Текст книги "Пещера многоногов"

8

Через несколько минут изображение Эдика погасло на экране аппарата, находящегося на другом конце провода. Огромная, с толстыми, поросшими кустиками волосков пальцами, рука повернула выключатель в то время, как глаза великана обратились к сидевшему напротив Седому.

Успевший проводить больных и убедиться, что в больнице все в лучшем, самом океаническом порядке, успевший даже выслушать обычные для таких случаев заверения врачей, что будет сделано все, что только возможно (заверения правдивые и ни к чему не обязывающие), и даже простить ради этого врачу ее высокую прическу, которую, по его мнению, можно было носить в институте красоты, но никак не среди океанистов, седой командир разведывательного кораблика полулежал сейчас в длинном и широком кресле в кабинете начальника отряда. Слова встречи были сказаны, все, о чем следовало доложить, – доложено. Теперь, выслушав сказанное Эдиком по видеофону, Седой задумчиво покачивал головой. Начальник отряда кашлянул, и на его плосковатом лице, на котором вместо усов росли какие-то чахлые пучки волос, а больше никакой растительности не было вовсе, явственно проступило беспокойство.

– Так как же это вы, а? – спросил он, и на лице Седого возникло выражение смущения, словно именно он был виноват в том, что по соседству с районом отряда появились эти твари, вредоносность которых, как выяснилось, отнюдь не ограничивалась уничтожением дельфинов. – Как же это ты, Семен? – повторил начальник отряда. – Человек у тебя в опасности, другой – черт знает что, чуть не гибнет, понимаешь… Гибнет, а? Да и все вы чуть не застряли в мышеловке… Что же ты?

Седой знал, что вопросы эти нужны начальнику в основном для того, чтобы собраться с мыслями, подумать, что делать в дальнейшем, потому что и то, что случилось, и степень вины в этом командира лодки были начальнику отряда уже ясны, и выводы где-то в этом массивном, блестящем черепе успели сформироваться. И все же он начал отвечать, загибая пальцы.

– Во-первых, выход наверх был чисто формальный – для протокола, проверка береговой линии, да и то – выборочная. Кто мог предполагать, что именно там произойдет эта встреча и что произойдет она именно так? Во-вторых, ребята сначала прямо рвались на эту проверку. Как-никак – всякому хотелось погулять по суше… А особенно Инна просилась, и этот – пострадавший.

– Пострадавший, – недовольно прогудел начальник. – Любовь… Вот работаем с тобой здесь, здесь живем, хорошо, ни дождя, ни жары, работы интересной по горло, что еще нужно? А любить все равно все стремятся на сушу, к солнышку… Инстинкт, что ли, не пойму.

– Возможно, что инстинкт, – ответил Седой. – Солнце – это все-таки неплохо. Сейчас-то здесь хоть свет по составу хорошо подобран. А в самом начале помнишь?

– Помню… Смешными мы были в те времена.

– Смешными… – согласился Седой. – Забываются эти дела, но не до конца.

– Ладно… А у этих… многоногов – тоже инстинкт. Они-то зачем к солнцу?

Седой пожал плечами.

– У них электрический заряд. Может быть, им нужно солнце, чтобы зарядиться?

– А эта радиоактивность откуда? Из окружающей воды? А в воде она ни с того ни с сего откуда взялась? Твой водитель вот предполагает, что поблизости должно быть месторождение. И просит пощадить многоногов. Чтобы заставить их помогать в разработке. А?

– Месторождения быть не может, – помотал головой Седой. – Мы с тобой это знаем. Помнишь, как геологи здесь работали?

– Работали на совесть, – согласился начальник. – И я думаю, что не месторождение. Значит, что же? Он думал сначала, твой водитель, что, может быть, тот контейнер. И многоноги ни при чем.

– Об этом тебе лучше знать, – сказал Седой. – Меня в том районе не было.

– Мне лучше знать. Он напутал, твой парень. Авария-то тогда приключилась в двадцати милях отсюда. Да, контейнер был разорван, это мы точно установили. Тогда запретили для работ район радиусом как раз в двадцать миль – вот этот уголок и включили в запрет. А горючее попасть сюда никак не могло…

– Ну не могло, и дьявол его побери, – согласился Седой. Он поднял голову, глядя через прозрачный потолок вверх – туда, где тоже за прозрачной стеной накрывающего город купола стояли, в задумчивости рассматривая необычный мир, глазастые рыбы. По эту сторону купола летали птицы, и, встречаясь глазами с обитателями моря, впадали в страшное беспокойство и с тревожным криком бросались прочь. Впрочем, самые самоотверженные из них уже долбили клювами по пластику, стараясь добраться до кое-где присосавшихся к куполу актиний, и невозможно было доказать птицам всю бессмысленность этих попыток…

– Так что ж делать будем? – спросил начальник отряда.

– Не знаю я, – с некоторой даже ноткой раздражения ответил Седой, и это значило: ты начальник, вот и решай. А я что ж, я выполню…

– Нервочки, – сказал начальник. – Нервы, Семен. Под водой и в воде ты… ну да, пять с лишним десятков. А всего тебе…

– Сколько и тебе, – буркнул Седой.

– Семьдесят три. Перевал. Пора и тебе садиться в кресло.

– Думаешь?

– Что ж тут думать? Судьба наша… А разве я был плохой разведчик? – Он выпятил необъятную грудь, широко распахнул руки. – Неплохой, говорят. А ушел прежде тебя. Судьба.

– Судьба, что тебя поломал кальмар.

– Поломал – склеили. Но – ушел. А кальмар этот, между прочим, был последний неусмиренный в истории. А больше никого и не осталось. Только вот ты теперь подбавил.

– Да. Что ж, если ты говоришь, – пора…

– Пора. Зрение, нервы… годы. И потом – молодым надо молодого командира. Вот хотя бы твой водитель.

– Это я и сам знаю. Пора, говоришь…

– Да ты и сам чувствуешь.

– Временами чувствую.

– Что ж, хороших глубин твоему Эдику, прозрачной воды.

– Только эта операция – еще моя. Этих ты у меня не отнимай. Их надо уничтожать. А ты ведь помнишь – я умел…

– Помню.

– Да. А эти ребята – не надо им мараться в такой грязи. Их дело – строить. Уничтожение – не для них.

– Вот как? А помри мы с тобой годом раньше?

– Ну и хорошо, что мы не померли, – сказал Седой. – Эти твари уже окончательно будут последними. Разве что нашествие из космоса случится, но такого, кажется, не предвидится. Значит, и привыкать ребятам не к чему.

– Что ж, возможно, ты прав. Не обещают нам нашествия. Ладно, операция эта – твоя. Только не совсем. Не исключительно твоя, точнее. Потому что если… Анализы? Давайте сюда!

Он на минуту умолк, склонившись над бланками и пленками. Встав с места, Седой подошел к нему и стоял, глядя через его плечо.

Видишь? Все точно. Вот почему это не только твоя операция. Будь все нормально – пошел бы ты, выпустил бы в этом ущелье баллонов пять «усмирителя» в концентрации, скажем, в пять сотых, и они стали бы шелковыми. На людей бросаться бы перестали, мы бы их изолировали – на то и заповедник, – и такой бы тут начался пир науки…

– Да, идиллия. А сейчас?

– А сейчас придется их уничтожать. Безжалостно! Хотя нас от этого и коробит, ничего не поделаешь. Раз у них до такой степени повышена радиоактивность, раз в составе тканей имеется плутоний – вот он где, видишь? – значит, они угрожают нам своим существованием, а не только клешнями. А угрозы мы не потерпим.

– А может, их все-таки сумеют использовать металлурги?

– Думаешь? Не верится, но все же свяжемся с ними, ладно. Побережем совесть. И с гидрогеологами. У них есть результаты последнего нейтринного просвечивания. Но если они убедительных данных в защиту не приведут, то – беспощадно. Ничто не должно угрожать человеку.

– На том стоим. Ясно.

– Так вот, Семен, в таком случае пойдет с вами Хабаров на своем корабле и Мезенцев – на своем. Устроим небольшой аврал… Возьмите с собой что следует. Баллоны с синей полосой. И дадите полную концентрацию.

– Не думал я, что сохранились у нас такие баллоны.

– Как видишь… Я запасливый.

– Если течение прорвется из пещеры, отравим рыбу.

– Я договорюсь с электроловом, он ее уведет. Вот такая схема. Могут быть уточнения.

– Понятно. А с кем ты пойдешь?

– А с чего ты взял, что я пойду? Ну ладно, не скаль зубы. С Хабаровым. Пошел бы с тобой, но столько стариков на одной лодке – это уж чересчур. Наверное, из ученых тоже кто-нибудь захочет. Того посадим к Мезенцеву. Ну, вот и все, пожалуй. Выход – через четыре часа. Твои все отдыхают?

– А, конечно, – сказал Седой. – Что им еще делать?

– Чтобы были как огурчики. Потому что работы, чувствуется, будет немало. А откладывать мы тоже не можем: в таких случаях лучше поторопиться, чем промедлить. Хотя уничтожить радиационную опасность никогда не бывает слишком рано. А твой парень молодец: не натолкнись он на это – мы бы, пожалуй, отложили на денек-другой.

– Он молодец.

– Да… Ну, ты свободен. Подготовку закончить засветло.

9

Было темно, и лучи прожекторов ослабевали и иссякали уже в нескольких десятках метров, упираясь в как будто бы утратившую прозрачность воду. По бортам и сзади царила призрачная ночь; только по временам желтоватые, зеленоватые, красноватые огоньки то вспыхивали, то угасали, и было трудно определить расстояние до них, которое могло равняться и сантиметрам, и многим метрам. Впереди не было ничего. Затем показалось, что там все же что-то есть: ночь сгустилась, а количество красноватых огоньков в ней внезапно увеличилось. Сидевший в шестом кресле небольшой, полный, как будто все время дремавший человек сразу широко раскрыл глаза и всем телом подался вперед, оглядываясь.

– Это они? Глаза? Это свечение… Да ну, как же вы не видите! Очень интересно. Совсем необычно! Как жаль, знаешь ли, что вы не провели сколько-нибудь систематических наблюдений над ними. Даже не позаботились получить хоть один неповрежденный экземпляр – нехорошо… Строение, образ жизни – все это, дорогой мой, помогло бы установить хотя бы их происхождение – очень важно, очень…

– Не до того было, – проворчал Седой.

– Очень жаль, дорогой. Потеря для науки. Полезу сам. А?

– Я тебя, Автандил, не выпущу. Съедят.

– Ну, такое старое мясо… Нет, послушай, в самом деле. Такие любопытные представители фауны средних глубин…

– Нет, нет. Откровенно говоря, Автандил: какой уж ты теперь пловец!

– Правда, дорогой, – сказал толстяк и захохотал. – Какой я теперь пловец, а? Ах, какая правда… Ну пусть кто-нибудь другой попробует достать экземпляр.

– Это не шутки, Автандил, выходить здесь.

– А я не шучу, – сощурился Автандил. – Разве с наукой шутят? Надо достать, дорогой.

– Не знаю. Да и кого послать?

– Валерий пошел бы, – тихо сказала Инна.

– Я, – сказал Эдик.

– Ты? – Седой покачал головой. – Ты ведь не отдохнул даже: я видел, возился в барокамере…

– Разве там не все было в порядке? – удивилась Инна…

– Все, все, – с досадой произнес Эдик. – Я пойду.

– Гм… А может, не надо, Автандил?

– Ты даже не знаешь, как надо.

– М-да… Что ж, иди, Эдик. Снарядись как следует.

– Угу, – сказал Эдик, поднимаясь. Инна смотрела на него, но он не оглянулся.

Тогда она повернулась и стала глядеть сквозь купол.

Три разведчика уже вошли в ущелье. Раздвигая бортами плотные заросли глубоководных растений, они преодолели завесу и неслышно вступили в свободную воду. Огни были выключены, но водителям не приходилось слишком перенапрягаться. Электронный штурман на разведчике Седого уже зависал весь путь, пройденный лодкой по пещере, и теперь безошибочно вел корабль, за которым следовал разведчик Хабарова и базовый разведчик Мезенцева.

Каждый из них имел свою задачу. Первым выключил двигатель Мезенцев. Его корабль, самый большой и мощный, замер в неподвижности неподалеку от выхода. Мезенцев должен был начать атаку именно отсюда.

Еще через несколько минут начал отставать Хабаров. Он должен был оставаться примерно в середине доступной части пещеры. Корабль же Седого ушел в самый конец, туда, где почти смыкались стены, и между каждой стеной и бортом с трудом мог бы протиснуться человек.

Было тихо, и в рубках звучали лишь приглушенные голоса переговаривавшихся по подводной связи командиров кораблей. На экранах гидровизоров было видно, как уходят из прилегающего к пещере района последние косяки и большие одинокие рыбы, как медленно плывут они все в том же направлении – прочь отсюда, туда, куда манили их непонятные и все же притягательные сигналы судов электролиза. Но на этот раз корабли вышли не для того, чтобы выловить разом всю рыбу, обитавшую в заповедных водах (да это никому и не было под силу), а лишь затем, чтобы увести стада морежителей от беспощадного действия вещества, которое хранилось в изготовленных к действию баллонах с синей полосой.

Бесшумно, как хорошо пригнанные и смазанные шестерни, вращались минуты. Никто не двигался с места, но все ясно представили себе, как, дождавшись, пока последняя рыба, неслышно скользя в тугой воде, ушла из района действия, экипаж «Нарвала», корабля Мезенцева, действуя забортными манипуляторами, растягивает прочную сеть и, медленно продвигаясь от одной стены пещеры к противоположной и затем ото дна к потолку, запирает выход, чтобы ни один многоногий хищник не ушел от предназначенной ему участи. Прошло более четверти часа, пока тихий, как в присутствии спящего голос Мезенцева оповестил остальных о том, что первая задача выполнена.

Все было готово к бою. Водители положили ладони на переключатели прожекторов, командиры – на рычаги, управлявшие уже спущенными за борт баллонами. Остальные члены экипажей были готовы смотреть во все глаза и оповещать о каждом замеченном противнике, как только будет включен свет.

Ждали лишь команды Седого, которому было доверено руководство операцией. Но он медлил, опустив голову. Возможно, давать сигнал к уничтожению, хладнокровному, не в пылу схватки, хотя бы и заведомо вредоносных существ, было все-таки нелегко. А может быть, он просто вспоминал, все ли сделано для того, чтобы в корне исключить возможность хотя бы частичной неудачи.

– Что ты тянешь, Семен?

Седой усмехнулся нетерпению начальника. А куда, собственно, торопиться? Подождите, оцените, запомните этот момент, навсегда запечатлейте его в своих душах – момент перед началом последней в истории планеты битвы на уничтожение. Запомнили? Теперь пора.

Раздалась команда. Три корабля в разных местах пещеры одновременно брызнули потоками света. Отражаясь от гладких бортов, преломляясь в прозрачных стенах рубок, в толстом слое воды, свет прожекторов озарил пустое ущелье. Нигде не было видно ни одного живого существа. Не стало даже тех многочисленных отверстий в стенах, в которых селились радиоактивные многоноги. Что это значит? Они покинули ущелье? Но взять с собой норы они же не могли… Или?.. Да, очевидно, так: инстинкт или что-то другое предупредило их о той опасности, которую несли с собой огромные тела кораблей, и они, отлично различив эти тела в темноте, успели защититься.

Но как? Закрыли, замазали, забаррикадировали отверстия своих нор, и теперь отсиживаются там в ожидании, пока неизвестные покинут их воды?

Может быть, так, возможно, и нет. Но так или иначе, сути дела это не меняло. Все равно, сейчас будут опустошены баллоны, корабли уйдут и снова поставят сеть. Некому станет раздвинуть стену из водорослей, и в пещере не возникнет никакого течения, которое могло бы вынести отравляющее вещество наружу и растворить его в океане. А рано или поздно многоноги покажутся из своих нор… Придется просто не снимать наблюдения за выходом из пещеры в течение нескольких суток.

Оставалось дать команду на открытие баллонов. И Седой уже поднял руку, чтобы просигналить самому себе, как вдруг толстый Автандил схватил его за кисть руки с такой неожиданной силой, что Седой не удержался от крепкого слова.

– В каюту! – разъяренно сказал он затем. – Немедленно в каюту, и сидеть там до окончания операции.

– Брось, дорогой, – сказал толстяк. – Ты лучше посмотри вот на это. Видишь?

Он приставил руку козырьком к глазам, а вторую вытянул вперед, указывая пальцем на что-то. Седой вгляделся. Кто-то сзади кашлянул, но представитель науки яростно замахал рукой, словно требуя полного молчания.

В пещере по-прежнему не было ничего. Впрочем, нет – что-то покачивалось в воде, какой-то шар или клубок водорослей, размером не больше крупного яблока. Он медленно проплывал на расстоянии трех-четырех метров от рубки, направляясь к выходу из пещеры, словно следовал за покинувшими эти воды рыбами. Это не было живое существо, и оно никак не могло плыть само…

– Течение… – хрипло сказал Седой. – Кто-то все-таки раздвинул водоросли. Течение к выходу… Оно в два счета вынесет все наши микстуры в открытое море…

– Течение, – пробормотал ученый. – Вы не представляете себе, откуда идет это течение… Если только я не ошибаюсь…

Неожиданно быстро он привстал, дотянулся до пульта подводной связи и повернул ручку настройки. И из ультразвукового приемника в рубку хлынули свистящие точки и тире. Все вслушались. Медленно плывя к выходу, странный шар передавал только одну цифру: три.

– Что это значит? – спросил Седой.

– Зонд номер три? – пробормотал ученый. – Теперь мне все ясно. Больше не имею к вам никаких претензий. Действуйте.

– Легко сказать… – проворчал Седой. – Раз они успели раздвинуть свои занавески из водорослей, вся операция может сорваться, если только мы не найдем способ прекратить ток воды. Но один занавес еще не остановит течения. Здесь оно вытекает, а откуда берется?

– В данном случае, очевидно, с того конца, – сказал ученый.

– По-вашему, там может быть обширный туннель?

– Нет, – вмешался Георг. – В тот раз я успел прощупать локатором. Пещера кончается узким лазом. Возле него – большой камень.

– Ну да. Тогда они как раз возились возле камня, – вспомнил Седой. – Мне показалось, что они хотели закрыть дыру… Ну, что же – тогда все ясно. Отлично. Внимание! Эдик, слышишь меня? Придется тебе выйти сразу. В конце пещеры – лаз. Взорви там три геопатрона. Я думаю, мы засыплем этот источник течения, и тогда начнем. Ты понял? Готов?

– Готов. – Эдик в барокамере говорил негромко, как и всегда.

– Ну – пошел…

Эдик показался снизу. Медленно перебирая ногами, он двинулся в пещеру. Лучи прожекторов провожали его. Пять метров он проплыл… Семь… Десять… Напряженно следивший за ним Седой облегченно отер пот со лба.

– Ну вот, – сказал он, – все в порядке. Они не покажутся.

И в этот момент они показались.

Словно закрывавшие норы пробки все разом выбило сильным ударом – они куда-то скрылись, и вытянутые, слабо светящиеся даже в лучах прожекторов, покрытые слизью тела стремительно вылетели в узкий коридор пещеры.

Дальше все смешалось в кучу, лучи света дробились и метались в волнующейся воде, тончайший песок медленным облаком поднимался со дна… Ученый смотрел во все глаза, затвор его камеры щелкал беспрерывно, запечатлевая неизвестных в самых различных ракурсах и положениях. А их становилось все больше, словно в норах жило неисчислимое количество их, и уже невозможно было разглядеть, где среди этих мечущихся тел Эдик… Был миг, когда казалось, что он так и не появится, но он появился.

Он вылетел из кучи, словно вышвырнутый пружиной. Реактивная трубка в его руках ходила из стороны в сторону, и тянувшиеся к Эдику клешни, обожженные мгновенным пламенем, бессильно повисали. Но их место занимали новые, и пловцу снова приходилось включать трубку.

Каждое такое включение давало его телу толчок назад, и было бы очень хорошо, если бы эти толчки помогали ему продвигаться в сторону корабля. Однако ему удалось выбраться из сутолоки не в том месте, которое было бы наиболее выгодным, и теперь каждое включение двигателя не приближало, а отдаляло человека от спасительной барокамеры. Казалось, он и сам не стремился побыстрее спастись, а хотел прежде лишь выманить на себя как можно больше этих тварей, чтобы облегчить предстоящее.

Лишь когда горючее в резервуаре трубки Эдика стало кончаться, он взвился на несколько метров вверх, и там круто изменил курс, устремившись к кораблю. Преследовавшие его твари завертелись на месте, а когда увидели наконец преследуемого, он был от них уже на таком расстоянии, что погоня за ним была бы безуспешной.

– Ты оторвался, Эдик, друг мой, – кричал в микрофон Седой, размахивая свободной рукой и топая ногами. – Ты оторвался, не оглядывайся назад, им не перехватить тебя, держи прямо на корабль!

Эдик слышал его, потому что на этот раз, наученные опытом, они использовали не радио, которое совершенно заглушали помехи, вызванные радиоактивностью воды, а подводную связь в звуковых частотах. Он несся к кораблю, выжимая из реактивной трубки-двигателя последние крохи горючего. Когда оно иссякло, Эдик отбросил трубку и поплыл. Торопливо работая ластами, он смотрел на приближающееся тело лодки, а все в рубке смотрели на него и видели, что хотя движения уставшего пловца все замедляются, оставшиеся ниже и позади чудища уже не в силах достать Эдика, и через какие-то секунды можно будет ударить по ним двигателями.

И тогда сверху свалилась тройка. Забрались ли они заранее в верхние горизонты пещеры, находились ли их норы над остальными – этого нельзя было сказать, да и какая разница… Даже Седой не успел выкрикнуть ни слова – он издал только нечленораздельный вопль, и когда крик этот дошел до изнемогавшего пловца, он не успел даже повернуться к излетчикам и принять более выгодное положение.

Из рубки было отлично видно, как тело Эдика внезапно затрепетало и конвульсивно дернулось раз, другой и третий: это говорило о том, что ни один из нападающих не пожалел своего электрического заряда… Затем цепкие клешни впились в человека, и Седой застонал, словно эти зазубренные ножницы врезались именно в его тело, а Инна закрыла лицо руками.

Фигуры двух подоспевших пловцов с корабля Хабарова показались рядом. Расправа была короткой, хищники даже не успели занять оборонительной позиции. Пока их тела, изувеченные огненным ударом реактивных трубок, медленно опускались на дно, пловцы, подхватив Эдика, уже достигли корабля.

И тогда разом заговорили двигатели. Их гром, многократно отраженный от стен пещеры, врывался в рубки и заставлял затыкать уши. Сидя в водительском кресле, Седой, стиснув зубы, резким движением переводил рычаги и перекладывал рули, но не позволял кораблю отклоняться от намеченной линии, и разведчик, извергая все новые и новые огненные стрелы, подходил все ближе к середине пещеры – к точке, к которой стремились, гоня перед собою массу врагов, и остальные два корабля. Языки огня пресекали всякую попытку вырваться из огненного кольца в сторону, вниз или вверх, потому что лодки шли на разной глубине, и каждая из них полностью перекрывала свой горизонт огнем. Седой все прибавлял и прибавлял мощность, чтобы ни один не ушел из этого ущелья. Он прибавлял мощность до тех пор, пока его не привел в себя крик начальника отряда:

– Да хватит, Семен! У тебя не останется горючего вернуться в отряд. Все уже, отбой! Они уничтожены…

Тогда Седой закрыл глаза, медленно, словно нехотя, потянул рычаги, возвращая их в нейтральное положение. Громы утихли. Песчаные облака медленно, очень медленно оседали на дно, погребая под собой уничтоженных врагов.

Возле отверстий, ведущих в норы, уже суетились вышедшие в воду пловцы. Баллоны в их руках послушно выбрасывали отмеренные порции отравляющих веществ. Течение остановить так и не удалось, и приходилось обрабатывать каждую нору в отдельности.

Потом корабли повернули к выходу из ущелья. Седой механически прикасался к рычагам, и его разведчик, на этот раз ставший концевым, послушно следовал за остальными задним ходом. На этот раз корабли могли не делать в пещере фигур высшего пилотажа: выход был подготовлен.

Тишина стояла в рубке. Все знали, что Эдик в барокамере не подавал никаких признаков жизни. Словно тень смерти вошла в рубку и утвердилась на пустом кресле… Седой передвигал рычаги и думал о том, что человек, который должен был стать командиром, так и не успел ни одного дня покомандовать кораблем, и Седой жалел, что слишком поздно решил предоставить ему такую возможность. Да, наверное, уходить надо вовремя.

Но ведь не только же в этом дело?

– Хотел бы я знать… – сказал Седой и даже зубами скрипнул. – Хотел бы я знать, кому мы этим обязаны. Тем, что нам снова приходится заниматься уничтожением. Тем, что у нас снова погибают люди. Происходит все то, от чего даже мы, старики, отвыкли, а молодые и вовсе никогда не знали. Хотел бы я знать, и тогда…

– И тогда, – вступил в разговор ученый представитель, – и тогда мы с тобой ничего не смогли бы сделать, кроме того, что уже сделали. А кому мы этим обязаны, это я могу сказать и сейчас.

– Не быстро ли? – недоверчиво спросил Седой. – Когда мы шли на операцию, ты знал куда меньше меня.

– Больше, мой дорогой, – сказал Мукбаниани. – Только не было связующих звеньев, а теперь они возникли. Помог наш третий зонд, это течение и, знаешь ли, еще разные обстоятельства. Да, теперь я могу вам сказать.

– Тогда я доберусь до них… – мрачно процедил Седой.

– Нет, – сказал ученый. – Поздно. Они умерли гораздо раньше, чем мы родились на свет…

– Да, – помолчав, продолжал он. – Нас с вами еще на свете не было, когда люди изготовляли атомные и ядерные бомбы. Но мы не забыли, что когда-то люди топили так называемые радиоактивные отходы в океане. Не говоря уже о том, что порой они теряли и самые бомбы… Нет, нет, вовсе не здесь. Довольно далеко отсюда. Мы постоянно проверяли степень опасности в этом районе, но ничего угрожающего не было, пока некоторое время тому назад нам не попалось существо, похожее вот на этих, ваших… Мы предупредили вас и занялись делом всерьез, хотя и не все считали, что есть смысл: через столько лет… И нашли, что примерно из того района куда-то уходит неширокий туннель. Не исключено, что он имеет выход, решили мы. Но исследовать его человеку было невозможно. И мы прибегли к помощи зондов. Ожидалось, что если туннель сквозной, то рано или поздно зонды обнаружатся, кто-нибудь примет их сигналы.

– Понимаю, – кивнул Седой. – И вот сегодня…

– Да. Трудно сказать, сколь долгое время течение несло сюда радиоактивные воды. А что происходило затем – вам, океанистам, нет надобности объяснять. В устье туннеля жили крабы – самые обычные крабы. Возникли мутации под влиянием систематического и все возрастающего облучения. С точки зрения зоологии это были всего лишь уродцы, но, я бы сказал, неплохо организованные уродцы. Они были развиты выше, чем даже дельфины, судя хотя бы по тому, что мы видели. Но, к сожалению, не только по нраву, но и по самой сущности своей представляли угрозу для нас. Такие выводы мы сделали, наткнувшись в тех водах на один экземпляр; но где живут остальные, до ваших событий мы не знали.

– Все просто, – сказал Седой горько, – все логично. Но до чего же все это… ну, не знаю, античеловечно, что ли. Если все обстоит так, как вы рассказываете, то и мы сегодня еще не можем быть гарантированы от того, что еще какое-нибудь дело, содеянное в прошлом теми, кто топил радиоактивные остатки в море, не нанесет нам удара в спину.

– К сожалению, это так, – согласился ученый. – Запомните: всегда надо думать о будущих поколениях. Потому, что подлость, сделанная сегодня и, казалось бы, похороненная, неизбежно – хотя бы через сотню лет – даст ядовитые ростки. И кому-то придется их выпалывать и жертвовать при этом жизнью.

Он умолк и погрузился в размышления.

– Мы похороним их здесь, под водой, – сказал Седой сам себе. – С почестями, как когда-то хоронили солдат, когда еще были солдаты.

Георг пошевелился в кресле слева и сказал:

– Да… Они погибли. А мы?

– Наше дело – строить острова, – оказал Седой. – Сколько бы нам ни мешал кто угодно – и здесь, и во всей Вселенной, люди всегда будут строить, а не разрушать острова.

Он протянул руку и убавил ход, купол подводного города уже показался впереди.