Текст книги "К лучшей жизни (сборник)"

Анастасия задумалась, она стояла у печи и жарила картошку на большой чугунной сковородке.

– Тоска, говоришь, напала?

– Да не то что тоска, по родине скучаю. Как там отец, братья, сестры?

Глаза жены с упреком посмотрели на него:

– У меня там тоже мама осталась.

– Ну, вот видишь. Приедем, вместе жить будем.

– Что толку метаться туда сюда? Везде хорошо, где нас нет, а как только мы приезжаем, так все сразу плохо становится. Тебе не нравится кладовщиком работать?

– Нравится.

– И мне секретарем нравится, что еще тебе надо? И колхозники нас уважают.

– Зимы больно суровые здесь, и снегу наметает под два метра.

Анастасия шумно вздохнула:

– Ну, смотри сам, ты хозяин, тебе и решать.

Сомнения уходили, и Василий в конце концов соглашался с доводами жены. Ужинал, читал газеты, уходил во двор, в огород или просто сидел на крыльце, любовался закатом, что он любил делать в минуты отдыха.

В 1938 г. колхоз дважды пополнялся рабочей силой. Это были переселенцы из Смоленской области, с Татарской республики, и все они не проживали одного года. Уезжали либо на родину, либо на производство в Иркутск или Красноярск.

В колхозе кладовщиком Василий проработал до начала 1936 года, а счетоводом работал молоденький мальчишка, не имея опыта счётной работы. Счётное дело в хозяйстве было запущено. Видя такое дело, бухгалтер МТС Петр Лисянский на общем колхозном собрании рекомендовал колхозникам поставить счетоводом Василия Замыслова.

Василий с интересом взялся за новую работу и счетоводство по простой системе усвоил хорошо. Годовой отчёт составил самостоятельно. Так счетоводом он проработал два года.

Летом Терентий прислал письмо сыну и пообещал приехать к ним в гости, посмотреть, как они там устроились в своей Сибири.

К приезду отца Василий попросил у Платонова лошадь и поехал в Залари встречать его. Семь километров от Заларей до Тунгуя прошли за разговорами.

– А что, реки хорошей у вас нема? – интересовался Терентий, оглядывая степные просторы.

– Не, такой реки, как Уста, здесь нет. Но далеко на севере, километров за сто, течет река Ангара. Огромной силы река, широкая, глубокая, как наша Волга, и рыбы в ней много водится. А у нас тут мелкие речушки бегут. Их перекрывают плотинами и получаются большие озера. Летом там люди купаются, отдыхают. Карасей рыбаки ловят.

Вскоре приехали в Тунгуй. Возле ворот стояла вся семья и ждала приезда деда. Раздались приветственные возгласы внуков. Он подал Анастасии большую плетеную корзину, Роберту передал мешок с вещами и, кряхтя, стал вылезать из телеги. Совсем белый и сгорбленный, в кожаной тужурке, снял шапку, перекрестился и лысой головой поклонился дому и домочадцам.

– Слава тебе, Господи, добрался до вашей окаянной Сибири.

Он обнял подошедшую Анастасию. Потом к нему поочередно подскакивали внуки и радостно обнимали деда.

Василий привязал лошадь и подошел к отцу.

– Богу-то молиться позабыли, нехристи?

– Мы атеисты, тятя, религия – это пережитки прошлого, в Бога не верим.

– Добре, сынок. Ну, тогда давай показывай свое хозяйство.

– Нет, тятя. Сначала надо отдохнуть с дороги, пообедать, а потом и делами заниматься.

Анастасия порезала на стол свежего хлеба, поставила банку молока, сковороду жареного мяса, отварной картошки.

– Царский обед! – удивился Терентий, – всегда так трапезничаете или меня ждали?

– Ждали! Ждали! – закричали Роберт с Галиной.

– Да не колготите вы, – осадил их Василий и пояснил отцу, что в еде недостатка нет. Растим картошку, овощи, хлеб в колхозном магазине берем. Мясо, правда, покупаем только по праздникам.

Осмотрев деревню, Терентий сделал вывод, что колхозники в Сибири живут лучше, чем в Поволжье.

По окончании уборочной страды, как правило, в колхозах проходили собрания. Партийное собрание в колхозе «Доброволец» проходило в конторе. Второй секретарь райкома Глеб Торопов начал свое выступление с критики руководства, он говорил громко и торопливо, часто сбиваясь и путая слова:

– Выполнение плана – это только одна сторона дела. Директор выполняет план потому, что это его святая обязанность. С него голову сорвут, если план провалит. Вы лучше посмотрите, как вы выполнили этот план. Зерно сорное сдали, абы на весах больше потянуло. Нам такое ложное ударничество не нужно.

С интересом слушая все, что рассказывал Торопов, Василий поглядывал на его тщедушную фигуру, запавшие щеки, серые глаза, глядевшие из-под отечных век, и все больше испытывал смешанное чувство жалости и презрения к этому человеку.

Торопов продолжал:

– Вот ваша партийная организация и должна воспитывать такого крестьянина, который честно будет работать, а не пыль в глаза народу бросать, как сегодня это делают троцкисты, и никто нас с этой дороги не собьет.

Потом слово взял председатель:

– Товарищи, вы все видели, какие тяжелые природные условия были этой осенью. Как тяжело нам далась уборка. Мы построили новое овощехранилище и надеемся, что весь наш урожай сохранится до весны.

Василий слушал все, что говорил председатель и чувствовал, что на душе у него становится легче. Он смотрел на стоявшего перед ним Платонова, вслушивался в его глуховатый голос и думал о том, как много знает этот спокойный и рассудительный человек, и как нужны такие люди нашему хозяйству.

Через два дня Алексея Алексеевича сняли с должности и арестовали. С райкома прислали нового директора Сергея Лазарева. Три года назад он окончил сельскохозяйственный институт, но по специальности не пошел работать, пригласили в райком на должность инструктора, затем направили в колхоз. Дела в колхозе при новом директоре пошли еще хуже.

В 1937 году в декабре состоялись первые выборы в Верховный Совет СССР. По подготовке к выборам Василий целый месяц проработал на избирательном участке в Сенной Пади в качестве секретаря участковой избирательной комиссии. После выборов и сдачи годового отчёта в колхозе райком партии отозвал его из колхоза и направил на работу в аппарат райкома на должность управделами.

Семья переехала в Залари и поселилась на квартире.

Проработав три месяца, он был переведён на работу заведующим партучётом, но поскольку Василий был кандидатом в члены партии, то работать заведующим партучётом не мог. Встал вопрос о вступлении в члены партии. Устав партии того времени предъявлял большие требования для вступления в партию. Кандидат должен был представить три рекомендации от членов партии, имеющих от 3-х до 10 лет партстажа, знающих вступающего не менее трех лет. Эти требования были предусмотрены уставом. Найти такие рекомендации было не так просто, тем более, что он приезжий человек, хотя по работе в колхозе его знали некоторые коммунисты, но стажа партийного не имели.

Первый и второй секретари райкома и бывший заведующий учётом с нарушениями устава дали рекомендации, и в спешном порядке в июле 1938 г. Василий был принят в члены партии.

Проработал он в райкоме до августа 1938. Потом его рекомендовали на должность заместителя редактора районной газеты. Там он проработал до декабря этого же года. Райком выносит новое решение – назначить директором Ханжиновской МТС. От этой должности он отказался, тогда его утвердили заместителем директора по политчасти Заларинской МТС.

Работа в МТС была для него хорошей политической школой. В трехмесячный период пришлось воспитывать политические кадры механизаторов, одновременно учиться самому у них технике. Политическая работа Василия была бы односторонней и неэффективной, если бы он не имел представления о технике.

Замполит МТС одновременно являлся и руководителем партийной организации. Опыта партийной работы он не имел. В парторганизацию входили коммунисты МТМ (машинотракторная мастерская) и школы механизации.

«В зимний период вся партийно-политическая работа была направлена на выполнение квартальных планов ремонта комбайнов, тракторов и прицепного инвентаря, моторов и подготовку кадров. Директор МТС Ветров Сергей Николаевич был хороший руководитель, знал хорошо технику, но был малограмотный и мало разбирался в политике. Политическую работу он недооценивал. Партийные собрания, вызовы в райком он иногда игнорировал. Он знал одно – выполнение плана ремонта техники. Социалистическое соревнование, наглядная агитация, читки газет, беседы в мастерских, стенная газета – этого он не признавал. А я считал, что это должно использоваться как система воспитания кадров. Организовывались ночные смены в мастерских, передовиков ежеквартально премировали. Всё это способствовало выполнению квартальных планов ремонта. Политическая работа среди механизаторов в зимних условиях была сосредоточена в одном месте, в мастерских. Другое дело – в полевых условиях. Механизаторы работали на полях 22 колхозов в радиусе 40 км. День и ночь я находился в тракторных бригадах, иногда, приезжая в МТС, перепрягал коня и ехал опять в колхозы.

Для оказания технической помощи трактористам в каждом кусте был закреплён механик с лошадью. На всю МТС имелась одна ремонтная мастерская. Трактора часто простаивали, особенно ночью. То из-за отсутствия горючего или масла (вышел лимит), то лопнули ремни вентиляторов, то лампочек нет, то фар нет, то магнето не работает. Магнето – такая часть механизма, которую трактористу не разрешалось самому разбирать. Мог только бригадир или механик. Трактористы были большинство малограмотные, а также на тракторах работало много девушек.

В МТС работала даже женская тракторная бригада, которой руководила депутат Верховного Совета СССР Ольга Мутина. Она славилась своей выработкой на тракторе мягкой пахоты на всю область. Для этой бригады не устанавливалось никакого лимита в горючих и смазочных материалах и в запасных частях. Если требовалось заменить коленвал или поршень, то снимали с трактора целиком мотор и заменяли другим.

В 1940 году бригадир Мутина была участницей ВДНХ в Москве. Все, кто туда поехал, получили награды. Трактористка из женской бригады Анна Стрельцова была знатным комбайнёром, за что была награждена орденом Ленина. Любовь Антонова за самоотверженный труд в колхозе на животноводстве награждена также орденом Ленина».

В тот день, когда Замыслов возвращался с поездки по району, ему встретился подъехавший на лошади бригадир Федоров, он передал просьбу директора Ветрова зайти к нему в кабинет. Василий поторопился в МТС.

– Познакомься, это уполномоченный министерства заготовок Георгий Семенович Скребнев, приехал к нам из Иркутска, – увидев на пороге Замыслова, сразу же заговорил Ветров. – Покажи ему наши мастерские, графики выполнения капитального ремонта, как организовано социалистическое соревнование, наглядная агитация, все то, чем мы можем похвастаться. Сегодня время такое, что надо нам всем помогать друг другу, обмениваться опытом, брать друг от друга все лучшее, что позволит на должном уровне организовать работу в колхозах и получать хорошие урожаи.

Замыслов и Скребнев кивнули Ветрову, вышли на улицу. Прошли по территории МТС. В ремонтном цеху ремонтировались трактора, комбайны, работали мотористы, сварщики, слесари. Они присели на лавочку в тени развесистой березы. Георгию Семеновичу было лет тридцать пять, высокий, худощавый, одет в кожаную куртку. Повели разговор. Василий рассказал ему о своей жизни, как работал в Поволжье, как потом переселился в Сибирь, и том, что сильно скучает по родине.

Карие глаза Георгия внимательно смотрели на собеседника. Когда Василий закончил, он снял фуражку, положил ее рядом на лавку и рассказал ему свою историю:

– Я после окончания педагогического техникума был направлен в Подмосковье, в Одинцовский район, где работал директором школы. Вскоре вступил в партию, занимался руководящей партийной работой. По партийной путевке в августе 1937 года меня вместе с семьей направили в Сибирь, в Черемхово. В августе 1940 перевели в Иркутск, а затем направили сюда, в Залари, уполномоченным министерства заготовок.

– Выходит, что судьбы наши похожи, – рассудил Василий.

Они тогда при первой встрече еще не знали, как крепко свяжет их судьба, хоть и ненадолго.

На всю жизнь в памяти Василия остался день 9 апреля 1939 г. Перед посевной кампанией обычно дирекция МТС заключала договора с колхозами на полевые работы. На его долю выпали дальние колхозы Ново-Черемховского куста: «Имени Куйбышева» и «Спутник».

Как обычно, ранним утром он проснулся с хорошим настроением и стал собираться в путь.

Кожанку не надевал бы, – сказала жена, – холодно еще с утра, шубу возьми да валенки.

– Не учи политрука! – весело сказал Василий. – Эту тужурку мне отец подарил на нашу женитьбу.

За окном светало. Василий легко кинул зашелестевшую кожанку на плечи, одернул жесткие, но уже поморщенные кое-где борта, выпятил грудь. Движения его были размашисты и упруги, и в нарочитом, веселом окрике – не учи политрука! – ничего обидного не было, но жена как-то грустно и настороженно смотрела на него. Не хотелось входить в тонкости женских ощущений, да и времени не было. Василий захлестнул на крепкой шее шарф. Анастасия тихо, неслышно сняла у него пушинку с ворота.

– К вечеру приедешь?

– А черт его знает? – небрежно сказал Василий.

Оборачиваясь к двери, увидел ее жалкие, как бы даже обиженные глаза. Обтянутой черным хромом спиной услышал привычный бабий вздох, осточертевший за долгие годы счастливого супружества. Ему даже показалось, что Анастасия перекрестила его спину.

Дорога была трактовая, снегу уже не было. Встретились с председателем колхоза и членами правления в конторе, обсуждали план полевых работ.

– Как думаете, к началу пахоты управитесь с ремонтом? – полюбопытствовал председатель.

– Кто его знает? В три смены работаем. Не шутка, два десятка колхозов обслуживаем.

– Каждый год одно и то же, – хмыкнул председатель.

– Вообще с ремонтом запарка, – как-то стушевался Василий.

– У нас с этим делом всегда запарка, – проговорил один из членов правления.

– Как бы мы ни работали, а договор с вами мы выполняем по количеству мягкой пахоты. Мы на вас работаем, а с вас за работу не получаем. Долгов на вас, как шелков.

– Да это верно. Должны МТС много, а когда расплачиваться будем – неизвестно, – расстроился председатель.

– Долг не веревка, не сгниет. Когда-нибудь рассчитаемся, а, может быть, государство спишет долги, – сказал другой член правления.

– На это вы пока не рассчитывайте, помаленьку платите МТС, а то она работать у вас не будет, – лаконично закончил Василий.

Время было уже позднее, пришлось заночевать.

Утром он поехал домой. Попутно заехал в Тунгуй. Зашел к бывшему соседу Антипанову, там оказался его сын Роберт, которому в то время было одиннадцать лет. В село он пришёл отпраздновать с друзьями Пасху.

– Папа, – говорит он, – я поеду с тобой домой.

– Ну, если не хочешь здесь гулять, поедем.

«В село Бажир приехали в самый разгар гулянья. Народ собрался на базар. Был воскресный день, и притом Пасха, народу на берегу было много. Все любовались быстрым течением воды, которая с каждой минутой прибывала. С верховья Заларинки пошёл большой вал и вот-вот грозил преградить путь на деревню Бажир. Работникам милиции пришлось разогнать базар, и те, кто находился с другой стороны Бажира, должны немедленно покинуть базар и уезжать, иначе вода затопит тракт.

Мост через реку был только что отстроен, а насыпь с горы по уровню моста ещё была не сделана. От Бажира до усадьбы МТС всего два километра, и мне хотелось быстрее попасть домой. Я посмотрел, как люди переходят по мосту, проехали и на коне. А что, я хуже других, не могу проехать? Меня стали отговаривать ехать, но я всё же поехал. Самое быстрое течение проехал без труда, но, доехав до моста, ходок попал в промоину, и конь на мост не смог заехать. Сынишку своего перенёс на мост. Тот перепугался и заплакал. Нужно было коня распрячь и вывести на мост. Но с берега кричали:

– Повёртывай коня обратно.

Я растерялся, не знал, что делать, но всё же послушался. Взял обратно сына, посадил на ходок. Вода неумолимо прибывала и уже стала заливать его. Я повернул коня в обратную сторону, но в это время ходок перевернулся. Я стоял по пояс в воде и держал одной рукой под мышкой сына, второй держась за оглоблю. Вода с большой силой напирала на опрокинутый ходок, и я не успел опомниться, как меня унесло в русло реки.

Конь, пока были силы, плыл по течению. Я держался за запряжку, поддерживаясь на воде, не давая уйти под воду сынишке. Лошадь начала уставать и стала погружаться в воду, тогда я оттолкнулся от неё и стал одной рукой подгребать к берегу. Но если бы я был один, то легко мог доплыть до берега, но сын меня стал тянуть на дно. У него вышли силы, и он больше не мог держаться, трижды погружался в воду с головой и снова всплывал на поверхность. Когда снова погрузился и больше не показывался, я оттолкнул его от себя, взял за полу пальтишко и поплыл к берегу.

В голове тревожно и неотступно сверлила мысль: «Хоть мёртвого вытащить на берег, чтобы потом тело сына не искать».

Я почувствовал, как холодна вода. Одежда промокла насквозь, ноги стали неметь, холод подступил к груди, заледенел затылок.

Народу на берегу было много, но никто не пытался оказать помощь. Конечно, можно было не допустить, чтобы снесло в русло. Можно было прийти с верёвкой и ходок привязать к столбику, которые были на плотине, но в то время до этого никто не додумался. И только тогда, когда увидели, что люди тонут, два парня побежали на конный двор, сели на коней и поскакали на помощь. Один бросился на коне в воду, конь развернулся обратно. Второй также сделал попытку доплыть до меня, но лошадь повернула обратно, а я успел схватить коня за хвост, и так мы дотянули до берега. Сына я не отпустил, а от коня отцепился только тогда, когда половина моего туловища была на берегу. Я только успел сказать, что Роба со мной, и потерял сознание».

Через некоторое время Василий очнулся в квартире председателя сельского совета Суворова, который ему рассказал, что сына вытащили на берег мёртвого, но к счастью на берегу была фельдшер, и она сделала искусственное дыхание, привела сына в сознание. Очнувшись, Роберт спросил:

– А где папа?

Василий в свою очередь тоже беспокоился, что стало с сыном?

Когда сообщили в МТС о случившемся, агроном МТС Пархоменко поставил в известность райком партии. Третий секретарь райкома Узляков вызвал врача, организовал лодку, и быстро поехали в Бажир.

Анастасия, сидя на крыльце дома, видела волновавшийся народ на берегу, видела, как подошла к берегу лодка, видела, как секретарь райкома с врачами подъехали на машине, но она ничего не знала. Никто о случившемся ей не сказал. Она спокойно смотрела на тот берег.

Их переодели в чистое бельё и тёплую одежду. Василий посмотрел на свою кожаную тужурку. Она лежала на полу, скомканная и промокшая. И тут он понял, что благодаря ей он смог остаться живым. Она плотно облепила его тело, сохранила тепло, не стесняла движение рук, отчего он свободно плыл по реке. Он подумал, что бы с ними было, если бы он был одет в драповое пальто или телогрейку.

На лодке их переправили на свой берег, а с берега на машине довезли до квартиры. Когда врач вышла первой из машины, тогда Анастасия поняла, что случилось несчастье. Роберта сразу отвезли в больницу, где он пролежал больше месяца с воспалением лёгких.

Василий чувствовал себя плохо, Анастасия поила его чаем с отварами трав, натирала медом, ставила горчичники. Тужурку она высушила, натерла конским жиром и повесила в шкаф.

– Вот видишь, – сказал Василий, – отцова кожанка, как оберег для меня.

– Я это уже поняла.

Вскоре здоровье его пошло на поправку, но что-то надломилось в душе у Василия, что-то оборвалось. Новой волной накатились воспоминания о родине, что осталась на берегах Усты. Захотелось вернуться ему туда, где он родился, где родились, жили и умерли его предки, там, где прошло его детство, где остались его друзья. Может, оттого и стремится его душа туда за все годы пребывания в Сибири. Да, должно, наверное, быть у каждого человека такое место на земле, куда бы он стремился всегда, даже тогда, когда ему хорошо.

Наряду с подготовкой кадров механизаторов основного обучения в школе механизаторов, МТС получила директиву областного сельхозуправления организовать при МТС краткосрочные курсы по подготовке трактористов, в основном из девушек, имеющих опыт работы прицепщиком. С марта такая группа уже была создана. Возглавлял её старший механик Мирсанов. Были привлечены и участковые механики, агроном. На теорию было отведено часов меньше, чем на практику. Практика в основном заключалась в мастерских во время ремонта тракторов, а последнее время перед посевной нажимали на практическую езду. Целыми днями гоняли трактор по площади.

Быстро прошли три месяца. Учебная программа была закончена. Настало время экзаменовать скоротечных трактористов. Комиссию возглавлять поручили Замыслову. Требования к курсантам предъявляли небольшие: знание основных узлов трактора, практическая езда. Тракторист должен уметь завести трактор, пустить в работу, знать скорости, их переключение, уметь правильно подъехать к прицепу. После таких знаний присваивалась квалификация тракториста, выдавалось удостоверение на право работать на тракторе.

Первоначально молодых трактористов ставили с более опытными, и притом в дневную смену. Летом 1939, 1940, 1941 гг. старых трактористов брали на прохождение военных сборов. На это время их с успехом заменяли трактористки, а при общей мобилизации в период Отечественной войны эти девушки – трактористки стали хозяевами полей.

В 1940 году Василия вызвали в райвоенкомат. Там потребовали воинский билет, а он и на учёт не вставал. Военком припугнул его немного:

– Придется тебе отвечать за это по закону.

– Что хотите, делайте, – ответил Василий.

– Ну ладно, так и быть, – в шутку сказал военком. – Мы тебя поставим на учёт и аттестуем на политрука, пошлём учиться в Иркутск, в школу Управления Политсостава запаса.

В марте 1940 г. он был направлен на трёхмесячные курсы политсостава запаса.

Вечером перед отъездом Василий подошел к жене, вкрадчиво и вдохновенно заговорил:

– Послушай, Анастасия, пока я буду на учебе, ты собери все наши вещи и приготовься к отъезду. Я вернусь с учебы, и мы поедем.

Жена, услышав свое полное имя и официальные нотки в словах мужа, насторожилась:

– Куда поедем?

– В Поволжье, домой.

– Что ты опять заегозил? Я думала, ты эту блажь давно из головы выбросил, а ты опять за старое. Тебе что, здесь плохо живется. Знаешь что, от добра добра не ищут, а ты собрался искать счастье где-то там, далеко на родине.

– Да, я хочу посмотреть, как встретят нас там, как живут люди? Увидеть отца, братьев.

– Ой, не знаю, смотри сам, не наломай только дров.

Кадровую службу в Армии Василию не довелось служить, но эти трёхмесячные курсы многое дали в армейской закалке. Военную науку пришлось осваивать от бойца до командира роты. Но, благодаря тому, что младший командный состав их роты, старшина, был из числа курсантов (как говорится «свои люди»), иногда делали некоторую скидку, но кадровые офицеры, начиная от командира взвода и кончая начальником курсов, требовали со всей серьёзностью выполнения воинских уставов военного времени. Большая и упорная работа проходила в отработке бойца в составе роты к первомайскому параду, в котором школе надлежало идти в первых рядах. Целые дни они проводили на занятиях по строевой подготовке на площади имени Кирова. Там давали итоговую оценку по строевым занятиям. Окончательную оценку должны были выставить после парада.

Изнурительный труд не пропал даром. На параде курсанты показали дисциплинированность, настоящую командирскую выправку и чёткий командирский шаг, за что от командования военным округом школа получила благодарность. По итоговым зачётам всего курса школа заняла первое место в боевой и политической подготовке.

Василий приехал домой в звании политрука. Посевная кампания была в самом разгаре, и он сразу включился в работу. Основным транспортом по-прежнему служил конь. День и ночь пропадал он на полях, в тракторных бригадах. Иногда приходилось ночевать в тракторных вагончиках, а то просто у костра. Часто приезжал в бригаду ночью, заставал трактористов спящими возле трактора. Спрашивал, почему стоят. Причин было много: либо темно, либо лампочки сгорели, либо свечи испортились, либо магнето не работает, либо ремень вентилятора лопнул и т. д. Все эти части директор, парторг и агроном на всякий случай возили с собой, тем самым выручали трактористов.

Весенне-полевые работы прошли в срок, но паровая кампания шла медленно, сказывалась нехватка тракторов.

Прошло лето, наступила осень, а вместе с ней началась уборочная кампания. Уборочной техники не хватало, мешали дожди. Серп и крюк были основным орудием колхозников. Автомашин было также мало. Заготовки возили на лошадях, мешкотары не хватало, – делали «бестарки». Лошади сутками не выпрягались. Народ, особенно молодёжь, от понедельника до субботы ночевала на станах.

«После окончания полевых работ вся техника стягивалась на усадьбу в МТС, в мастерские. Ремонтная кампания 1940–1941 годов проходила медленно, сказывалась нехватка запасных частей. Но директор МТС был разворотлив, всякими правдами и неправдами доставал «по блату» запасные части. Имел он большой блат и на иркутских заводах. С колхозов собирал хлеб, мясо, масло и увозил в город, оттуда привозил запасные части. Этим самым выходили из положения с ремонтом».

Трактора и другую технику в отдалённые колхозы отправили ещё по снегу. Бригады комплектовали с учётом двухсменной работы. Посевная кампания ещё не закончилась, а механизаторов призвали на территориальный сбор, а в начале июня начался массовый набор в территориальные части.

Второго июня 1941 года в кабинете Замыслова зазвонил телефон. Он взял трубку:

– Замполит слушает.

– Говорит военком Калмыков. Зайди сейчас же ко мне.

Через 10 минут Василий был в кабинете военкома.

– Вот что, политрук, – сказал военком, – иди обратно, сдавай дела, и ровно через час должен явиться ко мне. Понял?

– Так точно.

– Видал, сколько народу возле военкомата. Возьмешь людей, поедешь с ними на станцию, соединитесь с командой из Тулуна и все вместе поедете в Иркутск. Сдадите всю команду в областной военкомат, а потом куда вас направят, я не знаю.

Приказ есть приказ. Василий быстро побежал в МТС, позвонил в райком, спросил, кому сдать дела? Внятного ответа не получил. Отдал ключи от сейфа инженеру и пошёл на квартиру предупредить жену, чтобы принесла на вокзал необходимые вещи и кожанку. Потом побежал обратно в военкомат.

В военкомате уже все документы были оформлены, оставалось их получить и дать команду строиться. Когда команда была построена, он по форме доложил военкому.

Тот произнёс небольшую речь, что «вас мы отправляем на территориальные сборы на три месяца с таким расчётом, чтобы вы могли вернуться к уборке урожая». Пожелал им счастливого пути и отличного проведения военной и политической подготовки. После этого Василий дал команду: «Смирно! По направлению к вокзалу шагом марш!» Участники сборов, не знающие строевой подготовки, не служившие ранее в армии, всю дорогу нарушали ритм строевого шага. У некоторых в руках были узлы, у других висели заплечные мешки, и это мешало держать строевой шаг. Конечно, «гражданка» есть «гражданка». Многого от них и не требовалось.

«Через некоторое время мы были у железнодорожной линии, через которую перешли военным движением. На перроне было много провожающей публики. Среди них была и моя семья. Эшелон с запада долго ждать не пришлось. Для нашей команды заранее были сформированы свободные вагоны. Народ не торопился в вагоны, все старались подольше побыть со своими жёнами, родными и друзьями. Дежурный по станции дал звонок к отправлению, машинист дал гудок. Я дал команду: «По вагонам!»

Как только последний солдат залез в вагон, я подошёл к семье, попрощался с женой, Робертом, Галиной и Альбиной, взял чемодан, кожаную тужурку и последним зашел в вагон. Эшелон тронулся на восток».

На станцию «Иннокентьевская» («Второй Иркутск») состав прибыл на рассвете. С высадкой не торопились, т. к. на сборном пункте и без них было полно народу в ожидании назначения и дальнейшего следования. Начальства, кроме дежурных, никого не было. Часов в семь утра они вышли из вагонов. Замыслов построил свою команду, сделал перекличку, и пошли строем к штабу распределительного пункта. Остановил строй, дал команду «Вольно!», а сам пошёл в штаб. Там одному из военных офицеров он доложил о прибытии: «Команда в полном составе, в таком-то количестве…»

На этом, он думал, заканчивается его служба, передаст пакеты военкому и – домой, но ему сказали, что пакеты и своих людей передадите на новой станции места назначения. Предупредили, чтобы людей никуда не распускали и ждали команды на посадку в вагоны для дальнейшего следования.

На станцию «Хота Булак» они прибыли на рассвете. Дали команду на высадку. Появилось начальство. Василий построил своих людей и доложил одному из офицеров о прибытии такой-то команды, одновременно передал пакет. С этого времени он уже перестал быть начальником своих людей. Их погрузили на машины, и они поехали дальше.

Дорога была в рытвинах, ухабах, и часто приходилось останавливаться. Через три часа были на месте назначения. Местность называлась Падь Антия, через которую проходила небольшая речушка Антия, по берегу которой повыше расположены воинские казармы.

Их определили в автобатальон, выдали обмундирование, ботинки с сажеными обмотками и направили в баню. Баня была за километр или больше от расположения. Ночью прошёл большой дождь, речка из берегов вышла и затопила обширную площадь, и до бани добирались, где по мосткам, где бродом. Кое-кто намочился по пояс, раз идём в баню, а пришли – горячей воды не оказалось. Кто раздевался, зайдя в баню, а кто раздевался тут же, возле бани, и надевал военное обмундирование.

Среди солдат было много таких, кто с обмотками дело не имел, и они, как следует, обмотки намотать не могли. Василий в ботинки обуваться не стал, поскольку на нем были хорошие выходные сапоги. Когда он привёл себя в порядок, к петлицам приколол знаки отличия (три кубика) и пошёл в штаб.

Возле штаба было несколько командиров строевых и политсостава. Он обратился к одному из сидящих на скамейке повыше в звании и доложил о своём прибытии. Его тут же направили в канцелярию штаба. Там дали назначение в одну из рот автобатальона – политруком роты. Получил на руки приказ и пошёл искать свою роту. Нашёл роту, передал приказ командиру. Старший лейтенант прочитал приказ и сказал:

– Хорошо. Располагайтесь. Будете у нас политруком роты.