Текст книги "Шилибар, или Край пересаженных сердец"

«О, времена, как много смысла!..»

 
О, времена, как много смысла!
Спешат песочные часы,
Коротких дней скупые числа
Ломают хрупкие весы.
В чужих повторах так знакома
Сентиментальность в пустяках,
Шаги шагают ближе к дому,
Босым ногам теплей в носках.
Залечит рюмка отчужденье,
Мы так безжалостно умны,
Фасад улыбки в настроенье
Диктует правильные сны.
Давно уж вычеркнут из списка
И бродит тёмный силуэт —
Из группы смерти в группу риска,
В прыжке с того на этот свет.
Спешит поплакаться в жилетку,
А рядом холод да металл,
Уж проглотил свою таблетку
Тот, кто за нами прилетал.
Натянет нервы перегрузка,
И повторит свой вечный ход
Подъём с Андреевского спуска,
Былых фантазий горький плод.
Мы обойдём судьбу по кромке,
С цепи срывая генный код,
Знакомых улиц незнакомки
Всё те же здесь который год.
На пристань скинет ночь прохладу
И разнесёт волна причал.
Здесь всё давно не так, как надо,
Как всё же прав, кто так сказал.
 

«А на поляне лишь поганки…»

 
А на поляне лишь поганки
Растут без всяких катаклизм,
По ним ещё проедут танки
Дорогой светлой в коммунизм…
Не прорастает к солнцу травка,
Пока резвился грозный мор,
Для счастья не нужна поправка,
Нужна канавка за бугор.
Ещё не выжаты резервы,
Лимон скривился в кислоту,
Как много есть на свете первых,
Но лишь вторые на посту.
Вороной белой в чёрном списке
Попутчик обнаглевших лет,
Да алюминиевые миски
Летят за едоками вслед.
Все потерялись без остатка,
И сам потерян среди всех,
В душе давно уж нет порядка,
Чужой порядок – горький смех.
Шагает ряженых фиеста
Под кананаду на повтор…
Когда ж освободиться место?!
Когда ж закончится позор?!
Надел рубашку наизнанку,
Чтоб освежить свой оптимизм
И убеждён, что только танки
Пройдут по грязи в коммунизм…
 

«Уж все участники расписаны в премьере…»

 
Уж все участники расписаны в премьере,
В тот человейник путь заказан чужакам,
От награждений в каталажку высшей меры,
Чтоб не будили лихо зря по пустякам.
Уже разосланы с посыльными повестки,
И шьются папки на неведомый донос,
И есть для каждого поступка повод веский
Задать эпохе неприкаянной вопрос.
Уже меняет меркантильность сны и души,
И добрый гений пишет рукописи в стол,
И гибнут люди за чужие части суши,
Свою отдав судьбе взаймы на произвол.
Уже ушли все те, кто обещал остаться,
И почему-то, всё, как прежде, через нас,
И продаются те, кто лишь хотел отдаться —
Академически, за двести баксов в час.
Разлитым маслом чьё-то счастье льётся в личку,
Но держат крепко плечи головы пока,
Мечтами греемся, хоть отсырели спички —
Добавить в серость цвет парного молока.
 

«Прощёлкал рот переворот…»

 
Прощёлкал рот переворот,
У страха челюсти отвисли,
Копает в небо яму крот,
Стремясь понять чужие мысли.
По спискам, судьбам и делам
С экрана пламенные речи,
Кредиты все списали в спам,
И жгут бумаги зла предтечи.
О прежних шёпотом в глаза,
Сквозь строй свалившихся на смену,
Сорвало время тормоза,
И рынок лжи сбивает цену.
Судья выносит приговор,
И двери настежь приоткрыты,
В нечётный день почётный вор
С нар гуглит исповедь сердито.
Скатился август на балкон,
Сливая в горло капли пива,
Другие строем бьют поклон,
Они хотят пожить красиво.
В асфальт закатит грусть каток,
И треснет плитка под ногами,
Отключат воду, газ и ток,
И тех, кто был когда-то с нами.
Опять чеканит шаг сапог
Под звуки лживой канонады,
Кто был никем, так и не смог,
А тот, кто смог, оставил стадо.
 

«Почтовый ящик пуст, ему давно не рады…»

 
Почтовый ящик пуст, ему давно не рады,
Заходит спамом грусть, не пишут в личку, гады,
Костей лишь перехруст, да вколоты медали,
И холодильник чувств жмёт в тормоза педали.
Пропал и охладел, глагол, увы, не манит,
Остался не у дел, лишь ж*па не обманет,
Один да плюс один, по акции за сходку,
Хороший господин плохую глушит водку.
Упал метеорит без крика, стона, мата,
Всё после отгорит, назначат виноватых,
Заснимет на youtube бездушья антивирус,
Он был со всеми груб, вся нежность на папирус.
Рисует акварель, да не хватает краски,
Мерещится апрель прохожим в толстой маске,
Закрутится винил пластинкой полонеза,
Судьбу он не винил, такая вот аскеза.
И не прогонит ночь сирена амбуланса,
Лишь повторит точь-в-точь, не дав второго шанса,
В чулане под замком петля да табуретка,
Да крутит над виском свой барабан рулетка…
 

«Исписались ребята из ленты…»

 
Исписались ребята из ленты
И в осадке лишь кислая дрянь,
Селфи банит у счастья моменты,
Не толкая на подвиги в рань.
Залетела безликая осень,
Отстучала по клавишам грусть,
Рог сохатый свой скинули лоси,
До весны будь что будет, уж, пусть.
Кость хрустит пожелтевшей листвою,
В спячку кину чернила с пером,
Снова в минус ушёл с головою,
Не зовут на работу в Газпром.
Холодильник ворчит ночью где-то
Да по каплям в секунды вода,
В пальце ноет заноза с паркета,
Прописалась во мне навсегда.
Я накрыл целый мир одеялом,
Сдвинув стрелки послушного дня,
Нам досталось от жизни не мало,
Пусть и ей что-нибудь от меня.
Бюллетень да лекарство от скуки,
Не помогут от выпавших бед,
Взят в залог у души на поруки
За ниспосланный музою бред.
Только снова запрыгнул в одежду,
Чтобы выжить и выжать на газ,
Мне рассвет дарит бонус надежды,
Ну а я эти строчки для вас…
 

«Нервы как иголки в клочья рвут устав…»

 
Нервы как иголки в клочья рвут устав,
Положил без толку, от себя устав
Недопита кружка, красная вода
Не спасет психушка – годен для суда.
Чья-то психодрама разнесла экран,
А внутри нет храма для душевных ран.
Капает в копилку боль чужих обид,
Дал господь нам ссылку, жизнь – суровый гид.
Довели до срыва, а хотел до ста,
Мог сказать красиво, да тупят уста.
Телефона трубка разбудила часть,
Снова мясорубка, снова та же власть.
Люди – автоматы, тормоза да газ,
Сами лепят дату в свой последний час.
Кто там виноватый, скажет прокурор,
С материнской платы скорбный приговор.
Не ложатся фишки, дальше хода нет,
Глупые людишки, жмурки на тот свет,
Унижают смело, он стерпеть не смог,
Дорисует мелом суд свой скорый бог…
 

«Мы глупые людишки, нас тупит интернет…»

 
Мы глупые людишки, нас тупит интернет,
Остались лишь делишки от дел минувших лет…
И пьём не те напитки, не тех берём в кровать,
От нас одни убытки, забыть и наплевать.
Прогуглим свои годы за сладкие мечты,
Злорадствуем свободу, за рабство шлём посты.
То отрезвит прохлада, то вновь заносит в жар,
Ведь многого не надо, пока есть божий дар.
Уже сошла лавина, теперь вот ждём волны,
Мутнеют наши вина под натиском вины,
Присел на пепелища подпольного ларька,
Рублей осталось тыща, чтоб покутить слегка.
То распускаем слухи, то врём в свои глаза,
Напьёмся до желтухи, забыв про тормоза,
На нас с небес несётся слепой метеорит,
Кто утром не проснётся, тому уж не горит.
Понтов тугие пачки стригут судьбу под ноль,
А для души в заначке лишь спички, хлеб да соль,
Висит замок на кассе, да ключ на дно упал,
И злые в доброй массе все те, кто всем не стал…
 

«Косяки да лажи, шею гнёт жетон…»

 
Косяки да лажи, шею гнёт жетон,
Я с собой не лажу, снизил профиль тон,
Скромные делишки, сплетни невпопад,
Пешки, флэшки, фишки вписаны в уклад.
Два шара я в лузу кием разогнал,
Вроде бы не лузер, скромный маргинал,
Глаз упрямо косит в треснувший экран,
Вечно воду носит в гору злой баран.
Хочется красиво запонкой в манжет,
На карьеру ксивы без протекций нет,
С девяти расскажет новости флэш-моб,
Под кого кто ляжет, и кто лечь не смог.
Прорастает пальма в хрупкий потолок,
Всё, что аморально, спрятал под замок.
Взгляд интеллигентный гонит ноги в бар,
Водка непременно скинет пару бар.
Тянутся идеи в главный кабинет,
Кончились евреи, всем большой привет,
Не даёт кредиты глупый банкомат,
Все на всех сердиты, грязь, разруха, мат.
Отсидел и вышел, на часах лишь пять,
Ливень скинул крышу мне под ноги, бл*ть,
Эх, остановиться да послать всех вон,
Чтоб не превратиться в офисный планктон.
 

«Сумел без рук в носки я вставить свои ноги…»

 
Сумел без рук в носки я вставить свои ноги,
С экрана линия кривая началась,
Я лишь хотел узнать, куда идут налоги,
И где опять родная власть обоср*лась.
Понты запрятаны в неведомые схроны,
И между кланами прорыт глубокий ров,
И под себя уж ходят принимать законы,
Чтоб узаконить проходимцев и воров.
В подъезде лампочку разбила чья-то репа,
Где запах едкий распускал пролитый квас,
А в лужу жизнь с перил скатилась так нелепо,
И за собой тянула в бездну средний класс.
А от завода лишь забор с трубой без дыма,
Да липнет к грязи развалившийся сапог,
Мне захотелось вдруг на Южный берег Крыма,
Если б пройти через границы в юность смог…
Уж двадцать лет одни вопросы без ответов,
Включает бедность в доброй маске свой оскал,
Дорожкой скользкой от Советов до Запретов
Мы вечно падаем с забытых богом скал.
Слова все те же, да лапше не верят уши,
А счастье близко, мы прошли лишь полпути.
Смеются слёзы над шестою частью суши,
А им бы просто извиниться и уйти.
 

«Они уйдут однажды и без крови…»

 
Они уйдут однажды и без крови,
Когда устанет стража сторожить,
И перестанут хмурить злые брови,
И поучать всех нас, как дальше жить.
Они уйдут, забрав с собою смуту,
Вернув долги голодным старикам,
И будет грустно глупым почему-то,
И станет стыдно умным дуракам.
Они уйдут, без стона и проклятий,
Без объявленья мира и войны,
Без мрачных дум и мелочных объятий,
Забыв язык разграбленной страны.
Они уйдут, с экранов снимут лица,
Лишь прослезится лжи солёной взгляд,
Не даст им совесть тихо застрелиться,
Не кинет случай в чашку сладкий яд.
Они уйдут и не устроят сцену,
Срывая флаг с разрушенных дворцов,
И новый день им тихо вскроет вены
Приветом от сменивших подлецов.
Они уйдут, историк две страницы
Им посвятит, закинув в летопись,
И в страшном сне нам больше не приснится,
Что мы на них так глупо повелись.
Они уйдут, а рядом грязь да лужи
Оставят в ямах бездорожья след,
Без них никак уже не будет хуже,
Уж столько было с ними всяких бед.
Они уйдут, разбив колосс из глины,
Вскрыв переделы красного дождя,
Придут цари, попы и буржуины,
И ляжет в землю мумия вождя.
Они уйдут с гарантией жестокой,
Отплыв от нас с последним кораблём,
Лишь бы свобода вновь не вышла боком,
Обклеив клетку разума рублём…
 

«Грустные мы люди, гнусные года…»

 
Грустные мы люди, гнусные года
Силиконы в груди, в ботоксе губа,
Спрятался под шубой високосный год,
Любим очень грубо – над, внутри и под…
Любим понарошку за лимон в кредит,
Расчленён в окрошку каждый, кто вредит,
Кровь из чемодана да скелет в багаж,
Лейте полстакана в мой субботний раж.
Всё давно за плату, где уж просто так…
На душе заплату – твёрдый четвертак,
Заблестит от лака с четной стороны,
Ждут большого фака с маленькой войны.
Я не многословный, лопнувший фонарь
Светит срок условный с опциею нар,
Где-то рушат стены, чтоб построить мост
А кому-то вены рвут за перепост.
Дал за всё на лапу, шлёпнул апостиль,
Мой билет на запад мне за всё простил.
Лучше где-то в Ницце, обретя покой,
Богу помолиться в год тридцать седьмой…
 

«Я стал иностранным агентом…»

 
Я стал иностранным агентом
Катящейся в бездну страны,
Под громкие аплодисменты
Осколков гражданской войны.
Я выразил чуждое мненье
И дал неприличный прогноз,
Сбежал, не дождавшись рожденья,
Чтоб жизнь не пошла под откос.
Я выбрал жару вместо стужи,
И водку на виски сменил,
Как все, оказался не нужен,
Царь-колокол мне не звонил.
Земля не из прочного грунта
Трещит под кровавой стеной,
Волнуется старая хунта,
И тешит нас всякой хернёй.
В бега опустилась эпоха —
Истории злой мезальянс,
Уходят оттуда, где плохо,
Туда, где какой-то есть шанс.
Броня для души и для кожи
По каплям прогнала раба,
И веник с печальной березы
Скользит от меня в «не туда».
Уже не подходят предлоги
Под памяти грустной слова,
Опять дураки да дороги
Условности делят на два.
Как будто другая планета
Льёт свой порошковый кефир,
Замок на двери интернета,
Проплаченный смутой эфир.
Такое вот грустное царство,
В кутузке закрыт интеллект,
Последняя пачка лекарства
Для выживших полный респект.
Возьму острый скальпель я с полки
Да вскрою прогнивший нарыв,
А просто писать – мало толку
В обеденный свой перерыв…
 

«Не по душе мне ваш провинциальный театр…»

 
Не по душе мне ваш провинциальный театр,
Другая публика да труппа нервно ржёт,
Здесь потирают руки поп да прокуратор,
И лысый в кепке мой купон в карман стрижёт.
Мне не по нраву ваши зрители с галёрки
И зуд на коже с нафталиновых рубах,
Там едкий запах концентрированной хлорки
Нос посылает вместе с критиками нах…
Я не в восторге от закрытого буфета,
От скользких пальцев гардеробщицы в летах,
Где подпирает стол главбуха томик Фета,
И все сидят не на своих давно местах.
Я опечален отзвонившим телефоном,
Прервавшим сцену покаяния и слёз.
Совсем не искренним и приторным поклоном
Тех, кто сыграл пред нами роли не всерьёз.
Опустошён я меркантильностью сюжета
И безразличьем лоханувшихся эпох,
И злобной поступью пустого интернета
За миллионы лайков паре длинных ног.
Разочарован обезлюдевшим протестом
Формальной правды подкосившихся колен,
А сцена – вечный бег свободы от ареста
Под сладкий опиум дешёвых перемен…
 

«Не отвлекаюсь на сомнительные склоки…»

 
Не отвлекаюсь на сомнительные склоки,
От серых будней я себя дождём отмыл…
И не пою чужие песни с караоке,
А петь свои ещё пока не заслужил.
Я поменял лихой души приоритеты,
И стал чувствителен к несказанным словам,
Давно раздал стихам свои автопортреты,
Пусть постучат по равнодушным головам.
Я не порву на части вырванные годы,
Не склею камни в храм на высохших костях,
Под моим именем не выйдут пароходы
Светиться мачтой в непристойных новостях.
Я через край пролил послушный залп этила,
Чтоб распустить узлом завязанный язык,
Непредсказуемо меняя всё, что было,
На то, к чему я так навязчиво привык.
Я к местечковости своей добавлю нолик
И округлю поступки в выжженный металл.
Раскрутит прошлое по мне свой свежий ролик,
Про то, кем быть хотел, но всё-таки не стал…
 

«Пускай земля шагает подо мной…»

 
Пускай земля шагает подо мной
И день плетёт из масок серых сплетен
Свои рубцы ниспосланных отметин,
И крест душевный встречных параной,
Что так наивен, искренен, конкретен
Как снежный ком над спящею весной,
Летящий прочь на огненной карете
Среди далёких и забытых Трой,
Нас превращая в пепел сигареты,
Что затянул с гитарною струной
Дрожащий нерв раздавленной планеты,
Крутящей ось любви к тебе одной
Под глупый жребий вскинутой монеты
Над побеждённой слухами страной,
Что до конца шагает подо мной,
Вскрывая вен танцующих секреты,
Кидая лёд в бокала сладкий зной,
Чтобы пером подписывать сюжеты
И не искать себе судьбы иной…
 

«…Которую мы потеряли… которую мы получили…»

 
…Которую мы потеряли… которую мы получили…
Ворчали в ответ и кивали, когда нас за здравие слили…
Узнали друг друга поближе, чтоб после отправить подальше,
Карьерный язык смело лижет, да совесть труслива от фальши…
Тот был из гвоздей и металла, а этот кусок пластилина…
Хватает, но всё-таки мало, и в этом вся боль и причина.
Кому-то удар вместо ласки, да чтоб непременно с кастета,
А этот живёт в своей сказке и в маске ждёт с вирусом лета…
В вагоны пакуются драмы и едут от нас на край света,
Убрать бы с души килограммы, уснув хоть за час до рассвета.
Приходит однажды сознанье, да только назад рельсы смяты,
Не нужно просить покаянья от тех, кто всегда виноватый.
Хотелось прослыть вечно правым, но,
чтоб с продолженьем налево,
Мне нравятся все наши нравы, хоть рвутся как тонкая плева.
И чтобы сейчас непременно, без крика, тоски и надлома,
Душа ведь по сути нетленна, пока в ней частица от дома…
 

«Рисуют грустную страну на стенах дети…»

 
Рисуют грустную страну на стенах дети,
Кто на гибридную войну ушёл, кто в сети,
Кого-то вирус зацепил свинцом прицела,
Иль век бездушный расчленил от беспредела.
Желтеют склеры в предвкушении этила,
И бьют по вере в спину труженики тыла,
Горбатит вредность терпеливого верблюда,
Скупает бедность все просроченные блюда.
От навигатора по картам пни да ямы,
Считает дни свои до марта кот упрямый,
В который раз с улыбкой ставит хрень подножку,
Пока я прыгал рыбкой в окна неотложки.
К вам два звонка и третья дверь по коридору,
Вы дайте чувствам два пинка и бонус вздору,
И размешайте самогон водой из крана,
Чтоб был помягче с вами он и вскрылась рана…
Я с вами медленно лечу от Храма к Дому,
Зажгут послушную свечу раскаты грома,
И скинет серый день с лица порока маски,
Лишь бы хватило до конца любви да краски.
 

«Я был расстрелян на прокуренном рассвете…»

 
Я был расстрелян на прокуренном рассвете,
Когда роса слезой стекала с спящих ив,
И прошибал нутро судьбы холодный ветер,
Он шёл со мною до конца, пока был жив…
Разбужен болью и оставлен помолиться,
Охранник пьяный завязал мои глаза,
Я был уверен, что со мною не случится,
Но тройка бодро расписалась списком «за»…
С вещами вытолкали грязным коридором,
Сквозь строй закинули в ревущий автозак,
Где нервно щёлкал офицер тугим затвором,
И фары вдавливали безысходность в мрак…
Не подписал, глотая выбитые зубы,
И не упал на окровавленный бетон,
Меня просил о чём-то голос слишком грубый
И десять лет мне обещал про всё закон.
За мной прихрамывал какой-то хмырь безликий,
В затылок метил неразборчивый свинец,
И промелькнула жизнь, как огненные блики,
Я сам не понял, где начало, где конец…
Перевернёт страна газетный лист эпохи,
И в новый день шагнёт под радиоэфир,
В паёк добавят хлеба праведного крохи,
И чьи-то руки вкрутят лампочку в сортир…
Достанут звёзды и нырнут на дно морское,
Скрестив эпоху достижений и побед,
И скинут сверху одобрение людское,
Послав виновным без вины по пуле вслед.
Как жаль, что всё, что с нами было, повторится,
Хоть не желал бы я другим и в страшном сне,
Без покаянья можно жить, нельзя отмыться,
Стирая кровь врагов с вспотевшего пенсне…
 

«Плевать не буду, просто жаль слюны…»

 
Плевать не буду, просто жаль слюны,
Да и плевки сейчас совсем не в моде,
Всё те же ветры дуют из страны,
Качая в трубы углеводороды.
Меняют климат сверху господа
И одобряют тёплые поправки,
Чтоб кто уехал, не вернулся никогда,
А кто остался, исповедовал удавке.
Я не нарушу свой приоритет
И нахожу пассивности отмазки,
Лояльность к власти укрепит иммунитет,
Но нет от мерзости и лжи надёжной маски.
Изменит курс рассерженный шаман
Или дыханье редкое Чейн-Стокса,
Как многогранен выпитый стакан,
Что гуглит мне осколки парадокса.
Паркетный зал украсит мавзолей,
И поменяют вывеску у входа,
И каждый зад найдет свой крепкий клей,
Чтобы сидеть во здравие народа.
Мне не по нраву тот корпоратив,
Где кровь дешевле сока из томата,
Они уйдут и мы, им всё простив,
Жизнь обнулим до точки невозврата…
 

«Ты не читай тупые сводки с ленты…»

 
Ты не читай тупые сводки с ленты
И пожалей про то писать чернил,
Опять всё тот же метит в президенты,
И срок ему там кто-то обнулил.
Ему добавят два по шесть ребята,
Коль смелый вирус не замочит грусть,
А мы утрём лицо словами мата,
Пусть остаётся всё, как прежде, пусть…
Жизнь подмигнёт загадочно сурово,
Чтоб превратиться в фарс карикатур,
Придет другой весной тридцать седьмого,
С расстрельным списком старых диктатур.
Уйти нельзя, коль хочется остаться,
Пропишет смуту основной закон,
И всё труднее лести улыбаться,
Когда затопит крымский Рубикон.
А так хотелось поделить все блага
И подыграть глухим прощальный звон,
Но будут рыть каналы до ГУЛАГа
Те, кто не смог послать гаранта вон.
 

«Вырванные годы поперёк да вширь…»

 
Вырванные годы поперёк да вширь,
Станция свободы, а за ней пустырь.
Дальше два квартала с чётной стороны,
Всем чего-то мало в мире без войны.
Вырос у травмпункта приоткрытый люк,
«Надоела хунта» – шепчет ветер глюк.
Прописался в лето мой весёлый нрав,
В камень разодеты те, кто вечно прав.
Золото в молчанье осень растворит,
Недопониманье вносит колорит.
Звёзды с неба пялят непристойный глаз,
Тот, кто всё исправит, будет в самый раз.
Разрешились квесты в спутанный маршрут,
Начались протесты, там рванёт иль тут.
Сверху бедолаги подались в бега,
Перекрасят флаги в красный навсегда.
Выдавил улыбку из последних сил,
Не нашёл ошибку в том, что не прожил.
А в Ютубе ролик – вайпер ловит дым,
В банке жирный нолик – а в зачётку Крым.
Тёмные делишки в светлый коридор,
Наверху людишки пишут приговор,
Переводят стрелки на врагов из вне,
Истины в тарелке больше, чем в вине…
Затрясутся башни вирусных кликуш,
От прогнозов страшных кто-то срежет куш,
И начнут терпилы всё крушить вокруг,
Много доброй силы накопилось вдруг…
 

«Ещё не настало, но будет…»

 
Ещё не настало, но будет,
Ещё не закручена ось,
Ещё постучит и полюбит,
Ещё всё как надо сошлось,
Ещё что-то можно исправить,
Ещё выдаёт банкомат,
Ещё здравый смысл нами правит,
Ещё есть дресс-код и формат,
Ещё недолито до края,
Ещё от слезы соль да лёд,
Ещё полетит к небу стая,
Ещё не нашёл дегтя мёд.
Ещё от души и по смыслу,
Ещё белым пухом туман,
Ещё только буквы и числа,
Ещё не затянут в капкан,
Ещё лишь рождения дата,
Ещё пару дырок в ремне,
Ещё не побрили в солдаты,
Ещё не скучают по мне,
Ещё больше взлётов в падении,
Ещё греет совесть мораль,
Ещё жизнь не гасит мгновенья,
Ещё нервы вылиты в сталь,
Ещё не украли свободу,
Ещё не сошли все с ума,
Ещё за закатом восходы,
Ещё далеко Колыма,
Ещё в дверь не бьют сапогами,
Ещё газ сильней тормозов,
Ещё всё не купишь деньгами,
Ещё из груди вечный зов,
Ещё побеждаем заразу,
Ещё не глухой карантин,
Ещё счастье оптом и сразу,
Ещё не бомбят до руин,
Ещё только капает с крыши,
Ещё «Зай гезунд» и «Шалом»,
Ещё мы сильнее и выше,
Ещё не всеобщий облом,
Ещё только судьбы и лица,
Ещё что-то только для нас,
Ещё может всё повториться,
Ещё только здесь и сейчас…