Текст книги "Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны"

Получается, что Россия и США будут по необходимости немного сближаться. Но конечно, никакой сердечности в отношениях не будет.

На самом деле качественно внешняя политика нынешней России – это модернизированная внешняя политика Советского Союза. В хорошем и в плохом смысле. Прежде всего это дипломаты той же школы (а это одна из двух-трех лучших школ в мире). Второе – практически нет больше никакой идеологии. Третье – экономические интересы превалируют. А иногда даже слишком превалируют. А вот тот же Громыко интересы страны понимал правильно.

Внешняя политика зависит от общего мирового контекста. Сейчас российская внешняя политика, конечно, гораздо активнее реагирует на вызовы времени. Советская внешняя политика так быстро реагировать не могла. Но дипломаты у нас тогда были классные.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Выиграла бы или проиграла российская внешняя политика, если бы ее возглавлял такой деятель, как А. А. Громыко?» Результат: за то, что выиграла бы, проголосовал 61 %, а 39 % проголосовавших уверены, что она бы от этого проиграла.

Прибалтика: противник, партнер или друг?

[17]17
  По материалам передачи от 27 июля 2008 года.
  В обсуждении принял участие Леонид Слуцкий, депутат Госдумы России, первый заместитель председателя Комитета по международным отношениям.


[Закрыть]

21 июля 1940 года Латвия, Литва и Эстония стали советскими республиками. Историю этого вопроса нет смысла подробно раскрывать, она и так достаточно хорошо известна. Но вот что такое для нас Прибалтика сегодня? Она нам кто – партнер, сосед, друг или все-таки противник?

Мнение по этому вопросу Леонида Слуцкого, первого заместителя председателя Комитета Госдумы по международным делам:

Начнем с того, что Прибалтика это все-таки три различные суверенные страны – Латвия, Литва и Эстония. Теперь по порядку. В Латвии ситуация очень непростая, в том числе по сотрудничеству с Россией. К сожалению, мы можем констатировать, что продолжается, по сути, принудительная ассимиляция русскоязычного населения. Либо «чемодан-вокзал-Россия», либо если не ты, то твои дети должны ассимилироваться. Потому что система высшего образования на русском языке была сломана несколько лет назад. Что же касается среднего образования, то действует дискриминационный закон о соотношении 60:40 в преподавании предметов на латышском и русском языках – 60 % на латышском языке и 40 % на русском. И кто же, например, в Даугавпилсе или Венспилсе, где 80 % с лишним русскоязычного населения, будет учиться и преподавать на латышском языке. Ситуация непростая. Например, на территории России есть граждане России, не говорящие по-русски, и их достаточно много. И Россия их не только терпит, но создает все условия для их полноценной жизни. Возвращаясь к Латвии – нет, это неестественно. На пространстве Совета Европы нет аналогичного закона. Кроме того, темпы натурализации, то есть предоставления латвийского гражданства, чрезвычайно низкие – в 2007 году, например, гражданство получило всего несколько тысяч человек. Конечно, пожилым людям, которые никогда не говорили на латышском языке, чрезвычайно сложно учить этот язык. И вообще само понятие «негражданин» идет вразрез не только с нормами международного права, но и вообще с нормами человеческой морали. Не может быть сегодня, в XXI столетии, в цивилизованной просвещенной Европе понятия «неграждане».

Сейчас в Латвии русскоязычных неграждан насчитывается порядка 370 тысяч человек, и эта цифра ненамного меньше, чем это было несколько лет назад. Нельзя сказать, что сегодня все так уж плохо в российско-латвийских отношениях. Например, очень быстро развиваются экономические отношения, очень неплоха сегодня экспансия российского капитала в Латвию, неплохо взаимодействуют наши гражданские общества. Мы все смотрим фестиваль в Юрмале, культурное сообщество России и Латвии очень близко соприкасается.

В той же Юрмале все говорят по-русски. То же самое – в Риге. Но в кармане те, кто говорит по-русски, носят паспорт негражданина. И в Тбилиси, и в Киеве – везде говорят по-русски. Стоит поехать туда, чтобы убедиться, что народ не стал говорить на национальном языке и отрицать все русское, как нам иногда кажется, читая прессу.

Конечно, Россия исторически обречена на добрососедские конструктивные отношения. И если на уровне власти есть какие-то нестыковки, то здесь и гражданское общество, и парламентская дипломатия должны сделать все возможное для того, чтобы эти явления преодолеть.

Да, в Латвии имеют место марши ветеранов «Ваффен СС» и другие подобные вещи. К сожалению, в Латвии сегодня больше нерешенных вопросов, чем решенных. Но они медленно в последнее время начали решаться. Ратифицирован пограничный договор, усилился диалог по линии гражданского общества. Очень здорово работают российские дипломаты, в том числе недавно приступивший к работе Александр Вешняков.

Что касается Литвы – там все более или менее, но есть проблема Калининградского транзита.

Мнение по этому вопросу Леонида Слуцкого:

Калининградский транзит – это то, что видно невооруженным глазом. Я бы ситуацию в наших отношениях охарактеризовал как своего рода стагнацию. Ничего как-то не сдвигается с мертвой точки. Отношения во многом, в том числе на уровне власти, гражданского общества, характеризуются массой нестыковок, и нет позитивной динамики, нет прогресса. Не случайно – для меня это было сюрпризом некоторое время назад – центр выступлений по компенсациям за так называемую советскую оккупацию из Латвии и Эстонии переместился в Литву. Это очень неожиданно. Конечно, не все можно охарактеризовать словом «стагнация», есть масса прогрессивных людей и неправительственных организаций, которые активно сотрудничают с Россией. Но сказать, что тут качественный рывок, нельзя…

А вот на Эстонии, наверное, надо остановиться более подробно. В 90-е годы имела место самая непростая ситуация в российско-эстонских отношениях, и она была связана с Эстонской православной церковью Московского патриархата. Недавно Святейший патриарх выпустил фундаментальный труд «История православия в Эстонии», который убеждает, что отродясь на протяжении столетий никакой православной церкви, кроме нашей, в Эстонии не было. Тем не менее первый президент Эстонии Леннард Мери в 1992 году обратился с письмом к константинопольскому патриарху Варфоломею с просьбой признать Эстонию канонической территорией Константинопольского патриархата. С таким же успехом он мог бы обратиться к патриарху Александрийскому и всея Африки, любому иерарху поместной Православной церкви.

Мнение по этому вопросу Леонида Слуцкого:

В Эстонии было продано много нашей собственности, в том числе земли в Таллине и в Тарту, и мало кто задумывался, что для нашего патриарха (Алексия Второго), который родился в Эстонии, который там вырос до митрополита Таллинского и Эстонского, ситуация была трагичной. Он поклялся не посещать Эстонию – свою малую родину – до тех пор, пока не будет зарегистрирована церковь. А церковь все оставалась без регистрации. И любой человек, тем более патриарх, будет испытывать страшное неудобство. Я здесь сторонник именно превосходных формулировок, ведь нужно хорошо понимать состояние человека, который более десяти лет не был на могиле своих родителей. Он родился в 1929 году в Эстонии и уехал оттуда в 1971 году, когда был назначен управляющим делами Московского патриархата. И он никогда не терял духовной связи со своей малой родиной. И надо знать нашего Святейшего патриарха, который, по сути, является духовным лидером нации, чтобы понять, что эта ситуация была для него в первую очередь очень чувствительной. Уверен, что в начале 90-х годов для наших оппонентов в Эстонии это был один из главных факторов обращения к Константинопольской церкви. Тем не менее ситуацию удалось разрешить, и в 2002 году церковь была зарегистрирована. Дальше ситуацию очень сдвинул визит в 2003 году министра внутренних дел России Б. В. Грызлова. В Эстонии, в отличие от нас, департамент вероисповедания находится в составе МВД Эстонии, и действительно, собственность начала возвращаться, медленно, но верно, и этот процесс идет по сегодняшний день. В том же 2003 году патриарх, наконец, посетил, после более чем десятилетнего перерыва, свою малую родину, и сегодня эта недопустимая ситуация в Эстонской православной церкви Московского патриархата во многом разрешена. Хотя, конечно, есть и еще непростые вопросы.

С Эстонией, несмотря на всю враждебность наших отношений, это был конструктив, который очень сблизил две страны. С Эстонией можно сотрудничать и нужно сотрудничать. Россия не должна «уходить в обиду». Вообще большой не должен обижаться на маленького.

Мнение по этому вопросу Леонида Слуцкого:

Обижаться – дело неблагодарное в международных отношениях, и мы уже много раз учились на собственных ошибках. Возьмем, например, ситуацию с Бронзовым солдатом. У нас есть Женевские конвенции о защите жертв 1949 года, к ним есть дополнительный протокол 1977 года, и там есть статья «Останки умерших», на основе которой во всем мире заключаются двусторонние соглашения о защите воинских захоронений. Совсем недавно Госдума ратифицировала такое соглашение с Латвией. Никто не мешал нам подготовить такое соглашение с Эстонией, и тогда без согласия России никто не тронул бы захоронения на холме в Тынисмяяги, в том числе знаменитый монумент Бронзового солдата. Со мной многие не согласятся, но я считаю, что в этом есть вина России. Такие соглашения нужно заключать, это практика необходимая. Что касается ситуации, связанной с прошлогодними событиями, когда погиб гражданин России Дмитрий Ганин, и мы до сих пор не имеем четкого расследования этой ситуации, когда были страшные беспорядки на улицах, в первую очередь в Таллине, – это отбросило Россию и Эстонию назад в наших отношениях. Необходимо эти отношения налаживать. Кстати, когда мы ограничиваем, обижаясь на Эстонию, железнодорожный транзит, мы бьем не по эстонской экономике, а по нашим грузоотправителям. На эту тему надо задуматься. Когда есть какое-то долгосрочное политическое непонимание, мне кажется, именно на почве экономики имеет смысл налаживать отношения. Дело в том, что Россия и Эстония заведомо обречены на тесное экономическое сотрудничество, и ломать здесь что-то неестественно. Это бьет по обеим сторонам. Поэтому мы можем обижаться на правительство Андруса Ансипа, но с ним есть масса несогласных и в самой Эстонии. Бронзовый солдат – ситуация для многих навсегда чудовищная, навсегда неприемлемая, но 2007 год прошел, и сегодня необходимо по крупице собирать здравый смысл и выстраивать конструктивные взаимоотношения. И прежде всего в экономической плоскости. Кстати, эстонские бизнесмены, которые финансируют политические силы, мягко говоря, негативно относящиеся к России и к конструктивному сотрудничеству с Россией, зарабатывают деньги именно в России. А мы своим бизнесменам экспансию на эстонский рынок зачастую директивно перекрываем. Мы вот обиделись и не будем торговать – так кому от этого хуже? Мы мешаем нашим бизнесменам и попросту загоняем в угол наше сотрудничество с Эстонией во всех плоскостях, а потом удивляемся, откуда в Таллине взялся музей фашизма, почему нас не понимают, почему так плохо работается тем, кто все-таки пытается наладить там отношения.

Первопричина сегодняшнего состояния отношений между Россией и Прибалтикой лежит в истории, в 1940 году. Именно из истории все «торчит», и мы никак не можем здесь договориться. Вроде бы считается, что извинились, ведь на съезде народных депутатов СССР в конце 1989 года осудили пакт Молотова-Риббентропа, даже постановление приняли, но если его почитать, то никаких извинений на самом деле там не было. И вроде не извинились. Вроде бы мы говорим, что это была оккупация, а юридически говорим, что это не была оккупация. Может быть, вообще надо начать с того, что создать совместные рабочие группы историков, чтобы прийти к каким-то компромиссам по истории? Некие договоренности в этом плане могли бы снять очень многие политические напряженности.

Мнение по этому вопросу Леонида Слуцкого:

Было однозначное осуждение пакта Молотова-Риббентропа, и к этому не стоит более возвращаться. Здесь можно анализировать текст, но это безусловное осуждение. В данном случае речь идет не только о пакте. Речь о том, что в 1940 году произошли те события, которые одни историки считают оккупацией или ситуацией с элементами оккупации, а другие – нет. Тогда, перед угрозой нацизма, этим странам нужно было объединиться с СССР, и конечно, здесь должны работать историки, а не политики. А мы постоянно перетаскиваем из истории в политику эту ситуацию, эти разные оценки. Кстати, в нашей истории масса и других событий, на которые в Прибалтике и в Москве смотрят по-разному. Но справедливости ради, есть вещи бесспорные: та же Эстония дважды получала из рук России свою независимость, свою государственность – в 1918 году от Ленина и в 1991 году от Ельцина.

И Литва с Латвией получили. Это хорошая идея. Неоднократно Россия выступала с предложением о создании совместной рабочей группы. И конференции, причем ежегодные, мы предлагали финансировать и делать их по статусу максимально высокими. Однако наши прибалтийские партнеры предпочитали переносить все это в политическое поле, и то в Таллине, то в Риге, а теперь и в Вильнюсе – требовать от нас компенсации за советскую оккупацию. Должен сказать, что сегодня очень многое сдвигается в позитив. Сдвигается прежде всего в плоскости экономической. Поэтому сегодня мы должны работать, и мы не должны обижаться. Каждый месяц должен быть использован с толком для того, чтобы возобновить наши конструктивные отношения с прибалтийскими партнерами. Это одно из главных условий и нормальных отношений России с Евросоюзом.

Премьер в России: технический или политический?

[18]18
  По материалам передачи от 21 сентября 2008 года.
  Через месяц после выхода программы в эфир Россию накрыла волна мирового экономического кризиса, за первый год кризиса ВВП страны упал почти на 8 %.


[Закрыть]

15 сентября 1941 года родился Виктор Алексеевич Зубков, который одно время, не очень долго (в 2007–2008 гг.), был премьер-министром Российской Федерации.

Кем он был – техническим премьером или потенциальным преемником Путина? Виктор Алексеевич, на тот момент глава Росфинмониторинга, был предложен Государственной Думе на утверждение премьером примерно так же неожиданно, как неожиданно шулер достает карту из рукава и выкладывает ее на игральный стол. Шел сентябрь 2007 года, до выборов в Госдуму оставалось три месяца, до президентских выборов – шесть. Зубков появился как этакий «злой следователь» после «доброго следователя» М. Фрадкова. Чего хотя бы стоила одна «ссылка» на Сахалин директора Департамента экономики и финансов правительства Антона Дроздова – разбираться там с местными проблемами. Постоянная критика Зубковым чиновников того или иного ведомства, особенно после абсолютно иного стиля премьер-министра Фрадкова, позволила наблюдателям говорить о появлении реального преемника Владимира Путина, человека своего до мозга костей, который продолжит выполнение мифического плана Путина. Впрочем, время все расставило на свои места. Как Виктор Зубков стал на пару месяцев персоной номер два в выпусках новостей, так он вскоре из новостей и практически исчез. Некоторая функция была им выполнена: преемником стал Дмитрий Медведев, а Зубков в новом правительстве стал первым вице-премьером.

В путинской России так называемых технических премьеров было два – это Фрадков и Зубков. И ничего такого принципиально плохого они, в общем-то, не сделали. Они достаточно четко, насколько могли, в силу своих способностей и возможностей, выполняли указания президента. Они были классическими техническими премьерами. Теперь в России политический премьер. Это тоже классический политический премьер – Владимир Путин. До него политическими премьер-министрами были Евгений Примаков и Виктор Черномырдин. Но лишь Путин практически по влиянию равен президенту. Он, может быть, чуть-чуть уступает президенту, может быть, даже чуть-чуть превосходит президента – это зависит от оценок того или иного эксперта. Какая же модель эффективнее? С техническим премьером и с очень исполнительной властью или с сильным премьером, создающим фактически ситуацию двоевластия?

Мнение по этому вопросу Владимира Рыжкова, политика и историка:

Я вспоминаю 1998 год, когда Борис Николаевич Ельцин вдруг отправил Виктора Степановича Черномырдина в отставку и с огромным трудом с третьего раза продавил Сергея Кириенко на пост премьера. И я тогда публиковал статью в «Независимой газете», дал много интервью – о том, что у нас появился «технический премьер» на какое-то время. Тогда этот термин и вошел в оборот. Чем отличается технический премьер от политического? Главное отличие вот какое: политический премьер – это такой премьер-министр, который претендует на самостоятельную политическую роль и играет самостоятельную политическую роль. И я бы этот перечень дополнил. Я, например, считаю, что Егор Гайдар был политический премьер, потому что у него были своя партия «Выбор России», своя фракция «Выбор России» в парламенте, у него была программа реформ, и он играл активную политическую роль. Черномырдин, безусловно, был политическим премьером, у него были партия, движение «Наш дом – Россия», своя фракция в парламенте. Виктор Степанович участвовал в парламентских выборах, и он даже один момент исполнял обязанности президента. Когда Борису Николаевичу делали операцию на сердце, Черномырдину на какое-то количество часов был передан ядерный чемоданчик – символ власти. Примаков, безусловно, политический премьер, он играл активную политическую роль, он создал коалиционное правительство, и у него был значительный политический вес.

И четвертый политический премьер – это Путин образца 1999 года, когда он уже пошел в избирательную президентскую кампанию и вокруг него формировался блок «Единство». А технические премьеры – это те, кто не лезет в политику, кто не стремится играть политическую роль, а просто выполняют указания президента. Я бы к Зубкову и Фрадкову добавил еще троих таких: Сергея Степашина, Сергея Кириенко и Михаила Касьянова, который в бытность свою премьером вел себя очень тихо и в политику не лез. Так вот, все опыты политического премьерства Гайдара, Черномырдина и Примакова, закончились отставками. Поэтому мой вывод очень простой: наша система, как она сложилась, не допускает двух медведей в берлоге. Двух Медведевых в одной берлоге. Или Медведева-Путина. Эта система долго, на мой взгляд, работать не может. Потому что по Конституции внутреннюю политику определяет президент, внешнюю политику определяет президент, он координирует работу всех органов государственной власти, а премьер, если внимательно почитать Конституцию, только исполняет политические решения, принятые президентом. А у нас сегодня возникла путаница. Владимир Путин дает развернутое интервью по внешней политике и принимает решающее участие в выработке внешнеполитических решений, а Дмитрий Медведев на этой неделе провел совещание по финансовому кризису с экономическими министрами, с Центробанком, то есть как бы вторгся в компетенцию Владимира Путина и правительства. Таким образом, у нас выходит полная каша. Премьер, не имея на это полномочий, занимается внешней политикой, политикой безопасности, а президент входит в экономическую тематику. Мне кажется, что это долго продолжаться не может. Это неудачная схема.

Удачная или неудачная, но такая схема долго продолжаться не может, потому что не было случая, чтобы это долго продолжалось. У нас не было случая. Но при этом существует международный опыт. Можно вспомнить Францию и Польшу. Это две страны, где возможно такое «сожительство» – в хорошем смысле этого слова. Когда президент из одной политической и партийной семьи, а премьер – из другой политической семьи. Так было в годы президентства Миттерана, когда какой-то период времени премьером был Ширак.

И потом, уже когда Ширак стал президентом, был социалист Жоспен, занимавший пост премьера. То есть президент был правый, а премьер – левый.

Для них, наверное, это было не очень удобно – для президента и премьер-министра. Но в то же время невозможно вспомнить ни одного серьезного публичного конфликта между ними. И президент, и премьер достаточно четко распределили между собой обязанности.

Во Франции вообще никогда нельзя было назвать премьера чисто техническим. Но есть еще другой очень важный элемент этого механизма – это парламент. В России парламент совершенно выпадает из всех этих конструкций, а вот в той же Франции, матери-основательнице этой модели, премьер назначается первично победившей политической партией, то есть парламентским большинством. Затем он утверждается президентом, и президент не может его не утвердить. Это скорее формальный акт. И когда социалисты в той же Франции победили, они назначили Жоспена. Ширак, естественно, подписал назначение Жоспена премьер-министром. Это значит, что там политический премьер все-таки подконтролен парламенту. В России же политический премьер никому не подконтролен, а вот технический премьер подконтролен Администрации Президента и президенту.

В России сейчас имеет место соправление. Если существует разработанный механизм такого соправления, то ничего страшного, но когда такого механизма не существует, возникают проблемы.

Мнение по этому вопросу Владимира Рыжкова:

Есть классическая президентская республика, а есть классическая парламентская. Классическая президентская – это американская, где президент Буш одновременно – и глава правительства. Там вообще эта проблема не существует: они напрямую работают с конгрессом и т. д. Есть классические парламентские модели – это британская или немецкая, где большинство в бундестаге, либо большинство в палате общин формирует правительство. Вот сейчас там идет спор – Гордон Браун ли останется премьер-министром или другой будет человек, но это решает лейбористская партия, у которой большинство. А французская модель, она же польская – она ни то ни се. Потому что, с одной стороны, президент очень сильный, с другой стороны, правительство достаточно сильное. И если вспомнить, например, соправление социалиста Миттерана и правого Ширака, если вспомнить соправление Ширака с Жоспеном – у них было немало проблем, у них была отчасти нестабильная политическая ситуация. Более того, в Польше сейчас есть президент Качиньский, который представляет одну партию, и есть премьер-министр Туск, который представляет другую партию, и между ними существуют острейшие противоречия. И у нас возникла конструкция с очень сильным премьер-министром.

Кстати, я посмотрел последние опросы общественного мнения «Левада-центра» – 88 % опрошенных поддерживают деятельность Путина на посту премьера и 83 % поддерживают деятельность Медведева на посту президента. Два популярных человека: Путин опирается на большинство в Госдуме, и он еще лидер «Единой России». Он опирается на абсолютное большинство в Думе и Совете Федерации, у него огромный рейтинг. Кстати, рейтинг личного доверия у Путина выше, чем у Медведева: 61 % сейчас у Путина и 47 % – у Медведева. Так я утверждаю, что, когда были Ельцин и Черномырдин, искрило постоянно. Когда были Ельцин и Примаков, вообще все даже выходило за рамки приличия. И сейчас… Ну да, говорят, как у них хорошо, но ведь три месяца только прошло. Мне кажется, что в принципе наша конструкция, как она сложилась, когда премьер и президент – две очень сильные фигуры, может кончиться одним из двух: либо будет изменена Конституция в пользу, скажем так, немецкой модели, где все-таки премьер (канцлер) и есть фактически лидер страны; либо же Путин вернется в Кремль через какое-то время в качестве президента на очередной срок, и это может произойти в 2012 году, на следующих выборах. Но я не верю, что будет безболезненно и долго проходить соправление, которое мы сейчас наблюдаем. Я не верю, что эта конструкция может быть прочной и долговечной.

Как бы люди ни договаривались, каждый день возникают противоречия по бумагам, по назначениям, по принятию решений. По любому вопросу может возникнуть искра, которая потом может перерасти в дестабилизацию.

Таким образом, либо Путин вернется, либо будет инициирована поправка в Конституцию, которая изменит баланс и систему формирования правительства.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Вернется ли Путин в 2012 году в Кремль?» Результат: 73,3 % проголосовавших сказали, что Путин вернется в 2012 году в Кремль, и 26,7 % проголосовавших уверены, что, скорее, не вернется, то есть Медведев останется президентом.

В свежих опросах «Левада-центра» есть еще очень интересные цифры. Вот, например, у Медведева инаугурация была в мае, сейчас – конец сентября, и «Левада-центр» задает вопрос гражданам России: в чьих руках находится власть? Результат: что в руках Медведева, ответило только 16,2 % опрошенных, что в руках Путина – 28,2 %, что в равной степени у обоих – почти половина – 47,8 %.

Скорее всего, это показывает всю неопределенность ситуации. То есть общество не понимает, кем принимаются решения во внешней политике, кем принимаются решения по вопросам безопасности, кем принимаются решения в вопросах экономической и социальной политики. И такая неопределенность не может продолжаться бесконечно.

Вообще надо почитать еще и закон о правительстве Российской Федерации, помимо Конституции. Там тоже существуют некие неясности и противоречия. Потому что в законе о правительстве предусмотрены широкие полномочия правительства и, соответственно, премьера. У нас почему-то считается, что внешняя политика – это только зона ответственности президента. Но в законе о правительстве записано, что и у премьера достаточно полномочий. Другое дело, что есть одна главная вещь – президент может снять председателя правительства со своего поста, отправить в отставку, а наоборот никак не получается.

Мнение по этому вопросу Владимира Рыжкова:

Я был одним из авторов закона о правительстве, одним из руководителей рабочей группы по его разработке. Конституция, как и закон о правительстве, оставляет исключительное право президента определять внешнюю политику. А про правительство в Конституции в статье 114 написано, что правительство обеспечивает политику в области внешней политики, обороны и безопасности, но не определяет саму эту политику. А обеспечение – это лишь исполнение. То есть у правительства нет полномочий принимать решения, у правительства есть полномочия только исполнять. А сегодня, на мой взгляд, правительство выходит де-факто намного дальше полномочий по чистому исполнению решений президента.

Итак, получается, что Путин идет на перераспределение фактических полномочий. Идет на их смешение. То есть они сегодня четко не разведены, но пока эта конструкция работает. Россия прошла один кризис – это кризис вокруг Грузии. Но теперь, судя по всему, Россию ждут довольно серьезные времена в экономике.

Мнение по этому вопросу Владимира Рыжкова:

Я думаю, что экономические проблемы только начинаются (1). И в этом смысле как поведет себя наш тандем? Как и кто будет брать на себя ответственность за проблемы? Как и кто будет брать на себя ответственность за политические и экономические трудности? Для меня этот вопрос достаточно открытый. Еще раз повторяю, мой анализ говорит о том, что система двоевластия не может быть долгосрочной и прочной в нашей стране.