Текст книги "Шилибар, или Край пересаженных сердец"

Врачи уехали на заработки в Доху

«Врачи уехали на заработки в Доху…»

Врачи уехали на заработки в Доху,

Теперь ко мне лечиться ходит млад и стар,

В краю пустынь дела идут у них неплохо,

Исправно платит ненавязчивый Катар.

Я не завидую судьбе своей проклятой

И принимаю на дежурстве за троих,

А где-то кости греют белые халаты

И пальмы стройные кидают финик в них.

Я на ходу лишь успеваю выпить кофе,

Хоть в аппарате нашем льётся только дрянь,

И каждый день, как предвкушенье катастрофы,

А я всё бегаю, как загнанная лань.

Веду приемы и выписываю справки,

И рвёт мембраны старый друг-фонендоскоп,

А те, кто в Дохе, каждый день меняют плавки,

Им солнце жарит в океане мудрый лоб.

Здесь вирус роет безымянные могилы

И заглушает оптимизма голоса,

Им Бог послал за честный труд верблюжьей силы,

Чтоб попадать слюною сладкой в небеса.

Стучу по клавишам, смотря в стекло экрана,

И на больного остаётся пять минут,

А те, кто там, с работы сваливают рано,

И спину ровную на корте гордо гнут.

Я на себя во сне давно ругаюсь матом,

И прошибает до костей холодный пот,

Я мог бы в Дохе стать почти аристократом,

Глотая виски, а не яблочный компот.

Залью в шестерку я бензина из канистры,

В столице буду делать свой карьерный рост,

Боюсь, останутся в стране одни министры,

Не комильфо летать им в отпуск по low cost.

Они с пентхауса мне шлют привет сердечный,

У них с блондинками сплошной корпоратив,

А я ищу секретный код для жизни вечной,

И третий год гниёт в шкафу презерватив.

Я рассчитался и закрыл дверь кабинета,

Пока не спился, не свалился и не сдох,

Наверно, нужен мой талант кому-то где-то,

Пойду искать себя среди далёких Дох.

«Молодость с пипетки каплей в кровоток…»

 
Молодость с пипетки каплей в кровоток,
Стволовые клетки, строчка в эпилог,
Сплетни и прогнозы, тьма да пустота,
В вазе вянут розы, шанс один из ста.
Треснутое солнце, шаркает обход,
Облучает стронций високосный год,
Шкалит неумело, чтоб потом упасть,
Никому нет дела, время не украсть.
Принятые меры, планы под откос,
Люди – лицемеры, выжить – не вопрос.
Жизнь – глоток улыбки да тепло руки,
Плата за ошибки тех, кто далеки.
Пролетает мимо близорукий грач,
Всё так повторимо – боль, улыбка, плач.
Нить луча натянет свой блаженный кнут,
Может смерть отстанет, хоть на пять минут…
 

«Уже и дни короче да лень не в унисон…»

 
Уже и дни короче да лень не в унисон,
Купил путевку в Сочи я в бархатный сезон.
Все отменил визиты и сдал на пост ключи,
Не будьте так сердиты, другие есть врачи.
В пещерах сталактиты зависли на века,
Друг другом мы забыты, «привет…, как жизнь…, пока…»
С балкона дым сигары спешит догнать закат,
Кому-то жить без пары спокойней во сто крат.
В песок мельчает галька, и пальмы к солнцу прут,
Спилась моя печалька, ей места нету тут.
Сошли со стен картины престижных галерей,
Допрыгались дельфины до южных до морей.
Закину ноги смело в крутой катамаран,
Откройте Дарданеллы, рвёт парус в океан,
И водопадом льётся душа застывших гор,
Жизнь только раз даётся, всё остальное – вздор.
А с ней хоть на край света, в палатку иль в шалаш,
И из-под пальцев лето, и мир безумный наш.
На этой остановке я смело жму стоп-кран,
Любовь – не зарисовка, в ней шарм и шрамы ран.
Здесь рай уж недалече, я проложу маршрут,
Пересадите печень тому, кто пьёт за труд.
Пусть только злая осень повременит с дождём,
Мне захотелось очень остаться с этим днём…
 

«Она ушла, депрессия-воровка…»

 
Она ушла, депрессия-воровка
Её втянула в каменный мешок,
А на крючке обрезана веревка,
И не помог стукач электрошок…
 
 
Она осталась где-то очень близко,
Сыграв с судьбой неразрешённый блиц,
А на столе под карточкой записка,
И крик в ночи взлетевших в небо птиц.
 
 
Она могла, да видно не успела,
Себя спасти от дерзкой пустоты,
И что-то там внутри не догорело,
Когда сжигал камин её холсты.
 
 
Она решила всё без объяснений
И стала снегом, облаком, дождём,
По нитке в петлю ей от долгих прений
Про то, как мы её давно не ждём.
 
 
А над ковром нам целят в сердце ружья,
Так и живём по случаю в кредит,
И из-под ног стул выбивает равнодушье
Всех тех, кто нами до конца не позабыт…
 

«В дверь постучал рок, боком ползёт рак…»

 
В дверь постучал рок, боком ползёт рак,
Боль не всегда впрок, два пятака в мрак,
Может простой сглаз или с ресниц пыль,
Только один раз, только одна быль.
Снова не тот код или другой знак,
Вырос гнилой плод там, где цветёт мак…
И отрезвит дрожь холод чужих ног,
Где-то идёт дождь там, где прошёл Бог.
Сходит с оси шар, легче порой врозь,
Тешит густой пар сладкой души гроздь,
И повторит день скользкой судьбы шаг,
Я отпустил лень, всех пожелав благ.
Плен надувных вен, катит по ним соль,
Хочется перемен, и округлить ноль,
И пропустить штоф, в яму столкнув ночь,
И просто жить, чтоб… снова всё точь-в-точь.
Кашель сухой стих, звон за окном врёт,
Пишет любовь стих, он лишь её рвёт.
В каплю паук влип, став янтарём вдруг,
Жёлтый ковер с лип счастья замкнул круг…
 

«А скольких спас, никто не знает…»

 
А скольких спас, никто не знает,
Счёт лишь на тех, кого не смог,
Пусть после главный подсчитает,
А я всего лишь врач, не Бог.
А тот, кто сверху боль не спишет,
Хоть лбом о землю расшибись,
Скорее жив, чем мёртв, раз слышит,
Скорее мёртв, чем жив, проснись.
А тот, кто справа, режет вены
Неглубоко и напоказ,
И изо рта в припадках пена
Играет в смерть в который раз.
А тот, кто слева, до рассвета
Петлю на шее затянул
И, оттолкнувшись с табурета,
Восьмёркой с люстры сиганул.
Застыл мир с узкими зрачками,
Двойную дозу в вену ввёл,
Оставив всех нас дураками —
По справке на поправку шёл.
А этот все свои таблетки
Запил стаканом коньяка
И дышит в трубку слишком редко,
Но дышит, значит, жив пока.
А тот от мыслей с голосами
Спешил уйти от нас в окно,
Его скрутить успели сами,
Спасаем всех, кто рядом, но
Ещё осталось состраданье,
Расписан дней лечебных кнут,
Сгорает мысль, талант, призванье,
Да три работы спину гнут.
Забудьте белые одежды
И отключите телефон,
Я не смогу лечить, как прежде,
Покрасьте карму в светлый тон.
Боль побеждает пластырь Фенты,
Сквозь жёлтых линий коридор,
Больные все теперь клиенты
Лишь тот же доктор – приговор.
Судьба добра к нам и жестока,
И валит бег покорных ног
Разрядом в русло кровотока,
А остальное – только Бог.
 

«Я еду поездом из Марганца в Асбест…»

 
Я еду поездом из Марганца в Асбест.
Врачи историю мою листать устали,
Плацкартный отдых не заполнен, много мест
Осталось тем, кто не смогли, но так мечтали.
 
 
Боюсь уснуть под стук сорвавшихся колес,
От дум тревожных наливаю всякой дряни,
Я столько грязи нелечебной перенёс,
Пока лечил себя от трезвости до пьяни.
 
 
Я был у общества всегда достойный член,
Светясь улыбкой фонаря с доски почета,
А нынче кровь течёт последняя из вен,
И душит кашель из души заблудшей «чё-то»…
 
 
Уже виднеется за окнами родник,
Что добавляет в чашку дёгтя оптимизма,
Сквозь зубы жёлтые смеётся проводник,
Цветной металл в вагонах – лучшая харизма.
 
 
Уж не дымит труба за каменной стеной,
Закрыт завод, и безысходность пишет нолик,
И только кажется, что это не со мной,
Ведь я всего лишь анонимный алкоголик.
 
 
Коснётся чья-то близорукая щека,
Немытой пятки сорок пятого размера,
На верхней полке легче дышится пока,
Нос не почуял горький запах полимера.
 
 
Гуляет вирус по расшатанной стране,
Стирая прошлое до дыр в своих прогнозах,
Диагноз модный кто-то впишет смело мне,
Срывая куш бюджетных крох не в микродозах.
 
 
Я не донёс до новой эры старый крест,
И всё проносится по огненной спирали,
В один конец билет из Марганца в Асбест
Со мной сгорает в топке гордой магистрали…
 

«Господь, спасибо, что ты сделал нас врачами…»

 
Господь, спасибо, что ты сделал нас врачами…
И мудрость вечную вложил в пытливый ум,
За то, что будишь нас бессонными ночами,
За пульса стук, дыханья хрип и сердца шум…
 
 
Господь, спасибо, что так часто помогаешь,
За руки сильные и в цель смотрящий глаз.
За то, что любишь, бережёшь, не осуждаешь,
И за ошибки не взираешь зло на нас.
 
 
Господь, спасибо за добро и состраданье,
За то, что всё идёт не так, как протокол,
Есть что-то выше, чем талант, лекарства, знанья,
Но, иногда, спасает вовремя укол.
 
 
Господь, спасибо, что ещё не выгорание,
И равнодушие осталось за стеной,
И множит опыт с днём грядущим наши знания,
И только нам дано понять, какой ценой…
 
 
Господь, спасибо, что не только за зарплату,
И от судьбы жестокой нас халат хранит,
За то, что вхожи в кабинеты и палаты,
За то, что нервы стали тверже, чем гранит.
 
 
Господь, спасибо, что живем не для работы,
Что нас с дежурств разбитых кто-то вечно ждёт.
И всё проходит с наступлением субботы,
А мы всё те же, как тогда, который год…
 
 
Господь, спасибо, что в душе не смолкла лира,
И можно честно отработать до конца,
Что помогаешь гнать из тела страха вирус,
Скрывая маской скорбь уставшего лица.
 
 
Господь, спасибо, хоть порой так всё достало,
Но, если б ты послал однажды новый шанс,
Я каждый миг бы повторил опять сначала,
Под вой сирен и сон сорвавший амбуланс.
 

«Лиц нет, остались только спины…»

 
Лиц нет, остались только спины,
Сердечный стук клавиатур,
С экрана доктор медицины
Сбивает ртуть температур.
Опять ушло леченье в массы,
Оптимизируя бюджет,
А люди делятся на классы,
Я в среднем, хоть его и нет.
Купил бензина две канистры
На запад жать мечты педаль,
Приходят новые министры,
А воз всё там же, очень жаль.
Сегодня в ауте я, други,
Без спроса вирус залетел,
Мы все судьбе своей не слуги,
Хоть каждый, в общем-то, хотел.
А счётчик счастья по тарифу
Давно зашкалил за предел,
Я заскучал по Тенерифу,
Среди своих лечебных дел.
Не лезет в горло ложка каши,
Не оставляет думы дрожь,
И сушит тело горький кашель,
Я отлучён от тёплых кож.
Летаю где-то виртуально,
Больничный дал проклятый грипп,
Болеть совсем не сексуально,
Оглох, ослеп, ослаб, охрип…
Я залпом выпил два сиропа,
Горой накрылся одеял,
На снимке лёгких тенью ж*па,
Лишь разум мой тому не внял.
Плачу за всё, везде и всюду,
Не жалко, мне бы скинуть жар,
Пока есть средства, жить я буду,
Здоровье – ходовой товар…
А утром белые халаты
Лекарства скинут в кровоток,
Чтоб отпустил от горла лапы
Свои злосчастный стрептококк…
Повешу светлые картины
На перекрёстке субкультур
И буду в рабстве медицины
Сбивать с вас ртуть температур…
 

«Я офис снял в аренду здесь на приличный срок…»

 
Я офис снял в аренду здесь на приличный срок,
Лечить стал импотентов, и тех, кто вдруг не смог.
У столика кушетка, покой да тишина —
У каждого соседка, любовница, жена…
И штат набрал солидный, чтоб бизнес развивать,
Клиент приходит видный, приучен с детства врать.
Желаньями морочит про то, как трижды в ночь
Он на словах всех хочет, а вот любить невмочь.
Беседы да таблетки, знакомый арсенал,
Просиживаю редко, расписан мой журнал.
Им всё сейчас и сразу, да чтоб не в лоб цена,
Провёл я их рассказы в реальность до хрена.
У этого подагра, жиры да диабет,
Не подошла Виагра, поможет интернет,
Ищу ко всем подходы, как старый Айболит,
Секс продлевает годы, на том он и стоит.
С претензией кошмары, тревоги да дела
Транзитом на Канары, пока зима мела.
Сумел остановиться, чтобы продолжить вновь,
Есть шансы излечиться, поставив на любовь….
 

«Неухожен, непрактичен, всеми брошен и забыт…»

 
Неухожен, непрактичен, всеми брошен и забыт,
Чуть встревожен, апатичен, огорошен, недобит.
Он потерян и растерян, не уверен и ленив,
Недоверчив, суеверен, неуклюж и молчалив.
В кабинет вошёл угрюмо с мощным видом в двести ватт,
С направлением от Блюма, типа «я не виноват».
Ручку двери протирая неотстиранным платком,
Проверяет, не моргая, что висит под потолком.
Осторожною походкой в кресло тела скинул груз
Да козлиною бородкой мне кивнул, введя в конфуз.
В ожидании начала ногу на ногу кладёт,
Словно все его достали, он лишь всех не достаёт.
Прочертил свои границы наш лечебный разговор,
Палец из носка грозится, целит на меня в упор.
По одёжке всех встречаю, да по тику трезвых глаз,
Подливаю в чачу чаю, выпью залпом через час.
Слово зá слово, беседа между нами повелась,
Не нашёл следы от бреда, в чем-то жизнь хоть удалась.
Он освоился немного, куртку с плеч своих долой
И без всякого предлога подружился с головой.
Тень сомнений соскочила из нейронов в табурет,
Слава Богу, не убила, лишь скосила пару лет.
Прошагал за быстрым часом он по кромке неудач
И в критическую массу выдал гнев, тоску да плач.
Он замкнул мою розетку, прогремел электрошок,
Блюм просил принять таблетку, гуманизм порой жесток.
Стерпит всё моя бумага, запись вклею в папку я,
Разрыдался бедолага, прошлых дней судьбу куя.
Ждёт меня под вечер теннис, травянистый Уимблдон,
Фрейд в блокноте чертит пенис, льется тихий метадон.
Прёт в окошко запах скверный, и торчит пивной живот,
Я совсем не суеверный, он поправится вот-вот.
Сеанс закончен, удалился, с пирога доев изюм,
Лишь бы ночью не приснился,
чтоб не стал врачом мне Блюм.
 

«О на дежурит по нечётным средам…»

 
О на дежурит по нечётным средам,
Не совпадают наши графики порой,
И честно борется с депрессией и бредом,
Леча беседами проблемы с головой.
Она записывает мысли в ежедневник,
И распечатывает ссылки разных тем,
Я для неё лишь заблудившийся кочевник,
Её фантазий несусветных гордый мем.
Она относится ко мне не слишком строго,
Так сладок наших вечеров и судеб плен,
Она работает, а я пишу немного,
Чтобы прочесть об этом у её колен.
Она со мной куда-то в небо улетает,
Но вот закончился любви былой запас,
Уже ворчит, но гнев нахлынувший скрывает,
Остывший кофе не согреет всякий раз.
Я свою рукопись давно отправил в топку,
Теперь жду новых вдохновений и реприз,
И по сценарию предвижу нервотрёпку,
Ей нужно вверх шагать, а я тяну лишь вниз.
Она ушла, не попрощавшись, по-английски,
И связку кинула ключей на табурет,
Теперь лишь глажу я измятую записку
О том, что прошлого меж нами больше нет.
А я накрылся под её забытым пледом
И что-то важное почувствовал корой,
Она дежурит только по нечётным средам,
Не совпадают наши графики порой…
 

«Мой психотерапевт шагнул под электричку…»

 
Мой психотерапевт шагнул под электричку,
Свой передав гешефт какой-то истеричке.
Теперь самолечусь шикарно и бесплатно
И за него молюсь по будням многократно.
Унылое кино, достали паразиты,
Пью старое вино от вируса-транзита,
В печали ворошу мыслишки-адекваты,
На выход попрошу я крик души «баатой»…
Он грубо намекал на тайные влеченья,
А я в ответ кивал от чувства облегченья,
И по ночам бродил под музыку с винила,
Мне снился крокодил, плывущий прямо с Нила.
Побрил пустой приют под пеной отрезвленья,
То льётся в ухо ртуть, то в тело облученье.
Летит гнилой банан параболой в корзину,
Успев отправить в бан тех, на кого гнул спину.
Мне селфи со слоном, вам смех под водопадом,
Я поменял геном, но цепь осталась рядом.
Вот только не сумел сдать все по жизни нормы,
Мой по асфальту мел рисует чьи-то формы…
Оставил ему чек с открытой в вечность датой,
Плюет в окружность век моих верблюд горбатый.
Я погрузил свой крест в бочок спиртного транса,
Взойдя на Эверест подножки амбуланса.
Он недоговорил, унёс с собой без спроса,
Наверное, курил, иль нюхал краем носа.
По звёздам на приём найду к нему дорогу,
Себе ведь не соврём, а, стало быть, и Богу.
 

«От депрессии Снежана курит сборы всяких трав…»

 
От депрессии Снежана курит сборы всяких трав,
Разрешил марихуану новой родины Минздрав.
И теперь с утра с балкона раздувается дымок,
Здесь приличные законы, там дают реальный срок.
Раньше – женщина с маршрутки, а теперь сама с рулём,
Не дежурит больше сутки, жизнь не гонит за рублём,
Получила к счастью визу да открыла смело кран,
Был сосед затоплен снизу, пусть плывёт в свой Магадан.
Улеглись её заботы под обшарпанный паркет,
В дневнике одни субботы, до работы дела нет.
То нырнёт себе под воду, то закосит в небеса,
За нелётную погоду отвечают голоса.
Не торопится Снежана вставить мудрость в верный паз,
Всё так славно и желанно, жёлтый зуб да красный глаз.
Помечтает о Гавайях, ноги скинув с грязных крыш,
Хрупкий мир на крепких сваях держит господин Гашиш.
Перевёрнутые лица с марафетом синяков,
Уж не знает, как отбиться от настырных мужиков.
Обкурилась и забылась, померещилось, ушло,
В зале зеркало разбилось, просто так, с ума сошло.
Не согнать уже с дивана, мысли явью извились,
Самокрутка без обмана гонит годы вширь да ввысь,
Затянулись боль да раны, и прогнулся потолок,
К ней поэт спустился странный, незнакомец, чей-то Блок.
Начались метаморфозы, крутит диски нервный тик,
То застынет в глупой позе с ней бомжующий старик,
Вдруг натянется улыбка да кулак фонарь разбил,
А любовь была ошибкой с тем, кто был, да не любил…
Не достанут отморозки, у неё всё по уму,
Вид – полгода на берёзки, а полгода на тюрьму,
Не стучит страна родная в душу грязным кирзачом,
Там она была больная, ну а здесь живёт с врачом.
Снег с небес снесёт Снежане с негой несколько нирван,
Всё так сложно и туманно, лишь дымится месяц-«план».
Надоели уж беседы, танцы ей милей да джаз,
И закрыл дорожку бреду накатившийся экстаз…
 

«В «пошловсёнахренный» латте добавил виски…»

 
В «пошловсёнахренный» латте добавил виски,
Свой, а не тот, что не принёс «мнелишьспросить»,
Он вам же русским языком, не по-английски,
«Ведьтыжеврач», зачем тебе домой спешить.
Так много тех, кто «яисамсебепсихолог»,
А этим просто «мнебысправкуполучить»,
Себя я знаю лучше вас, мой час так дорог,
Здесь всё за даром, даже «репуогорчить»…
Ну, началось, стакан разбился на осколки,
Опять нажрался, сколько можно обещать.
«Врачейтамнет», закрытый шкаф, бинты, иголки,
Лишь люк открыт, ты что, не видишь, твою мать.
А этот лысый строчит жалобы в управу
О том, что тратим средства мы на всякий бред,
Того гляди, на нас объявят вновь облаву,
Хоть от бесплатного леченья сущий вред.
Пришёл с лекарствами да заплатил за койку,
И заказал себе сестру и докторов,
Накрыл поляну и устроил всем попойку
На Новый год от благодарственных воров.
А этот пулю получил в интимном месте —
Суровый бизнес с кем-то там не поделил,
Теперь стеклянный в личку шлёт своей невесте,
Пока однажды утром ранним не разбил.
А этот выдавил из тюбика всю пасту,
И запустил в него любимый клей-момент,
А кто-то рот хотел промыть и склеил ласты,
Непредсказуем социальный элемент.
Стучит в ушах и надрывается каталка,
Забыла дерзкая нажать на тормоза,
Мне по-людски её, конечно, очень жалко,
В мой прейскурант не пропечатана слеза.
Уйти, пропасть, забыть и вычеркнуть из списка,
Не для того пишу, чтоб душу обнажать,
Мы анонимные скитальцы группы риска,
Срастутся кости, от себя чтоб убежать.
Здесь всё по правилам, приказам и по ГОСТу,
Чтоб необъятное в объятиях объять.
Кому-то всё-таки закрыл я путь к погосту
И чем смогу, я помогу ему опять.
«Яквамнадесятьзаписался», будьте рады,
«Вамзаменязвонил» начальник всех начал,
«Всектодовасменялечил» такие гады,
А я лишь слушал да носком об пол стучал.
Да что о грустном, он душою не сломался,
Хоть накопил «ведьтыжеклятвунамдавал»,
А после дико конструктивно извинялся
За тот колодец, что во мне он оплевал…
 

«Не отрекаюсь от друзей под дух подстроенных явлений…»

 
Не отрекаюсь от друзей под дух подстроенных явлений,
Не пью как тот, кто не еврей, но если надо, пью как гений…
И на колени не встаю, хоть продаюсь по номиналу,
И быть собой не устаю, играя жизнь к полуфиналу.
Я научился сострадать, писать стихи и рвать устои,
И больше хочется отдать, да глушат доброту запои.
Уж треснул под ногой балкон, но скрепы проросли в фундамент,
Где уповает на закон мой близорукий темперамент.
Не отвечаю за базар, себя подкидывая в топку,
Свободы слова гонорар лишь добавляет нервотрёпку.
Толпа рисует новый флаг и топчет летопись историй,
А мне б без крови всяких благ и без аннексий территорий.
Я выхожу на променад напрасных самоизоляций,
Мой навигатор гонит в ад из сада выцветших акаций.
Гарантий много равных прав для двусторонних воспалений,
Мне по душе мой буйный нрав, что банит тень обожествлений.
Я белокаменный дворец воздвиг на облаке удачи,
Бюджета горький леденец команду дал кормиться с дачи.
Прощёлкал старый аппарат эпохи бурной негативы,
Но я всему останусь рад, коль нет иной альтернативы…
 

А люди сгорают как звёзды

«А люди сгорают как звёзды…»

 
А люди сгорают как звёзды,
От зла, равнодушья, простуды,
Не рано, не в срок и не поздно,
Они ведь не камни, а люди.
 
 
А людям бы в новости драма,
Успеть бы к семи непременно,
И селфи спиной к Нотр Даму,
И шпиль, да с иглой внутривенной.
 
 
А людям бы зрелищ без встряски,
И чтоб не свалила рутина,
Надетые наглухо маски
На сорок ночей карантина.
 
 
А люди – крылатые цели,
В них что-то, когда-то и где-то,
Могли, но опять не успели,
И в каждого метит ракета.
 
 
А люди – воскресшее эхо,
Источник былых заблуждений,
Дорожка от плача до смеха,
Забытый и проклятый гений.
 
 
А люди – лишь божьи творенья,
Их лепит любовь да надежда.
Тепло, красота, вдохновенье,
И чтобы однажды, как прежде.
 
 
А люди мудры и терпимы,
Легки на поступков беспечность,
Доверчивы, чутки, ранимы,
Дана только им человечность.
 
 
А люди – бескрайнее море,
Фантазии дна Атлантиды,
Качает их радость и горе,
А топят былые обиды.
 
 
А люди – глоток во спасенье,
Улыбка влюбившейся Музы,
Бессмертье, порыв и везенье,
Стук сердца внутри, боль снаружи.
 
 
А люди – мое продолженье,
Разбившихся волн амплитуды,
Застывший приют откровений,
Мы – всё, значит, мы просто люди.