Текст книги "Ленин В. И. Избранное"

Многие «марксисты» взяли из высказывания Энгельса только то, что «государство отмирает».

«Отмирание» государства в ходячем, общераспространенном, массовом, если можно так выразиться, понимании означает, несомненно, затушевывание, если не отрицание, революции.

А между тем подобное «толкование» есть самое грубое, выгодное лишь для буржуазии, искажение марксизма…

Ленин говорил: наступит время, когда будет создана всемирная республика Советов, управляемая пролетариатом всех стран, – а не пролетариат, управляемый чиновниками всех стран.

Далее Ленин подробно растолковывает, что

…Энгельс говорит об «уничтожении» пролетарской революцией государства буржуазии, тогда как слова об отмирании относятся к остаткам пролетарской государственности после социалистической революции.

У людей все это часто перепутано в сознании. Они ждут, что и буржуазное государство отомрет само собой.

Выставив свое знаменитое положение: «государство отмирает», Энгельс сейчас же поясняет конкретно, что направляется это положение и против оппортунистов и против анархистов. При этом на первое место поставлен у Энгельса тот вывод из положения об «отмирании государства», который направлен против оппортунистов.

Как будто Энгельс знал, с чем будет выступать Н.С. Хрущев на XXII Съезде КПСС! С этим «народным государством» он и выступал, что противоположно учению и Маркса, и Ленина, и Энгельса. А ведь брошюра «Государство и революция» продавалась во всех магазинах, ничего не стоило ее прочитать. Но, к сожалению, рабочий класс передоверил чиновникам от пропаганды право «первородства».

Всякое государство есть «особая сила для подавления» угнетенного класса. Поэтому всякое государство несвободно и ненародно.

Сейчас говорят: мы требуем другого начальника, другое государство… И что? Ну, будут другие люди вас подавлять точно так же!

«…Что насилие играет также в истории другую роль» (кроме свершителя зла), «именно революционную роль, что оно, по словам Маркса, является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым, что насилие является тем орудием, посредством которого общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы, – обо всем этом ни слова у г-на Дюринга.

Старое общество должно породить коммунизм с помощью насилия. Без революции из капитализма коммунизм никак не получится. История на капитализме не останавливается, несмотря на различные теории о конце света.

Как можно соединить в одном учении этот панегирик насильственной революции, настойчиво преподносимый Энгельсом немецким социал-демократам с 1878 по 1894 год… с теорией «отмирания» государства?

Обычно соединяют то и другое при помощи эклектицизма… ‹…› Диалектика заменяется эклектицизмом: это самое обычное, самое распространенное явление в официальной социал-демократической литературе наших дней по отношению к марксизму. Такая замена, конечно, не новость, она наблюдалась даже в истории классической греческой философии. При подделке марксизма под оппортунизм подделка эклектицизма под диалектику легче всего обманывает массы, дает кажущееся удовлетворение, якобы учитывает все стороны процесса, все тенденции развития, все противоречивые влияния и прочее, а на деле не дает никакого цельного и революционного понимания процесса общественного развития. ‹…›

…учение Маркса и Энгельса о неизбежности насильственной революции относится к буржуазному государству. Оно смениться государством пролетарским (диктатурой пролетариата) не может путем «отмирания», а может, по общему правилу, лишь насильственной революцией. ‹…› Необходимость систематически воспитывать массы в таком и именно таком взгляде на насильственную революцию лежит в основе всего учения Маркса и Энгельса. ‹…›

Смена буржуазного государства пролетарским невозможна без насильственной революции. Уничтожение пролетарского государства, т. е. уничтожение всякого государства, невозможно иначе, как путем «отмирания».

Обратите внимание, здесь еще раз подчеркнуто, перед чем стоит партия большевиков и передовой отряд рабочего класса: перед социалистической революцией.

Вторая глава – «Государство и революция. Опыт 1848–1851 годов».

Первые произведения зрелого марксизма, «Нищета философии» и «Коммунистический Манифест», относятся как раз к кануну революции 1848 года.

…политическая власть есть официальное выражение противоположности классов внутри буржуазного общества…

…первым шагом в рабочей революции является превращение (буквально: повышение) «пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии.

Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы постепенно вырвать у буржуазии весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства…»

Люди часто неправильно понимают формулировку «завоевание демократии». Демократий бывает две: либо буржуазная, когда от имени общества выступает меньшинство, либо пролетарская, когда от имени общества выступает большинство. Ленин говорил, что пролетарская демократия в миллион раз демократичнее буржуазной. Власть меньшинства не вяжется даже с самим понятием «демос» – власть народа. Народ – это рабочие и крестьяне, а капиталисты к народу вообще никакого отношения не имеют!

Постепенно демократия отомрет, потому что это форма государства. А государство отомрет тогда, когда не будет надобности в возвышении над обществом особых людей, принуждающих общество к чему-то.

Государство, то есть организованный в господствующий класс пролетариат.

А может ли пролетариат организоваться в господствующий класс без партии? Не может! Если Советы не имеют «головы» в виде партии рабочего класса, то руководить будет буржуазия. Советская власть появилась тогда, когда произошла революция и насильственно была подавлена диктатура буржуазии.

Неслучайно при Ельцине призывали к Советам без коммунистов. Это обратная дорога: прогоним коммунистов – и установится диктатура буржуазии.

Пролетариату нужно государство – это повторяют все оппортунисты, социал-шовинисты и каутскианцы, уверяя, что таково учение Маркса, и «забывая» добавить, что, во-первых, по Марксу, пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т. е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать. А, во-вторых, трудящимся нужно «государство», «то есть организованный в господствующий класс пролетариат». ‹…›

Какой же класс надо подавлять пролетариату? Конечно, только эксплуататорский класс, т. е. буржуазию. Трудящимся нужно государство лишь для подавления сопротивления эксплуататоров, а руководить этим подавлением, провести его в жизнь в состоянии только пролетариат, как единственный до конца революционный класс, единственный класс, способный объединить всех трудящихся и эксплуатируемых в борьбе против буржуазии, в полном смещении ее.

Надо признать, что на съездах КПСС начиная с 1960-х годов много выступали различные государственные служащие – а вот на роль рабочих и их представительство в партии внимания обращалось недостаточно. Думается, в этом виновата сама КПСС, задававшая тон в мировом коммунистическом движении: она вытравила из сознания общества понимание, что государство – это организованный в господствующий класс, пролетариат.

Мелкобуржуазные демократы, эти якобы социалисты, заменявшие классовую борьбу мечтаниями о соглашении классов, представляли себе и социалистическое преобразование мечтательным образом, не в виде свержения господства эксплуататорского класса, а в виде мирного подчинения меньшинства понявшему свои задачи большинству. Эта мелкобуржуазная утопия, неразрывно связанная с признанием надклассового государства, приводила на практике к предательству интересов трудящихся классов, как это и показала, например, история французских революций 1848 и 1871 годов… ‹…›

Только пролетариат, – в силу экономической роли его в крупном производстве, – способен быть вождем всех трудящихся и эксплуатируемых масс, которые буржуазия эксплуатирует, гнетет, давит часто не меньше, а сильнее, чем пролетариев, но которые не способны к самостоятельной борьбе за свое освобождение.

Для того чтобы быть вождем, необходимо не только идти в авангарде, но и применять принуждение к тем, кто хочет улизнуть от строительства социалистического общества, что-то утащить с общего поля. И это применение насилия остается долгое время необходимым, пока полностью не уничтожено деление общества на классы.

Учение о классовой борьбе, примененное Марксом к вопросу о государстве и о социалистической революции, ведет необходимо к признанию политического господства пролетариата, его диктатуры, т. е. власти, не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооруженную силу масс. ‹…›

Воспитывая рабочую партию, марксизм воспитывает авангард пролетариата, способный взять власть и вести весь народ к социализму, направлять и организовывать новый строй, быть учителем, руководителем, вождем всех трудящихся и эксплуатируемых в деле устройства своей общественной жизни без буржуазии и против буржуазии. Наоборот, господствующий ныне оппортунизм воспитывает из рабочей партии отрывающихся от массы представителей лучше оплачиваемых рабочих, «устраивающихся» сносно при капитализме, продающих за чечевичную похлебку свое право первородства, т. е. отказывающихся от роли революционных вождей народа против буржуазии.

Когда буржуазию свергли, она стала критиковать большевиков за то, что они установили диктатуру пролетариата. Но ведь это диктатура большинства народа. Демократия большинства – это как раз диктатура рабочего класса, а демократия буржуазная – диктатура меньшинства.

Следующий этап: отомрет государство – и не будет никакой демократии. Когда государство станет народным, оно уже не будет государством. Энгельс говорил, что соединение слов «народ» и «государство» равносильно понятию «жареный лед».

Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее.

Кстати, это неплохой способ отличить переворот от революции. Никакой переворот сломать эту «машину» в принципе не может. Если в государстве случается переворот, то он всегда будет буржуазный: просто одна группа буржуазии отнимет власть у другой.

Централизованная государственная власть, свойственная буржуазному обществу, возникла в эпоху падения абсолютизма. Два учреждения наиболее характерны для этой государственной машины: чиновничество и постоянная армия. ‹…›

Чиновничество и постоянная армия, это – «паразит» на теле буржуазного общества, паразит, порожденный внутренними противоречиями, которые это общество раздирают, но именно паразит, «затыкающий» жизненные поры. Господствующий ныне в официальной социал-демократии каутскианский оппортунизм считает взгляд на государство, как на паразитический организм, специальной и исключительной принадлежностью анархизма.

Сейчас интересно наблюдать за протестными действиями: никто же не протестует против государственных чиновников! Не протестует против осуществления власти буржуазией – просто хотят одних чиновников сместить, а других поставить.

А рабочий класс должен думать о том, как обеспечить свою власть и начать процесс отмирания государства. Но чтобы этот процесс начался, у власти должно стоять большинство.

…именно мелкая буржуазия привлекается на сторону крупной и подчиняется ей в значительной степени посредством этого аппарата, дающего верхним слоям крестьянства, мелких ремесленников, торговцев и проч. сравнительно удобные, спокойные и почетные местечки, ставящие обладателей их над народом. ‹…›

Но чем больше происходит «переделов» чиновничьего аппарата между различными буржуазными и мелкобуржуазными партиями (между кадетами, эсерами и меньшевиками, если взять русский пример), тем яснее становится угнетенным классам, и пролетариату во главе их, их непримиримая враждебность ко всему буржуазному обществу. Отсюда необходимость для всех буржуазных партий, даже для самых демократических и «революционно-демократических» в том числе, усиливать репрессии против революционного пролетариата, укреплять аппарат репрессий, т. е. ту же государственную машину. Такой ход событий вынуждает революцию «концентрировать все силы разрушения» против государственной власти, вынуждает поставить задачей не улучшение государственной машины, a разрушение, уничтожение ее.

Мелкие хозяйчики, работающие на рынок, – это мелкая буржуазия. Если рабочий класс хочет победить, он должен постараться привлечь на свою сторону мелкую буржуазию. И начинается борьба между рабочим классом и буржуазией. Буржуазия могла бы добиться успеха, если бы провела земельную реформу. Но землю крестьянам передали большевики.

Всемирная история подводит теперь, несомненно, в несравненно более широком масштабе, чем в 1852 году, к «концентрации всех сил» пролетарской революции на «разрушении» государственной машины.

Чем заменит ее пролетариат, об этом поучительнейший материал дала Парижская Коммуна.

В 1907 году Меринг опубликовал в журнале «Neue Zeit» выдержки из письма Маркса к Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. В этом письме содержится, между прочим, следующее замечательное рассуждение:

«Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, ‹…› 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов…»

Думается, если бы коммунисты Советского Союза усвоили это одно положение Маркса и твердо на нем стояли, никакой контрреволюции не произошло бы.

Ограничивать марксизм учением о борьбе классов – значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата.

И как у нас обстоит дело с этим? Берем самую коммунистическую по виду партию наших дней. В свое время был собран октябрьский пленум, на котором много рассуждалось о диктатуре пролетариата. В результате в документах КПРФ оказалось записано, что в переходный период к социализму существует диктатура пролетариата. Вроде бы шаг вперед, но шаг значительно меньший, чем был сделан даже Хрущевым. Хрущевцы упразднили понятие диктатуры пролетариата не после окончания переходного периода, а спустя 25 лет после него. А наша КПРФ считает, что диктатура пролетариата должна исчерпать себя уже в переходный период. Но ведь дальше будет контрреволюция, как мы уже знаем из истории. Вот беда!

Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата.

Когда люди говорят о государстве, они часто думают так: вот сидит диктатор, он диктует… А речь-то идет о сущности! Сущность – понятие отрицательное, она на поверхности непосредственно не видна. Она скрыта. После того как произошла большевизация Советов, стало возможным осуществлять диктатуру рабочего класса. Тогда произошла бескровная революция.

Глава III – Государство и революция. Опыт Парижской коммуны 1871 года. Анализ Маркса.

Известно, что за несколько месяцев до Коммуны, осенью 1870 года, Маркс предостерегал парижских рабочих, доказывая, что попытка свергнуть правительство была бы глупостью отчаяния. Но когда в марте 1871 года рабочим навязали решительный бой и они его приняли, когда восстание стало фактом, Маркс с величайшим восторгом приветствовал пролетарскую революцию, несмотря на плохие предзнаменования. Маркс не уперся на педантском осуждении «несвоевременного» движения, как печально-знаменитый русский ренегат марксизма Плеханов, в ноябре 1905 года писавший в духе поощрения борьбы рабочих и крестьян, а после декабря 1905 года по-либеральному кричавший: «не надо было браться за оружие».

Маркс, однако, не только восторгался героизмом «штурмовавших небо», по его выражению, коммунаров. В массовом революционном движении, хотя оно и не достигло цели, он видел громадной важности исторический опыт, известный шаг вперед всемирной пролетарской революции, практический шаг, более важный, чем сотни программ и рассуждений.

Маркс видел, что речь идет не о революции во Франции, а о том, что мировой рабочий класс готовится к революции. Все новое никогда не начинается с побед. Учатся на поражениях.

Анализировать этот опыт, извлечь из него уроки тактики, пересмотреть на основании его свою теорию – вот как поставил свою задачу Маркс. ‹…›

Итак, один основной и главный урок Парижской Коммуны Маркс и Энгельс считали имеющим такую гигантскую важность, что они внесли его, как существенную поправку к «Коммунистическому Манифесту». ‹…›

Мысль Маркса состоит в том, что рабочий класс должен разбить, сломать «готовую государственную машину», а не ограничиваться простым захватом ее.

Если вы «захватите власть», то будете той же самой буржуазией. Надо не захватить существующую власть, а построить другую. Прежнюю же – разбить.

В Европе 1871 года на континенте ни в одной стране пролетариат не составлял большинства народа. «Народная» революция, втягивающая в движение действительно большинство, могла быть таковою, лишь охватывая и пролетариат и крестьянство. Оба класса и составляли тогда «народ». Оба класса объединены тем, что «бюрократически-военная государственная машина» гнетет, давит, эксплуатирует их. Разбить эту машину, сломать ее – таков действительный интерес «народа», большинства его, рабочих и большинства крестьян, таково «предварительное условие» свободного союза беднейших крестьян с пролетариями, а без такого союза непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование.

Впервые демократия, которую осуществляли рабочие и крестьяне, подпадает под понятие «народ». Это далеко не все люди, входящие в общество. Народом считаются только рабочие и крестьяне, то есть рабочие и мелкие буржуа. Кулак уже не крестьянин в этом смысле и не мелкий буржуа – он буржуа. К диктатуре пролетариата применимо понятие «демократия». Но ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин никогда не называли ее «народным государством». Над этим насмехался еще Энгельс (мы помним: «жареный лед»). Нельзя соединять слова «народ» и «государство»!

Заменить «организацией пролетариата в господствующий класс», «завоеванием демократии» – таков был ответ «Коммунистического Манифеста». ‹…›

«…Первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооруженным народом…».

А вовсе не идеалистическое понимание – что вот, мол, мы уничтожим свое регулярное войско и станем сидеть и ждать, пока придут немецкие войска, разоружат нас и уничтожат.

«…Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы…»

Может возникнуть вопрос: если ввести принцип свободного времени в капиталистическую экономику, это облегчит переход? Ответ: конечно. Это будет движение в направлении к социализму. Развиваясь, капитализм приближается к социализму. Ленин говорил: единая капиталистическая монополия, но обращенная на пользу всего народа и потому переставшая быть капиталистической монополией, означала бы социализм.

Однако представить себе, что кто-то из капиталистов по отдельности будет брать в расчет принцип экономии времени – просто смешно. В то время как государственная монополия получит преимущество перед отдельными капиталистами и сможет ликвидировать мелкий бизнес, который намного хуже, чем крупный капитал.

«Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего… ‹…› Судейские чины потеряли свою кажущуюся независимость… они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми…»

Напомним: у нас был партмаксимум – 500 рублей. Все заработанное свыше этого порога необходимо было отдать в партийную кассу. Пока этот партмаксимум существовал, карьеризм сталкивался с препятствиями. И судьи (не знаем, помнят ли об этом читатели) были избираемые. Народные заседатели (временные судьи) менялись каждый год, их направляли производственные коллективы. Поэтому подкупить судей было невозможно.

Здесь наблюдается как раз один из случаев «превращения количества в качество»: демократия, проведенная с такой наибольшей полнотой и последовательностью, с какой это вообще мыслимо, превращается из буржуазной демократии в пролетарскую, из государства (= особая сила для подавления определенного класса) в нечто такое, что уже не есть собственно государство.

Для этого нужна мощная партия.

И именно на этом, особенно наглядном – по вопросу о государстве, пожалуй, наиболее важном пункте уроки Маркса наиболее забыты!

Они оказались забыты и в Советском Союзе.

Один из «основателей» новейшего оппортунизма, бывший социал-демократ Эд. Бернштейн не раз упражнялся в повторении пошлых буржуазных насмешечек над «примитивным» демократизмом. Как и все оппортунисты, как и теперешние каутскианцы, он совершенно не понял того, что, во-первых, переход от капитализма к социализму невозможен без известного «возврата» к «примитивному» демократизму (ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?), а во-вторых, что «примитивный демократизм» на базе капитализма и капиталистической культуры – не то, что примитивный демократизм в первобытные или в докапиталистические времена. Капиталистическая культура создала крупное производство, фабрики, железные дороги, почту, телефоны и прочее, а на этой базе громадное большинство функций старой «государственной власти» так упростилось и может быть сведено к таким простейшим операциям регистрации, записи, проверки, что эти функции станут вполне доступны всем грамотным людям…

Далее – об уничтожении парламентаризма.

«Коммуна, – писал Маркс, – должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы…» ‹…›

Эта замечательная критика парламентаризма, данная в 1871 году, тоже принадлежит теперь, благодаря господству социал-шовинизма и оппортунизма, к числу «забытых слов» марксизма.

После контрреволюции снова образовалось строгое разделение на тех, кто в парламенте, и тех, кто подготавливает законы. Одни не идут дальше разговоров, а другие играют главную и решающую роль.

Раз в несколько лет решать, какой член господствующего класса будет подавлять, раздавлять народ в парламенте, – вот в чем настоящая суть буржуазного парламентаризма, не только в парламентарно-конституционных монархиях, но и в самых демократических республиках. ‹…›

Выход из парламентаризма, конечно, не в уничтожении представительных учреждений и выборности, а в превращении представительных учреждений из говорилен в «работающие» учреждения. «Коммуна должна была быть не парламентским учреждением, а работающим, в одно и то же время законодательствующим и исполняющим законы». ‹…›

Продажный и прогнивший парламентаризм буржуазного общества Коммуна заменяет учреждениями, в коих свобода суждения и обсуждения не вырождается в обман, ибо парламентарии должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, что получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями. ‹…›

Мы не утописты. Мы не «мечтаем» о том, как бы сразу обойтись без всякого управления, без всякого подчинения; эти анархистские мечты, основанные на непонимании задач диктатуры пролетариата, в корне чужды марксизму и на деле служат лишь оттягиванию социалистической революции до тех пор, пока люди будут иными. Нет, мы хотим социалистической революции с такими людьми, как теперь, которые без подчинения, без контроля, без «надсмотрщиков и бухгалтеров» не обойдутся.

Но подчиняться надо вооруженному авангарду всех эксплуатируемых и трудящихся – пролетариату.

Как кухарке управлять государством? Очень просто: пусть депутат парламента пойдет и сделает сам себе яичницу. И нужно дать ему еще какие-нибудь функции из области производительного труда – тогда он будет лучше понимать интересы трудящихся.

Такое начало, на базе крупного производства, само собою ведет к постепенному «отмиранию» всякого чиновничества, к постепенному созданию такого порядка, – порядка без кавычек, порядка, не похожего на наемное рабство, – такого порядка, когда все более упрощающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой и, наконец, отпадут, как особые функции особого слоя людей.

Отсюда и те предложения, которые Ленин внес во вторую Программу партии, принятую на VIII Съезде: при общем увеличении производительности труда максимальный 6-часовой рабочий день без уменьшения вознаграждения за труд и при обязательстве трудящихся сверх того уделить два часа, без особого вознаграждения, теории ремесла и производства, практическому обучению технике государственного управления и военному искусству. Тогда их никакой бюрократ не обманет. К сожалению, это положение было выброшено. Мол, «народное государство» за вас будет решать, а вы – народ – будете слушаться!

«…Коммуна должна была… стать политической формой даже самой маленькой деревни»… От коммун выбиралась бы и «национальная делегация» в Париже.

«…Немногие, но очень важные функции, которые остались бы тогда еще за центральным правительством, не должны были быть отменены, – такое утверждение было сознательным подлогом, – а должны были быть переданы коммунальным, т. е. строго ответственным, чиновникам…

…Единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над нею стоящей».

Интересно, что Ленин это писал тогда, когда советская власть еще не была установлена. А уже после Ленин ставил организацию по фабрикам и заводам гораздо выше того, что сделала Парижская коммуна.

Далее Ленин критикует позицию Бернштейна:

Бернштейну просто не может прийти в голову, что возможен добровольный централизм, добровольное объединение коммун в нацию, добровольное слияние пролетарских коммун в деле разрушения буржуазного господства и буржуазной государственной машины. Бернштейну, как всякому филистеру, централизм рисуется как нечто только сверху, только чиновничеством и военщиной могущее быть навязанным и сохраненным.

Приведем положение Маркса: всякий непосредственно общественный или совместный труд, осуществляющийся в достаточно крупном масштабе, нуждается в управлении, которое обеспечивает связь индивидуальных работ и выполняет функции, вытекающие из движения всего производственного организма в целом. Отдельный скрипач сам управляет собой, а вот оркестр нуждается в дирижере.

«…Коммунальное устройство вернуло бы общественному телу все те силы, которые до сих пор пожирал этот паразитический нарост “государство”, кормящийся на счет общества и задерживающий его свободное движение. Одним уже этим было бы двинуто вперед возрождение Франции…» ‹…›

Выводы, сделанные из наблюдений над последней великой революцией, которую пережил Маркс, забыли как раз тогда, когда подошла пора следующих великих революций пролетариата.

Всем известно, что у нас депутат Госдумы получает 400 тысяч в месяц. Интересно, четверо рабочих, которые получали бы по 100 тысяч, неужели не смогли бы выполнить функции этого депутата? Нам вот кажется, что даже кот одного из этих рабочих успешно справился бы с ними! (Проблема с котом лишь в том, что он не может долго сидеть на одном месте. Впрочем, от него много и не требовалось бы: пришел бы, нажал одну кнопку лапкой и ушел. Зато какая экономия!)

Маркс вывел из всей истории социализма и политической борьбы, что государство должно будет исчезнуть, что переходной формой его исчезновения (переходом от государства к негосударству) будет «организованный в господствующий класс пролетариат». Но открывать политические формы этого будущего Маркс не брался. Он ограничился точным наблюдением французской истории, анализом ее и заключением, к которому приводил 1851 год: дело подходит к разрушению буржуазной государственной машины. ‹…›

Коммуна – «открытая наконец» пролетарской революцией форма, при которой может произойти экономическое освобождение труда.

Дополнительные пояснения насчет Энгельса: тоже очень интересно.

«Как разрешить жилищный вопрос? В современном обществе он решается совершенно так же, как всякий другой общественный вопрос: постепенным экономическим выравниванием спроса и предложения, а это такое решение, которое постоянно само порождает вопрос заново, т. е. не дает никакого решения. Как решит этот вопрос социальная революция, это зависит не только от обстоятельств времени и места, это связано также с вопросами, идущими гораздо дальше, среди которых один из важнейших – вопрос об уничтожении противоположности между городом и деревней. ‹…› Несомненно одно, – именно, что уже теперь в больших городах достаточно жилых зданий, чтобы тотчас помочь действительной нужде в жилищах при разумном использовании этих зданий. ‹…›

Необходимо констатировать, что фактическое овладение всеми орудиями труда, всей индустрией со стороны трудящегося народа является прямой противоположностью прудонистского “выкупа”».

Пусть бедные выкупят у богатых квартиры. На въезде в Сестрорецк стоит красивый многоэтажный желто-белый дом. В нем три группы квартир. Треть не была продана вообще: квартиры дорогие. Треть успешно продана, и в этих квартирах живут. А еще треть – продана, но в них никто не живет. Это капитал, который увеличивается с ростом цен на жилье. То есть, получается, сегодня снова созданы такие условия, что, немного уплотнив высшие классы, занимающие по несколько квартир и домов в разных местах, можно обеспечить всех нуждающихся жильем.

…переход к такому положению дел, когда можно будет бесплатно отдавать квартиры, связан с полным «отмиранием» государства.

А ведь в Советском Союзе было такое! Надеемся, многие читатели помнят, как государство давало новые квартиры, и каждый раз жилищное положение хоть понемногу, но улучшалось.