Текст книги "Шилибар, или Край пересаженных сердец"
Автор книги: Владимир Рудерман
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
«Взгляд вегетативный да сухая кожа…»
Взгляд вегетативный да сухая кожа,
До чего ж противной округлилась рожа,
И живот бросает в полдень злые тени,
Всё на мне свисает от житейской хрени.
То ли чип подкожный, то ль в чужом капкане,
Слишком осторожный стал я в личном плане,
Не до изоляций, не страшна больница,
Мне в тени акаций хочется напиться.
Трут мозоли ноги, нос дырявит маску,
Платятся налоги с тех, кто верит в сказку.
Разбежались в лето все мои клиенты,
Им плевать на вето телеграфной ленты.
Жарит крышу небо, я сошёл с маршрута,
Мне б воды да хлеба, да чтоб в омут смута,
Да чтоб всё вернули, коли своровали,
Палку перегнули… скажут, что не знали.
Выходи из спячки, не скули под ухо,
Да забудь болячки, совесть-невезуха.
Оболью лишь тело ледяным ушатом
И пошлю всех смело в баню крепким матом…
«А я его совсем не знал, когда тащил до медсанбата…»
А я его совсем не знал, когда тащил до медсанбата,
Осколок руку оторвал, а с ней ремень от автомата.
Я кровь остановил жгуто́м, хоть льёт проклятая из вены,
А что со мной, решу потом, когда подкосятся колени.
А я его совсем не знал, когда, поднявшись над землёю,
Он весь запас свой расстрелял другой, нетронутой рукою.
Стучал в висках сраженья ток, хоть есть предел у сжатой воли,
У нас с ним общий кровоток, я взял его частицу боли.
А я его совсем не знал, пока трава вокруг горела,
И неба цвет был слишком ал, а тень лица бледнее мела.
Хоть страх слова рифмует в мат, но находили пули цели,
И следом полз седой закат тех, кто за нами не успели.
А я его совсем не знал, мне бы свои запомнить даты,
Нас Бог на смерть не посылал, судьба лишь выбрала в солдаты.
Летит в степи слепой снаряд, да защитит судьба-воронка,
Остался за рекой отряд: молитва… орден… похоронка…
А я его совсем не знал, когда просил, не уставая,
Чтоб он глаза не закрывал, с объятий смерти вырывая.
А в горле эхо тишины глотает горечь канонады,
Ещё чуть-чуть, и нет войны… оставьте выжившим парады.
А я его совсем не знал, пришла к нам вовремя подмога,
Я раньше всем безбожно врал, а нынче, вот, поверил в Бога,
И, пожелав ему всех благ, вдруг ощутил тройную силу
Сорваться в бой, чтоб подлый враг нашёл в моей земле могилу…
«А говорят, что в наши времена…»
А говорят, что в наши времена
Писать стихи – удел умалишённых,
И много всяких книжек электронных,
А на талант занижена цена,
И одиночество – злой раб ночей бессонных
Рифмует в стены чьи-то имена…
А говорят, что не хватает слов
И сети ловят новые харизмы,
А отравляют нас неологизмы,
И что не все проснутся ото снов
Под чёрной плесенью распроданной отчизны,
Где крепче дух от бьющихся голов…
А говорят, что так бы каждый смог —
Искать себя по выцветшим страницам,
И интеллект натянет сытым лицам
Совсем иной и скороспелый слог,
И что за деньги отпускает Бог
Влачить грехи и судьбы заграницей.
А говорят, нам просто повезло
Родиться после самой страшной брани,
И льётся спирт до донышка в стаканы,
А за добро всё чаще бьётся зло,
Кидая камни в радужные планы
Тех, кто не ценит наше ремесло…
А говорят, что скоро втихаря,
Свернут и сбросят всякие законы,
И будут править нами мудозвоны,
А вирус строить в тундре лагеря,
Чтоб возмущенье не плодилось в клоны…
Не удивлюсь, по правде говоря…
А говорят, что мир устал от слёз
Там, где легко прожить без глупых правил,
Но тот, кто мог исправить, нас оставил,
И всё, что было, было не всерьёз,
Когда тот малый лысый накартавил
Нам смуты век под тенью гордых поз…
«Не суждено висеть на рее…»
Не суждено висеть на рее
Или нырнуть в девятый вал,
И чем старее, тем еврее,
Как всё же прав, кто так сказал…
Не суждено бить головою
По кромке тонкого стекла,
Себя создать и быть собою,
Пока вся кровь не истекла.
Не суждено молчать и злиться,
Прожив на пять очков умней,
Дай Бог, чтоб было с кем напиться
За тёплый стан холодных дней.
Не суждено под всех прогнуться
За горсть ржавеющих монет,
И уходить, чтобы вернуться
Быстрей, чем быстрый интернет.
Не суждено найти в стакане
Души раздавленной стриптиз,
И всплыть, как Моцарт в марципане
Под серых будней компромисс.
Не суждено обнять всех сразу,
Срываясь, падая, плюя,
И быть чувствительным к отказу,
Когда отказов дох*я.
Не суждено сойти где надо,
Чтобы не гнить средь старых пней,
Взлетать орлом иль ползать гадом,
Ища свою дорожку к Ней.
Не суждено, но можно снова,
С суровых взглядов градус сбить
И, оставаясь просто Вовой,
Мечтать, метаться и любить…
Я в самоизоляции себя к себе позвал
«Душевная инфляция сразила наповал…»
Душевная инфляция сразила наповал,
Я в самоизоляции себя к себе позвал.
Пригнал напитки скромные под карантинный флэш,
Мои замашки стрёмные хоть на кусочки режь.
Сто метров по касательной тугих гипотенуз,
И аппарат дыхательный извлёк козырный туз,
Плачу за всё налоги я, мне вирус – лёгкий хрен,
Уйдут от онкологии да от тромбозов вен.
Пугают округлённые людишек под кадык,
Мы правильно рождённые и вяжем в тему лык,
Налью успокои́тельной в закрытый маской рот,
Состряпал ох*ительно печальку год-урод.
До жёлтого, до листика визиты отменил,
Печальная статистика изводит воз чернил,
Как страхи те попрятались в пробирки из дерьма,
Которые не вляпались, сошли чуток с ума.
Закрылся от печали я, подшит от скверных дум,
Не к той мечте причалила авоська наобум.
Душевная инфляция сразила наповал,
Я в самоизоляции себя к себе позвал…
«От чёрных масок убежал под Пиво-Воды…»
От чёрных масок убежал под Пиво-Воды,
Я на свои ему налил бокал свободы,
Проникся чем-то он ко мне, садясь за столик —
Интеллигент, не бомж, не вор, не алкоголик:
«Фашизм шагает по стране, уснули что ли?!
Такой приемлемый вполне для тех, кто в доле.
Прописан загодя в бюджет, до каждой строчки,
Всем говорят, его здесь нет и бьют по почкам.
Воры, развратники, предатели, злодеи,
Без них давно б сбылись все планы да идеи.
А те, кто против, все проплачены госдепом,
И буйных мало, да и те с большим приветом».
Ещё сказал, что рыба сдохла вся на Клязьме,
И набирают палачей для смертной казни,
И что все пенсии ушли на стройки в Ниццу,
Лекарства кончились, больным пора молиться.
Твердил, что газ опять пошёл не тем потоком,
А несогласных будут бить в психушке током,
Что люди мрут, вдыхая новичок с асбестом,
И что беду давно почуял задним местом.
Шептал, мигая, что нацелены ракеты,
Быть может, пьём последний раз на этом свете,
Достал из паспорта священную заначку
И нервно пепел сдул с руки в пустую пачку.
Потом в окошко посмотрел, нахмурив брови,
Твердя, что знает, как без выстрелов и крови,
Что нужно только подписать на просьбу списки,
И власть сама себя заменит по-английски.
Я посмеялся над наивным идиотом,
Идти за правду мне на нары неохота,
Лишь пожелал ему в его борьбе удачи
И вместо митинга отправился на дачу.
Ну а когда ко мне однажды постучали
В дверную щель, соседи смелые молчали,
Теперь в темнице стих сложил про Недра Чили,
Где всё про то, что заслужили, получили…
«Шлем да маска, чёрный китель и дубинка под рукой…»
Шлем да маска, чёрный китель и дубинка под рукой,
Дядю Валю вы простите, что дежурит на Тверской.
Ловит он суровым взглядом всех неправильных зевак,
Провожая за ограду в загрустивший автозак.
Вы не плюйте дяде в пиво, не колите шилом шин,
Только начал жить красиво – за труды повышен чин,
Ходят буйные по граду, то гляди, начнется брань,
А народу зрелищ надо, и чтоб не будили в рань.
А народу б перемены, «надоел и уходи»,
Да не раком на коленях видеть тени впереди,
Чтоб по-честному и снова всё забрать да поделить,
Чтоб была свобода слова, и чтоб было на что жить.
Трудно стало нынче власти, ей не каждый нынче рад
Рвут друг дружку все на части, шлют с посыльным компромат,
Этот валит всё на Валю или валит из страны,
Отпуск, шлют приказы с Бали море, джунгли да слоны.
Мысли гасят приступ злости, скоро выйдет миллион,
Вы свои идеи бросьте, что за всё ответит он —
Развернёт свою дубинку и изменит дух эпох,
В нём живут две половинки, он не фраер и не лох.
У него на дни лихие есть давно абонемент,
Подавить не смог стихию, он по сути мелкий мент,
Закрутился винт судьбою, всё на нём, а он один,
Вечно быть готовым к бою трудно, Валя-Валентин.
Безымянный палец давит в безымянное лицо,
Поколенье не отправят за Садовое кольцо,
Ты иди своей дорогой и оставь в дворцах всю шваль,
Власть, она ведь не от Бога, лишь народ от Бога, Валь…
«Сужается тропинка, глаза не видят глаз…»
Сужается тропинка, глаза не видят глаз,
Он шёл на нас с дубинкой, накачанный спецназ.
И катится в ложбинку холоднокровный пот,
Страну на половинки разбил инсультный год.
Расправил гордый ветер рисованный плакат,
За выборы ответит большой и крепкий брат,
В краю родном без права, как гордый эмигрант,
На совесть вновь облава, пересидел Гарант.
Толпа с толпою бьётся, известен результат,
И чья-то кровь прольётся, без жертв и без утрат,
Скрутили наизнанку, да душу на излом,
Сварила власть поганку, кто прав, тот держит лом.
На камеру моменты снимает телефон,
Снуют интеллигенты и ждут, кто сменит трон,
По классу и по чину, по ребрам и спине,
Нуждается в почине, всё это не по мне.
Рассерженные лица считают свой доход,
Всё снова повторится на високосный год,
Закроюсь в Монтенегро и посмотрю кино,
Как убивали негра… в Америке… давно…
«В квартире пол намочен, прокапал потолок…»
В квартире пол намочен, прокапал потолок,
Я лишь уполномочен об этом пару строк
Слать жалобой сердитой, чтоб уж наверняка,
А в ЖЭКе все бандиты, сидят не там пока.
Течёт вода без спроса, затоплена кровать,
Смотрю с балкона косо, пора ли когти рвать,
От кухни смело в спальню гребу свою волну,
Нет зрелища печальней, боюсь, пойду ко дну.
На шнур из телефона подвешен коридор,
Стихия вне закона, струёй добьёт в упор,
Пришлите мне подмогу и отключите кран,
Но всё не слава Богу, потоплен мудрый план.
Я с трубкою и маской ныряю за ключом,
Уже близка развязка, поплыл за крышей дом.
А рядом гром проснулся, и грянул с неба душ,
Казалось, мир рехнулся, всё это слишком уж.
Кусают злые рыбки, аквариум разбит,
За все мои ошибки теченьем в пропасть смыт,
Мелькнула жизнь мгновеньем, лишь вздрогнуло лицо,
Подарит шанс к спасенью железное яйцо.
Приехала бригада, не та что вызывал,
И всё пошло как надо, хоть в памяти провал,
Запишет на обходе лишь доктор мой рассказ,
Был плод фантазий, вроде, потоп на этот раз…
«Я давно уже не этот и с утра совсем не тот…»
Я давно уже не этот и с утра совсем не тот,
Принят в гильдию поэтов,
прыгнув рыбкой в банку шпрот.
Откусил кусочек лета у осеннего жлоба,
Вены вскроет зависть где-то там, где наша жизнь-борьба.
Я за это всем обязан, хоть и многим не помог,
По рукам пошёл и связан, небезгрешен, видит Бог.
Всё качаюсь на качалке над родимою страной,
Весь погрязший в аморалке, хряпнем, други, по одной.
Я вполне себе законный и послушный гражданин,
И нашёл запас бездонный слов, да жаль язык один.
На заказ с души шлю лиру с человеческим лицом,
В чип мой встроен добрый вирус с подобающим концом.
Под собой земли не чаю, оторвался и лечу,
Что-то где-то получаю и всегда за всё плачу.
Дышат в спину демагоги да рассерженный народ,
Не туда идут налоги, не туда, который год.
Не шаманю, не колдую, не по мне дымит мангал,
Будет шухер, сильных сдует, власти в рифму не моргал.
Не отпишет стих квартирку, нынче он упал в цене,
А талант налью в пробирку, после вспомнят обо мне…
«Дожди с депрессией рассвет тревожный ждали…»
Дожди с депрессией рассвет тревожный ждали,
Промозглый ветер все мозги уж просвистел,
Мне снова Нобеля за тяжкий труд не дали,
Пускай считают, что не очень и хотел.
Свела соседу челюсть новостная лента,
Теперь он с горя пьёт из горлышка абсент,
Давно он лечит мазью всяких импотентов,
Стоит обрезанный на полочке патент.
Соседка сверху только губы прикусила,
Важнее всяких благ генетики закон,
Она козлов равнинных с горными скрестила,
Теперь вот прыгают с балкона на балкон.
Соседу справа отказали в шведской визе,
В каком-то списке он под санкции попал,
Роман шпионский написал в глубоком кризе,
Да только нету перевода на PayPal.
Соседка снизу ускоряет электроны,
И облученьем уменьшает род людской,
И награждают её всякие погоны,
А так хотелось ей квартирку на Тверской.
Сосед, что слева, научил считать кукушку,
Её пророчества ввели нас всех в экстаз,
Теперь кукует каждый час он нам с психушки,
Смывая горькие таблетки в унитаз.
А управдом наш объявил себя Ньютоном,
Рисует формулы для всяких серых шляп,
Но почему-то верит шведским мудозвонам,
А всем своим давно бы вставил в горло кляп.
Собрались вечером и гневно осудили,
Как всё же кинул нас далёкий комитет.
И тему новую на год вперёд сложили
О том, как водкой повышать иммунитет.
И снова пишем мы в инстанции трактаты,
Пусть добрый гений сам решит —
на стол иль в хлам,
Однажды милостью одарят супостаты,
Ведь на зарплату не построишь Третий Храм.
«Как-то ненароком слух коснулся уха…»
Как-то ненароком слух коснулся уха,
Переменным током стукнуло главбуха,
Видно очень сильно, коль дошёл до ручки,
В нашей говорильне над получкой тучки.
Не зашла на карту, где-то заплутала,
Может к олигарху чёрного металла,
Может к проходимцам из другой конторы,
Или к первым лицам в пятые офшоры?!
Загрустил мобильник, обзывает лохом,
Пуст мой холодильник, только водка… плохо,
Выпил за поправку нашего главбуха,
Бедность как удавка, без зарплаты глухо.
А дожди в окошко в настроенье лили,
Всех нас понемножку на хрен сократили,
Растянул подтяжку в горестной улыбке,
Вылил дрянь из фляжки, утром сдохли рыбки…
Пенсия не скоро, за стихи копейки,
Лишь пою я в хоре песню канарейки,
В горло залетела мне слепая муха,
Не находят тело нашего главбуха.
Говорят, с рублями скрылся на Канарах,
Лучше там с бл*дями, чем у нас на нарах,
Так порой нелепы мы в поступках личных,
Воровство как скрепы, громко – неприлично.
В розыск объявили, ищут Интерполом,
Ну а мы травили всех жуков под полом,
Отстрелялся в тире я в мишень – разруху,
Чтобы в лучшем мире всё простить главбуху…
«За девять грамм марихуаны…»
За девять грамм марихуаны
Семь лет тюрьмы да лагерей,
Понять умом иные страны
Так трудно совести моей.
Там жизнь течёт своим транзитом
С улыбкой грешной в автозак,
Подкинут смело паразиты
Свой кокаин в чужой рюкзак.
Возьмут в заложники туристов
И выбьют нужный протокол,
Там край бессмертных коммунистов
Сажает искренность на кол.
И снова суд марионеток,
То сальто прыгает, то фляк,
А в подворотне малолеток
Задушит бедность и маньяк.
Шприцы, бутылки да кастеты,
Бордель, лечебница, собор,
От турникета к туалету,
Маршрут туриста с давних пор.
Лицо не выдавит улыбку,
Тревожен нынче гражданин,
Там нет работы над ошибкой
Ошибки правит лишь один.
Я полечу без пересадок
На милый сердцу Эверест,
Чтоб жизнь не кинула в осадок
Меня под ключ подобных мест…
«В растворимый кофе капает коньяк…»
В растворимый кофе капает коньяк,
Всё не так уж плохо, посвежел синяк,
Катятся бутылки под мою кровать,
Мой характер пылкий не перековать.
Утром нервотрёпка, на ночь поцелуй,
Не по нраву плётка, так иди накуй
Сердце из металла, печень из трухи,
Как же всех достали ни о чём стихи.
Старых удаляю, новых не зову,
Тихо выживаю в пошлом Deja vu.
У неё не первый, не последний чай,
Сталью стали нервы, просят лишь на чай.
Стопки да стаканы, жалость под откос,
Люди-тараканы дышат дихлофос,
Лишь усы из щели чешут об паркет,
Тех, кто не успели, с нами больше нет.
Из-под целлофана бирка с номерком,
Да вода из крана в горло кипятком.
Прорубил окошко я в забытый сад,
Кто-то лижет ложку, кто-то чей-то зад.
Ваши акварели не находят цвет,
В пепел догорели чувства с прошлых лет.
Были б не напрасны судьбы и года,
Флаг кому-то красный вставил в не туда.
Масло, хлеб да шпроты, водка и слеза,
Все отдельно против, а под дулом за.
Выписал прохладу тем, кто загрустил,
Будет всё как надо, чтобы я так жил…
«Закручинилась прослойка…»
Закручинилась прослойка,
Но молчит и терпит стойко,
Выпью виски я за стойкой
И раскрашу грустный сказ,
По дорожке через койку,
Расчленят да скинут в Мойку,
Смерть – цена за неустойку,
И при деле водолаз.
Кто свалил, кто ждёт сигнала,
Комом в горле совесть встала,
Да рот в рот не откачала,
Надавила на глаза…
Оттолкнулся от причала,
Поздно всё лепить сначала,
Мне одной свободы мало,
Отказали тормоза.
Расплачусь за заморочки,
В морду бьют, жалеют почки,
Нынче легче в одиночке
За кого-то отвечать.
Красный сок из-под сорочки
На экран и в злые строчки,
Приговор вступил в отсрочку
Тем, кто сможет промолчать.
Век резины да помады,
Накачались губы – клады,
Излучает радость радий
В свой зашкаливший рентген.
Подкатили двое сзади
Да представили к награде,
И, сменив пробирки, гады
Подложили глупый ген.
Жгут под пальцами занозы,
Все проплачены прогнозы,
Разрушают счастье грозы
Кислотою до основ,
Вместо лиц жиреют рожи,
Да и мы другие тоже,
И хотим в другую кожу
Убежать из пошлых снов…
«Я до вторника на Бали, скорбуны подзадолбали…»
Я до вторника на Бали, скорбуны подзадолбали,
Ставят ставки на печали и рифмуют под заказ.
Улечу на крыльях стали, чтоб меня там не достали
Те, кто жизнь свою проср*ли, на мою нацелив глаз.
Отменил к себе визиты, заберите реквизиты,
Я без отдыха сердитый, все порывы невпопад,
Расплодились паразиты, уж по горло ими сыты,
А пришедшие элиты всё хотят на старый лад…
Я богатством не контужен, буду там, где очень нужен,
Океаном волн разбужен медитирующий йог…
Надоели грязь да лужи и бюджетные обузы,
Проживу я здесь не хуже, чем какой-то царь и Бог.
Вспоминайте, не икая, я давно в объятьях рая,
Не гоните в сеть вай фая мой заглохший аппарат.
С пальмы финики сбивая, я себя здесь потеряю,
Чтоб однажды с птичьей стаей возвратиться в славный град…
«Оказались мужиками две девчонки – дискоболки…»
Оказались мужиками две девчонки – дискоболки,
Снова грязными руками кто-то лезет под футболки,
Виноватых бес попутал да пролил с дождём помои,
Так сложилось почему-то, отыгрались ледибои.
Будь они теперь неладны, вожделенные хоромы,
Шлёт судьба донос приватный на икс-игрек хромосомы,
Не пойдут волной отставки за косяк со сменой пола,
Нет лекарств в аптечной лавке, мрут болельщики футбола.
Зазвенели комитеты и ушли от всех в запои,
Под ногами сгнили скрепы, игры кончились с мочою,
Подались в бега спортсмены, а поймают, спросят строго,
Затекли от жира члены в думах у единорога.
Тормознула жизнь под ретро, дайте паспорт Гваделупы,
Струйка льётся против ветра, люди мелочны и глупы,
Натянулись нервы сталью от занудного соседства,
На охоте за медалью хороши любые средства…
Не докручена пробирка, не докапала пипетка,
Говорят, что будет стирка, им осталась пятилетка.
За зелёные заначки бьётся цвет номенклатуры,
Да в офшор от нефтекачки шлют привет клавиатуры.
Диск ударил в лоб сердито, и заклинило терпенье,
Легче выжить паразитам, им своё не нужно мненье,
Серьги в уши, тушь в ресницы, да размазана помада,
Если всё-таки родится, назовут Олимпиада…
«Живу себе в трёхмерном, там сложное в простом…»
Живу себе в трёхмерном, там сложное в простом,
И вот что характерно – есть смысл глубокий в том…
Планета плоской фляжкой свисает на боку,
Пустышкою фисташка прилипла к языку.
Подшит, закрыт в футляре, меняюсь в изумруд,
В одном лишь экземпляре из неподдельных руд.
Другие ищут в баре, который за углом,
Душе уставшей пару за прошлого облом.
Прописан мне джакузи за вредность от работ,
Ложится сладким грузом безделие суббот.
Я на своей подаче отдал последний гейм,
Налейте мне без сдачи сочувствия портвейн.
Звезда на небосводе мигает поворот,
Чужие чувства в моде, как выставленный лот.
В иные цели стрелы натянет тетива,
Остались в чёрно-белом поступки и слова.
Не в силах наглядеться, да времени цейтнот,
Душою не раздеться, когда всё в хруст банкнот.
Заменят злые осы мне ось координат,
В мой сон влюбилась осень, да только он женат.
Несокрушим и прочен мечты ориентир,
Мир груб, ленив, порочен, но это лучший мир.
В нём суету порядка и бесконечность в ноль
Поставил на зарядку, чтоб взять чужую боль.
В жару б немного тени, прохлады да лежак,
Как много всякой хрени свалилось просто так.
Ищу себя в трехмерном я вдоль и поперёк,
И вот что характерно – пока найти не смог.
«Пластырь фенты, банка фанты…»
Пластырь фенты, банка фанты,
Ходят люди-оккупанты,
Бьют дубинки демонстрантов,
Составляют документ,
Голова разбила плитку,
Руки крутит опер прыткий,
Их фиксируют с улыбкой
Телетайпы лживых лент.
Моё имя в чёрном списке,
Деньги шлёт посол английский,
Алюминиевые миски
Да на лоб надёжный шлем,
С крана льётся в глотку виски,
А с экрана голос низкий,
Утверждал, что счастье близко,
Только мало и не всем.
Костыли да костоломы,
В мой приют зашли обломы,
Вытекают хромосомы —
Скоро кончатся совсем.
К вам спешу походкой шаткой,
Склеив уши под укладкой,
И смотрю на вас украдкой,
Будто нет своих проблем…
Беззаконье в распечатку,
Непослушных на Камчатку,
Муха всю прогрызла пятку,
Содрогнулся потолок.
По стеклу её размазал,
Чтоб вся жизнь за миг и сразу,
В каталажке каталажу,
Повторил бы, если б смог.
На замок и на цепочку,
Дверь не даст им скрымить почку,
Карту мира по кусочку
Уж давно всю поделил.
Жаль, не пьётся на дорожку,
Взгляд поймал кривую ножку,
Шухер входит понемножку
К тем, кто нас когда-то слил.
Копи, трубы да руины,
Окружили украины,
Двадцать первый тычет в спину,
Век на палец накрутив.
Гадят все, опять и сразу,
Истребить пора заразу,
Хакер вскроет данных базу,
Антивирус – позитив.
Против всех я за идею
Развернули батарею,
Небо целое имею
Я на мушке под звездой,
Скажут мне координаты,
Ихтамнетные солдаты,
И споют неадекваты,
Подгоняя в смертный бой.
Робинзоном стал я Крузо,
Не осталась на ночь муза,
Остров мой в огромной луже
Рассылает SOS в эфир.
Чёрной пятницей контужен,
Не пропал, не обнаружен,
Коли вам я очень нужен —
Киньте лире пару лир…
Маска, трубка, море, плавки
Не нужны мне их поправки,
За свободу без удавки,
В виртуальный встал пикет,
Заигрался жар со стужей…
Не уходят, им же хуже,
Я из слов готовлю ужин,
Соблюдая этикет…
Час пешком, метро с маршрутки,
Ставок нету в проститутки,
Тянет лето в холод жуткий
Лоханувшийся олень,
Оставляю серой шляпе
Подпись, ручку и печати
И лечу в аэростате
Догонять вчерашний день…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.