Текст книги "Блокадные будни одного района Ленинграда"

В начале марта 1942 г. горком ВКП(б) проверил выполнение собственного постановления «О расклейке газет по городу» месячной давности. «Не выполняется». Расклейка газет не позднее 15 часов каждого дня «не организована даже в центре города». На витринах ряда домов висят прошлогодние декабрьские номера газет[741]741
  ЦГАИПД СПб. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4447. Л. 37, 40.


[Закрыть].

Снова – к дровам.

Ленинский райисполком отреагировал на решение городского исполкома 24 декабря о разборке деревянных домов почти молниеносно.

Уже на следующий день он рассмотрел подготовленный РЖУ «список домов угрозы, подлежащих сносу для использования материалов от разборки на дрова» и постановил предоставить этот список на утверждение в городской исполком[742]742
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 1. Д. 55. Л. 118. Список «домов угрозы» в архивном деле к решению райисполкома не приложен.


[Закрыть].

В решении райисполкома ничего не говорилось, намечено ли полученные дрова распределять среди домохозяйств района.

Работа по разборке домов возлагалась на структуру с многозначительным названием «Деловой двор», куда вводилась штатная должность десятника. В целях ускорения разборки районной комиссии по трудовой повинности предлагалось «мобилизовать на предприятиях района необходимое количество рабочих по заявкам «Делового двора». Заведующему жилищным отделом райисполкома надлежало в трехдневный(!) срок обеспечить расселение жильцов из домов, «подлежащих разборке».

Сохранился интересный документ. Называется «Баланс дров по городу Ленинграду на декабрь 1941 г…». В нем перечислены только пять потребителей дров: трест «Гортоп», «трест хлебопечения» (1-й городской трест хлебопекарной промышленности), «Главресторан» (Главное управление ленинградских столовых, ресторанов и кафе), «Промышленность» (предприятия союзного и республиканского подчинения) и «Ленэнерго». У последнего на 1 декабря 1941 г. остатка дров не значилось, у Главресторана остаток составлял 3 тыс., у «промышленности» – 2 тыс. кубометров дров. На расход в декабре 1941 г. было запланировано: «Ленэнерго» – 40 тыс., «Гортопу» – 15 тыс., «тресту хлебопечения» – 14 тыс., «Главресторану» – 12 тыс. и всей «промышленности» – 10 тыс. кубометров дров[743]743
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1437. Л. 38, 40.


[Закрыть].

Теперь самое время обратиться к книге главного архитектора Ленинграда с 1938 г. Н.В. Баранова и ее процитировать[744]744
  Баранов Н.В. Силуэты блокады. Л.: Лениздат, 1982. С. 5456.


[Закрыть].

По дневниковой записи Н.В. Баранова, утром 10 декабря 1941 г. его вызвали в Смольный к председателю исполкома Ленгорсовета П. С. Попкову.

Но перед тем, как ознакомиться с это записью, укажем, что в предыдущие дни вопросов, связанных с поисками иных источников топлива, Исполком не рассматривал.

За день до встречи, 9 декабря, Исполком принял несколько решений. По «Водоканалу», «О сокращении трамвайного движения», «О сокращении норм текущего содержания по массовым расходам местного бюджета» («по всем больницам, за исключением хирургических стационаров, сократить нормы расходов» – по зарплате, «текущему дооборудованию», хозяйственные «и прочие расходы») и «Об установлении розничных цен на сыры с подморозкой, продаваемые одним сортом»[745]745
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1430. Л. 83, 97.


[Закрыть].

Дневниковая запись Н.В. Баранова (в его книге – курсивом) передает следующий диалог:

«Закончив писать, Петр Сергеевич отодвинул блокнот, потер ладонью лоб и сказал:

– Дело вот в чем… Уполномоченный Совнаркома СССР по Ленинграду Алексей Николаевич Косыгин[746]746
  Неточность в дневниковой записи. А.Н. Косыгин на декабрь 1941 г. занимал должности заместителя председателя СНК СССР и заместителя председателя Совета по эвакуации. Уполномоченным ГКО (а не СНК) в Ленинграде он стал с января 1942 г.


[Закрыть] и секретарь горкома Алексей Александрович Кузнецов поручили Исполкому в двухдневный срок подготовить предложения о том, как и где, не нанося ущерба облику Ленинграда, начать выборочную рубку крупных деревьев. Я знаю, что зеленые массивы городских садов и парков Ленинграду необходимы, но надо отапливать госпитали, больницы, детские учреждения, хлебозаводы… Для спасения жизни детей, взрослых, раненых и больных все же, очевидно, нужно пойти на некоторые жертвы!

Я почувствовал, как у меня страшно забилось сердце. Разумеется топливо необходимо, но ценой гибели парков и садов? Молчание затянулось, и я, наконец, сказал:

– Петр Сергеевич! Деревья в городе действительно сохранились, но только потому, что люди, несмотря на холод, берегут их. <…>

– Нет, нет, о вырубке сада Трудящихся[747]747
  Сад Трудящихся имени М. Горького (с 1936 г.), ныне – Адмиралтейский сад.


[Закрыть] не может быть речи, – перебил меня Попков, – я имел в виду только частичную рубку – в других садах.

Я решился возразить.

– Но ведь сады и парки строит время. <…> Петр Сергеевич, позвольте подумать о другом решении!»

Петр Сергеевич, выпускник Ленинградского института инженеров коммунального строительства, позволил.

«– Пожалуйста, думайте, находите варианты, помните лишь одно: через двое суток конкретные предложения, обоснованные расчетами, должны лежать у меня на столе!

Давая понять, что разговор закончен, Попков встал с кресла. Встал и я, тут же вспомнив, что забыл выяснить одну весьма существенную деталь.

– Петр Сергеевич, а сколько, собственно, кубометров должны быть заготовлено?

– Не менее двухсот тысяч. Желаю успеха.

Выйдя из Смольного и направляясь на улицу Зодчего Росси[748]748
  На улице Зодчего Росси, 1/3 находилось Архитектурно-планировочное управление Исполкома Ленгорсовета.


[Закрыть], я напряженно думал, как найти выход. Но, как назло, в голову ничего толкового не приходило.

Недавно закончился обстрел, и где-то на юге небо подпирал огромный, медленно поворачивающийся дымный столб. И тут меня осенило! Я вспомнил, как осенью горели „Американские горы“ в саду Госнардома[749]749
  «Горы» сгорели после налетов немецкой авиации, которые начались вечером 16 октября и продолжились в ночь на 17 октября 1941 г.


[Закрыть]. Но ведь в садах и парках без призора и охран находятся десятки никому сейчас не нужных деревянных построек, которые к тому же могут сгореть в любую минуту. Значит, топливо можно заготовить, разобрав многочисленные деревянные аттракционы, киоски, летние театры, рестораны и павильоны!»[750]750
  Баранов Н.В. Силуэты блокады. С. 55.


[Закрыть]

Представим, а если бы главного архитектора в тот день не «осенило»? И почему снизошедшее «осенение» не затронуло деревянные дома и бараки, стоявшие «без призора и охраны»?

И, как видим, речь не шла не о разборке пустовавших как минимум три месяца строений, а только о выборочной рубке деревьев.

В АПУ главный архитектор города созвал совещание части руководства и специалистов Архитектурно-планировочного управления.

Из воспоминаний Н.В. Баранова:

«Как я тогда и ожидал, предложение вырубать деревья в садах и парках у архитекторов сочувствия не встретило, и все единодушно поддержали идею разобрать пустующие деревянные здания и сооружения, только загромождавшие парки. Был составлен перечень деревянных построек на Елагином, Крестовском и Каменном островах, в Екатерингофском парке, Таврическом саду. Вспомнили и другие деревянные сооружения – стадион имени Ленина на Петровском острове, стадион Кировского завода у Нарвских ворот[751]751
  Довоенный адрес: ул. Ушаковская, 30.


[Закрыть].

Сотрудники управления немедленно разошлись по намеченным к разборке объектам. <…>

Мы подготовили два варианта доклада и сделали прогноз, имея в виду разборку не только пустующих построек в парках, но и одно-двухэтажных домов, сохранившихся по окраинам города – в Старой и Новой Деревне, в Невском, Московском и Кировском районах, именно там, где, по Генеральному плану развития Ленинграда, будут располагаться новые жилые массивы».

В день, когда состоялась встреча Н.В. Баранова и П.С. Попкова, Исполком принял решение «О поступлении и расходовании фанеры в гор. Ленинграде в декабре 1941 года». Решение состояло из четырех пунктов. Пункт последний: «Дело о самовольном изъятии 4 вагонов фанеры, направленных в адрес Главлесосбыта, произведенном начальником 3 отделения Октябрьской жел. дороги – тов. Ивановым передать Транспортной прокуратуре для привлечения к ответственности»[752]752
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1437. Л. 110.


[Закрыть].

12 декабря 1941 г. «у председателя Ленгорисполкома наши предложения были рассмотрены и одобрены уполномоченным Совнаркома Алексеем Николаевичем Косыгиным.

В.Г. Федосеев. Доставка дров по Кировской площади с места слома ДОСов. 21 января 1942 г. Фрагмент

Вскоре началась разборка отдельных сооружений. Кстати, кроме дров, мы таким образом получили еще и крупные конструкции – брусья, балки, которые потом были использованы для усиления опор и потолков бомбоубежищ. Но этим мы занялись лишь с приходом тепла…»[753]753
  Баранов Н.В. Указ. соч. С. 56.


[Закрыть].

Весь день 14 декабря температура воздуха в Ленинграде не поднималась выше -20 °C.

20 декабря 1941 г. решением Исполкома «разбронировались» дровяные склады Ленгортопа. Но населению города из 19,5 тыс. кубометров планировалось выделить лишь около 7 тыс. кубометров дров [754]754
  См.: Иванов В.А. Особенности реализации чрезвычайных мер. С. 470.


[Закрыть].

24 декабря 1941 г. принято уже упомянутое постановление горкома ВКП(б) и Исполкома, разрешавшее разбирать незаселенные деревянные дома.

«Вскоре началась разборка отдельных сооружений», – пишет Н.В. Баранов.

Таким образом, чтобы разборка «отдельных сооружений» началась, понадобилось почти две недели для согласований и написания проекта постановления.

«Затем зимой 1941/42 года вновь дважды разрешалась разборка деревянных зданий, которая дала 35–40 тысяч кубометров дров. <…> Однако всего заготовленного на месте топлива оказалось далеко не достаточно, чтобы обеспечить город хотя бы до середины зимы»[755]755
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 122.


[Закрыть].

По архивному документу, датированному 8 июня 1942 г., в период с 1 января по 1 мая 1942 г., были разобраны:

на Березовом острове – три флигеля;

на Нарвском проспекте – дома № 3, 17, 18, 18-а и два флигеля дома № 13;

на Молвинской улице – дома № 3, 6, 9, 10, 15 (поврежденный в результате артобстрела) и 16, на Бумажной улице – дома № 8, 9, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18 и 20, все «летние постройки» парка имени 1 Мая, деревянные строения стадиона «Каучук» и деревянная трибуна на площади Стачек.

Подлежал дальнейшей разборке дом № 8 по Нарвскому проспекту. Предстояло разобрать дома по Лифляндской ул., 2/4, Бумажной ул., 10 и наб. Обводного кан., 154 [756]756
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 2. Д. 9. Л. 6–6 об. По адресу: Обводный кан., 154 до войны располагался алебастровый завод имени Войкова.


[Закрыть].

Вопрос, кого «допустить к разборке» деревянных строений в Ленинском районе решался в январе 1942 г. на уровне заместителя председателя райисполкома, его письменным распоряжением или уведомлением («предложением»). Директор стадиона «Каучук» Кочнев получил таковые от 20 января (к разборке трибун допускалась 114-я автомобильно-санитарная рота, с вывозом ею 30 кубометров дров) и от 31 января (фабрика «Гознак», 50 кубометров дров)[757]757
  Там же. Оп. 1. Д. 80. Л. 11, 13.


[Закрыть].

Стадион «Красный треугольник». 1929–1932 гг. Макет

Что же до разборки деревянных жилых домов в январе 1942 г., то некоторые «штрихи» к этой кампании могут составить два коротких письма директора ремесленного училища № 14. Оно располагалось на 7-й Красноармейской улице, д. 26. К началу войны в нем обучалось на токарей, фрезеровщиков и слесарей 800 человек.

Первое письмо – начальнику райжилуправления Ленинского района:

«Согласно решения Исполкома нам было предоставлено 20 м³ дров из разбираемого дома по Молвинской ул., д. № 13. Условием разборки Вы поставили участие в разборке наших учащихся, несмотря на риск и опасность при разборке мы приступили к этой работе. Тов. ВИЛЕНСКИН 9/1-с/г. запретил разборку д. № 13 и указал неразобранный д. № 15, причем, на разборку д. № 13 поставил взрослых людей. Считаю, что опасность при разборке д. № 15 (крыша и т. д.) неизмеримо выше, прошу отменить недопустимое указание о запрещении разборки дома № 13»[758]758
  Там же. Л. 7.


[Закрыть].

Письмо второе, от 5 февраля 1942 г., заместителю председателя райисполкома (выдержки):

«Училище не получило полного количества дров, ввиду работы на объектах большого количества организаций». «Недостаток дров губительно сказывается на отоплении училища и особенно изоляторов, где большое количество больных уч[ащих]ся» [759]759
  Там же. Д. 79. Л. 4.


[Закрыть].

Через два дня из райисполкома ушло письмо директору стадиона «Каучук» с предложением «допустить к разборке трибуны» 14-е ремесленное училище и вывозу им 15 кубометров дров[760]760
  Там же. Л. 5.


[Закрыть].

В целях «улучшения снабжения дровами» 28 января 1942 г. Исполком принял решение «Об организации районных Топливных контор». На них возлагались «оперативное руководство и контроль за ходом разборки деревянных сооружений в районе по заданиям Исполкомов районных Советов» и «снабжение дровами населения, учреждений, предприятий и организаций района в соответствии с утвержденным в установленном порядке планом реализации дров»[761]761
  Бюллетень Ленинградского городского… 1942. № 1–2. 30 января. С. 8–9.


[Закрыть].

«Ломаем 40 зданий. Первая порция уже сломана и оказывается помощь населению дровами», – звучало с районных партийных трибун[762]762
  ЦГАИПД СПб. Ф. 417. Оп. 3. Д. 169. Л. 8.


[Закрыть].

Из дневниковых записей ленинградцев, касающихся «дровяной» темы первых месяцев 1942 г.

7 января. «Нет дров. Население начинает ломать дощатые прикрытия витрин магазинов».

22 февраля. «В городе очень плохо с дровами. Жгут мебель, книги. На лестницах ломают перила, во дворах и на улицах – остатки заборов. На чердаках подпиливают стропила».

11 марта. «Вчера у меня был выходной. В 9 часов напилили дрова, которые я спер у соседа».

23 марта. «Огромная спекуляция дровами. Вязанка стоит 60–70 рублей. Мешок дров – 100 рублей. Последнее время милиция ведет борьбу, попросту отбирая дрова»[763]763
  Будни подвига. С. 125, 149, 156, 159.


[Закрыть].

До 3 февраля 1942 г. установили сроки подготовить «список сломки на дрова деревянных строений 1-й очереди» по Ленинскому району[764]764
  ЦГАИПД СПб. Ф. 409. Оп. 2. Д. 140. Л. 125.


[Закрыть].

Исходя из этого, можно предположить, что жители окрестных парку имени 1 Мая улиц и проспектов, проживая среди десятков деревянных опустевших домов и сараев, с проблемами нехватки дров сталкивались гораздо меньше, чем, например, жители улиц вокруг Марсово поля или набережной Фонтанки.

Отрывок из воспоминаний показывает, что это не так.

Ушедший добровольцем в ополчение В.А. Залгаллер, на февраль 1942 г. – связист 167-го артиллерийского полка 85-й стрелковой дивизии, в середине указанного месяца в течение дня побывал в ряде мест города. Занеся в район Торгового порта пакет для жены своего сослуживца, он вместе с ней «на Нарвский проспект повез саночки дров», где проживала его жена [765]765
  Залгаллер В.А. Быт войны. URL: http:// militera.lib.ru.


[Закрыть].

Месяцем ранее сотрудники милиции двух окраинных районах города получили приказ незамедлительно принять под охрану даже боевые оборонительные сооружения тыловых частей Ленинградского фронта, которые (то есть сооружения) к этому времени лишились почти всех своих деревянных частей[766]766
  См.: Иванов В.А. Особенности реализации чрезвычайных мер… С. 471.


[Закрыть].

В апреле 1942 г. Ю.Е. Давыдову его дядя, завод которого эвакуировали в Нижний Тагил, принес ключи от своей квартиры в доме № 15 на проспекте Стачек:

«Уезжаем на Урал, – вот вам ключи, все, что сможете – перевезите и сожгите, ничего не жалейте.

На детских саночках с Кировской площади были перевезены вся кухонная мебель, столы и стулья, и две огромные бельевые корзины с газетами и журналами.

К большому сожалению, дом был сталинской постройки и имел много встроенных шкафов, которые, понятно, на дрова не пустишь»[767]767
  Давыдов Ю.Е. Указ. соч. С. 14. Б.Н. Мойкин являлся директором завода до сентября 1942 г., затем – начальник главка министерства.


[Закрыть].

В том, что ленинградцы не разбирали пустующие дома самовольно или не вырубали деревья около домов (или в парке 1 Мая), был еще, как назвала это Т.И. Давыдова, этический аспект:

«Если б срубил кто деревья – посчитали бы мародером. Не притрагивались. Нельзя – значит, нельзя».

«Спиленных деревьев в парке 1 Мая не было, не припомню. А зачем их рубить – вокруг полно деревянных домов» (З.П. Кузнецова).

«В первое время блокады дрова брали из сараев. Кончились. Зимой уже не было сил выйти на улицу – и почти не выходили. Стали жечь мебель.

Во дворе дома был яблоневый сад, с песочной площадкой для детей в середине. От нее радиусами расходились аллеи, две – с тополями. И никто ничего не срубил» (Ю.Е. Давыдов).

«Дров не было, пилили мебель, книги, все это шло на растопку печки. Бабушка иногда водила нас в парк им. 1-го Мая собирать ветки»[768]768
  Прядеина Эльвира Вильгельмовна // Мы помним… С. 37.


[Закрыть].

«Мороз очень сильный. <…> Я ходила пешком[769]769
  От 3-й линии Васильевского острова.


[Закрыть] к Нарвским воротам, там по длинному Болдыреву переулку, теперь это Промышленная улица, на улицу Калинина к бабушке. Там были деревянные дома. Их ломали на дрова для организаций. Я собирала около этих разобранных домов щепочки, а иногда немного брала у бабушки, клала на санки и ехала обратно (шла)»[770]770
  Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 24–25. «Или тайком отламывала от крыльца дома бабушки две-три дощечки, просила у чужих людей санки… На Васильевском, где мы жили в полуподвале, никаких ордеров на дрова нам не выдавали» (добавление З.П. Кузнецовой, 2015 г.).


[Закрыть].

Пешком, с санками щепок, Зинаида Николаевна шла на улицу Калинина и обратно, на 3-ю линию Васильевского острова, где она с родителями временно поселилась. Отец работал в Лесном порту, но по болезни не мог уже возвращаться после работы пешком домой. Тогда, чтобы была возможность навещать отца, Зинаида Павловна с мамой переселились к бабушке, на улицу Калинина.

«Если бы мы этого не сделали, то наверняка жизнь наша окончилась бы.

Все-таки у нашей бабушки был деревянный дом, а он не так просто стынет. Немного еще было дров. Не буржуйка, а настоящая плита. Она больше сохраняла тепло. Мы с мамой брали санки и ехали навещать папу, а заодно нам разрешали выкопать, из-под большого снега, дров. Нам удавалось выкопать и отколоть топором совсем немного. Мы превращались в сосульки. Ноги и руки костенели от лютого мороза. Я часто падала на снег и еле-еле потом поднималась. Сколько трудов надо было довезти эти дровишки до дома по железнодорожной линии, по мосту[771]771
  Улица Калинина граничила с железнодорожной веткой.


[Закрыть]. Поезд, чуть нас не задавил, так как санки застряли»[772]772
  Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 26.


[Закрыть].

По весне 1942 г. «нашла дрова. Люди эвакуировались, умирали. Когда уезжали, зарыли свои сараи с дровами. Земля в таких местах пружинит, и я обеспечила нас на следующую зиму»[773]773
  Там же. С. 31.


[Закрыть].

Решение Исполкома от 2 февраля 1942 г. «Об охране незаселенных жилых ведомственных домов» разрешало районным жилуправлениям увеличить в домохозяйствах штат дворников и ночных сторожей на 2–3 человека[774]774
  См.: Бюллетень Ленинградского городского… 1942. № 3–4. 27 февр. С. 5–6.


[Закрыть]. А как быть с имуществом мобилизованных и эвакуированных, остававшимся в закрытых и опечатанных квартирах деревянных домов, предполагаемых к разборке?

В городском исполкоме поднять этот вопрос в первую блокадную зиму никому, видимо, в голову не пришло.

А проблема сохранности личных вещей мобилизованных и эвакуированных не решалась в течение месяцев.

Председатель Ленинского райисполкома своим письмом в городской исполком от 10 августа 1942 г. просил, «в связи с большим количеством переселяемых из деревянных домов и наличия в них имущества эвакуированных и призванных в РККА», «срочно рассмотреть вопрос об организации в районе склада с соответствующим штатом обслуживающего персонала» [775]775
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 1. Д. 79. Л. 72.


[Закрыть].

Вновь вернемся к книге Н.А. Манакова.

«Прошла, наконец, зима 1941/42 года, морозы которой доставили столько страданий ленинградцам. Но и с наступлением весны город по-прежнему испытывал нужду в топливе. Возрождающаяся промышленность, электростанции, коммунальные предприятия требовали всё больше топлива. Надо было не только обеспечить потребности в нем, но и создать запасы на вторую блокадную зиму, чтобы избежать повторения топливной катастрофы»[776]776
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 125.


[Закрыть].

Надо отдать должное Н.А. Манакову. В отличие от других авторов («топливный голод», «острая нехватка» и т. д.), он называет вещи своими именами: топливная катастрофа. Правда, среди тех, кому требовалось топливо, не упоминаются собственно жители блокадного города.

На заготовку леса в январе-марте 1942 г. направили более 500 человек, проживавших или работавших в Ленинском районе, во Всеволожский и Тихвинский районы и на станцию Борисова Грива[777]777
  ЦГАИПД СПб. Ф. 409. Оп. 2. Д. 164. Л. 7.


[Закрыть].

«Но лес на участках блокадной территории, отведенных для вырубки, подходил к концу. То, что можно было собрать в пригородных лесах, вместе с заготовленным торфом и перевезенным через Ладогу каменным углем по-прежнему не обеспечивало город на предстоящую зиму. Вновь надвигалась угроза топливной катастрофы.

Последним (курсив мой. – В. Х.) досягаемым источником топлива были деревянные здания города. Прибегнуть к этой крайней мере Ленинград был вынужден накануне зимы 1942/43 года не только потому, что остро нуждался в топливе. Враг, стоявший у городских окраин, продолжал сбрасывать десятки тысяч зажигательных бомб и обстреливать город термитными снарядами. Фашисты всеми силами стремились разрушить Ленинград, предать его огню. Деревянные дома представляли собой постоянную угрозу пожара, тем более что водоснабжение города при обострении топливного голода могло быть вновь нарушено. Поэтому массовая разборка деревянных жилых зданий города встала как неотложная задача всех партийных, советских и хозяйственных организаций и трудящихся Ленинграда»[778]778
  Манаков Н.А. В кольце блокады. С. 126–127.


[Закрыть].

«Угроза пожара», «водоснабжение» – и опять ни слова о ленинградцах. К тому же, как пишет сам Н.А. Манаков, из имевших место за время блокады около 16 тысяч пожаров подавляющее их большинство пришлось на осень 1941 и первые месяцы 1942 гг[779]779
  Там же. С. 42.


[Закрыть].

Март 1942 г., ночь. «Я пошла к военным, они караулили дрова, попросила щепок. Когда было светло, они жгли костер и давали мне головешку[780]780
  Выражение «давали мне головешку» связано с отсутствием возможности получить по промтоварным карточкам или купить (обменять) с рук спички. По воспоминаниям, в солнечные летние дни за неимением спичек прикуривали от увеличительных стекол.


[Закрыть]. Я растопила плиту…»[781]781
  Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 30.


[Закрыть].

Весной 1942 г. в Ленинград стал поступать уголь, и главы домохозяйств, по опыту прошедшей зимы, старались «заготовить» себе топлива «про запас». Когда это, видимо, становилось известно, председатель Ленинского райисполкома лично писал управхозам (например, дома № 11 по Нарвскому проспекту) «немедленно передать в распоряжение» (указывалась организация) «20 тонн угля из имеющегося у вас в наличии»[782]782
  ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 1. Д. 79. Л. 46.


[Закрыть].

«Началась подготовка к зиме 1942–1943 гг. <…> У нас было всего 20–30 деревянных домов», – читаем в изданных воспоминаниях секретаря Ленинского РК ВКП(б) А.М. Григорьева[783]783
  Григорьев Алексей Михайлович // Оборона Ленинграда 1941–1944: Воспоминания и дневники участников. Л.: Наука, 1968. С. 414.


[Закрыть].

«У нас в районе осталось 15 деревянных домов, которые были оставлены в силу архитектурных соображений», – читаем в стенограмме его же воспоминаний[784]784
  ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 848. Л. 10.


[Закрыть]. Жаль, не приведено ни одного адреса, можно было бы проверить. Потому что предыдущая цифра – 20–30 деревянных домов – действительности не соответствует (см. далее).

11 июня 1942 г. Исполком и бюро горкома ВКП(б) приняли совместное постановление «О порядке организации работ по слому деревянных сооружений для создания зимнего запаса дров».

В списке деревянных сооружений, подлежащих разборке в связи с постановлением Исполкома, значился находившийся совсем недалеко от площади Стачек 2-й жилгородок «Экспортлеса». «Ожидаемый выход дров» – 17 тыс. кубометров. Из них 7 тыс. предполагалось раздать «населению и учреждениям через Ленгортоп»[785]785
  ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 18. Д. 1437. Л. 265.


[Закрыть].

В следующем отрывке из книги Н.А. Манакова мной выделены курсивом некоторые выражения и эпитеты, позволяющие более пристально взглянуть, как органы власти предполагали решать «неотложную задачу» и какие факторы при этом учитывали.

«В это время, когда еще недостаточно определились перспективы поступления топлива через Ладогу и из местных источников, постановление с известной осторожностью решало вопрос о массовой разборке деревянных жилых домов. Постановление разрешало сносить строения, разрушенные бомбардировками и обстрелами, здания на участках, нуждающихся в разрядке строений по санитарным и гигиеническим требованиям, а также недостроенные дома. Исходя из этих соображений, план заготовки дров устанавливался в 270 тысяч кубометров» [786]786
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 127.


[Закрыть].

Через три недели после постановления от 11 июня Исполком «оперативно» принял решение «О порядке охраны и реализации имущества граждан, выбывших из подлежащих сносу деревянных домов», а еще через полтора месяца – «Об обеспечении жилой площадью граждан, переселяемых из сносимых деревянных домов»[787]787
  См.: Бюллетень Ленинградского городского… 1942. № 14. 31 июля. С. 5; № 16. 31 авг. С. 6.


[Закрыть].

«В августе стало ясно, что городу не хватит на зиму около одного миллиона кубометров дров. Предстояло проделать огромную работу: переселить из подлежащих сносу деревянных домов в каменные около 90 тысяч человек, бережно разобрать свыше 6000 строений, сохранив все имущество эвакуированных граждан и ценное домовое оборудование, наконец, перевезти дрова из окраин в центральные районы города. Это необходимо было сделать в кратчайший срок, несмотря на то, что в городе не имелось механизмов для разборки и не хватало транспорта.

Перед Исполкомом Ленгорсовета встало множество вопросов, связанных с разборкой почти полностью всего деревянного жилого фонда города. Главным из них был вопрос о рабочей силе.

Трест „Гортоп“, которому первоначально поручили разборку домов, не смог бы справиться с этой задачей. Создание для этой цели новой специальной организации потребовало бы много времени. Необходимо было привлечь к разборке всё население города. При этом учитывалось, что население должно быть кровно заинтересовано в заготовке дров. Так возникло предложение о том, что каждый ленинградец, занимаясь разборкой домов, должен обеспечить топливом свое жилище и помочь городу заготовить топливо для школ, больниц, детских учреждений и промышленных предприятий».

Август 1942 г.

Секретарь Кировского РК ВКП(б) и председатель райисполкома – секретарю горкома ВКП(б) Я.Ф. Капустину:

«Жилые дома Северной части Кировского района представляют из себя ветхие деревянные строения, построенные 40–60 лет тому назад (ул. Калинина, Огородный пер., Березин пер., Правая Тентелевка и др.) и в настоящее время не могут обеспечить безопасность проживания в них населения района в связи с тем, что район повергается частому массированному арт. обстрелу, тем более, что указанные деревянные дома (1 и 2-х этажные) совершенно не имеют каких-либо убежищ и население вынуждено оставаться во время обстрелов в домах.

Кировский Районный Комитет ВКП(б) и Исполнительный Комитет Кировского Районного Совета депутатов трудящихся считают необходимым поставить вопрос о срочном переселении населения района в количестве 5000 человек из указанных домов в другие районы города, так как в Кировском районе расселение указанного количества не представляется возможным»[788]788
  ЦГАИПД СПб. Ф. 417. Оп. 3. Д. 178. Л. 35. Конкретное число отправки письма на документе не указано.


[Закрыть].

17 августа 1942 г. исполком Ленгорсовета и бюро горкома ВКП(б) объявили с 1 сентября месячник «в порядке трудовой повинности, на работы по разборке деревянных жилых домов, сараев, заборов и других сооружений и по дровозаготовкам в пригородных лесных массивах»[789]789
  Там же. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4775. Л. 29.


[Закрыть]. Мобилизации подлежали мужчины в возрасте от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет.

Каждый ленинградец обязывался заготовить не менее 4 кубометров дров, принимая участие во всех работах – от подготовки зданий к сносу и до благоустройства площадки после разборки. Половину заготовленных им дров работавший мог получить для себя»[790]790
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 127–128.


[Закрыть].

«Ленинградская правда» уточнила: «Два кубометра он получит для себя лично и два кубометра поступят в распоряжение того или иного предприятия или учреждения, в котором он работает»[791]791
  На заготовку дров! [передовая статья] // Ленинградская правда. 1942. 26 авг.


[Закрыть].

Когда «для себя» доходило до реализации, получалось следующее:

«Могу прямо сказать, что как правило, те 2 кб. м. дров, которые человек должен получить, не завезены, и он не знает, как их завезти. У другой части молодежи дрова перевезены, но перепилить их не с кем»[792]792
  ЦГАИПД СПб. Ф. 417. Оп. 3. Д. 167. Л. 21.


[Закрыть].

Месячник растянулся на три месяца. В Ленинском районе из лиц, «подлежащих к привлечению к сломке домов», ежедневно выходило процентов десять-пятнадцать[793]793
  ЦГА СПб. Ф. 2076. Оп. 2. Д. 444. Л. 9 об.


[Закрыть].

В Кировском районе планировалось разобрать на дрова 514 домов (из которых 153 передали Ленинскому району) и переселить 7876 человек. На 9 декабря 1942 г. разобрали только 299 домов. В сентябре наряды на слом домов райисполком выписал 108 организациям. Среди «отстающих» по выполнению плана разборки домов исполком выделил законсервированную фабрику «Равенство»[794]794
  Там же. Л. 2, 6 об., 28.


[Закрыть].

В Ленинском районе слому подлежало 170 домов и переселению 1355 человек. На 25 сентября 1942 г. из 93 домов разобрали 32[795]795
  Там же. Л. 1, 6.


[Закрыть]. Сводки по количеству разобранных домов в райисполкоме (и в других – тоже) составлялись еженедельно (или по декадам) и направлялись в городской исполком. И над теми, кто был назначен организовывать разборку и отчитываться по ней, нависало все то же, неизбывнознакомое, не подлежащее (теоретически) невыполнению – «ПЛАН».

А ради выполнения плана (и отметки о его выполнении) – на какие ж жертвы не пойдешь?..

7 октября 1942 г. пятнадцать жильцов дома № 2 по Березовому острову и глава домохозяйства № 132 Ленинского района подписали и, поставив круглую печать домохозяйства, отправили два одинаковых по содержанию письма. Одно – на имя секретаря ЦК ВКП(б), второе – в Ленгорсовет «лично т. Мотылеву»[796]796
  Там же. Ф. 4900, оп. 1. Д. 80. Л. 238–238 об.


[Закрыть].

Второй адресат – Борис Михайлович Мотылев, заместитель председателя Ленгорисполкома и одновременно, с апреля 1942 г., – начальник Ленинградского городского жилищного управления[797]797
  В 1937–1939 гг. Б.М. Мотылев являлся председателем Кировского райсовета. Был депутатом Кировского районного и городского Советов. В 1943 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени. В январе 1948 г. бюро обкома и горкома ВКП(б) наложило на Б.М. Мотылева партвзыскание «за антигосударств. действия, использование служебного положения в личных целях при проведении закона о денежной реформе», и он был снят с работы (ЦГА-ИПД СПб. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 183342/4. Л. 2).


[Закрыть].

Параллельное обращение в городской исполком понятно. Списки на снос деревянных домов составлялись в районах, а утверждались в горисполкоме. И районный исполком, даже при желании, уже не мог самостоятельно «отыграть» назад.

Привожу отрывок из первого письма.

«Обращаемся в тов. Жданову А.А., с просьбой о том, что Комиссия Райсовета наши дома по Березовому острову д. 2 назначила к сломке, дома полукаменные[798]798
  В 1891 г. французский гражданин А. Морис испрашивал у городской Управы разрешение открыть на острове в трехэтажном каменном доме № 13, принадлежавшем купцу М. Лысенкову, красильную фабрику. Судя по документу, здание внутри достроено еще не было. Его вплотную окружали двухэтажные деревянные дома (ЦГИА СПб. Ф. 256. Оп. 18. Д. 196. Л. 1, 4).


[Закрыть], а поэтому живем по вышеуказанному адресу несколько лет в данных домах, заселенных женами красноармейцев и рабочими просим Вашего распоряжения об оставлении наших домов хотя-бы на зиму 1942 г. К зимней подготовке мы вполне готовы, на что имеется приемный акт Комиссии Райсовета <…> Жить в данных домах является еще возможным и переселение в другие помещения не целесообразным, а поэтому убедительно просим тов. Жданова А.А. разрешить проживать в вышеуказанных домах, что послужит в оздоровительную пользу нас трудящихся г. Ленинграда».

Окончание последнего предложения понятно: если останемся в своих домах – сможем выжить.

В «Книге памяти» по домам Березового острова умершими в период с октября 1941 по июнь 1942 г. перечислены 54 человека. За период с августа 1942 по декабрь 1943 г. – только один человек.

Прошло с написания писем жильцами Березового острова чуть более месяца, и 11 ноября датировано письмо заместителя председателя райисполкома управляющему домохозяйством № 132 Романенковой: «Удовлетворить заявление жильцов об оставлении дома и не включать его в список домов на сломку»[799]799
  ЦГА СПб. Ф. 4900, оп. 1. Д. 80. Л. 241.


[Закрыть].

Продолжим чтение книги Н.А. Манакова. Курсив мой.

«С грустью жители окраин покидали свои дома. В короткий срок 86 489 человек переехали из деревянных домов в пустующие квартиры центральных районов.

После рабочего дня на предприятиях и в учреждениях, вооружившись пилами, ломами, топорами, жители города отправлялись разбирать деревянные сооружения под руководством опытных бригадиров. Они снимали крыши домов, сдавали по документам в исполкомы районных Советов имущество эвакуированных, вынимали стекла из рам, демонтировали оборудование домов и разбирали стены. Тут же на месте бревна и доски пилили на дрова. Перевозка их производилась на автомашинах, грузовых трамваях, а во многих случаях и на ручных тележках.

Проведение этой организационно сложной работы потребовало больше времени, чем предполагалось раньше. В некоторых районах с опозданием вручались ордера на переселение и наряды на разборку строений. Поэтому срок окончания массовой разборки деревянных домов был перенесен на 20 октября. Но в небольших размерах эта работа продолжалась и после октября.

Массовое участие населения, коллективов промышленных предприятий и учреждений позволило обеспечить топливом Ленинград на зиму 1942/43 г. и отложить дрова в резерв. Всего было получено от сноса деревянных строений с 1 сентября по 25 декабря 1942 г. 1 миллион 15 тысяч кубометров дров. Из этого количества участники месячника получили 425 тысяч кубометров.

Всего с начала войны до 1 января 1943 года в Ленинграде было снесено 8162 деревянных здания с жилой площадью 1 миллион 235 тысяч квадратных метров. <…>

На всех этапах блокады борьба за бережливость и экономию была первым и непременным, а во многих случаях решающим условием победы над топливным голодом»[800]800
  Манаков Н.А. Указ. соч. С. 128–129.


[Закрыть]. Конец цитаты.