Текст книги "Охота на охотника"

Ошибка с быстрой ликвидацией Иванова, который и поднял эту бучу, сработала против меня. Сейчас убийство Иванова признали случайным, главной целью был генерал, но это ошибка. Целью были оба. Ладно, пока не до них. Я очень хочу в баню.

Нормальная баня была за пять дней до выхода к своим. В одной деревеньке затопили разом четыре, все помыться успели, кто-то даже постираться. Несколько раз топили и носили воды, чтобы все смогли попариться. Потом снова бои, даже умыться не всегда время было. Поэтому перед генералами я стоял с закопчённым лицом от сгоревшего пороха, весь провонявший им. Кстати, это одна из причин обвинения – от меня порохом пахло, стрелял, а о том, что бои вёл, как бы не знали.

Тут, на Лубянке, конечно, мыли – в комнате, из шланга, ледяной водой под напором, тоже мне помывка. В общем, просто в баню хочу, смыть с себя всё. Я до сих пор был в командирской форме, уже грязной. Комбез и шлемофон мне вернули, надел, а то холодно, и вот так, привлекая внимание, и ушёл в улицы.

Прохожие показали, где ближайшая баня; правда, понедельник, и она не работала. Санитарный день у них по понедельникам. Ничего, дал денег на лапу работнику, и тот проводил в отдельную парилку для начальства, а они, бывает, и в понедельник приезжают. Всю форму отдал – всё, что на мне было, кроме шлемофона: портянки, нательное бельё, сапоги в чистку. Работник обещал отстирать, и от крови тоже, погладить. Как будет готово, принесут. Прачке я отдельно обещал уплатить.

Вот так и кайфовал, холод уходил из костей. Тут я, конечно, преувеличиваю. Холодно мне в камерах не было, даже в карцере. Во время последнего заказа я купил у демона целую шкатулку с запасом амулетов, походный набор четвёртого уровня сложности. Больше сотни, с запасом накопителей. Всё для простых людей, не приписаны ни к кому. Вот амулет климат-контроля и носил, потому в порядке был, не мёрз.

Был ещё амулет чистки, универсальный, полость рта тоже очищал и чистил тело, но баню всё же хотел посетить, что и сделал. Скорее для души, чем для тела. Или разом и для того, и для другого. А пока в парилке сидел и мылся в небольшом зале – под душ и снова в парилку, – размышлял, что делать дальше. Куда угодно, но не обратно на Юго-Западный фронт. Пошли они. Вон сделали танкистом, петлицы на форме чёрные, с «танчиками» эмблем, теперь за бронетанковым управлением числюсь – вот карьера?

Бумаги отдали, что претензий ко мне нет, удостоверение вернули, поэтому иду в бронетанковое управление и прошусь в какое другое место. Понятно, подкупить придётся, чтобы лояльны были, но есть чем. Трофеи имеются. А причин не возвращаться хватало.

Для начала, никто и не думал за меня заступаться – дело громкое, все за свои шкуры тряслись. Было две награды на меня выписано. К Герою представили за то, что спас штаб фронта и вёл ночной бой на броневике у того моста. И орден Боевого Красного Знамени уже оформили по результатам, за работу с моторизованными группами противника. Только как узнали, что я под следствие попал, да ещё по такому делу, сразу порвали. И на «Боевик», и отправили запрос в наградной комитет на отзыв награждения Золотой Звездой. Вернули, и его порвали.

Приказ начальника штаба фронта, но Кирпонос не возражал, подписал. Награды уже не вернуть – документы порваны и уничтожены. Дрон слушал внимательно всё по штабу фронта, так что в курсе дел.

Я могу сказать, что мне всё равно, не надо мне этого, но я уже настроился получить, а тут такой облом. Обидно мне. Ну вот обидно. Заслужил честно? Честно. Раз не дали, то и пошли они к негру в задницу. Вот такие дела у меня шли. Воевал, честно это делал, немцы оценили, потом арест и освобождение. В принципе, и всё. Хотя так, чтобы отвлечься, одно дело опишу.

Окруженцы, что вырвались из Киевского котла, иногда встречались, в основном небольшие группы. Я их подкармливал, кого-то себе брал, а остальных отправлял дальше в тыл, описывая, как идти, чтобы немцам на глаза не попасть. И было там трое, при старшине, техники из автобата. В общем, я им заказ сделал, обещая включить в свою группу.

Мне как раз брошенная полуторка попалась, внутри кузова рулоны войлока. Его для утепления используют. Выдал этой тройке мой грузовик «Опель», войлок, печку-буржуйку, трубы, а также инструменты и всё, что может пригодиться, и велел подготовить в кузове утеплённое жилище на зиму.

Грузовик, если так подумать, занимает полезное место. С аэробайком он особо и не нужен. А для чего он нужен? На будущее, может, пригодится. Когда-нибудь. А пока только место занимает. Вот я и решил использовать его для постройки походного дома в зимнем варианте, раз зима близится, и суровая. Хоть какая-то польза будет. Вдруг в пути метель застанет, как спасаться? Палатки есть, но ставить долго, не пять минут. А тут достал «Опель», поднялся в кузов, зашнуровал вход, печку раскочегарил – и тепло. Койку установил – спать можно. Вот и набирал материалы, удачно войлок попался и куски жестянки.

Те всю ночь работали, но справились. Обшили и проклеили войлоком весь кузов: верх, бока и даже уложили двойной слой на полу. Слева у заднего борта буржуйку поставили, выведя дымовую трубу наружу, даже ещё обложили асбестом, чтобы войлок не тлел, если прокалится труба. Небольшой запас был в том же грузовике, где и войлок.

Сделали воздуховод – можно открывать и закрывать для доступа свежего воздуха. Справа у заднего борта (а он не открывается теперь) установили приставную лестницу. Расшнуровывается вход – и можно забраться внутрь. Изнутри зашнуровывается. У входа и под буржуйкой листы жести прибиты к полу – защита от искр и угольков, что могут вырваться из печки. Её жерло (назовём это так) направлено в центр комнаты.

В принципе, это всё, что эта троица успела за ночь, – считай, главное сделано. Когда я принимал работу, указал, что у входа неплохо бы вешалку для верхней одежды и головных уборов сделать. Зашнуровал вход изнутри, скинул обувь (в сапогах там не походишь), снял шинель, а куда вешать её? Нашёл вешалку, её закрепили. Вполне крепко вышло. Так что принял работу.

Следующей ночью сам модернизовал получившийся домик, походный или охотничий, думаю после войны его использовать. Пусть без окон, но мне нравится. У левого борта поставил армейскую койку, матрас застелил постельным бельём, не забыл про тёплое одеяло, подушку с наволочкой, и накрыл покрывалом. Под кровать сунул свёрток ватного одеяла, если ночью печка остынет и я замёрзну. Спать буду ногами к печке. У правого борта поместил небольшой столик – кушать за ним или делами заниматься. Стул со спинкой – его ближе к выходу, чтобы сидя обувь снимать. По мебели всё. Да и не так тут много места, чтобы ещё что-то ставить. Оставалось только оснастить домик благами космической цивилизации.

Из спаснабора фонарик имеется, который может работать как светильник, вот и закрепил под потолком. Будет освещать комнату. Также два амулета из той походной шкатулки. Один климат-контроля – обогревает помещение, так что печка тут… да пусть будет. Заряда амулета при активном использовании на неделю хватит, а накопителей с зарядами у меня достаточно. Второй амулет – противопожарный. Активировал, указал зону работ, кроме печки и жестянки. Это чтобы угли, стреляя, если дровами буду топить, не вылетали, и войлок не тлел. Сразу потухнут, если попадут в зону работы амулета пожаротушения.

У меня ларь был, небольшой, с крышкой, поставил его между печкой и входом в комнату, внутрь насыпал угля – кило сто вышло. Потом затопил печку и дал помещению прогреться. Поставил сверху чайник с водой. Когда тот закипать стал, потушил фонарик и покинул комнату, убрав машину в хранилище. Достану – и меня ждут тёплое протопленное помещение и горячая вода, которую можно использовать как для чая, так и для помывки. Тазик и полотенца есть, мыло тоже.

Почему вспомнил это – сам не пойму, как-то пригрелся в парной, да сгоревшим углём несло от котельной. Видимо, ассоциациями навеяло. Но я дооборудованием машины был вполне доволен. Мотор прогрел, горячий – пусть будет так. В общем, зря времени не терял, готовился. Может, и не пригодится, но я сомневаюсь. Впереди не первая зима войны, всё равно пользу она принесёт.

Мысли медленно ворочались в голове, я серьезно расслаблялся, помимо меня ещё трое в парилке было, из начальства. Поглядывали на меня, всего изукрашенного синяками, как старыми, уже пожелтевшими, так и свежими, но я не обращал внимания. Снова окатился в душе, смывая пот после парилки, и вытерся полотенцем.

Работник сказал, что всё готово. Форма чистая, отстиранная, вернул награды на неё – медаль и орден. Я оделся, только вместо комбинезона и шлемофона накинул шинель – это моя – и фуражку, тоже из моих запасов. Для такой поздней осени ещё годится, но холодно, нужно зимнюю добыть.

Покинув баню, я расплатился со всеми, включая прачку – хорошо поработала, от меня приятно пахло не только мылом, даже берёзовыми вениками. А что, банщик прошёлся дважды. Вот так и двинул в сторону автобронетанкового управления, довольный с виду и в душе.

По пути попался военторг. Зашёл. Опа, есть в продаже зимние головные уборы. Приобрёл две шапки-ушанки (больше в одни руки не дают), даже со звёздочками. Хотя не так и холодно, менять головной убор не стал. Вскоре дошёл до нужного здания. Дежурный, поглядывая на меня с сомнением, направил к нужному командиру. Я так и сообщил: за новым назначением.

Полковник изучил мои документы и удивлённо посмотрел на меня:

– Лейтенант, тут же ясно написано: направиться в свою часть.

– Не имею желания возвращаться, товарищ полковник. Плохо там со мной обращались, воспоминания самые негативные. Поэтому прошу принять рапорт на перевод не просто в другую часть, а на другой фронт.

Рапорт я ещё не писал, просто положил ему на стол золотую вещицу, похожую на табакерку. Внутри кольца, цепочки, всё из золота.

– В вещах одного унтера нашёл, мной лично убитого. Мне без надобности, а вам куда пригодится. Девушке какой подарить. Очень прошу.

У того была крайняя степень охренения. Изучил табакерку, красивый орнамент, открыл, глянул внутрь, потряс, подумал и, убрав в стол, велел писать рапорт. Выдал бумагу, перо с чернильницей и сам диктовал, поэтому написали быстро. Дальше я ждал в коридоре, минут двадцать. Вернувшись в кабинет, полковник вызвал меня.

– Брянский фронт, – сообщил он, выдавая документы. – Туда все возможные силы направляют.

Почему, я был в курсе, не самое лучшее направление, но бумаги принял. Двое суток на дорогу выделили, так что я козырнул, поблагодарил и покинул не только кабинет, но и здание, направившись к трамвайной остановке.

Кстати, полковник моему виду поначалу удивился, но, когда изучил справку и понял, откуда я, интерес сразу пропал. Чудом вырвался из застенков, тут свечку ставить нужно. Эти мысли в его взгляде читались. Теперь у него работа направить в штаб Юго-Западного фронта извещение, что такой-то командир переведён служить на другой фронт – это чтобы меня за дезертира не считали. И на Брянский сообщит, что к ним направлен такой-то командир для дальнейшей службы.

К слову, в удостоверении записано, что я командир броневзвода. А получу должность или нет, уже на месте будет ясно. Обычно командиров направляют на пополнение частей и уже тогда подразделение посылают на передовую, отдавая тому или иному фронту. Меня же – напрямую. Впрочем, ладно, главное – другой фронт.

Теперь ситуация по этим самым фронтам. На юге без изменений, на севере тоже, блокада Ленинграда уже идёт. Кирпоноса сняли с командования девять дней назад, отозвали в Москву, на его место поставили маршала Тимошенко. Тот за два дня сдал Брянск, штаб фронта перебрался в Орёл, и из разбитых армий был образован Брянский фронт. Брянск сдан, немцы шли дальше, и вот в эту клоаку я и попал. Скоро попаду. В принципе, я не прочь, отдохнул, даже индивидуальный массаж всего тела кулаками получал, можно покинуть «санаторий» – и на фронт.

Уехал я недалеко; пока ехал, сговорился с пожилой женщиной, та комнату сдаёт, и вот вскоре заселился на сутки в двухкомнатную квартиру. Сразу оплатил, выдал припасы на неделю, чтобы обед сготовила (у той проблемы с припасами). Время час дня было, и я прилёг отдохнуть. Впервые в полный рост, вытянув ноги. Из-за недостатка места в камерах спали, свернувшись в клубок: ноги не вытянешь, к животу колени поджимали, да и спали плохо. А тут сразу сонливость напала, и я не противился, заставил себя раздеться и уснул в нательном белье.

Я для того комнату и снял, чтобы наконец выспаться, а до штаба Брянского фронта, который в Калуге стоит, доберусь на аэробайке. Не хочу в поезде трястись.

Да, штаб Брянского фронта создан на базе Двадцать Первой армии.

К вечеру следующего дня я прошёл в здание штаба фронта и передал дежурному направление, он уже указал, к кому мне надо. Я был доволен, очень даже, потому как вчера выспался, и вечером решил прогуляться. А тут, надо же, приметил на тёмной улице идущего куда-то в жилой район командира НКВД, капитана, одного из списка тех, кто у меня на ликвидацию записан. Тело не прятал, сделал вид ограбления бандитами, сняв с того всё ценное. Ножом, как швейной машинкой, отработал.

Жестоко? Ничуть, обычная месть. Я и остальных найду. Как уже говорил, это принципиально. Причём я этим сотрудникам не угрожал, не обещал потом встретить в тёмном углу. Зачем такой след оставлять? Это же бред. Капитан и не понял в темноте, что его убивают. Удар в печень ножом – и, придерживая тело, положил, а дальше уже навёл вид ограбления урками. Только они так ножами работают. Мне не надо было ему говорить, за что и почему, я просто мстил.

Помощник дежурного сопроводил меня в другое здание, тут штаб танкистов теперь уже нашего фронта стоит, и командовал им даже не генерал – полковник-танкист. Как и многие при первой встрече, глянув на меня, он поморщился от радуги на лице (это синяки цвели), но документы взял и уточнил:

– Лейтенант, проблемы с бронетехникой известны. У меня нет свободных должностей. У нас капитаны командуют ротами, от которых один танк, танкетка осталась или броневик. После недавнего танкового сражения, что длилось больше недели, немцы остановлены, но и все наши боевые машины, по сути, выбиты. Пополнение бригад в планах, но эти планы…

– Товарищ полковник, я не требую у вас танки или броневик. Разрешите мне набрать людей, а всё, что мне нужно для формирования взвода, я заберу у немцев.

– Даже так? Погодите, Северов. А вы не тот Северов, что бил моторизованные группы перед Брянском?

– Да, это я.

– Вы стали довольно известным танкистом. Я был уверен, что вы капитан. Сколько лет?

– Девятнадцать. Будет. В следующем году.

– Восемнадцать, значит, – правильно тот понял меня. – Расскажите, как там было?

Я стал описывать. Для полковника стало новостью, что я вообще мобилизованный, не кадровый, и как дорос до лейтенанта, и что простой стрелок, танкист, по сути, необученный. Просто везучий. Вот так за час и пообщались. Тот совещание с замами перенёс, чаем угостил и, обдумав моё предложение, сказал:

– Кому бы другому отказал, а вам, лейтенант, верю. Сможете технику отбить. Будут люди. Осталось подумать, к какой танковой части вас приписать. Хм, в Сорок третий танковый батальон. Там осталось шесть боевых машин, из них две «тридцатьчетвёрки». Вот в этот батальон, командиром первого танкового взвода первой роты, вы и назначены.

Комбат мой хороший знакомый, примет вас. Там и обговорите действия на территории противника. Батальон в близком тылу Триста Седьмой стрелковой дивизии стоит, резерв комдива. Может, даже удастся пополнить батальон за счёт немцев. Тогда переформируем его с приставкой «трофейный», опыт использования трофейных танков у нас есть. Уже захватывали.

– Хрупкие они, частого обслуживания требуют, – подтвердил я. – Мне тоже приходилось брать их и использовать.

Мне оформили все документы, и с попутной машиной (как раз в нужную дивизию шла, ночью, в составе автоколонны снабжения) я покатил в сторону передовой. В кабине «Захара» дремал, иногда стукаясь головой о боковое стекло, когда машину мотало. Дорога убитой была.

Доехали благополучно, под конец дороги я уже не спал – громыхало, и ночью иногда было видно вспышки. Тут ещё дождь начал моросить, но это вообще нормально для осени – сыро вокруг, желтизна, листья облетают. Самое время для депрессий, только у меня характер не тот.

Поэтому, когда прибыли в тылы дивизии, я незаметно достал плащ-палатку (при мне только вещмешок был), раскатал её и, встряхнув, накинул на плечи. Капюшон на голову – и вот так направился в штаб дивизии. Танкисты недалеко стояли, обещали, как рассветёт, проводить, а пока (сухая землянка, нары неплохие, пусть и голые доски) устроили досыпать, что я и сделал.

* * *

Уже неделя, как я на передовой, веду штабную работу. Мы отступаем, немец прёт. Как я в штабные попал? О, интересная история.

Утром по прибытии за мной пришёл сопровождающий, от танкистов. Разбудил и, как я умылся и привёл себя в порядок, сопроводил в штаб батальона. Командир его, капитан Краснов (два дня как командование принял после гибели прошлого командира) выслушал меня – что, мол, предлагаю сделать ходку к немцам и увести технику, пополнив штаты. Наорал на меня (он вообще был взбудоражен, кто-то завёл) и приказал забыть. Ну и направил меня не на должность взводного, а начальником связи батальона. Прошлый вчера погиб под бомбёжкой.

Я разобрался с делом быстро, к вечеру связь даже лучше стала, экранировал часть оборудования, и шума эфира в наушниках стало меньше. Потом радисту-ремонтнику помогал восстанавливать танковые радиостанции. Связь нужна. А в этот же день меня капитан снова вызвал и миролюбивым голосом спокойно спросил:

– Что ты там предлагал по рейду в тыл противника?

– Я?! – Изумление моё было настоящим, не наигранным. – Ничего такого не было, товарищ капитан.

– Ты утром предлагал.

– Вы приказали забыть, я забыл. Другого не услышите.

– Полковник Селиванов сообщил, что ты сам рвался.

– Это было до встречи с вами. Сейчас желания никакого нет, да и приказ стоит забыть.

– Тогда приказываю вспомнить!

– Не помню.

– Пошёл вон.

Козырнув, я покинул землянку комбата и продолжил заниматься делами.

Как связист я тоже был признан другими специалистами за своего, и связь у батальона стала хорошей. Мы как раз первыми вчера поздно вечером узнали, что уже находимся в окружении. Немцы глубокими прорывами завершили окружение, и вся наша армия оказалась в котле. Комбат, как получил эту информацию, убежал в штаб дивизии, мы до сих пор её поддерживаем, и вернулся за полночь, приказав готовиться к отходу.

Ну, моему подразделению быстро собраться не трудно, стали сворачивать антенну, грузить в машину. В моём подразделении один грузовичок и семь бойцов. Радийной машины нет, просто мощная радиостанция, батареи, но я через генератор автомобиля подключил, и теперь связь есть всегда. Правда, двигатель постоянно тарабанит, но не страшно. Так что погрузились в машину. Бойцы в кузов к вещам (полный кузов был) взяли ещё двух штабных работников, писаря и почтаря нашего, а я в кабину. И вот так колонной и двинули (в батальоне семь танков, три потеряли за неделю и четыре получили, все Т-26).

Планшет в планшетке, подключён к компу дрона, и на сетчатку глаз выводилась картинка. Уже не нужно доставать планшет и держать так, чтобы кто не увидел картинку. Работать легче стало, когда сеть запустилась. Пусть сейчас работать и не рекомендуется (сеть в процессе разворачивания, не вся ещё активна), но вот так слегка, без нажима можно.

Причём моя сеть и комп дрона не стыкуются: программы написания разные. Но я работал в свободное время, в основном по ночам, закончил написание программы-адаптера, так что спустил дрона, напрямую через провод подключился к его компу и залил программу-адаптер. Пока тестирование идёт, есть баги и глюки, накапливаю, чуть позже спущу дрон и уберу. Главное, работает.

– Притормози и сверни на ту лесную дорогу, – велел я шофёру. – Давай, не медли.

Причина такого решения заключалась вот в чём: дрон показал, что котёл наш немцы дробят, и как раз наша колонна выходила на дорогу, где скоро появятся немецкие танки. Думаю, они с ходу атакуют, нанеся удар. И, судя по темпу движения, мой грузовик был в зоне поражения атакующей группы. Да ну на фиг. Тут параллельная дорога есть, пусть и старая, она поможет объехать немцев.

Шофёр приказ выполнил, свернул. Дорога песчаная, малоезженая, ветки заскребли по тенту и кабине, отчего старый шофёр бурчал, но мы ехали дальше.

– За нами машины едут, – сообщил шофёр.

– Значит, им повезло, – несколько меланхолично известил я.

Главное, мои бойцы в безопасности, вывезу целыми и здоровыми. А за батальон капитан Краснов отвечает, что с ним будет – его проблемы. Впрочем, тех, кто ушёл вперёд, остановить я всё равно бы не успел. Да и желания особого не было. За эту неделю капитан… В общем, добра я ему из-за частых придирок точно не пожелаю. Давно решил: я сам по себе, а батальон сам. Подчинённые бойцы мои, я за них отвечаю, на остальных начхать. А капитан во главе колонны, пусть свою злость на немцев тратит.

Чуть дальше дорога расширилась, и стало можно прибавить скорость. Так и катили, наш грузовик возглавлял колонну. Впереди показался перекрёсток езженой дороги. Не доезжая до него двести метров, я велел остановиться и, открыв дверь, крикнул:

– Оправиться. Десять минут стоим.

Сам тоже к крайним елям отошёл, мы довольно долго по хвойному лесу ехали.

Нашу колонну расхерачили ещё час назад. Танки недолго продержались, выжившие уходили в лес. Стрелковые колонны Триста Седьмой дивизии, что шли следом за нами, услышали шум боя и успели подготовиться: орудия развернули, кто-то даже стрелковые ячейки для стрельбы лёжа отрыл. И как немцы двинули в нашу сторону, их и встретили как надо. Теперь уже немцы огребали, и не слабо, наши контратаковали и гнали их, пока не упёрлись в оборону немцев.

Это всё, что на данную минуту произошло. А дорога впереди занята. Немцы шли, и разрыв будет через десять минут, должны успеть проскочить. Пока мы стояли, подходили командиры. Они слышали шум движения чужой техники, узнавали, что это немцы, а мы ожидаем окна, чтобы дорогу переехать.

Выяснилось, что за мной ехал интендант нашего батальона почти со всеми машинами обеспечения, их одиннадцать, и семь грузовых машин дивизии, что мы усиливали. Медсанбата имущество вывозили и часть личного состава. Похоже, они просто не поняли, что основная колонна ушла вперёд, и повернули следом за мной, думая, что продолжают движение с общей колонной.

Вскоре появилось окно, и мы успели проехать до появления других немцев. Приходилось наматывать такие круги по лесам Брянщины! Даже один раз по гати через болото проехали, но утром следующего дня выехали к Калуге. Едва топлива хватило. Тут штаб фронта, так что уже через час я снова стоял перед тем полковником и в том же кабинете. Он всё ещё командовал танковыми войсками нашего фронта.

Сначала доложил, кого вывел, сколько людей и техники. Однако его интересовало другое:

– Почему вы отказались от рейда в тыл немцев?

– Приказ капитана Краснова. Категоричный. Забыть этот бред. Я забыл. Вечером того же дня меня вызвал, предложил попробовать, но я предложение делаю один раз. Приказали забыть – на принцип пошёл.

– Лейтенант, что за детские выходки? Сейчас война.

– Вот и я думаю: война, а командир батальона больше на истеричную барышню похож. Очень неприятно было под командованием такого командира находиться.

– Вот оно как. Мне по-другому докладывали. Где батальон?

– Не знаю, мы по разным дорогам двигались. Слышали шум боя. Могли с немцами повстречаться, мы их на дорогах часто видели, но удавалось не выдавать себя и проезжать.

– Что же мне с тобой делать? Не нравится мне, что танкиста связистом сделали.

Я молчал, тот у себя спрашивал, мысли вслух, ответа не требовалось.

– Хм, командующий приказал изыскать резервы, нужно установить оборону у брода через речку. Стрелки есть, а пушек нет. В рембате на ремонте два танка, двадцать шестые, не на ходу, но вооружение в порядке. Принимай командование, отбуксируешь к броду. Войдёшь в состав обороны. Командует им майор Глазов. Это всё, приказ сейчас будет готов. Людей, что привёл, сдашь капитану Воронову. Свободен.

Около двух часов ушло на получение приказа и передачу техники и бойцов капитану Воронову, пока я не оказался свободен. Я ещё числюсь за батальоном; как его расформируют, получу новое назначение. Дальше добрался до рембата – а он тут, на окраине Калуги – и, пообщавшись с заместителем комбата (командира не было на месте), получил и оба танка, и экипажи. Они тут же ожидали окончания ремонта.

Экипажи опытные, воюют с начала войны, командиры – старшие сержанты, есть награды. Повезло. Один танк уже начали ремонтировать, достали двигатель, второй ещё нет, в ожидании, тоже попадание в двигатель, а буксировать их почти на шестьдесят километров. Да, оборона выстраивается не так и далеко. К слову, не первая, это вторая линия обороны, дальше ещё есть.

Штаб фронта уже готовится покинуть Калугу. Я больше скажу, часть штаба уже перемещалась дальше, в село на этой же ветке железной дороги. На пятьдесят километров ближе к Москве, чем сейчас. Сам я, поговорив с замом комбата, договорился так: танки брать не буду, пусть ремонтируют, хотя подпишу ведомость, что забрал, а вот танкистов заберу. Тот даст машину до передовой добраться, и я сразу её обратно отправлю. Вот так ударили по рукам, и уже через полчаса мы на раздолбанной полуторке катили к передовой.

Вообще, машина, по сути, попутная, тут два техника ехали, снимать с разбитых авиацией танков детали, запчасти, ну и нас подвезут. Дорога вышла беспокойной, небо посветлело – и воздух наводнили немецкие самолёты. Интересно, как они взлетали с раскисших полевых аэродромов? Ведь их действительно немало в небе. Пока ехали, три группы видели, две бомбардировщиков и одну штурмовиков. Причём ни одну группу истребители не охраняли, что наглядно показывало слабость авиации Брянского фронта.

Нас не бомбили, но мы двигались рядом с железной дорогой и там обнаружили разбомбленный состав, что ещё дымил. Помощь уже оказывали, поэтому останавливаться мы не стали. Вскоре и техников высадили. Оказалось, тут разбомбили эшелон с танками, часть слетели с платформ и уже непригодны к ремонту, вот для снятия запчастей их и направили. А мы дальше на полуторке так и катили, пока ещё засветло не добрались до места назначения.

– Где танки? – было первым вопросом майора Глазова.

Вообще, средств связи я тут не обнаружил, и как майор получил информацию, что его усиливают танками, не понял. Скорее всего, просто посыльный был и известил его до нашего приезда.

– На рембазе остались. Они не на ходу, а буксировать их нечем. Мы сбегаем к немцам, у них угоним. Не проблема.

– Северов? Слышал о тебе. Ты немецкие моторизованные группы бил перед Брянском?

– Моя слава бежит впереди меня.

– Ты же там не один был, вот бойцы и рассказывают, как немцев били. Всё звучало как сказки. Приехали, побили и дальше уехали. Так не бывает.

Я пожал плечами, что-то доказывать майору и не думал. Тот же, пожевав губами, поёжился, хотя сам в шинели был (судя по красному носу, простыл, и серьёзно, гундосил под нос), но поинтересовался:

– Значит, у немцев угнать хочешь?

– Да, это не сложно умеючи. Только, товарищ майор, с рембазы я те два танка официально забрал, вот подготовил рапорт. Прошу подписать, что оба танка были немцами уничтожены в дороге. Авиация поработала.

– Ты придержи коней. Добудешь танки у немцев – подпишу, а сейчас убери свою писульку.

– Значит, даёте добро?

– Даю.

– Это хорошо, а то направили служить в танковый батальон, а там комбат неадекватный, запретил работать с немцами. Вообще связистом поставил. Как сказал один советский политик, если человек идиот, то это надолго.

– Кто такой? Может, знаю? Я сам мотострелок. Тут остатки моего полка оборону строят. Вон, две сотни осталось. Под фланговый удар целой пехотной дивизии противника попали, усиленной самоходками. Полка, считай, нет, но немцев мы сдержали, пока наши уходили из-под удара. Ушли из-под этого, а попали под другой.

– О, я смотрю, вы адекватный, товарищ майор! А сколько по штату в мотострелковом полку танков должно быть? Может, меня к себе переведёте? Батальону моему, похоже, хана. Если что, я из окружения вывел интенданта с грузовиками и своих связистов с рацией и оборудованием. Пока никто не успел, наложите на них руку. Они сейчас при штабе фронта, передал капитану Воронову.

– За информацию спасибо, насчёт тебя подумаю. Так что за командир был?

– Капитан Краснов.

– Это командир Сорок Восьмого? Знаю его. С определением ты прав, но всё же язык попридержи, о старшем по званию говоришь. Значит так, до передовой обороны двенадцать километров, тоже на берегу реки у мостка встали. Немцы к ним час назад вышли, с ходу взять не смогли, откатились с потерями, сейчас ожидают подхода сил. Наши продолжают окапываться, туда обоз идёт, четыре повозки с боеприпасами, с ними и доедете. Ночью на месте будете. Если добудешь технику, поговорим о переводе в мой полк.

– Условия ставите? Ладно, в чём моя выгода? Я могу и в другой полк попросить перевода.

– В мотострелковом полку по штату танковая рота. Будет техника – получишь должность ротного.

– Хм, а вы умеете уговаривать. Кстати, держите пакетик, от простуды, чайную ложку на кружку горячей воды, не кипятка, размешать и выпить. Тут на три дозы, вам хватит.

– Ещё есть? – сразу спросил майор. – У меня два десятка бойцов простыло. Через реку переправлялись подручными средствами. Нас к реке прижали тогда. Еле ушли в темноте.

То, что комполка заботится о своих бойцах, это хорошо, это радует, но вообще я ему пакетик с витаминами дал, для организма полезно, но не более. На самом деле я его облучил лекарским амулетом, чтобы убить бациллы, он мне с трезвым разумом нужен был, а не больным, скоро придёт в порядок, а подумает, что порошок помог.

– Два десятка? – задумчиво потёр я пальцами подбородок. – Хватит по одной дозе, должно подстегнуть организм на излечение. Только мне их осмотреть нужно.

– Идём, вон там землянка.

– Бойцы, – обернулся я к своим бойцам, что с вещами и оружием ожидали чуть в стороне. – Скоро дальше пойдёт обоз, четыре телеги, мы с ним. Пока найдите укрытие, а то лес вокруг, а ветер противный, всё тепло выдувает. Старший сержант Лугин – за старшего.

Мои, осмотревшись, пошли к деревьям, укрыться, а я за майором. Поодаль палатки стояли, часть из плащ-палаток. Землянка, на которую указал майор, ещё оборудовалась, только что закончили первый накат укладывать. Вот так и выдал я порошки из хранилища, делая вид, что достаю из вещмешка, а сам излечил бойцов. Скоро им станет хорошо. Двоих от двухстороннего воспаления лёгких спас. По местным меркам те не жильцы были, редко кто после такой простуды выживал.