответ начальника РЖУ: «Нужно было при разборке чердаков некоторое количество запасти; сейчас кое-что от разрушенных домов получите..

Вопрос: «Как быть с дровами съемщиков, которые эвакуировались?.

Ответ председателя райисполкома: «Дрова эвакуированных расходовать нельзя, но на учет брать нужно»[719]719
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп 1. Д. 59. Л. 4, 9. Там же. Д. 55. Л. 55.


[Закрыть].

Через неделю Ленинский райисполком скорректировал и уточнил позицию по дровам эвакуированных: управхозам распределять эти дрова «среди наиболее нуждающихся»; «за дрова взимается плата согласно действующим ценам Ленгортопа»; полученные денежные средства хранятся на счетах домохозяйств. В дальнейшем (сроки не оговорены) полученные денежные средства перечисляются владельцам дров в места их эвакуации[720]720
  Там же. 1942. № 1–2. 30 янв. С. 6.


[Закрыть].

Главам домохозяйств оставалось только узнать, где в данный момент на территории СССР находится эвакуированный.

Вернемся к лесозаготовкам.

Когда стало ясно, что план Исполкома и его председателя по ним в Парголовском и Всеволожском районах провален вчистую, 20 октября 1941 г. Исполком принял новое решение – «О распределении дров, принадлежащих гражданам, временно эвакуированным из Ленинграда», предполагавшее также возможность для органов местного самоуправления – как то ни звучит цинично – еще и подзаработать.

Согласно документу, дрова передавались в распоряжение домоуправлений «для распределения их между жильцами домохозяйств», но с условием, что никто из членов семьи эвакуированных по-прежнему не проживает в комнате или квартире (откуда планируется изъять дрова). «Указанные дрова» распределяются управляющими (комендантами) домов «совместно с представителями домовой общественности». Пункт 4 решения: «Деньги за дрова должны быть внесены жильцами на текущий счет домохозяйства до получения дров»[721]721
  См.: Бюллетень Ленинградского городского… 1941. № 3940. 12 нояб. С. 8.


[Закрыть]. А если деньги кончились?..

Только 10 января 1942 г. последовало решение Исполкома «О прекращении начисления платы за отопление в домах, где фактически отопление не производится».

«Параллельно с покупкой дров на рынке за деньги можно было достать дрова у эвакуировавшихся из Ленинграда. <…> Кроме того, можно было дешево покупать у отъезжающих мебель. Такая мебель обходилась дешевле и выгоднее дров»[722]722
  Каргин Д.И. Великое и трагическое. С. 135, 136.


[Закрыть].

Утром 19 ноября мороз на улице достиг -10 °C.

30 ноября 1941 г. Исполком принимает решение «Об отмене воспрещения пользоваться времянками».

Наступила зима. В ночь на 9 декабря на город обрушился снегопад. Люди «ходили по шпалам железнодорожных путей с мешками и корзинками в руках, выковыривали из-под снега кусочки угля, упавшие некогда с железнодорожной платформы, разгребали снег в местах недавнего хранения топлива, лазили в поисках угля по подвалам опустевших домов и школ»[723]723
  Говорушин К.В. За Нарвской заставой. С. 183.


[Закрыть].

«Водолазы в Торговом порту поднимали со дна уголь, упавший при бункеровке пароходов»[724]724
  Манаков Н.А. В кольце блокады. С. 130.


[Закрыть].

8 декабря 1941 г. Кировский райисполком утвердил список из 30 деревянных строений, подлежащих сносу по причине их изношенности в 60–70 % и невозможности «к использованию [в] дальнейшем под жилье»[725]725
  ЦГА СПб. Ф. 100. Оп. 4. Д. 22. Л. 68, 82.


[Закрыть]. Из адресов два относятся к рассматриваемому нами району: ул. Калинина, 48 и Промышленный пер., 18.

Прошло более месяца, но люди продолжали выживать в этих ветхих бревенчатых строениях с перекошенными стенами, гнилыми венцами и полами. На 12 января 1942 г. по дому № 48 райисполком еще только запланировал «выделить рабочую силу для сноса»[726]726
  Там же. Д. 24. Л. 5.


[Закрыть]. Дом № 18 не только не разобрали, но к началу мая 1944 г. в нем восстановили ясли № 192[727]727
  См.: там же. Д. 36. Л. 142, 143.


[Закрыть].

В декабре 1941 г. вязанка дров в 40 поленьев стоила 200 г хлеба.

Жителям блокадного города требовались фанера для зашивки окон, деревянные доски для гробов.

Еще в середине ноября 1941 г. городские власти проверили выполнение собственного постановления полуторамесячной давности «О производстве гробов». Результат оказался малоутешительным. Тем не менее в начале декабря управхозов обязали не допускать вывоза гражданами трупов на санках без гробов, а постовые милиционеры должны были, по инструкции, немедленно задерживать подобных нарушителей[728]728
  См.: Иванов В.А. Особенности реализации чрезвычайных мер. С. 475.


[Закрыть]. Гробы производились на трех (на весь город) предприятиях. Плановая продажа гробов населению началась с 18 декабря 1941 г. по 15 штук в день на каждый… район (!) города. Только с 9 января 1942 г. разрешили везти по территории города трупы на санках, но лишь. до ближайшего морга[729]729
  Там же. С. 475–476. Морг Кировского района располагался на проспекте Стачек, д. 54-а, морг Ленинского района – в больнице имени 25 октября (ЦГА СПб. Ф. 3200. Оп. 5. Д. 39. Л. 3 об.-4).


[Закрыть].

Но древесина-то в городе была! И топливо!

1 декабря 1941 г. заведующий транспортным отделом горкома ВКП(б) Лабут направил сразу четырем секретарям горкома письмо, которым ставил их в известность о том, что:

«На 5-й и 2-й ГЭС идут беспрерывные простои вагонов под разгрузкой (прилагаю справку). Кроме того, стоят 109 вагонов торфа <…> к разгрузке которых совсем не приступали и не думают приступать, ссылаясь на то, что неудобно разгружать <…>.

С 26.XI по 5 ГЭС стоят под разгрузкой 78 ваг. дров. Вследствие исключительно плохой разгрузки указанных вагонов, уже накопилось в ожидании разгрузки <…> всего дров – 403 вагона.

Такое положение ясно нетерпимо. На 1.XII-41 г. уже не хватает порожняка для подач под уголь и дрова»[730]730
  ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп 2. Д. 3836. Л. 31.


[Закрыть].

Десятки вагонов с дровами стояли на станциях «Дача Долгорукова», «Кушелевка», «Полюстрово», «Мельничный Ручей» и др.

Лабут также приложил к письму и свой проект решения «по данному вопросу».

Этим же днем, 1 декабря, датировано письмо трех должностных лиц – руководителей 3-го отделения службы движения Октябрьской железной дороги – секретарю Смольнинского райкома с копией в горком ВКП(б):

«2-я ГЭС с ноября месяца 1941 г. систематически передерживает под выгрузкой сверх сроков вагоны с углем и торфом. Эти передержки за последнее время достигли таких размеров, что стали серьезно лимитировать работу не только отделения, но и всего Ленинградского узла, причем, в особенности это относится к перевозкам топлива, требующего специального подвижного состава (гондолы, хопры), в котором ощущается острый недостаток. <…> в среднем каждый вагон простаивал сверх установленных сроков 17 часов»[731]731
  Там же. Л. 34.


[Закрыть]. Слова «сверх» и «всего» выделены в тексте документа.

Перечислялись причины. Укажем некоторые. «Недостаточное внимание» этому вопросу со стороны директора ГЭС Егорова, «недостаток рабсилы», прекращение работ во время воздушной тревоги «при отсутствии фактического бомбометания»[732]732
  Именно 1 декабря 1941 г. Исполком принял решение, что по сигналу воздушной тревоги погрузочно-разгрузочные работы с невзрывчатыми или огнеопасными грузами «не прекращаются с соблюдением мер предосторожности» (Бюллетень Ленинградского городского… 1941. № 45-4б. 30 дек. С. 3).


[Закрыть], «почти полное прекращение работ в ночное время», неравномерное распределение объемов («фронта») выгрузки торфа по времени со стороны Ленэнерго[733]733
  ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп 2. Д. 3836. Л. 35.


[Закрыть].

Решение бюро горкома «о перепростоях вагонов» на 2-й и 5-й электростанциях от 4 декабря 1941 г. (гриф «Совершенно секретно»), принятое путем опроса, было предельно лаконичным и предельно абстрактным. Словно на календаре у партийных верхов был декабрь предыдущего года.

В констатирующей части (один абзац) названа причина – «все это является результатом отсутствия должного внимания к транспортному хозяйству и разгрузочным работам со стороны директоров» электростанций. В проекте постановляющей части два пункта, каждый состоял из одного абзаца. Пункт первый обязывал директоров ГЭС «немедленно организовать своевременную разгрузку». Второй пункт, обязывавший секретаря горкома по электропромышленности и электростанциям и управляющего Ленэнерго «навести порядок на электростанциях и выгрузке топлива», перечеркнут в подлиннике грифельным карандашом[734]734
  Там же. Л. 30.


[Закрыть]. Осталось только – «немедленно организовать».

Ни сроков, ни ответственных. Ни – хотя бы «по традиции» – порицания тех, кто реально повинен в создавшемся положении. Напротив – никто не виноват (из руководителей).

Этот пример «решения проблемы» не является красноречивым, он – типичен. Для тоталитарной эпохи и людей тоталитарного сознания. В чем, например, Н.С. Хрущев видел причины того, что в Вологодской области плохо растет кукуруза? Климат, отсутствие необходимого количества минеральных удобрений? Нет – низкий уровень партийного руководства. Что нужно сделать? Правильно: принять постановление. А оно – как священнодействие. Как в доантичные времена: достаточно назвать болезнь, чтобы объяснить ее причины…

«Немедленно организовать» не получилось, и кончилось тем, что в декабре 1941 г. осталась действующей одна ГЭС-1, имевшая минимальную нагрузку.

К слову, решение бюро горкома ВКП(б) «запретить использование на тяжелых погрузочно-разгрузочных работах подростков и беременных женщин» последовало только 21 октября 1943 г.; одновременно было предложено секретарям ряда райкомов «усилить партийно-политическую и воспитательную работу среди грузчиков»[735]735
  Там же. Д. 4830. Л. 10.


[Закрыть].

Решение Исполкома «Об изъятии и перераспределении излишков дров, имеющихся у населения» от 9 декабря 1941 г. предоставляло райисполкомам право «изымать имеющиеся у отдельных граждан излишки дров сверх количества, полагающегося на отопительный сезон 1941/42 года из расчета 1 куб. метр дров на 8 м оплачиваемой жилой площади». Выявленные излишки дров «перераспределяются среди населения, не обеспеченного топливом, с оплатой владельцами изымаемых дров фактической стоимости их, включая транспортные средства»[736]736
  См.: Бюллетень Ленинградского городского. 1941. № 4546. 30 дек. С. 3.


[Закрыть].

В переводе на русский язык: если у меня путем арифметических вычислений оказались излишки дров, я должен не только заплатить за них, но и за свой счет обеспечить транспортировку «излишков» новому их владельцу.

Вот только тогда, когда все формы «изъятий», «распределений» и «перераспределений» истощились, «вспомнили» о сотнях пустующих деревянных домов.

Почему же этого не произошло еще в сентябре 1941-го?

Н.А. Манаков ответил на этот вопрос так:

«Быстрое истощение запасов топлива поставило город перед необходимостью использования городских деревянных строений.

Первоначально вопрос о сносе деревянных строений возник по соображениям противопожарной безопасности»[737]737
  Манаков Н.А. В кольце блокады. С. 121.


[Закрыть].

И автор ссылается на приказ № 3 начальника МПВО Ленинграда от 22 июля 1941 г.

Согласно документу, руководителям предприятия и домохозяйств надлежало «немедленно снести все деревянные заборы, сараи и другие деревянные постройки, смежные с деревянными зданиями и могущие служить очагами возгорания пожаров»[738]738
  Цит. по: Григорьев В.Г. 270 дней и ночей. С. 70.


[Закрыть]. (Именно по этой причине решением Ленинского райисполкома от 22 августа 1941 г. разобрали деревянный дом № 24-а по проспекту Газа[739]739
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 1. Д. 55. Л. 19.


[Закрыть].)

С конца июля по конец ноября, судя по тексту Н.А. Манакова, вопрос о сносе деревянных строений в Исполкоме официально не поднимался.

«В декабре, расходовав свое последнее топливо, вопрос о разборке деревянных зданий встал не только как мера противопожарной безопасности, но и как средство борьбы с топливным голодом.

Первое решение подобного рода было принято относительно деревянных сооружений Лесного порта».

Порт оказался в трех километрах от переднего края обороны. «Малейшее движение на территории Лесного порта вызывало минометный огонь врага. Стало очевидным, что деревянные портовые сооружения (примерно 40 тысяч кубометров древесины), уже значительно разрушенные, будут в ближайшее время окончательно потеряны.

24 декабря совместным постановлением горкома партии и Исполкома Ленгорсовета разрешалось разобрать на дрова деревянные сооружения и здания в районах, подвергшихся разрушениям, а также ветхие жилые дома по утвержденному списку. Это должно было дать еще около 32 тысяч кубометров дров»[740]740
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть].

Кажется – по меньшей мере – странным, что совместное постановление от 24 декабря, касающееся всех ленинградцев, не было опубликовано ни в последнем бюллетене Ленгорсовета за декабрь 1941 г., ни в январском выпуске 1942 г. (№ 1–2).

В «Ленинградской правде» – тоже.

Но даже если бы и было опубликовано это постановление, то как могли жители города с ним ознакомиться? Доставка газет на дом почтовыми отделениями если и не замерла совсем, то была близка к этому. О работе газетных киосков в декабре 1941 года материалов пока не найдено. Оставалась расклейка газет на фасадах и витринах.