Текст книги "Леди с клыками"

Глава 14

«Кошмар. Кошмар. Просто кошмар! – Эта мысль стучалась мне в голову уже которые сутки, полностью соответствуя мрачной действительности. – Меня! Леди Клер Шатраэн Отхильда Дербас Туиллойска! Мага! Големостроителя! Разыскиваемого преступника! Дочь сильнейшего некроманта столетия! Дампира! Сделать паршивым водоносом?!»

– Не стой! – Крепкий толчок в спину недалеко от того места, где она переходит в ноги, раньше мог быть воспринят как оскорбление. Сейчас же мне он глубоко и абсолютно безразличен. Ради возможности просто постоять на месте я еще и не такое стерплю. А уж если мне предложат лечь…

– Клер! Не спи! – Это Лаэла. Неправильная она эльфийка. Совсем неправильная. Наверное, у нее в роду дроу были. Иначе чем объяснить, что путь по этим трижды проклятым катакомбам она переносит лучше меня?!

Раньше профессия контрабандиста представлялась мне чем-то не совсем законным и немного романтическим. И выгодным. В том, чтобы уберечь товар от налоговых сборов, нет такого уж страшного преступления, ну если это, конечно, не какие-нибудь наркотики или там караваны рабов. К тем, кто занимается этим делом, я никаких отрицательных чувств не испытывала и знакомство с тружениками подземных дорог сочла вполне нормальным. Да они и не походили на законченных негодяев. Обычные мужики и бабы (что касается последних, то другого слова к этим условно прекрасным представительницам слабого пола не подобрать). Гномья кровь в той или иной пропорции имелась, на взгляд, у каждого третьего, впрочем, возможно виновата в этом была ширина плеч, внушающая уважение большинству из наших попутчиков. Я, помнится, даже подумала, что если их одеть поприличнее, то можно выдать за тренированных воинов. Наивная! Да давно исчезнувшие гвардейцы короля были по сравнению с ними чахлыми задохликами!

Наш путь начался вполне обычно. В подвал под домом, выглядевшим сущей развалиной, куда дружный квартет прячущихся от правосудия магов-недоучек привел дальний родственник Гроткара и Торката, по одному и по двое начали стекаться люди, которым некто вроде кладовщика выдавал их часть поклажи, в основном являвшейся содержимым винного магазина. Щедро так выдавал, судя по всему руководствуясь пословицей: «Если тролль поднимет, то орк утащит». Тем, кто шел вроде как «пассажирами», а таких нашлось почти десяток, выдавали вместо ценного груза связки факелов, бухты тросов, прочие нехрупкие и не особо ценные, но важные для подземного перехода вещи в дополнение к их личному багажу.

Мне достался бочонок с чистой питьевой водой. Ручьи, озера и даже реки под землей были, но в их окрестностях, если верить бывалым контрабандистам, водились такие твари, с которыми лучше не связываться. Да и встречались они далеко не на каждом шагу. Приняв в руки увесистую емкость из какого-то темного дерева, я уважительно присвистнула, поражаясь весу, который умудрились запихнуть в столь малый объем, и принялась возиться с системой ремней, при помощи чего бочонок цеплялся за спину.

Шагов через двести по невысокому – идти приходилось с пригнутой головой – прорубленному в скале коридору пришло понимание недооценки тяжести возложенной на меня миссии. К первому привалу тело болело как бы не больнее, чем после трехдневных побоев. Во время остановки на ночлег я проверила, не спрятан ли в бочонке груз в виде свинца или, чем демоны не шутят, золота. Но нет, вода, просто вода. Тяжелая. А с утра начали ныть непривычные к столь долгим походам ноги. Сначала я злилась, возмущалась, придумывала планы, как бы спихнуть свою ношу кому-нибудь другому, но к четвертому дню это состояние уступило место вялой апатии. Узкий коридор сменился открытым пространством, где до потолка было даже не докинуть камень, а до соседней стены шагать часами.

Но таинственность помещения, построенного древними подземными расами, не трогала. Хотелось сесть. И есть. А пайки выдавалась строго рассчитанные, и с этим было строго. Даже хлопанье ресницами не помогало. Усталость накатывала, как прилив на песчаный берег, медленно, но верно, подтачивая бастионы воли. Если бы меня прямо сейчас начала жрать какая-нибудь подземная тварюга, не уверена, что нашла бы силы ей помешать. Вероятно, даже попыталась быстрее проползти ей в глотку, чтобы получить возможность прилечь хотя бы в чужом желудке.

Некоторое облегчение приносили не по одному разу перебираемые мысли и рассуждения, заполняющие мою усталую голову и хоть чуть-чуть отрешающие меня от столь невыносимой действительности.

И ведь правда, казалось бы, при наличии магии, а уж тем более столь яркого и всемогущего ее столпов, как совет архимагов, такая вещь, как огнестрельное оружие или механика, не нужна. Зачем закапывать в землю полновесные империалы, возводя многомильную железную дорогу, если существуют и не одно столетие используются стационарные телепорты? Зачем добывать металл и с помощью многочисленных операций превращать его в тот же самый пистолет, если можно с помощью магического жезла кинуть во врага огненный шар или молнию? Странно? И не говорите… Даже для себя объяснить интуитивно понятное и от этого не менее загадочное довольно сложно. Всему виной деньги – этот невидимый и всесокрушающий яд, разъедающий души и одновременно цементирующий общество. Деньги и время. Эти два скакуна, ведущие бесконечную гонку, известную любому: кузнецу, банкиру, полководцу, каторжнику и беглецу.

Да, портал намного быстрее грохочущего на стыках, пыхтящего паром и дымящего многоколесного гномского «механического дракона» (как их первоначально называли). Это невозможно оспорить, но и невозможно сравнить стоимость переноса через портал хотя бы двухсот фунтов с использованием многотонных эшелонов, с их мерным перестуком чугунных колес.

Да, огненный шар, вырвавшийся из жезла, украшенного кристаллами накопителей и искуснейшей рунической гравировкой, в состоянии испепелить десяток или два человеческих тел и еще столько же прожарить своим волшебным пламенем до золотистой корочки, «но»… Есть это проклятое но. Где вы видели хотя бы последнего оборванца или крестьянина из дикой деревеньки, затерянной в северных горах, без личного амулета, способного поглотить прямой всплеск магии, направленный против его владельца? Продавить, перенасытить или разрушить составляющие плетения – вот каким образом эволюционируют атакующие заклинания уже не первое тысячелетие. Смешивая в одной реторте математические методы, физические законы и туман озарения, маги все еще пытаются изобрести универсальное всепроникающее заклинание, которое наконец-то сможет хотя бы приблизиться к бесстрастному, экономически более эффективному и прекрасному в своей простоте идеалу – к оружейной пуле.

Не говоря уже о том, что срок обучения мага в среднем составляет порядка десяти лет, а процент встречаемости способностей, достаточных для оперирования более или менее энергонасыщенными глифами заклинаний, крайне мал. Нет, запустить светляка или пробормотать простейший заговор от скисания молока в состоянии любая или практически любая селянка, особенно в предгорьях восточных гор – рядом с местами старинных сражений, где до сих пор повышен магический фон и бродят остатки порванных плетений, сами собой встраиваясь и переплетаясь с аурами населяющих эти места разумных и неразумных созданий. Но заклинать – ощущать глубинное родство с текущей в своих венах магией – способны далеко не все.

Все эти сумбурные размышления конечно же не говорят о том, что маги как таковые обществу не нужны и на поле боя их давным-давно стоило бы заменить на многотонные орудия. Нет, магия органично дополняет начинающую развиваться технику, сплетаясь с ней порой в столь изящные или чудовищные сочетания, рождая таким образом новые науки и новые пути развития. Взять, например, големотехнику, золушку, изгнанную за порог магической науки, отвергаемую техниками и вместе с тем способную создавать конструкции, поражающие своим совершенством и эффективностью.

«Чудовища из семи металлов, оживленные проклятой кровью… И стал путь их отметиной скорби…» – именно такими словами описывается на пыльных листах замшелых летописей первое применение военных големов, тогда еще несовершенных и ненадежных, временами приносящих больше проблем использовавшей их стороне. Но эти проклятые скакуны – деньги и время, перетирающие своими подковами империи и царства… именно их голос… жутким рефреном, какофонией сминаемого металла и раздираемой плоти объявил о том, что колесо прогресса сделало свой поворот, еще один поворот на бесконечной дороге, которая зовется жизнь…

Кстати о звуках. А это ведь не мое воображение разыгралось, это кто-то впереди орет, как дюжина котов, которых «добрые» дети одновременно дернули за все детали тела, какие сумели нашарить. А аккомпанементом служит лихорадочная пальба. Но темп ходьбы почему-то не снижается, и особо обеспокоенными мои спутники по каравану не выглядят.

– Это чего там такое? – Я дернула за руку даму, напоминающую своим сложением достопамятного горного тролля из паровозного депо. Любители больших форм были бы оной дамой, безусловно, впечатлены, поскольку случалось мне видеть наковальни меньшие и, на глаз, не такие непоколебимые, как ее бюст. Правда, вот с лица контрабандистки можно было писать картину, изображающую злобную демоницу, и при этом не особо мудрить с поисками облика натурщицы, в более инфернальную сторону. Толстые желтые клыки, унаследованные явно от орков, выпирали из-за губ, серая кожа наводила на мысли о троллях и различных дерматологических заболеваниях, а в маленькие глазки, практически незаметные между морщинистыми щеками и загнутым книзу клювом носа, смог бы попасть не каждый эльф. Даже из своего фамильного лука. С двадцати шагов. И такие исключения, как Лаэла, в расчет не берутся.

– Цветочек, – пожала плечами дама. – Ничего, девонька, это не страшно. Он хоть большой и живучий, но тупой и неповоротливый. Орет, правда, противно, но это ничего. Сейчас охранники найдут все его сердца и… – Мерзкий звук, становившийся все громче, внезапно оборвался. – Нашли, – констатировала практически аборигенка подземных тоннелей.

Шагов через сто мне пришлось перелезать через это чудное порождение природы. Перешагнуть его бы не получилось. В принципе в свете факелов и фонарей «цветочек» был похож на громадного червя, замершего в пугающей неподвижности. Может, это и не растение вовсе? Но из ран кровь вроде не текла. Да я и самих-то ран не заметила, а ведь они должны были быть при такой-то пальбе. Да, чудна живность, не видевшая солнца.

– Клер, – Гроткар, тащивший на себе здоровый рюкзак, кирку, моток веревки, фонарь и ружье, выглядел со всей этой сбруей на удивление органично, – не зевай. Мне сказали, что раз здесь есть «цветочки», то можем и на «пчелок» нарваться. Они, конечно, нектар сосут, но от крови тоже не откажутся.

– Вот только роя злых насекомых нам не хватало, – вздохнула я. – Они большие?

– Чуть меньше меня, – пожал плечами гном, который обязан был разбираться в подземной фауне и флоре хотя бы в силу расовой принадлежности. – Но это вообще-то летучие мыши, просто их называют так.

Поправка. Чудна разумная живность, не видевшая солнца слишком долго. Ладно, надеюсь, нападение этих… мышеинсектоидов хотя бы заставит нас сделать незапланированный привал.

Как показало время, дочке сильнейшего некроманта столетия ничего не стоит накаркать проблемы на голову себе и окружающим.

Привал, столь желанный моему измученному бесконечным походом организму, все же случился, хотя и продлился всего ничего – примерно минут пять, пока команда из трех особо ушлых контрабандистов вырезала из этого странного подземного черверастения какие-то жутко выглядящие внутренности. Даже не хотелось задумываться, за что они там отвечали и что с ними будут делать удачливые охотники. Нетушки! Я, конечно, знаю, что в состав более чем половины кремов, масок и большинства притираний входит многое из того списка, что приличная леди не должна не то что видеть – по мнению мадам Жюли, об этом лучше даже не знать. И между прочим, несмотря на мою в общем-то небрезгливость, я поддерживаю ее в этом мнении.

Как я хорошо понимаю стражников и представителей магистрата, которые ни за какие коврижки не лезут в эти вроде бы «удобные» подземные коммуникации. И недаром их веками используют только различного рода странные личности, испытывающие некоторые трения с законом, – самоубийцы, иным словом. Примерно такая мысль родилась в моей голове в то же мгновение, когда мои уши заложило пронзительным визгом. К моему позору, моим же.

А вы бы не закричали? Когда резким рывком вас за шкирку, буквально как нашкодившего котенка, вышвыривают за пределы неровного круга света, отбрасываемого немногими магическими светильниками и несколькими керосиновыми лампами, и с нечеловеческой силой бросают куда-то в истекающую подземными ужасами тьму, такую густую, что она кажется материальной.

Мгновения полета, которые, казалось, длились вечность, завершились ударом моего многострадального, напуганного до печенок тела о что-то твердое. И хруст – я точно расслышала хруст разламывающихся костей в то короткое время, которое потребовалось моему затылку, сумевшему, в свою очередь, также прикоснуться к неведомой преграде и заставить распуститься цветок всепоглощающей боли, заслонившей своими дрожащими лепестками окружающее…

Сознание вернулось рывком, но лучше бы оно этого вообще не делало. Я обнаружила себя в сером полумраке, по уши испачканной в чем-то липком и вонючем, да к тому же во рту чувствовался давно и безошибочно узнаваемый вкус крови. Болела грудь. И бок. Спина была мокрой насквозь. Ах да, там же бочонок. Теперь уже, кажется, пустой. Что же произошло?

Память, которую ее хозяйка старательно пыталась заставить заработать, отбрыкивалась всеми возможными способами, демонстрируя верный признак спонтанного срыва в боевое безумие. Бывало уже подобное несколько раз на тренировках с Хильдой. Гномка-воительница потом долго ругалась, преимущественно на неизвестных мне языках, а чинить ее доспех приходилось за свой счет. Руки и ноги, которыми утративший рассудок дампирский организм портил славную подгорную сталь, почему-то куда меньше страдали. А чувство боли вообще приходило в норму только через пару дней. Вот и сейчас – гляжу на свои разбитые ручки с выросшими и частично обломанными когтями и никакого дискомфорта не ощущаю. Даже спина как будто в норму пришла. Может, она и вовсе зажила под воздействием стресса и, возможно, очередной инициации? Жаль, я прошедшее почти не помню. То, что хорошо тренированные берсерки могут контролировать свою ярость, вовсе не означает, что это всегда у них получается.

Из глубины сознания вылезали отрывочные моменты короткого полета в чьих-то громадных когтях, причем большая их часть вонзилась в тело, к счастью, неглубоко. Когда они наконец разжались, начался отчаянный бой на узком скальном уступе, куда меня сбросили к жадно раскрытым пастям полудюжины уродливых лысых тварей с куцыми кожаными крылышками, которые почему-то светились ярко-розовым, как и мои руки…

– Способность видеть в темноте имеется, – констатировала я, только сейчас обратив внимание, что серые сумерки вокруг выглядят, мягко говоря, странновато. Окружающую обстановку освещала я сама, и, похоже, делала это теплом тела. Если не ошибаюсь, так умеют видеть змеи. И дроу. Ну и вампиры, вероятно, раз клыкастая полукровка тоже это умеет. Впрочем, если они мертвые, то их тела должны быть холодными, или нет? Ладно, потом разберусь.

Не сразу мне удалось понять, что окружающая обстановка и то, что вылезло из глубин памяти, одно и то же. Не хватало фона удивительно мерзких птенцов и их чудовищно огромной мамаши, которая, собственно, и поймала своему выводку убившую их всех добычу.

Свалившись практически на голову первому крылатому монстрику, напоминавшему помесь саблезубой курицы с демоном, я просто и без затей свернула ему шею. Остальные четверо или пятеро, правда, попробовали в этот момент меня сцапать, но им помешала злая из-за гибели детеныша мамочка, метко пнувшая меня откуда-то сверху прямо по бочонку. Когти пернатой твари пробили одну из стенок и застряли в другой, что дало возможность, извернувшись на пределе гибкости тренированного с детства тела, вонзить в плоть подземной птахи, отнявшей сотни, если не тысячи жизней, мизерикордит. Темная магия – штука сильная. Похитившее меня крылатое недоразумение с клыками, хоть и не получило травм никаких жизненно важных органов, заорало так, словно ему оторвали хвост, и, попрыгав на одном месте пару раз, упало, едва не раздавив собственных птенцов и кандидатку на роль их обеда. Дальнейшее помню совсем уж смутно, но в голову лезут непередаваемые ощущения, когда твои когти через глазницу почти достают мозг твари и, силясь его подцепить, удлиняются еще чуть-чуть, а также сожаления об улетевшем со скального уступа не пойми куда пистолете, в котором осталось целых два патрона.

– Как же я теперь отсюда выберусь-то? – жалобно спросила я невесть у кого, рассматривая все, что ухитрилась разглядеть. Свое гнездо плотоядная пернатая похитительница дампиров оборудовала на приличной высоте, превышающей мой рост раз в десять. – Слезть-то слезу, это ладно… Даже если грохнусь, регенерирую. Но потом-то куда?!

Положение и впрямь незавидное. Блуждать по подземельям в поисках хоть кого-то разумного и не жаждущего тебя сожрать можно долго. И хотя дампиры вроде как не стареют, выбраться под солнечный свет лет через сто совсем не хочется. Тем более, по логике, я гораздо раньше нарвусь на монстра, способного переварить не только клыкастую девицу, отличающуюся повышенной шустростью, живучестью и силой, но и закованного в рыцарский доспех, выкованный специально под его габариты, огра. Впрочем, вряд ли это крылатое недоразумение унесло меня от тропы контрабандистов слишком далеко, а значит, можно попробовать поискать их следы. Жаль, что я не собака, уж их-то нос учуял бы гномов, вечно курящих свои вонючие трубки, издалека. Хотя… Если мне удалось придать своему языку форму ключа, может, и обоняние обострить получится? Тем более вампиры должны хорошо чуять кровь, причем не каких-то там подземных чудовищ, а людей и им подобных. А значит, шансы на успех есть!

Отплевываясь от покрывающей скалу слизи, ошметки которой периодически падали мне на голову, по мере спуска я старалась не задаваться вопросом о ее происхождении. Вот не задавалась, и все тут. Бррр… и вообще, судя по населяющим это подземелье «обаятельнейшим» тварюшкам, сунуться сюда могли только такие сумасшедшие существа, как контрабандисты. Не удивлюсь, что, даже когда над этими пещерными залами шумели многолюдные улицы столицы, желающих спуститься сюда нужно было искать днем с огнем.

Упав всего два раза и полностью изгваздавшись в… я не хочу даже думать в чем, я наконец-то достигла дна зала. Видимо, летучая тварь, унесшая меня на завтрак своим птенчикам, использовала верхушку мертвого сталагмита для своего гнезда. Довольно логично с ее стороны, ведь кто знает, что ползает или передвигается каким-либо другим способом по полу этих коридоров. Лично я не хочу не то что знать, но даже видеть и нюхать. С последним, кстати, было плохо: освободить ноздри, конечно, удалось, но единственное, что полностью занимало первое чувство (коим, как известно из старинных медицинских трактатов, является обоняние), – непередаваемая вонь от покрывающей меня слизи.

– Гррр гра дарак! – Эхо, принесшее отголосок вырвавшегося из меня ругательства, еще раз подтвердило подмеченное несчетными поколениями разумных правило: выражения и слова кобольдьего практически не отражаются эхом. А если уж отражаются, то все равно разобрать, кроме рычания, практически ничего невозможно.

Кое-как попытавшись почиститься и бросив через минуту эту невыполнимую задачу, попробовала осмотреться, куда же забросила меня судьба и в какую хоть сторону идти. С учетом полной потери мной ориентации и – самое главное – полной непредсказуемости полета той летающей твари идти в принципе можно в любую сторону, так как с равной долей вероятности любой из трех обнаруженных в слабом красноватом свете ночного видения выходов мог привести меня либо к каравану, либо к выходу, либо, что скорее всего, к какому-нибудь крайне голодному жителю этих подземелий. Но уж что точно я не собиралась делать, так это сидеть на одном месте…

Гррр!.. Сдирая остатки того, что еще несколько часов назад было походным костюмом, я протиснулась еще на несколько пядей вперед. Теперь я точно знаю, что такое пещерный шкуродер. И чтобы я еще раз полезла в эти рырговы пещеры!.. Просунув руку еще немного вперед и зацепившись когтями за такой удобный наплыв, я напрягла мышцы, рывком протискиваясь вперед и одновременно выдыхая для уменьшения объема грудной клетки. Правильно говорила мадам Жюли о том, что приличной девушке нечего делать в этих… Тут какой-то уж особо острый кусочек скалы буквально прокатился по моему хребту, задевая чуть ли не каждую косточку.

– Шс-шшс!!! Грымовых подземельях!.. И-и-и-и!!!! – Позорный визг, никак не вяжущийся с недавними ругательствами и рычанием, вырвался из измученного и пересушенного горла в тот самый момент, когда с последним рывком мое тело все же выскользнуло из узкой расщелины, в которую меня по прошествии пары-тройки часов привел выбранный проход, и со всего размаху упало в наполненное ледяной водой озерцо.

Вода – благословенная жидкость, дарующая жизнь всему сущему. Текущая с небес и струящаяся в темных невидящих света подземных глубинах. Вода… оставляющая дорожки на обращенном куда-то вдаль лице… это лишь вода. И вздрагивающие плечи, сгорбленные под грузом случившегося, всего того, что подобно горной лавине обрушилось на меня, – это просто судороги от холода. Того холода, что проник в мое сердце и сковал мою душу… Холода, по сравнению с которым струи омывающей меня влаги кажутся огненными, принося отдохновение и покой.

Коридоры темного камня, напоенные тишиной, с изумлением вслушивались в звуки, в песню расколотой души, изувеченной зазубренными когтями окружающего мира. Плач… так много и так мало, как оказалось, может передать живое существо этими фактически неуправляемыми эмоциями. Ведь можно подделать все – страсть, гнев, ослепляющую ярость… но рыдание, слезы души, выступившие на поверхность, сдерживаемые до поры кандалами приличий и воли, подделать невозможно…

Мольбы и стенания оставим религиозным дурочкам, несущим последнее в храмы. Тихое молчание – запуганным домашним клушам, не смеющим сказать даже слова. Тщательно отрепетированную слезинку и вскинутые руки – уставшим от мужей вдовам.

А мне же… оставьте мне горечь истекающей яростью и истерзанной потерей души… и даже эхо пусть будет не в состоянии повторить тот полувой-полустон, вырывающийся из моего горла. Те самые слезы, слаще и горше которых нет на свете. Слезы потери, которые я несла в душе и так и не решилась до сих пор отпустить на волю.

Мист! Да будь проклят ты и весь твой род! Ты отнял у меня все, все, что мог, и еще чуть-чуть! Ты отнял у меня отца и первые слезы. Украл и не оставил ничего, кроме ярости, алой и сладкой ярости, захватившей меня целиком. И только сейчас, где-то в глубине подземных коридоров, в одиночестве каменной пустоты, скорлупа, покрывающая мою душу, дала трещину. Больше не нужно было стальными обручами воли держать чувства, улыбаться и не показывать виду перед окружающими. Скрываться за броней разума. Как больно… как же это больно – потерять единственного близкого человека. Я ведь помню… проклятый палач, память ударами горьких клинков взрезает благословенный туман забвения. Улыбку и недовольное бурчание. И тяжесть рук, покрытых мозолями и химическими ожогами, огрубевших от огня горна – самых мягких и нежных рук на свете…

Так вот ты какое – горе. Здравствуй, гостья… Так уж получилось, что наша встреча произошла именно тут, а я похожа на нерадивую хозяйку, бросившую одну из своих гостий и увлекшуюся ее подругами – фурией яростью, тихоней болью, кокеткой ненавистью. И только ты, как и подобает хорошей гостье, покорно и степенно ожидала своей очереди… Ведь ты никогда не спешишь. Поступь твоя разрушает города и страны, стирает в пыль чувства… Вуаль твоих одежд затеняет солнце и укутывает цветы серой пеленой. Прости меня… прости меня, горе. Теперь я твоя…