Текст книги "Шилибар, или Край пересаженных сердец"

«Прочь плохие вести, дайте позитив…»

 
Прочь плохие вести, дайте позитив,
Кто-то нам из мести скорбный шлёт курсив,
Вылью смело банку ссохшихся чернил,
Чтоб меня по пьянке стих не расчленил.
Там проворовались, здесь прошли во власть,
Как с цепи сорвались да вцепились в пасть,
Крутит белка бабки в колесе удач,
Запретили взятки, мол, «кормитесь с дач»…
Остановлен трафик, лишь ночной дозор,
Не вписались в график слава и позор,
Треснутые годы, кости и дома,
Уж не до свободы, не сойти б с ума.
Нет лекарств в аптеке, удавил кредит,
В двадцать первом веке человек забыт,
Плачутся в колени, нет, рабы не мы,
Смена поколений под глоток чумы.
Подвела кормушка, испарилась в дым,
А в гнезде кукушка свой кукует Крым,
И стоят заводы, лишь погоны прут,
Ставят фильтр на воду, только чаще мрут.
Пиджачок свой куцый вправил под пальто,
Как без революций в месяц тысяч сто?!
Косит от народа новостной канал,
Трудность перевода в чёрно-красный нал…
 

«Перчатки белые, да капли красные…»

 
Перчатки белые, да капли красные,
Пророчат смелые года ужасные,
Замутят с облаком любовь постыдную,
Пристукнут каблуком жизнь безобидную.
Рисунки скверные в цемент врастаются,
Лишь тики нервные, хоть не кусаются.
Делишки мелкие да пальцы цепкие,
Налью из грелки я напитки крепкие.
Скупают сытые дворцы Флоренции,
А «недобитые» умрут до пенсии,
Учились истине не с тех задачников,
Законы писаны для неудачников.
Ступень из гравия да к морю чёрному,
За равноправие к столбу позорному,
Мозги застывшие кнутом разбужены,
Мы все здесь бывшие, перезагружены.
Ползет улиткою на цепь железную
С чужой ошибкою в жизнь бесполезную.
Дома казённые под брешь бюджетную,
Бьют мух учёные тоской газетною.
Глаза уставились в экраны серые,
Мы не избавились от лицемерия.
От страха скверного вагон качается,
Душа трехмерная за нас покается…
 

«Я посадил себя на карантин…»

 
Я посадил себя на карантин,
Чтоб не мешали звуки и предлоги
Понять куда ведут пути-дороги,
И почему сменили маски боги
Из наших близких к небу Палестин.
Я перешёл сгоревшие мосты,
Врастая в клетки посланного рока,
Успев понять день прожитый до срока,
Хоть поступает он порой жестоко,
Сливая в нас никчёмные посты.
Я не впустил в себя сошедший страх
И не сменил пароли на привычки,
Наверно, проще мир закрыть затычкой,
Чтоб не прочавкал все секреты в личку,
Тот, кто давно сошёл с тропинки нах…
Я сам воздвиг невидимый редут,
И затерялся меж пропавших строчек,
Выходят листья из раскрытых почек,
А чьи-то души нас оберегут
Средь казематов отсыревших одиночек.
Я подтолкнул всю серость в снежный ком,
А остальное пусть снесёт лавина,
Кому-то всё, кому-то половина,
А мне лишь вспышка боли над виском,
Да со стены упавшая картина…
 

«А верные не умные, а умные не верные…»

 
А верные не умные, а умные не верные,
За ними годы шумные летят в миры трехмерные,
Летят по жёлтым улицам, по солнцу треснув палкою,
Друг другу вечно хмурятся, забытые и жалкие.
А мысли эфемерные уходят от реальности,
Да люди лицемерные поют в иной тональности.
И страх приблудой селится в квартиры одинокие,
Где вирус смело делится на армии жестокие.
А яблоки незрелые ковром румяным стелются,
Да руки неумелые не в тех местах шевелятся,
Гребут в своё течение из камыша болотного,
Одно от них спасение – покой, вино да рвотное.
Внушают лица красные нам помыслы паскудные,
Мы для себя опасные, а для других подсудные.
И книги электронные шнурами обесточены,
А власти незаконные, коль сроки все просрочены.
Все против всех настроены, горит, да не взрывается,
Блатные все устроены, а грешники не каются.
Рифмуют смело нолики под куполом бездарности,
Желтеют алкоголики за нас из солидарности.
Денёчки прокажённые с бедою уживаются,
Неудовлетворённые на карантине маются.
Я под радаром истины спущусь в берлогу верную,
Чтоб с выросшими листьями сберечь систему нервную…
 

«Подкинут белый порошок и разведут как наркомана…»

 
Подкинут белый порошок и разведут как наркомана,
Дубинка бьёт наотмашь впрок, сегодня выбрала Ивана.
Потом дадут пинок под зад без заскорузлых объяснений,
Совсем не тот электорат молчит и жаждет продолжений.
Заменят в папке чистый лист на всякий случай между прочим,
Статью напишет журналист за премиальных тысяч восемь,
Уже ничем не удивишь бесстрашных критиков с дивана,
Страна подсела на гашиш, ей нету дела до Ивана.
Кого-то завтра как вчера, вопрос лишь времени и места,
Найдут виновных опера до обвинений и ареста,
Боится скверных перемен заплывший жиром обыватель,
В живот ушёл однажды хрен, он не борец и не искатель.
Сама свернётся и уйдет от лаж, коварства и обмана,
Копнёт залётный патриот, как выбивали ложь с Ивана.
В июньском небе грянет гром с дождём по Первому каналу,
Мы ждём, чего-то вечно ждём, себя продав по номиналу.
Давно я сделал свой check in, уже посадку объявили,
Прощай дешёвый кокаин и те, кто нас когда-то слили.
Карманы чищу от рубля, за тяжкий труд цена – валюта,
Уплыл в каюте корабля, лишь волны знают цель маршрута.
 

«Я не пишу про то, что выпал снег…»

 
Я не пишу про то, что выпал снег,
И не тупой по метрике с роддома,
Давно достал судьбы беспечный бег,
И больше веса в том, что невесомо.
Я не ищу протоптанных дорог,
Хоть на своей тону в глубоких лужах,
Бывает стыдно, если видит Бог,
Ещё стыдней, когда ему не нужен.
Я погружён в недетские мечты
И в печь кидаю желчи постулаты,
Себе лишь шлю невзрачные посты
Из глубины наивности богатой.
Я разучился громко сострадать
До тряски вен, до судорог, до колик,
Я терпелив, мне приходилось ждать,
И анонимен, словно алкоголик.
Что упустил, успею наверстать,
Коль будет шанс хотя бы попытаться,
Другим не буду, мне б собою стать,
Чтобы уметь прощать или прощаться…
Мобильник мой читает карту сим
И шлёт друзьям забытым эсэмэски,
Себе давно я стал невыносим,
И рвутся напрочь в личке занавески.
Опять напьюсь за вас на целый год,
Хоть не по нраву эти две двадцатки
Пусть голова запомнит верный код
Туда, где можно жизнь прожить украдкой.
Друзья, как тесен с вами карантин,
Хоть и раскрыт до боли наизнанку,
Вас слишком много там, где я один,
И слишком мало для приличной пьянки.
Я с вами был, а после пустота
Слежу за всем с приюта Альта Виста,
Я продан в рабство чистого листа
Где правят кистью думы аутиста…
Уж раскусил своей судьбы орех,
Хоть всё могло б сложиться по-другому,
А за окном всё так же падал снег,
Курсив стиха ведя к родному дому…
 

«Не спится… где-то спица…»

 
Не спится… где-то спица
Вросла в гнилую кость,
Как тяжело не спиться,
И вы́говорить злость.
Заклеила ресница
Мой узкий кругозор,
В себя бы не свалиться
Под недоперебо́р.
Совсем другие лица,
На те же имена
Твердят, что повторится,
Коль сразу и до дна.
И что пора лечиться
От пожелтевших склер,
Пока в дверь не стучится
С косою бодрый хер.
Бумажкою грозится,
Да обещал упечь,
А мне б опохмелиться,
Слова не льются в речь.
Лишь жёлтая страница
Взлетела втихаря,
Стиху б остановиться,
Чтоб мозг не вытек зря.
Сегодня не больница,
Скрутил меня наряд,
Мне всё теперь сгодится,
Ночлежке буду рад.
А если не случится,
И жизнь свернёт вразла́д,
Успею помолиться,
Чтоб не свалиться в ад…
 

«Мне говорят, что всё в порядке вроде…»

 
Мне говорят, что всё в порядке вроде,
И годы сами выведут меж скал,
Не всё прогнило в нашем огороде,
Лишь горче хрен и горше климат стал.
Мне говорят: «А лучше б город сдали»,
Все те, кто сдал давно уж всё, что мог,
Кто чудом выжил, зря там умирали,
А те, кто умер, с ними не был Бог.
Мне говорят, что снова потепленье,
И нас погубит углекислый газ,
И к нам шагает с Запада спасенье,
И что оставит зло в покое нас.
Мне говорят: «Пора сменить тональность
И стать терпимей к посланным врагам»,
И что у всех одна национальность,
Когда беда стучится в двери к нам.
Мне говорят: «Богато и красиво
Живут все те, кто проиграл войну,
И пьют с сосиской пенистое пиво
Списав на предков глупость и вину».
Мне говорят, что можно без свободы,
Что от неё шатанья да разброд,
И если страх уйдёт из вечной моды,
То зашалит непуганый народ.
Мне говорят, что я не в главном списке,
И паспорт мой просрочен с давних пор,
И что нельзя глушить бесцельно виски,
Пока другие валят за бугор.
Мне говорят скрывать лицо под маской
И соблюдать дистанцию и тон,
Чтоб рисовал лишь чёрно-белой краской
Понятий строгих ветреный закон.
Мне говорят, что каждому воздастся,
И что не будет бедных и больных,
И с прошлым нужно вежливо расстаться,
А то ударит памятью под дых.
Мне говорят, что мой двойник из стали
Расплавил сердце на цветную ртуть,
А я всё жму на газ судьбы педали,
Пусть говорят… мне важен этот путь…
 

«А мы ни в чём, ни перед кем не виноваты…»

 
А мы ни в чём, ни перед кем не виноваты,
Уж не сложилось век кормить окопных вшей,
Нам вслед стреляли оловянные солдаты,
И злобной пеной вздулись вены дряхлых шей.
А мы давно за то и это не в ответе,
Сошла лавина иль ударил в темя гром,
Уходят те, кто всё сказал на этом свете,
И кто откладывал рассказы на потом.
А мы не те, кто рвёт с восьми и до заката
Себя на вынос до прихода светлых дней.
Нам за старания положена зарплата,
Чтоб быть свободными от помыслов о ней.
А мы не с теми, кто кидается под танки,
Кто развернёт в пикете молча свой плакат,
Мы опускаем над собой полёта планку,
У нас заказан столик с видом на закат.
А мы такие же по высшему веленью,
То зависаем, то сорвемся за бугор,
И буйных мало стать великим поколеньем,
Так хорошо под козырьком глубоких нор.
А мы не снимем маски, хоть бывает душно,
И песни наши соскочили с рельсов нот,
Мы знаем всё, но почему-то так послушны,
Боимся бунта, хоть и ждём который год…
А мы всё тащим рваный невод в наши чаты
И спешно строим виртуальный Колизей,
Чтобы согреть себя куском холодной ваты
И сладкой памятью утерянных друзей…
 

«Двадцатый год – дешёвый антисептик…»

 
Двадцатый год – дешёвый антисептик
Закрыл дыханье масками аптек,
Уходят цифрой оптимист и скептик
Туда, где спишут нервы ипотек.
Смоталась лента самоизоляций,
Прервались связи в тока провода,
Не доиграли роль свою паяцы,
Слезой стекает талая вода.
Остановилось прошлое на вдохе,
Один на всех спасенья аппарат,
Мы лишь клюем от птиц взлетевших крохи,
Пробирки вставив в позитивный ряд.
Завоют песнь стерильные кликуши,
Сливая в рюмку променад тревог,
Всё больше неба и всё меньше суши,
И отвернулся почему-то Бог.
Гуляет ветер полушарий серых,
Погоде лётной не давая взлёт,
В саду сезон отложен вишен спелых
Тому, кто их ещё наивно ждёт.
Переключаю новостну́ю сводку —
Пора вводить запреты на запрет,
И тихо лью в себя по Скайпу водку,
Чтобы не склеить ласты в интернет.
 

«Возьмусь за творчество рукою адекватной…»

 
Возьмусь за творчество рукою адекватной,
Не поддаваясь настроеньям и умам,
Уж постараюсь, не поймите в том превратно,
Послать пришедший в гости шухер смело в спам.
Ещё не загнана в депрессию эпоха,
Хоть дышит сдержанно великий перекос,
Теперь мне кажется, что было всё неплохо,
Пока чихал без осложнений в театре нос.
Мы лишь ворчали на душителей свободы,
Срывая с дачных огородов сладкий плод.
А нынче ждут подачек гордо нищеброды,
И окопался в своих норах злой народ.
Вскипают градусы нагрянувшего ига,
И из квартиры лифт везёт к передовой,
Дыру́ в кармане закрывает смело фига,
В друзьях лишь те, кто дружит с буйной головой.
Ко мне стучится в гости дух противоречий,
Вскрывая раны несложившихся бесед,
И наши зумы тешат чувства да́ром речи,
Храня мой радиус судьбы от мнимых бед…
 

«Не оскорбляю чувств и мнений и не злорадствую в грехах…»

 
Не оскорбляю чувств и мнений и не злорадствую в грехах,
Я раб наплыва настроений, что подсыпает в душу страх,
То ли сторонний наблюдатель упавших в личку выходных,
Где стих диктует мне Создатель, хоть иногда и бьёт под дых.
Расслабьтесь, мир остался прежним, его не сменит карантин,
И за убогие надежды не лезет в горло мягкий джин,
В себя так трудно погружаться, коль якорь цепью держит дно,
Мы стали ясно выражаться про тех, кто в сущности – говно.
Звенят хрустальные фужеры, да только повод не настал,
Все принимают срочно меры, права качает капитал.
Дадут команду улыбнуться и маски снять с послушных лиц,
Как мы могли так лохануться, взгляд бросив в сторону больниц.
Замки, ворота да заборы, перезагрузки нервный тик,
А из окна всё ниже горы, под шестьдесят ушёл старик.
И набирает ополченье всё тот же правильный общак,
В моих руках моё спасенье, иначе здесь нельзя никак.
 

«Перенаселенье, слишком много масс…»

 
Перенаселенье, слишком много масс,
Портит настроенье нерабочий класс,
Судьбы неучтённые в склеенный конверт,
Властью непрощённые, на эксперимент.
Совесть пресмыкается под всеобщий бум,
Может и покается день слезою в зум,
Рубль куда-то падает, только не на счёт,
И одно лишь радует, кто-то доживёт.
Под мостом, под каменным, оседает грунт,
Снова с красным знаменем на народный бунт.
Умная статистика, только веры нет,
Из блокнота листики списков на тот свет.
Пик беды непройденный, наступил сезон,
Хочется на родину, ту, что чтит закон.
Стала вдруг зара́зною здесь чужая боль,
Мненья ходят разные гнать из шкафа моль.
Кормят сети сказками ненадёжных душ,
Копится под масками злость за ложь да чушь,
Только меры куцые не накормят пасть…
Как без революции встать и не упасть?!..
 

«Напротив ГУМа у Кремля застыла мумия…»

 
Напротив ГУМа у Кремля застыла мумия,
Не примет грешника земля за век безумия,
Да наплевать, к столу пришьют, ногами в Азию,
Пока лопаты не пришлют да лом с оказией.
Качает маятник туда-сюда историю,
Мы делим судьбы без суда и территории.
Чтоб написать про то, как жил, хватает листика,
А люди рвут остаток жил и мрут… статистика.
Улыбка утром спрячет злость и откровения,
Упала сверху с мясом кость к опросу мнения.
Я здесь считаю голоса согласно голосу,
А в пиве плавает оса на тонком волосе.
Я напоил на брудершафт лихую братию,
Не подходящий здесь ландшафт для демократии.
Уже закончилась слюна, конверт не склеится,
В бюджет заложена война, и кто-то греется.
Рванёт однажды миллион без разрешения,
И будет выше всех закон, а с ним прозрение.
Суметь бы выдавить слезу на покаяние,
Прогнозы ставит на грозу зал ожидания.
Сливают каждого из нас по обстоятельствам,
Продукт конечный – нефть и газ,
да кровь – знак качества.
И шухер кличут у крыльца пророки странные,
Им верят люди без лица, как окаянные.
Нашли давно священный граль в палатах каменных,
И конвертируют мораль в печати Каина,
В сезон свободе грош цена без оправдания,
Ведь кто придёт, подкинет на… существование.
 

«А оказалось всё нецелесообразно…»

 
А оказалось всё нецелесообразно,
С трибуны главный нам про Это нашептал,
И что зараза та совсем уж незаразна,
Апокалипсис дням грядущим не настал.
И что мы зря шипели, как открытый тоник,
Ползя туда, где рвёт дыханье аппарат,
И нет важней приоритета экономик,
Где люди ждут весны, свободы и зарплат.
От карантина да от страха жгут болячки,
Да вирус жлобства сокращает годы нам,
А тот, кто сам себя погнал из долгой спячки,
Нас приближает к «обалденным» временам.
Переболели и пора сменить уж тему,
За бабки папки шьют для свежих катаклизм,
Мы так доверчивы на спамы и на мемы,
И каждый строит свой отдельный коммунизм.
По капле в вену кровь ложится струйкой алой,
На необъявленной и конченной войне,
И милосердие в словах, а в жизни мало,
И на реснице совесть плавает в вине.
Мы округлили нужной цифре наши счёты,
Чтоб не упасть, как баррель нефти в чёрный пруд,
По нам стреляют холостыми пулемёты,
Сгоняя гордую толпу на тяжкий труд…
 

«Катился в Тару с чёрных гор туман…»

 
Катился в Тару с чёрных гор туман,
И пьяных сосен ряд под луч прогнулся,
Из Бара в Бари плыл катамаран
Тот, на котором в юность я вернулся.
Точили волны брег разбитых скал,
Ныряли с пирса шумные славяне,
И жарил мясо старенький мангал,
Ведь всё сложилось в лето в личном плане.
Два лежака под зонтик на двоих,
Прокурен воздух ленью и загаром,
И парашютом падал в Будву стих,
В коктейль застывших грёз влюблённым парам.
Канатный мостик ветер раскачал,
И исчезали под ногами тени,
Я перешёл начало всех начал,
Пока под солнцем плавились ступени.
Прощёлкал память кадрами экран,
С Которской бухты отпуск на ладони,
Ведь так хотелось нам побольше стран,
Куда б умчали нас лихие кони…
 

«А под дождём уж не до слёз, когда срывает ветер крышу…»

 
А под дождём уж не до слёз, когда срывает ветер крышу,
Всё наносное, не всерьёз, я больше слушаю, не слышу.
Уж сколько дублей клеит клей в ползучей ленте негатива,
Мы стали к прошлому добрей, в нас пена правильного пива.
А в янтаре застывший глаз через века глядит уныло,
Он бедолага судит нас, хоть сам давно сошёл на мыло.
Ему там проще и видней, как выйти вовремя из чата,
Зачат в эпоху трудодней, не повезло, ошибка чья-то.
А ночь – гремучая змея, хвостом цепляет за лианы,
В разбитом зеркале не я, какой-то лысый, злой да пьяный.
И косит острая коса поля нетронутого мака,
И зомби ловят голоса всех тех, кто стал опорой мрака.
А если б только всё опять, да без претензий и подлога,
То мы хотим себя распять, то жить за пазухой у Бога…
И липнет грязь… не отстирать, и с ней по осени скитаться,
А кто-то должен умирать, чтоб в чьей-то памяти остаться.
А у свободы два крыла, да только цепь скрутила ноги,
Всем воздаётся за дела, а не за мудрые предлоги.
Уж по пустыне столько лет через тела хромают лица
Без тормозов, мой интернет устал за них вдали молиться.
 

«Сидели люди по домам, им обещали потепленье…»

 
Сидели люди по домам, им обещали потепленье,
Нужда катилась по умам к пустой копилке настроенья.
То на жильцов срывали злость, то власть родную материли,
И на обед варили кость, ту, что вчера недоварили.
На выход разрешений нет, да и на вход закрылись двери.
Ушла эпоха старых бед, а к новой лишь обломки веры.
Ко лбу термометр прилип, и не заходит кашель в театр,
Цветут сады дешёвых лип, им недоступен психиатр.
Сметает средства из аптек души уставшей антисептик,
На счёт удавки ипотек плевал и падал эпилептик.
Я в кофе вдруг насыпал соль, но не смеётся коммуналка,
А под подушкой сдохла моль, недолечившись в Коммунарке.
Нас обещали расселить, на то подписана бумага,
Я за здоровье бросил пить, чтобы сложилась жизни сага.
Ещё не пройден страшный пик, но я спущусь без вашей ксивы,
Чтоб гнал взашей мой гордый лик тупых кликуш перспективы.
 

«Ко мне не те, не с теми и не так…»

 
Ко мне не те, не с теми и не так,
Как много лиц сменила жизнь на рыла,
Держу дистанцию, не попадая в такт,
Пока перо шедевры не нарыло.
Раним и дерзок призрачный приют,
Но отыскал его по злачным весям,
Врагов ценю, они не предают
Лишь потому, что им неинтересен.
Я бросил камень в уходящий век,
Чтоб не догнал судьбы анамнез скорый,
И ширь зрачков не поднимает век
На снежных бурь убогие узоры.
Друзья, как тесен трезвый карантин,
И тонкий бред апостолов маразма,
Я доведу себя из вечных льдин
До сладких трелей бурного оргазма.
Жетоны счастья не перевернуть,
Так жалок день, с гордыней ставший в позу,
Хотел проснуться, да забыл заснуть,
Насквозь проткнули памяти занозы.
Не оторвать от жарких батарей,
Да только мне милее в полдень тени,
Я им налью вино души своей,
Чтоб не упасть на хрупкие колени.
 

«Когда закончатся монеты на лекарства…»

 
Когда закончатся монеты на лекарства
И жёлтый люд заполнит сумрак городов,
Предъявят холод с нищетой мандат на царство,
Срезая нити проржавевших проводов.
Когда закроются прилавки и заправки,
И по границам разбредутся страх и бред,
Нам напечатают просроченные справки,
Поставив визы от страны, которой нет.
Когда нам скажут, что откинулось ненастье,
И зря сидели мы в застенках тёплых нор,
Мы будем требовать весны у нашей власти,
Призвав к ответу всех виновных за позор.
Когда голодный крик прервёт слова молитвы,
И одиночество прогонит прочь любовь,
Порежет кожу острый нож дрожащей бритвы,
Заставив боль стучать по венам вновь и вновь.
Когда взорвётся от двуличья телевизор,
И жадность с завистью задушат интернет,
Мы сможем выйти из проплаченного криза
Один лишь раз за сорок долгих зим и лет.
Когда всех честных сосчитаем лишь на пальцах,
И ворон клюнет в сердце беглого вора,
Мы превратимся вновь в изгоев да скитальцев,
Поняв, что всё и всех менять давно пора.
Когда останутся лишь рваная рубаха
Да запах хлеба, разделённого с судьбой,
Пойдёт душа без слёз и горечи на плаху,
Чтобы весь мир закрыть от прошлого собой.
Когда прогонит ночь все мрачные прогнозы,
И вера выдержит удары злых примет,
К нам вновь вернётся человечность через слёзы,
Чтоб в ярких красках над землёй взошёл рассвет.
 

«Не завидуйте, всё будет в счёте…»

 
Не завидуйте, всё будет в счёте
Тех, кто плыл по теченью реки,
В мир иной желчь обид не возьмёте,
Пусть на то тратят жизнь дураки.
Не завидуйте быстрой карьере,
И разомкнутым дружбой цепям,
Тем, кто смог от суда высшей меры
Убежать по железным путям.
Не завидуйте снявшейся боли,
Льготам, выплатам, письмам, долгам,
Ране, высохшей за ночь от соли,
Раньше срока ушедшим врагам.
Не завидуйте искренней лести,
Лжи, закутанной в беличий мех,
Тем, кто принял с утра залпом двести
И развёл всех на слёзы и смех.
Не завидуйте злому соседу,
Сплетням, слухам, чужим орденам,
Серебру дорогому к обеду,
И всему, что досталось не нам.
Не завидуйте хлебу с икрою,
Тем, кто в воду запрятал концы,
Я в Завидово домик построю —
Скорый поезд Херсон-Черновцы.
Не завидуйте скрученной гайке,
Хоть резьба на душе порвалась,
Не любите любимых за лайки,
Коль не вам в нужный час отдалась.
Не завидуйте чьей-то удаче,
Вам ведь це́ну за всё не понять,
Из дворцов тоже рвутся на дачу,
Чтоб за рюмкой на счастье пенять.
Не завидуйте, выкиньте, бросьте,
Будьте выше презренных монет…
На конечной лишь череп да кости,
Сокращённых от зависти лет…