Электронная библиотека » Владимир Прасолов » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 25 июня 2014, 15:08


Автор книги: Владимир Прасолов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Красков ни минуты не сомневался в честности Вангола, этот парень не мог совершить преступление, не мог. Значит, надо найти способ помочь ему выбраться из сложной ситуации.

Но что же произошло? Как он оказался в Сибири? По материалам дела, именно его опознали и ученые из Иркутска, и хозяйка квартиры, где он расплатился царской золотой монетой, и милиционеры, выезжавшие на его задержание. Он не мог дезертировать, он рвался на фронт с первых дней войны, рвался в бой и вдруг оказался в глубоком тылу… Должны быть какие-то веские причины произошедшего, и он готов в них объективно разобраться. Не зря же Вангол ищет с ним связи, не зря… Он верит, что майор Красков сможет разобраться. И он разберется. Не бывает невыполнимых задач, если задача поставлена, значит, она выполнима… Майор трясся в эмке разведуправления по проселочной дороге, разбитой гусеницами танков, тщетно пытаясь вздремнуть. В эту декабрьскую ночь не спали многие; мощная артиллерийская подготовка началась далеко до рассвета, а потом сначала на правом фланге Калининского фронта, а с обеда правым флангом пятой армии Западного фронта наши войска ударили по врагу и, сломив ожесточенное сопротивление, перешли в наступление по всему фронту.


«Наконец-то», – вздохнули люди по всей России, услышав сквозь треск и шум громкоговорителей ликующий голос Левитана.

«Наконец-то», – до синевы в ладонях сжимали ручки костылей да спинки кроватей раненые в госпиталях.

«Наконец-то», – примкнув штык к еще прошлого века трехлинейке, выскакивая из траншеи, думал солдат, пятившийся от песчаных берегов Буга до заливных лугов Истры, каким-то чудом уцелевший, не убитый до сих пор немцами и не расстрелянный своими.

«Наконец-то, ну, теперь держись, гады!» – думалось лейтенанту Арефьеву, поднимавшему в атаку свой взвод. За его спиной, в каких-то тридцати километрах, была Москва, в которой его дом, его отец и мать, настоящие, живые; и он очень хотел, чтобы они оставались живыми, чтобы был целым и невредимым дом, в котором он родился и вырос.

Владимир бежал впереди своих солдат с пистолетом в руке, проваливаясь выше колен в заснеженном поле, к околице деревни, занятой еще вчера в жестоком бою немцами. Бежал с одним желанием – убить тех, кто пришел на эту землю без спросу, без его, Владимира Арефьева, на то согласия. Бежал, и за ним бежали его бойцы, его взвод; и остановить их было невозможно. Все были готовы к вражескому огню, к смерти, если надо, но немцы молчали, ни одного выстрела по наступавшим ротам батальона.

Арефьев одним из первых ворвался на деревенскую улицу. Дымящиеся воронки от нашего артобстрела, догорающие избы, обгорелые печи на месте вчерашних пожарищ, заметенные снегом трупы наших и немецких солдат, погибших еще вчера. Немцев в деревне не было вообще. Вчера они здесь были, вчера их минометы несколько часов долбили по этой деревне, а потом они выдавили танками и самоходками наших и заняли деревню. А сегодня, перепаханная снарядами уже наших орудий, эта деревня оказалась пустой. Ушли, сволочи! Ну ничего, догоним! Вперед! Догоняли больше суток…

Догнали там, где немцы успели подготовить долговременные оборонительные сооружения. Не помогло это немцам, не помогло, слишком много злости и ненависти скопилось в душе русских солдат. Никакая боль, никакие потери не могли их остановить. Натерпелись. Только смерть свинцовой пулей или куском осколочного металла могла остановить, только смерть. Мстили за все: за унижение и страх, который пришлось испытать, который пригнал их к самой Москве, за кровь и слезы тех, кто остался под немцем. Немец к этому готов не был. Поэтому не помогли лучшие в мире пулеметы и танки, не помогли профессиональные навыки и летное мастерство немецких асов. Их просто таранили, идя в лобовую, вихрастые парни, еще вчера только севшие за штурвалы самолетов. Ничего не помогло.

Да, полегло под прицельным огнем крупнокалиберных «шмайссеров» много, но сломали немца. Сломали его самодовольную уверенность в собственном превосходстве. Наши реактивные снаряды, немцы их называли «члены Сталина», ввергали врага в ужас, целые подразделения бросали оружие и не оказывали сопротивления наступавшим после удара наших «катюш».

В ночь на 6 декабря 1941 года генерал-полковник Гудериан, командующий второй танковой армией, не согласовывая ни с кем своего решения, отдал приказ об отступлении. Но было поздно, организованного отступления не получилось. Впервые с 1939 года немцы бежали – бежали, бросая технику и вооружение, бросая раненых и обмороженных. Они сдавались, они, прошедшие с триумфом по Европе, впервые, подняв руки, признавали себя побежденными. Это было самым главным в этой кровавой битве. Только страшные потери и нехватка боеприпасов остановили наступление наших войск. Нечем было бить немца, просто нечем. Отбросили на двести километров от Москвы и остановились.

В самый разгар наступления комвзвода второй роты лейтенанта Арефьева вызвали в особый отдел армии. Причем за ним прямо во время боя приехали особисты и вытащили его прямо из траншей, из-под огня. При этом один из особистов, старший лейтенант, был тяжело ранен осколком разорвавшейся около машины мины.

– Твою мать! – орал капитан особого отдела Митрохин, вытаскивая обливавшегося кровью старлея из машины. – Из-за какого-то сраного комвзвода…

Всю дорогу до штаба армии проехали молча. Да и о чем было говорить. На вопрос Владимира, зачем его вызывают, капитан просто послал его на три буквы. Владимир не обиделся, не в духе был капитан, оставив в санбате товарища.

«Зачем вызвали в особый отдел?» – подумал Владимир, устроившись на заднем сиденье эмки и уснул как убитый, ведь трое суток без сна…

«Смотри-ка, спит, подлец, впервой вижу, чтоб в особый отдел везли, а человек спокойно спал», – думал водитель эмки сержант Фокин. Многих он вот так увозил, как правило, в одну сторону. Никто не спал. Недавно, в конце октября, под Серпуховом, так же приехали, забрали прямо из штаба комдива, отъехали чуть и, остановив колонну отступавшего полка, прямо перед строем поставили его и, так сказать, привели в исполнение. Зачитали приказ командующего Западным фронтом генерала Жукова, сорвали петлицы и орден и стрельнули в затылок. Тот орден так и лежит у него в машине, в бардачке, в суматохе той забыли про него, а Фокин припрятал. Не выбрасывать же…

В штабе армии Арефьев получил предписание срочно убыть в Москву в распоряжение майора разведуправления Генштаба Краскова. Опять никто ничего Владимиру не объяснял, выдали приказ с сопроводиловкой на руки – и вперед, в столицу. Обидно, тут наступление, немца бить надо, а его с фронта в тыл. Расстроенный этими мыслями, он ехал попуткой в Москву. В кузове, набитом легкоранеными, царило оживление, все с фронта, только из боя, каждый наперебой рассказывал, как и что было там, где он бил фашиста. Безусловно, именно там и ковалась «главная победа» над фашизмом. Владимир улыбнулся, невозможно было удержаться от смеха в этой, как выразился один из бойцов, компании «слегка раненых». Толстый парень, рядовой, с перевязанной головой, рассказал о том, как он взял в плен пятерых немцев, вооруженный одним половником.

– Повар я в хозвзводе ротном, неделю в догоняжки со своим взводом, наступленье, а че, эт хорошо, тока кормежка-то нужна солдатикам. Вот и старался, за ночь на конике своем своих нагоню, к утру горячей кашей кормлю. Все довольны. Вот и тот раз, только тушенку в котел опустил, мешаю, слышу, кусты трещат позади. Темнота, ничё не видать, ну, я как был с половником в руках, в сторону-то и шагнул, думал, волки, что ль, да как заору благим матом, ну чтоб пугнуть, да половником-то и замахнулся на всякий. А из темноты немцы: «Нихт шисен», – кричат, а сами карабины свои к моим ногам побросали и к печке котловой. Мороз-то за тридцать, а у них, мать честна, одне пилотки на головах, а на ногах ботинки. Они на меня смотрят и к печке жмутся. Ну, я половник-то опустил, карабины их собрал, в сторонку отнес, они никуда от печки. Чё делать, покормил горячим, а тут и наш старшина с хлопцами из роты связи нарисовался. Вот я им немчуру-то и сдал.

– Ну ты даешь, еще и накормил, они ж звери…

– Не, это СС звери, а это вообще румыны оказались, простые солдаты…

– А где ж тебя ранило? Ты ж в тылу службу несешь, кашевар?

– Дак там и ранило, опять своим же половником…

Если б можно было упасть, все попадали бы с хохоту, но поскольку все и так лежали, то, отхохотавшись до слез, спросили:

– Это как?

– А так, вчера после ужина прикорнул вздремнуть, половник под голову сунул, а тут как засвистело, минометный обстрел. Я вскочил и бежать, рядом блиндаж немецкий был, но не добежал. Осколок в половник угодил, я им голову прикрывал, ну и этим половником мне пол-уха-то и отрубило… Вылечусь, в строевые, к вам в пехоту проситься буду… – под общий хохот закончил толстяк.

– Не возьмут тебя в пехоту, подумай сам, это ж какой окоп надо копать, чтоб тебя в нем упрятать…

– Ров противотанковый… – покатывался со смеху «слегка раненый» народ, подпрыгивая со стонами в кузове старой полуторки на выбоинах и кочках. Эх, дороги…

* * *

Гюнтер привык ждать, с тех пор как он волею судьбы попал на территорию этой страны, он только и делал, что ждал. Жизнь и все ее составляющие здесь текли медленнее, чем в Германии. Значительно медленнее, он не мог это объяснить, но это было так. Теперь, когда он остался один в чужой квартире, в холодном и голодном городе, осажденном его соотечественниками, он почувствовал это с еще большей силой. Ждать возвращения человека, уже много раз спасавшего ему жизнь, он должен был, и это он прекрасно понимал, но проводить бесцельно свое драгоценное время он не мог. Гюнтер чувствовал, что жить ему осталось недолго. Кашель не оставлял его, слабость валила с ног даже при небольших физических нагрузках. Это его, который еще полтора года назад спокойно делал двадцать подъемов переворотом, а потом пробегал сто метров за одиннадцать секунд. То, что он видел сейчас в старинном зеркале, было жалкой пародией на ученого Гюнтера Миттеля образца начала сорок первого года. Он видел это и понимал: то время, что у него еще осталось, необходимо посвятить людям, хотя бы тем людям, что были рядом с ним. Все остальное не имело никакого смысла. Соседка, с которой договорился Вангол, в первый же вечер, услышав его кашель, всплеснула руками.

– Господи, вам немедленно нужно показаться врачу, немедленно. Что же вы так себя запустили?

Гюнтер с трудом убедил женщину, что он уже был у всех докторов и даже профессор медицины его смотрел. Он показал ей лекарства и попросил не волноваться за него, а приходить просто как соседка, поговорить, можно поужинать вместе, вот у него есть продукты…

Гюнтер не знал и не понимал, что происходит в Ленинграде. Вернее, он знал и понимал, что город в блокаде, что недостаточно продовольствия, но он не жил этой жизнью ни дня, ни одной минуты и не понимал истинной цены блокадной пайки. Этих ста двадцати пяти граммов черного хлеба, цена которого порой равнялась человеческой жизни. Когда Гюнтер показал продукты, которые были для него куплены Ванголом, женщина отпрянула от него, как от заразного, и попятилась к двери.

– Куда же вы? Что случилось?

– Ничего нам не надо, извините, мне пора….

Большого труда ему стоило объяснить ей, что эти продукты они купили у спекулянтов за очень большие деньги на месяц вперед, что это сделано из-за его тяжелой болезни, ему совсем нельзя выходить на холод и он должен ждать возвращения своего родственника, который привезет лекарства, здесь. В любой момент ему может стать плохо, и тогда уже не нужны будут ни продукты, ни деньги. В конце концов он убедил женщину прийти вместе с маленькой дочкой к нему на ужин. Так и повелось: по вечерам Гюнтер принимал гостей, медсестру Светлану Евгеньевну из соседней квартиры номер девять и ее семилетнюю дочку Вареньку. Это украсило и разнообразило его жизнь. Дочка Светланы, Варенька, теперь уже зачастую, пока мама на работе, целыми днями пропадала у дядечки Гены, как она его называла. Он читал ей сказки Пушкина, у хозяйки квартиры была хорошая библиотека. Гюнтер нашел в ней даже стихи немецких поэтов, но увлекся прозой Чехова, рассказами Гоголя и коротал за их чтением долгие зимние ночи. Во время бомбежек и артобстрелов он из квартиры не выходил, плотно завешенные шторами высокие окна не пропускали свет от огня керосиновой лампы, и его никто не беспокоил. Так прошло две недели, никаких вестей от Вангола не было. Гюнтер старался не строить тревожных предположений. Он понимал, если Вангол не вернется, его ожидает смерть. Как это будет, ему было все равно. Его угнетало другое: то, с чем он вернулся из того мира, пропадет вместе с его бренным телом и не принесет никакой пользы человечеству. Надо хотя бы записать все, что он помнит, а он, в отличие от физического здоровья, память не утратил и помнил все, что с ним произошло в мельчайших подробностях. С этого часа он стал писать, чистой бумаги не было, писал в старых тетрадях учеников хозяйки квартиры, заполняя мелким убористым почерком все свободные места на листах. Писал на немецком, так ему было быстрее и легче. Теперь ему не хватало времени, теперь оно вдруг полетело. Он сократил время сна, но не отказался от общения с соседями. Исписанные листы он тщательно нумеровал и аккуратно сшивал. Варенька, единственный свидетель его писательства, часто садилась рядом и наблюдала за его работой. Она даже помогала ему, укладывая в ровные стопочки исписанные листы. Между тем прошла и еще одна неделя. Гюнтер загрустил, он записал все, что мог, и теперь думал, куда деть этот фолиант. Конечно, соседке, Светлане Евгеньевне, больше некому. Он тщательно завернул толстую папку в старенькую клеенку, служившую раньше подстилкой в детской кроватке, затем, так же плотно, в грубую бумагу, крепко перемотал бечевкой и в таком виде положил на стол, чтобы вечером отдать на хранение соседке. Но ужина в этот вечер не получилось. Надрывно завывшая сиренами воздушная тревога спутала все планы Гюнтера.


В Москву Вангол добирался долго, кружным путем, опять через Ладогу. Военно-автомобильная дорога номер 101, прозванная Дорогой жизни, работала круглосуточно, потом поездами да эшелонами до нее, до столицы. Но перед этим он на пару дней задержался в Ленинграде. В одном из ленинградских подвалов он нашел тех, кто напал на него во дворе дома. Бандиты могли легко узнать, какую квартиру они сняли, и тогда Гюнтер оставался бы под угрозой. Этого Вангол допустить не мог, да и вообще, в отношении этой мрази у него возникло вполне определенное желание. Нашел он их легко. Потолкавшись на барахолке, сразу увидел двоих из тех нападавших. Один из них теперь изображал раненого, голова была в бинтах, видно, хорошо ему досталось во дворе. Вангол умел быть незаметным, и уже через пару часов они привели его к своей «малине». Там он уже не церемонился, просто ломал кости этим ублюдкам. Когда пытавшихся оказать сопротивление не стало, Вангол осмотрелся. Да, этих блокада не коснулась; большой подвал был набит ящиками с консервами, мешками лежали сахар, мука, крупы. На барахолке за эти продукты им отдавали все самое ценное. Неужели местному НКВД этот притон был неизвестен? Там же он нашел много одежды и документов, как видно, банда не гнушалась ничем, грабили и убивали всех подряд. Форма лейтенанта медицинской службы пришлась ему впору, и на Финляндском вокзале он уже представился военному патрулю как лейтенант мед службы Петр Павлович Самойлов, следовавший по окончании Медицинской академии к месту службы. Документы были подлинные, только месяц был просрочен, в сентябре, видно, убили этого лейтенанта, а сейчас декабрь, но патрульные, озябшие на морозе, давило-то под тридцать, не вглядывались в мелкие цифры, им важно было остановить и проверить документы. Печать на месте, и ладно, чего тут особо смотреть, зачем человека морозить, сейчас военврачи на вес золота. Недаром же вот в саму Москву лейтенанта направили… Но порядок есть порядок, предъявите документы…

Так Вангол почти за две недели добрался-таки до столицы и первым делом отправился к дому, в котором они снимали когда-то с Макушевым квартиру. Там, на чердаке в выемке дымохода, он спрятал рацию, теперь она была нужна Ванголу как воздух. Быстро разыскать Седого, да и вообще обнаружить его можно было, если выйти на связь, конечно, при условии, что он еще жив и в разведке. Рацию Вангол нашел в целости и сохранности и, дождавшись сеанса связи, вышел в эфир. «Зенит» не отвечал трое суток, Вангол уже подумал, что его идея не сработает. Но на четвертом сеансе рация, упорно молчавшая на прием, вдруг ожила. «Зенит» ответил, ответил знакомым, бархатным голосом Ивана Ивановича Краскова. Но сначала последовала серия проверочных вопросов о том, какого цвета шторы были в кабинете начальника курса или в какую сторону открывались двери в актовом зале на втором этаже первого корпуса. А первый корпус был вообще одноэтажный… Вангол понял, что Красков с самого начала делает вид, что проверяет, и не знает, с кем конкретно из группы «Ветер» он ведет диалог, значит, так нужно, и принял правила игры. Когда услышал требование доложить о составе группы и потерях, Вангол не успел ответить, как Красков сам и назвал оперативные псевдонимы всех погибших членов его группы. Со стороны можно было подумать, что Красков лишь продублировал его ответ. Сами вопросы Краскова, мол: «Как далеко от линии фронта находитесь и почему так долго не выходили на связь?» – давали Ванголу указание о той легенде для него, которую выстраивал майор.

– Два суточных перехода, поломка рации и тяжелое ранение. – Ответы Вангола были кратки.

– Цель выхода на связь?

– Решить вопрос о передаче особой информации, имеющей важный стратегический характер, и доложить о готовности к дальнейшим действиям.

– Считаете целесообразным выход или продолжение выполнения боевых заданий на территории занятой противником?

– После необходимого пополнения группы личным составом и вооружением считаю целесообразным продолжение выполнения разведывательно-диверсионных боевых заданий в тылу противника.

Красков внутренне ликовал. Вангол понял его и делает все верно.

– Каким образом возможна передача информации?

– При личном контакте только с вами или вашим представителем, лично мне известным.

– Имеются кандидатуры?

– Да, лейтенант Владимир Арефьев.

– Хорошо, посмотрим и согласуем кандидатуру дополнительно.

В течение двух суток лейтенант Арефьев был установлен в действующей армии, он комвзвода одного из полков, наступавшего под Калинином Западного фронта, и срочно отозван в Москву в распоряжение РУ Генштаба РККА.

Красков долго и внимательно, не перебивая и ничего не переспрашивая, слушал рассказ Арефьева. Когда Арефьев закончил, Красков, потушив очередную папиросу, с ухмылкой сказал:

– Ну что, сынок, интересную сказку ты мне рассказал…

– Почему сказку, товарищ майор, все так и было на самом деле, это и Вангол, и капитан Макушев подтвердить слово в слово могут.

– Интересно, где сейчас капитан Макушев?

– Воюет, наверное, если живой, вот номер полка, в котором мы были вместе до ранения. Потом, я слышал, он тоже ранен был.

– Хорошо, проверим. Значит, после того, как Вангол по заданию начальника эшелона внедрился к уголовникам, вы его больше не видели?

– Нет.

– Хорошо, лейтенант, располагайтесь, вам покажут, где спать, где столоваться, все разъяснят, ждите, вам предстоит выполнение особого разведзадания за линией фронта.

– Я же не разведчик… – начал было Владимир.

– Это по просьбе Вангола, – прервал его Красков.

– Тогда я согласен, – улыбнулся Владимир и встал, как бы демонстрируя свою готовность к немедленным действиям.

Красков улыбнулся в душе: «Ну пацаны совсем, а?» – и, нахмурившись, сердито приказал:

– Свободен, лейтенант, идите, располагайтесь.

Дежурный, ожидавший за дверью кабинета, проводил Владимира в общежитие разведшколы. Только теперь, лежа в постели, Арефьев попытался понять, правильно ли он поступил, рассказав все этому майору. Красков встретил его в своем кабинете доброжелательно, пожал руку, усадил на стул и спросил:

– Когда и где вы, лейтенант Арефьев, познакомились с Ванголом?

Владимир, обескураженный неожиданным вопросом о Ванголе, не знал, как поступить, он совершенно не умел врать, краска залила его лицо, и он, внутренне сжавшись, просто молчал. Когда пауза затянулась, ее прервал сам майор. Он вытащил из лежавшей перед ним папки ориентировку на Вангола и еще двоих мужчин, как на особо опасных преступников, и положил перед Владимиром:

– Читай, лейтенант.

Владимир взял лист и, чуть шевеля губами, прочитал содержание. Прочитав, легко вздохнул и, вдруг успокоившись, сказал:

– Все, что здесь написано, – ложь.

– Тогда я вас внимательно слушаю, лейтенант, Вангол сообщил мне, что вы обладаете очень важной для меня информацией…

Арефьев повернулся на бок и вздохнул, – судя по тому, что он сейчас в постели, а не на нарах, поступил он правильно. Интересно, этот майор даже не попросил изложить на бумаге все, что он ему рассказал. Почему? Наверное, так надо. Ну а раз так надо, пусть все так и будет, подумал Владимир и спокойно уснул. Его ничуть не беспокоило то, что скоро ему предстоит выполнение какого-то важного задания в тылу врага. Он был уверен, что рядом с ним будет Вангол, а с ним он согласен хоть куда, и даже в разведку…

А вот майору Краскову не спалось. Ему понравился этот лейтенант. Он не врал, это ясно. Все, что он рассказал, можно перепроверить, допросив капитана Макушева, если, разумеется, тот еще жив. Действия Вангола, конечно, были никем не санкционированы, но он, сообразно сложившимся обстоятельствам, преследуя и уничтожая бандитов, действовал в соответствии с последними указаниями партии и правительства. В отношении золота Арефьев ни о чем не сказал, значит, ничего и не знал. О происхождении монет, которые стали основанием для преследования Вангола, и почему он скрывается, может пояснить только сам Вангол. Значит, нужна с ним встреча. Он, видимо, здесь, в Москве, где он может быть – должен знать Арефьев, именно для этого Вангол и дал его Краскову. Для связи с ним. Вот теперь спать, спать, утро будет хорошим…


Утро действительно было хорошим, солнечным. Согласно сводке Совинформбюро, наши войска продолжали громить фашистов, отбрасывая их от столицы, освобождая города и села, и это само по себе воодушевляло и звало в бой. Макушев в который уже раз встал в очередь в кабинет главврача госпиталя, чтобы доказать, что он абсолютно здоров и его просто необходимо отправить на фронт.

– На ловца и зверь бежит, – встретил его в кабинете главврач. – На вас срочный запрос пришел, капитан, вот и документы ваши уже готовы. Оформляйтесь на выписку – и вперед, в Москву.

– Почему в Москву?

– Вот читайте, по выздоровлении срочно направить в распоряжение майора Краскова. Вы здоровы?

– Здоров.

– Значит, вот адрес, читайте – город Москва. Телефонограмма сегодня в шесть утра была доставлена. А в семь мне дважды звонили по этому поводу, так что давайте, капитан, по-быстрому, через час машина пойдет в Москву, давайте, дорогой, давайте, очень вы там кому-то нужны. Даже встречать будут, так что едете до Белорусского вокзала. – Вручив Макушеву документы, главврач буквально вытолкал его из своего кабинета.

Степан был доволен, что наконец вырвался из госпиталя, но не знал, кто такой этот всесильный майор Крас ков и что ему от него нужно. Но приказ есть приказ, и капитан Макушев убыл из госпиталя в Москву.

У Белорусского вокзала Макушев вылез из кузова и сразу увидел лейтенанта Арефьева, тот быстро шел к нему, радостно при этом улыбаясь.

– Вот так встреча, привет, Володька! – сгреб подошедшего Арефьева в объятия Макушев.

– Привет, привет, Степан, ну ты, медведь, отпусти, задавишь…

– Не задавлю, – расхохотался Степан, опуская Владимира на землю. – Говори, как ты, дома был? Как там мои? Говори быстрее, тут меня встречать должны, даже не знаю, кто и зачем…

– Наговоримся, Степан, успеем, пойдем, я и есть тебя встречающий.

Майор Крас ков, сделав с вечера запрос по Макушеву, уже в пять утра знал о его местонахождении. Он был в госпитале под Москвой; главврач по телефону подтвердил, что капитан Макушев может быть выписан, поскольку здоровьем обладает просто богатырским и практически оправился от ран. Красков убедительно попросил главврача отправить капитана сегодня же машиной в Москву, что и было сделано. Макушев, по подсчетам майора, должен был приехать после обеда. Он решил отправить встречать капитана Макушева лейтенанта Арефьева, поскольку был абсолютно уверен в том, что лейтенант говорил ему правду. В этом он убедился еще раз во время сеанса связи с Ванголом. Тот подтвердил, что кандидатура Арефьева в дополнительной проверке не нуждается, поскольку проверен неоднократно им самим в сложных боевых ситуациях. Красков передал привет от родственников, которые с нетерпением ждут его возвращения. Вангол ответил, что при первой же возможности обязательно их навестит. Дальше оговаривались возможности переброски боеприпасов и личного состава. Красков понял, что Вангол знает, где ему назначена встреча. Как только Красков встретился и переговорил с капитаном Макушевым, Арефьев и Макушев были отправлены в краткосрочный отпуск, с пребыванием по месту жительства Арефьева. Вечером того же дня в телефонной трубке он услышал условный сигнал о том, что Вангол ждет его в условленном месте.

– Ну, здравствуй, «Ветер»!

– Здравствуйте, Иван Иванович!

– Возмужал, возмужал, сколько мы не виделись, полгода?

– Да, Иван Иванович, полгода войны…

– Ну и где ж ты, сокол, воевал? Рассказывай, почему тебя в преступники особо опасные определили и сыск по всей России-матушке ведут? – то ли шутя, то ли всерьез спрашивал майор, обнимая Вангола.

– Простите, оплошал, товарищ командир.

– Ладно, давай рассказывай все по порядку, а то я тут наслушался сказок про тебя.

– То, что связано с уничтожением банды Остапа, вам рассказали мои друзья, они там были, и повторяться не имеет смысла. Разве что некоторые детали, вас интересующие в связи с определением меня в преступники. Так вот, в ходе преследования банда укрылась в пещере, мы ее оттуда выкурили и уничтожили, а во время боя я на полу этой пещеры нашел несколько монет. Вот одна из них, последняя.

Вангол вытащил из кармана и положил на стол перед майором золотой царский пятирублевик.

– А было их десять, разных, одним червонцем заплатил за квартиру, на чем и засветился. Если из-за этого весь сыр-бор, готов дать пояснения.

– Придет время, дашь. А где остальные потратил? Раз начал, колись уже. С какой стороны еще тебя засечь могли?

– А вот об этом, товарищ майор, нам нужно поговорить отдельно и очень серьезно.

– Хорошо. Говори.

– Как вы знаете, чтобы предотвратить попытку массового дезертирства, мне пришлось внедриться в среду уголовников в эшелоне.

– Насколько мне стало известно из материалов О ГПУ, ты выполнил поставленную задачу.

– Да, разве об этом есть какие-то материалы?

– Есть рапорт начальника эшелона и докладная твоего друга Макушева, они, правда, о тебе лично там не пишут, но упоминают об агентурном донесении, раскрывшем замысел бандитов, и даже это донесение в материалах имеется. Надеюсь, ты помнишь его текст?

– Конечно помню.

– Вот и хорошо, думаю, это может пригодиться. Так, что дальше?

– А дальше было вот что, Иван Иванович, заранее прошу вас мне верить, потому что то, о чем я сейчас расскажу, это даже не сказка, это просто фантастика, которая, правда, является реальностью точно такой же, как то, что мы с вами сидим сейчас в этой комнате.

– Хорошо, Вангол, я слушаю тебя.

– В вагоне зэки держали живым ради пайки проигранного в карты заключенного. Мне удалось его спасти, просто из желания предотвращения его убийства. Все сделал чисто и уже думал вывести его и сдать органам, но он оказался немцем, мало того, одним из важных сотрудников какой-то совершенно секретной организации под эгидой СС и самого Гиммлера, называемой «Аненербе». Мне пришлось сыграть на его подавленном состоянии, и он полностью мне раскрылся. Это офицер СС, но, по большому счету, просто ученый, приглашенный благодаря своим научным способностям в эту организацию, Гюнтер Миттель.

– Уже очень интересно…

– Дальше будет еще интереснее, Иван Иванович. Я сначала подумал, что он болен душевно, но потом убедился в том, что все, о чем он мне рассказал, – чистая правда, как бы она ни была фантастична.

– Да рассказывай уже, заинтриговал в корень…

– Хорошо, слушайте! – И Вангол рассказал все, что услышал от Гюнтера Миттеля.

Это заняло много времени, но Красков слушал с нескрываемым интересом. Он ходил по комнате, курил и слушал чрезвычайно внимательно, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Когда он услышал о том, что сейчас Гюнтер в Ленинграде ждет возвращения Вангола, он, закрыв глаза, покачал головой и спросил:

– Почему именно там, а не здесь, в Москве?

– Гюнтер родился в Петербурге, он понимает, что его дни сочтены, и попросил меня об этом. Да и сложилось все именно так, он сильно болен, я же рассказывал, как пришлось уходить от НКВД в Сибири.

– Да-да, помню. Но ты представляешь, как сложно сейчас решать вопрос о переброске твоего подопечного в Москву?

– Проще нам туда.

– Проще, только нам его сюда надо, в Москву, на самый, так сказать, верх показывать. Вообще, Вангол, если бы тебя не знал, я посчитал бы это все бредом сивой кобылы. Но если это действительно правда, то ее надо как-то доказать, и тут просто слов недостаточно, понимаешь?

– Понимаю, есть такое доказательство. Оно хранится у Гюнтера, оно в нем самом, в его теле, ему это сделали «там».

Вангол показал при этом пальцем вниз.

– Как Гюнтер пояснил, оно сработает только один раз и самоуничтожится. Что это конкретно, ни он, ни тем более я не знаем, но оно есть и может быть быстро и легко извлечено, без какого-либо вреда для жизни и здоровья Гюнтера.

– Мне нужно все обдумать, Вангол, пока ты вне закона, но, думаю, мы найдем выход из ситуации. Придется мне идти туда. – И Иван Иванович, улыбнувшись, показал пальцем вверх. – А там словам веры нет, и, если будет прокол, нашим головам не уцелеть, Вангол, понимаешь?

– Понимаю, но уверен, что все будет хорошо, товарищ майор.

– Мне всегда нравилась твоя уверенность, сынок… но пока есть много неясного, надо выяснить, что это за «Аненербе», какое отношение к ней имеет СС. Ладно, мне нужны сутки, а вы отдыхайте пока.

– У нас очень мало времени, товарищ командир, очень, надо немедленно ехать в Ленинград.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации