Текст книги "Леди с клыками"

Меня перекосило. Лаэлу тоже. А вот мужчинам было, кажется, абсолютно все равно. Хозяин голема так и вовсе наполнял из бочонка крупный пивной бокал подозрительной мутной жижей.

– Эй, Джек, ты собираешься свою колымагу от салуна отогнать? – спросила его я.

– Не, – мотнул головой он и, залпом проглотив напиток, продолжил: – А зачем? Все нормально. Мы же не внутри него остановились.

Хм, а что, бывало и такое? Окинув взглядом наших мальчиков и поймав жалобный взгляд эльфийки, я с помощью какой-то запредельной техники, к слову преподаваемой в пансионе мадам Жюли под завуалированным названием «Основы гармоничной супружеской жизни для молодых леди», выудила Лаэлу за пределы отсека. Все же моя ненаглядная пансиономучительница, пережившая, кстати, по непроверенным слухам, как минимум пятерых мужей, достоверно знала, чему обучать молодых девушек. Вот, например, основам общения, а самое главное – незаметного исчезновения из пьяной или стремящейся напиться до розовых соплей и сиреневых феечек мужской компании мадам Жюли обучила нас на пять.

Быстро эвакуировавшись и подхватив с собой часть из наших немудреных запасов, мы с эльфийкой отдраили нижний люк голема и, спустившись по веревочной лестнице, наконец-то обрели твердую землю под ногами. Причем, что самое странное, нам не надо было куда-то бежать или, к примеру, отстреливаться от нежити. Переглянувшись, мы синхронно издали вздох, бывший чем-то средним между тихим воплем радости и негромким матерным словом. Все же именно такой вот сумасшедший темп жизни и периодически валящиеся нам на головы неожиданности, к сожалению, не особенно способствуют сохранению хороших манер.

Буквально рывком открыв в четыре руки крепко сбитую деревянную дверь заведения, мы твердым шагом, практически не обращая внимания на окружающее, устремились к виднеющейся впереди стойке, за которой с царственным видом восседал (по-иному это охарактеризовать было бы сложно) представительный субъект, бывший, видимо, хозяином данного заведения и по совместительству барменом.

Кожаная безрукавка, покрытая непонятного цвета разводами, распираемая достойным практически гномьего пузом. Бугрящиеся жгутами мышц и покрытые сложной вязью татуировок предплечья. Шея, толщиной могущая поспорить с бедром одного из наших гномов. Пушистые, полностью седые бакенбарды, громадная загорелая лысина и торчащие из-за мясистых губ клыки…

За потемневшей от времени и пролитых напитков стойкой находился самый колоритный из когда-либо виденных мной плодов межрасового скрещивания. Причем, судя по внешнему виду и могучим пластам мышц, буквально распирающих гороподобную фигуру, в предках у хозяина кроме орков был горный великан или скальный тролль.

Но впрочем, мысли об особенностях запутанных родственных связей данного представителя достойной профессии корчмарей в наших двух прелестных головках даже если и появились, то были вытеснены одним всеобъемлющим желанием. Заставившим нас хором, с некоторой ноткой угрозы и одновременно, как это ни странно, мольбы, буквально пропеть:

– Хозяин! Номер с ванной!

– У нас платят вперед, – предупредил гибрид, смерив нас внимательным взглядом. – Вещи принимаю. Торг неуместен. Двухразовое питание входит в стоимость жилья. Я женат.

Ну так низко мы еще не пали. Хотя, судя по тому, как стремительно катится моя жизнь под откос, все еще может быть впереди.

Вместо ответа Лаэла выудила из кармана и брякнула на стойку золотой перстень с не самых маленьких размеров рубином. В глубине камня мерцал чей-то герб, видно, хозяином вещицы был какой-то аристократ, чей труп эльфийка обшмонала. Тьфу, то есть почтила своим пристальным вниманием.

– На ближайший месяц вопросов больше не имею, – обрадовал нас хозяин и дал ключ, на котором болталась бирка с номером семнадцать. – Пятьдесят шестой номер. От лестницы направо.

«Какой? Он что тут, свернутое пространство имеет?» Пока я пыталась осознать сказанное, взгляд зацепился за дверь, расположенную прямо за спиной бармена. На ней красовался номер сорок девять. Все сразу встало на свои места. Потомок многих рас пользовался гномской системой счисления для помещений и первым номером считал самый глубокий из своих подвалов. Отец пытался дома ввести такую же, но слуги постоянно путались.

– А мальчики? – вспомнила я о гномах, уже когда поднималась на второй этаж.

– Крыша над головой у них есть, – пожала плечами Лаэла. – Приятная компания, выпивка и еда тоже. А если уж они распотрошат свои мешки, то хозяин, если не слишком большой жмот, не будет иметь к ним вопросов на ближайшие три-четыре сотни лет.

Впрочем, мысли о «содержимом сумочек» и уж тем более об их комфорте моментально выветрились из наших головок, стоило нам только пройти по короткому коридору и наконец-то ступить за порог довольно-таки приличного номера, обладающего, в частности, даже отдельным камином и небольшим, оснащенным, впрочем, монументальной решеткой и украшенном радостной расцветки шторочками, окном. Особенно когда прямо за нами в номер вплыла громадная деревянная бадья, удерживаемая хозяином данного заведения буквально на вытянутых руках, на одной из которых была наброшена парочка пушистых махровых полотенец, а на запястье другой болталась небольшая сеточка с какими-то кувшинчиками и баночками.

Беззвучно опустив бадью на пол, полуорк всучил нам полотенца и содержимое авоськи и, с немного смущенным тоном, буркнул:

– Сейчас Сэм воды натаскает, как закончите – вот звонок. – Кивнув на витой шнур с деревянным яблоком, висящий справа от двери, хозяин практически беззвучно отступил в полумрак коридора, освободив проход для тщедушного (особенно на его фоне) парнишки, сноровисто принявшего переливать содержимое принесенных с собой ведер в ванну.

Через пять рейсов уровень исходящей паром жидкости наконец-то нас устроил, и, чуть ли не пинками выгнав водоноса за дверь, мы, не сговариваясь и повизгивая от счастья, принялись раздеваться.

В бадью мы залезли обе сразу и старательно принялись друг друга намыливать, пытаясь избавиться от пыли, грязи и ошметков мертвецов многосотлетней давности. Думаю, если бы за нами кто подсматривал, он бы умер от чересчур обильного слюноотделения. Хотя вот именно в этот момент не знаю как эльфийке, но мне на все окружающее было плевать с высокой башни. Кожа буквально стонала от наслаждения, когда мыло и благословенная влага отслаивали с нее все то, что накопилось за время нашей безумной эскапады. Мы плескались в воде до тех пор, пока она не остыла, а потом эльфийка напрягла свои скудные способности к стихийной магии и снова ее подогрела. Большего блаженства, чем нежиться в теплой воде, я, кажется, в жизни не испытывала.

– Скажи, Клер, – спросила меня Лаэла, вытирая голову полотенцем, но даже не делая попыток выбраться из бадьи, – а что ты думаешь делать дальше? Искать свою мать? Может, лучше заняться чем-нибудь более… ммм… безопасным. Проблему с Мистом дядя, уверена, сумеет решить. А уж если дедушка подключится, а он может, я у него в любимицах хожу в силу молодости и сходства с бабушкой, так этот род даже из геральдических книг исчезнет.

– Ну да, – ответила ей я. – Ты-то спокойно спрячешься у родственников, которые благодаря налаживаемым поколениями связям сделают новую биографию, еще достовернее настоящей, и, думаю, все-таки закончишь обучение на големостроителя, пусть и в другом месте. Гномы без проблем найдут работу и за пределами нашей страны, где до них и дела никому не будет. Кузнецы рун среди их соотечественников уважаемы, а они вдобавок еще и изобретатели. Вообще, практически идеал по подгорным меркам. А вот что делать молодому дампиру, который может лишь кусать или не кусать и отчаянно жаждет свершить месть собственными клыками? Только искать маму. Как-нибудь. Тем более она где-то близко. Уж не я ее, так она меня узнает.

– Да ладно, Клер, какой ты дампир? – фыркнула подруга. – Крови не пьешь, глаза не красные… А клыки и когти… ну, может, все-таки демон в предках затесался? Судя по преданиям, среди них бывали и те, кто имел несколько обличий. Или архимаг, я читала, двое или трое из них умеют в животных превращаться. Вот только сейчас не вспомню, кто именно.

– Глаза? – Я задумалась, а потом зажмурилась. После прогулки по подземельям не было времени слишком уж усердствовать с доставшимися по наследству способностями. Но такая мелочь, как изменения цвета белка, думаю, удастся даже в настолько уставшем состоянии.

– Эй, Клер, ты чего, – потормошила меня за плечо эльфийка и взвизгнула, когда мои веки разлепились. Впрочем, испуг Лаэлы длился недолго.

Перевесившись через край бадьи своими покрытыми белоснежной шапкой пены прелестями не особенно большого размера – ну эльфийка, что с нее взять, они практически все этим похватать не могут, – подруга извлекла из груды в беспорядке разбросанных вещей зеркальце.

Отражение в нем разочаровало. Глазницы не светились, просто их содержимое по гамме напоминало раздавленную клубнику. Или помидор. Причем не особенно созревший. Интересно, а откуда эти белые вкрапления и что они такое? И куда делся зрачок? А хотя нет, вот он, темнеется на положенном ему месте, просто видно плохо и форма сменилась на вертикальную.

– Хочешь, я еще и крылья выращу? – Обстановка окрасилась в багряно-розовые тона, но никаких больше изменений не произошло. Бегущую по жилам кровь выскочившей из бадьи девушки, во всяком случае, видно не было.

– А ты можешь? – опасливо уточнила Лаэла.

– Угу. – Я блаженно вытянула ноги, чему раньше очень мешала хоть и худосочная, но все же занимающая место эльфийка. – Вот поужинаем, поспим часиков десять, найдем местечко поукромнее, можно прямо здесь же, если окна завесим поплотнее, и продемонстрирую. Может, не с первой попытки, но отрастут у меня два шикарных кожистых крыла обязательно. Только летать не буду. Пока это плохо получается, надо бы над водой потренироваться.

Ужин, к слову довольно плотный и состоявший из приличного жаркого и бутылочки легкого вина, неведомыми путями попавшего в здешнюю глухомань, прошел в молчании. Кажется, подруга изрядно напугалась. Чего? Неужели алый глаз почти без зрачка страшнее, чем клыки и когти? Или, может, просто устала?

А ночью меня похитили. Сначала поняла: лечу. Потом проснулась, заорала и обнаружила, что связана. И с кляпом, распространяющим приятный вкус ежевики во рту. Как его туда засунули – не знаю. Все тело опутано мелкоячеистой сетью, не дающей и пальцем шевельнуть. Когти, которые кое-как умудрилась отрастить, ее не брали. В роли похитителя выступала уже знакомая гоблинская личность выдающихся габаритов, опознанная по нехарактерному росту с характерными ушами. На небе потихоньку начинали меркнуть звезды, наверное, скоро наступит рассвет. Не знаю, куда он меня тащит и где достал веревки, выдерживающие злого дампира, но выпутаюсь – сожру! В гостинице же был обещан бесплатный завтрак!

В принципе убить эту ушастую сволочь, а еще лучше медленно разорвать на мелкие клочки, по жилочке, по миллиметру, хотелось просто потому, что первая за все это время возможность выспаться на накрахмаленном, хрустящем от чистоты постельном белье и усладить свой издерганный организм блаженным утренним потягиванием и валянием без всякой цели под теплым одеялом была трагически упущена.

Мертвецы, контрразведка, егеря, подземные монстры и археологи! Излюбленный всеми демонами преисподней Мист и его сыночек! Да как же это меня достало! Грр-рры-ы-ы-ы!!! Гра гша тра карок!!! Задергавшись в сумасшедшем темпе и прорычав сквозь кляп на превосходном, практически безо всякого акцента кобольдьем все, что я думаю об окружающем мире и о моем похитителе, я добилась наполненного неприкрытым уважением взгляда Гнала. После которого он ничтоже сумняшеся достал откуда-то мерзостно воняющий пропавшим еще в прошлую эпоху ягодным вареньем пузырек и поднес его к моему лицу. Последняя мысль, забрезжившая в моей голове, была странной – совсем не соответствующей ситуации, в которую я попала: «Кобольдий действительно великий язык – даже кляп не мешает!»

Утренняя головная боль у всех разумных существ, а в особенности у хорошо перед этим посидевших с бутылочкой… ну ладно – с бочоночком гоблинской бражки и скрывающимся в алкогольном тумане количеством гномьего горлодера примерно одинакова. Во всяком случае, у тех, кто не успел при первых же симптомах разбить себе голову о ближайшую стену или заблаговременно и продумано принять ударную дозу какого-нибудь быстродействующего яду. Так что первое практически членораздельное мычание, вырвавшееся из глотки Гроткара, вызвало цепную реакцию.

Справа и слева и по какой-то прихоти богов сверху принялись раздаваться звуки, наполненные бесконечным и безбрежным страданием и скорбью. Кое-как продрав слипшиеся глаза и скривившись от раздирающей череп головной боли, гном попытался осмотреться. Последнее, что он помнил, – это высказывание дружищи Джека о том, что их счастливое спасение и сорванный куш необходимо обязательно отметить всей честной компанией, непременно собирающейся вечерами у старика Орта.

В заполненной кровавыми и почему-то жалобно жужжащими мухами голове младшего из гномов плавали осколки воспоминаний о том, как Торкат, пытаясь сохранить равновесие на удерживаемой какими-то дюжими бугаями столешнице, опрокидывал в себя снятый со стены рог, щедро наполненный горлодером.

Герои гномских саг, конечно, делали это в высоких подземных чертогах при свете факелов, стоя на щитах, поддерживаемых соратниками, но щитов у хозяина салуна как-то не нашлось, впрочем, столешница с отломанными ножками подходила гораздо лучше – братец все равно еле стоял даже на четвереньках. Все! Дальше пустота!

Подгорный житель огляделся. Он был в комнате, судя по обстановке и некоторым особенностям присущим исключительно сдаваемым внаем помещениям – в номере гостиницы или подобного заведения. В помещении было чисто, а значит, здесь они не гуляли. Прислонившись к кровати, что-то жалобно мыча и подергивая конечностями, спали на полу в обнимку их новый знакомый и Торкат. Гоблина видно не было. Наверное, он не смог досюда дошагать или уснул в укромном месте, например шкафу. Или в громадной бадье, стоявшей у стены. Зато в помещение имелась злая эльфийка, которая сейчас чего-то корябала на бумаге, сидя за небольшим столиком.

– Очнулся, алкаш? – Лаэла по неведомой причине буквально тряслась от переполнявших ее чувств.

– Я не алкаш, – с достоинством ответил гном. – Мое племя вообще спиться не может в силу особенностей метаболизма. Только шею свернуть по пьяни или все имущество прокутить. А ты чего кипишь как чайник?

– У нас Клер пропала, – вздохнула девушка.

– Как это? – не понял Гроткар, несмотря на широко разрекламированные способности гномской печени, морщащийся от разламывающей череп головной боли.

– А так. Засыпали вместе, проснулась, а ее нет. И никто не видел, чтобы она покидала гостиницу.

– Так, может, она, ну… – Подгорному жителю пришло на ум страшно не нравящееся ему самому, но вполне жизненное предположение. – Поесть пошла? Вернее, попить.

– Возможно, – вздохнула Лаэла. – Знаешь, она, похоже, действительно та, за кого себя выдает. И пожалуйста, не разглашай никому ее тайну, особенно не произноси название народа ее матери, здесь стенки тонкие, а ушей много. Но, демоны ее побери, почему в таком случае Клер оставила в номере не только деньги и оружие, но даже и верхнюю одежду?!

Глава 21

Я лежала на дне большой лодки и грызла кляп. Пяток гоблинов, четверо из которых сидели на веслах, а пятый, Гнал, превосходящий остальных своих собратьев в росте на голову, работал кормчим, упорно вели свою посудину куда-то в глубь болот. Причем, я уверена в этом, все как один лопоухие засранцы пялились на мои голые ноги и то, что совсем не прикрывала ночнушка! Ну, уроды, развяжите только, всех порву! А из содранной кожи штаны себе сделаю! И безрукавочку.

– Может, ее покормить? – не отвлекаясь от гребли, спросил один из гоблинов. – Или хотя бы напоить?

Какой гуманный. Тебя я убью быстро, обещаю.

– Не стоит, – покачал головой Гнал. – Скоро мы уже достигнем храма госпожи. И у меня нет уверенности, что мы сможем справиться с этой девушкой, если уберем сеть для ловли болотных гидр.

– Но Алой Пасти ведь не нужны жертвы? – осторожно уточнил другой гребец. – И рабы из других племен вроде бы тоже. Зачем мы ее туда тащим?

– Не твое дело, – последовал лаконичный ответ. – Но если я прав, то нас всех наградят. А если нет, накажут только меня. А потому заткнись и греби.

Нет ничего более монотонного и раздражающего, чем журчание воды за бортом лодки, когда-то бывшей громадным бревном и с помощью огня и каменных топоров превращенной в относительно удобное плавательное средство. Добавить к этому плеск весел и набившие оскомину уже через полчаса местные достопримечательности, заключающиеся в обряженных в добротные сапоги ногах моего похитителя. Иные виды были для меня недоступны, так как из-за моего излишнего, по мнению гоблинов, сопротивления сетчатый мешок, в котором я обреталась, был надежно прикручен толстой колючей веревкой к запасному веслу, фиксируя, так сказать, чересчур шустрого пассажира.

Наматывая на меня импровизированное пыточное приспособление, эта сволочь Гнал еще и комментировал, что все делается для моей же безопасности. Так я ему и поверила! Первое и самое важное правило любой уважающей себя девушки созвучно с первым правилом любого гномьего торговца, отличаясь лишь объектом применения: «Не верить мужчинам/должникам ни на грош». Обманут. Примеры из жизни, приводимые в свое время директрисой пансионата, немногочисленными подругами и любимым отцом, только убеждали в верности данных тезисов.

Именно по причине неудобного положения, боли от врезающейся в ребра упаковки и этого весла, которое я бы с большим удовольствием употребила для расправы над окружающими, настроение у меня было, слабо сказать, раздраженное. На лице сама собой то появлялась, то снова исчезала гримаса, в девичестве бывшая сардонической ухмылкой, если, конечно, к ней сейчас можно применить вот такое обозначение из-за распирающего мой ротик кляпа и впившихся в эту вонючую тряпку клыков. Ну вот только дайте мне освободиться! Порву!

Наконец лодка остановилась, стукнувшись бортом о какой-то причал. Меня взяли и понесли. Лицом вниз. Не обращая внимания на протестующее мычание и попытки врезать гадам магией по мозгам. У каждого из них оказался достаточно хороший амулет, способный отразить вред моего полудилетантского чародейства без малейших последствий для своего обладателя. Гать из досок быстро сменилась вполне себе нормальной землей, за тонкой полоской которой вообще начались большие каменные плиты, вполне достойные столичной мостовой.

– Что за дрянь вы несете? – Чей-то визгливый голос ввинтился в уши, а волосы, свесившиеся вниз, кто-то рванул вбок. Мне в лицо заглянула мерзкая харя, иное определение лика размалеванной как пугало гоблинской старухи на ум упорно не приходило. Суда по трехфутовому росту, гигантскому самомнению и напористости, она явно была из лесных. Вся в морщинах, да еще и щеголяющая отвисшей до пола голой грудью. Брр! Ее солдатам надо показывать вместо приема алхимических препаратов, отбивающих желание общаться с женщинами. Экономия была бы колоссальная, а эффект непредставим. – О, бездна, что это за тварь?

Лапа гоблинши разжалась, и обзор снова уменьшился до пятачка земли внизу и ног моих носильщиков. Я тварь?! Да по сравнению с тобой, старуха, гниющий зомби покажется идеалом красоты! Гнев мой был настолько сильным, что клыки, обогнувшие забитый в рот и не поддававшийся разгрызанию кляп, заскрежетали друг о друга. Хм, а может быть, бабуся и права. Из-за гнева и инстинктивных попыток измениться, которые я давила, чтобы не выдать свои способности раньше времени, сейчас стройное девичье тело, скажем так, временно пришло в неподобающий вид.

– Очень редкий экземпляр живущих за переделами Теплой Влаги, – ответил Гнал. – Просто невероятный. И я абсолютно уверен, что верховная жрица Алой Пасти захочет на него взглянуть. Причем уже сегодня. А потому прошу немедленно отправить ей вот это послание с самым быстром гонцом.

– А не много ли на себя берешь? – Судя по голосу, старуха злобно прищурилась. – Пока что я тут…

– Пока, да, – согласился Гнал. – Но если верховная жрица узнает, что из-за тебя ей пришлось отложить осмотр пойманного мной существа, ты отправишься кормить донных падальщиков, готов поставить на это свое сердце.

– Принимается, – хмыкнула гоблинша. – Уж поверь, если она разозлится из-за того, что ты отвлек ее от важных дел, то лично его тебе выдерет. Эй вы, остолопы, несите ее… Из стойла для плавунов удерет?

– Может, – согласился мой похититель. – Лучше в карцер ее. Только сухой, чужаки нашей воды не любят и быстро с нее дохнут. Есть такой?

– Найдем.

Меня немного потаскали по каким-то грязным каменным подземельям и бросили на пол каменного колодца, перегороженного решеткой. Ну что ж, уроды, время умирать. Скоро. Думаете, ваша сеть надолго поможет против разозленного дампира, владеющего трансформацией?!

Как можно было догадаться, ничего острого и уже тем более зазубренного в камере не было. А когтям эта странная сеть, укутывающая мое тело, сопротивлялась до неприличия сильно. Покатавшись по устилающему пол слою мелкого подозрительно чистого песка и обследовав все выступы и впадины каменной кладки, я наконец-то включила мозги. Кстати, контраст между гоблинской темницей и тюремными камерами родного городка был просто разительным – гоблины, хоть их и считают неразумными дикарями, следят за порядком и чистотой намного лучше наших полицейских чинуш. Мне даже стало как-то обидно относительно того, что оценить мою светлость и подготовить соответствующую камеру смогли только здесь. Тьфу! Кажется, я потихоньку начинаю сходить с ума… нашла чему радоваться.

Обнаружить в камере хоть что-то способное помочь мне с освобождением от пут удалось далеко не сразу. Помогла унаследованная от отца гномская изворотливость и нестандартный взгляд на окружающее. Опершись все тем же ненавистным веслом в удобную выемку в каменной кладке, я изо всех своих сил постаралась согнуться, не обращая внимания на впивающуюся в тело веревку.

К тому мгновению, когда от усилия и от недостатка воздуха в сдавленных легких перед моим взором замерцали темные пятна, старое дерево, видимо уже подточенное влажным климатом и частыми контактами с болотной жижей, не выдержало и с жалобным треском сломалось.

Дальнейшее не требует большого воображения. Двигаться стало проще, а заострившиеся до остроты бритвы когти начали сновать туда-сюда по одним и тем же местам на моих путах. Тюремную решетку тоже нельзя разрезать, но тем не менее узники не раз и не два перепиливали толстые железные прутья, способные сдержать ярость дракона, если имели подходящий инструмент. А у меня он был. Даже два. Обломки весла тоже поначалу выглядели многообещающими, но, к сожалению, крайне быстро сломались.

Примерно через час в узком колодце гоблинской темницы в окружении ошметков сети и бесформенных кусков древесины, еще недавно бывших веслом, стояло наполненное темнейшей злобой, прекрасное в своей ярости и злое, как тысяча демонов, дитя своих родителей.

– Ну все, вам конец, уроды, – посулила я отсутствующим здесь гоблинам и принялась целенаправленно превращаться в живую машину для убийств. Проще говоря, прикрыла ороговевшей плотью те места, удар в которые мог бы доставить юному дампирскому организму массу проблем. Перво-наперво своей кожей, ставшей прочной, как панцирь черепахи, закрыла глаза и горло. Затем живот. Гоблины в большинстве своем все же будут пониже меня, а потому ударят куда достанут. К сожалению, сразу после этого пришел такой знакомый голод, от которого хотелось даже камни грызть, и с остальными задуманными метаморфозами пришлось повременить. – Ничего, – пообещала сама себе я, подпрыгивая и вцепляясь когтями в потолок, рядом с крышкой каменного колодца. – Будет и на моей улице праздник. Лет через двести, когда полноценное боевое обличье научусь принимать, как настоящие кровососы. И тогда уж меня будет без боевого голема не остановить!

Цепляясь за выбоины кладки увеличившимися когтями, я добралась до закрывающей колодец крышки и уперлась в нее плечом. Со скрежетом каменная плита, оказавшаяся не такой уж и тяжелой, уползла в сторону. Кто-то пока невидимый вскрикнул, скорее от неожиданности и удивления, чем от испуга.

– Привет, завтрак! – обрадовала я мелкого заморыша, ростом примерно себе по пояс, вырываясь из своего узилища.

Типичный гоблин, какими их знает весь мир, проявил несвойственное благоразумие и, швырнув в меня копьецом, кинулся бежать. Уклониться от оружия было легко. Сломать ему шею и впиться в нее клыками, догнав в два прыжка, тоже. Кровь оказалась неожиданно вкусной. Мой организм, казалось, довольно заурчал, поглощая ее. Даже запах – а вонял болотный житель своей естественной средой обитания – не испортил впечатления. Вот уж не ожидала. Может, это был какой-то уникум, к примеру, потенциально обладающий сильным даром? Или просто вхожу во вкус? Пока я задумчиво смаковала букет, одновременно запасаясь силами для грядущего боя, в помещение, исполняющее, очевидно, роль тюрьмы, ввалилась толпа аборигенов во главе с моим старым знакомым.

Причем у всех были вполне себе современные ружья. Пришлось бросать недопитую жертву, хватать каменную крышку и бросать уже ее. Троих смяло, но остальные открыли огонь. Кроме Гнала. Как ни странно, но он во всю глотку кричал: «Не стрелять» – и даже задрал к потолку чей-то двуствольный дробовик, выбивший из свода целое облако крошки. Половина гоблинов промазала. Но остальные-то попали. Пули рванули мою плоть, как раскаленные ножи, а кровь брызнула из как минимум десятка ран. Сознание стало стремительно уплывать в неведомые дали. На остатках злости я еще смогла сделать пару шагов им навстречу и полоснуть пару раз когтями, уже не слишком видя кого, а потом упасть, провалившись в черноту…

Мягкое, обволакивающее тепло одеял, ласкающее и навевающее воспоминания о детстве… о таких надежных руках отца, баюкающих свою заболевшую красавицу… Терпкий и чуточку пряный запах куриного бульона и тончайшее, практически невесомое прикосновение прохладной ладони к покрытому капельками пота лбу… Прикосновение… Воспоминания детства, заполненного бесконечным счастьем и радостью детства… такого короткого, но оставившего после себя бесценную сокровищницу воспоминаний, в которой среди звенящих водопадов смеха, темных заводей слез яркими звездами разбросаны самоцветы нежности и любви, несмотря ни на что все так же сияющие сквозь туман грусти.

Не уходи… Не оставляй меня одну… Предательское жжение нарождающихся слез и надежда. Глупая надежда, смешанная со страхом… Ведь пока закрыты глаза, пока окружающее еще не облеклось в четкие границы восприятия, я могу лежать, лежать в теплых объятиях одеял, ощущать такой родной и домашний запах и надеяться… раздирать душу зазубренными, покрытыми ржавчиной и нагаром крючьями надежды о том, что все произошедшее – сон, болезненный сон, навеянный демонами лихорадки… и еще мгновение, и снаружи раздастся прокуренный бас, с укоризной бурчащий о неумеренности молодой леди по отношению к фруктовому льду. Грозный и все равно наполненный нотками нежности голос, корящий свою принцессу за тот страх, который она принесла своему старику отцу… Папа… папочка! Как же мне страшно! Ведь это пытка, самая изощренная из всех известных разумным существам пытка – истязание надеждой, глупой, безнадежной надеждой взбалмошной девицы… Надеждой, что, открыв глаза, я увижу все те же скрытые за кудрявой изгородью бороды родные черты, радостно заверещу от захлестывающего меня счастья и, бросившись на шею, буду шептать, глотая слезы и хлюпая моментально набухшим носиком, шептать папе о том, как я его люблю…

Предательская влага, собравшаяся в озерах закрытых глаз, смела последние преграды воли и неостановимым ручьем хлынула по склонам щек…

– Папа!

– Ну не совсем, – раздался мелодичный женский голос, и рука убралась с моего лба. – Открывай глаза, девочка, ты уже пришла в себя. Правда, возможно, все еще бредишь.

– А разве?.. – начала задавать какой-то вопрос я, распахнула веки и тут же осеклась. Прямо передо мной красовалось лицо. Весьма знакомое лицо. Очень похожее на него, практически как две капли воды, я видела на одной нечеткой потемневшей фотографии, хранимой отцом в глубине бумажника. И возможно, в далеком детстве, вживую. Но последнего совершенно не помнила.

– Доченька моя, ты очнулась? – низким, наполненным тревогой голосом окликнула меня Хенея Микрай, проведя по моей щеке тонкими пальчиками с длинными ухоженными ногтями. Она не постарела ни на год, во всяком случае внешне. И действительно чем-то неуловимо напоминала эльфийку, несмотря на абсолютно круглые уши. Нос сам собой втянул воздух, пытаясь поймать ее запах. Он был странным. Необычным. Похожим на мой. Сама некромантка сидела на стуле, поставленном рядом с кроватью, на которой валялась ее дочка, чувствующая себя на удивление хорошо. По крайней мере, ни одна дырка от пуль не болела. Видно, их заштопали первоклассной целительной магией. Обе мы находились в какой-то маленькой комнатке, чьи стены были обиты плотным красным бархатом.

– Да. Мама. – В голове творился хаос. Свою клыкастую родительницу нашла, пусть и чуть не умерев в процессе. Но что делать дальше, почему-то никак не могла сообразить.

– Ну слава богам, – пробормотала себе под нос вампирша, отчего-то очень ехидно улыбаясь. – Если бы ты умерла, я бы сожрала этого идиота Гнала живьем. Нет, это же надо додуматься – тащить тебя сюда! А ты тоже хороша. Ну вот зачем было искать меня при помощи магии крови? Или ты думала, что опытный некромант не заметит направленный на него ритуал? Неужели было непонятно, если я ни разу не пришла к Грему, значит, сейчас не время.

С ума сойти. Я в первый раз в жизни вижу свою мать, и она немедленно начинает скандал. Может, расти только с отцом – это не так уж и плохо?

– Письмо хоть раз в год прислать, конечно, не судьба… – Детская обида подняла голову, небрежно сместив в сторону инстинкт самосохранения. – Ну просто чтобы сообщить, чего ожидать от плода ваших ночных развлечений, растущего с заметными отклонениями от общепринятых канонов?

– В моем положении и это не безопасно, – покачала головой Хенея. – И в первую очередь для вас. У тебя были какие-то странности? Опиши их.

– Ну да, – согласилась с ней я, наполнив свой голос ядом, – куда уж нам, сирым и убогим, до бессмертных вампиров.