Текст книги "Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны"

Провинция и столица: одна страна?

[24]24
  По материалам передачи от 1 февраля 2009 года.
  В обсуждении приняли участие Иван Вырыпаев, кинорежиссер, сценарист и драматург, а также Борис Резник – депутат Госдумы России.


[Закрыть]

Когда мы затрагиваем такую тему, не хочется говорить о каких-то показателях, об экономике, хочется поговорить о более общем. И сразу же поставить вопрос: почему все провинциалы стремятся в Москву? Что их там у себя дома не устраивает?

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева, кинорежиссера, сценариста и драматурга:

Я лично уехал вынужденно. Потому что это был 1999 год, и, к сожалению, культурной жизни в Иркутске не было. Я очень осторожно подбираю слова, потому что не хочется никого обидеть. Конечно, были культурные люди, Иркутск славится многими людьми, там есть драмтеатр, управление культуры, ну а до этого был Вампилов, но как таковой настоящей культурной жизни, то есть того развития, которое просто элементарно нужно молодому человеку, к сожалению, не было и, насколько я знаю, нет. Я не хочу сказать, что в Москве с этим все как-то сильно преуспели, поскольку у меня есть с чем сравнить: в силу своей работы я большую часть времени провожу за рубежом и Москва для меня теперь тоже приравнялась к такой своего рода провинции. Культурная жизнь в Москве сильно отстает, например, от культурной жизни Нью-Йорка или Лондона. Это несравнимо, если это вообще имеет смысл сравнивать. Сразу хочу оговориться – в моей системе координат нет такого сравнения. Я просто думаю, что молодому человеку в Иркутске сейчас живется очень плохо – в культурном смысле жизни. И это зависит от того, что, конечно, культура способствует расширению взгляда человека, его освобождению от комплексов. Одна из главных проблем нашей страны – это зажим. Мы все очень зажаты, у нас огромные комплексы, и преодоление этих комплексов, наверное, – это путь духовный. Но стремление к этому духовному пути может быть только через культуру.

Тут мы касаемся очень важной и глубокой темы: когда мы говорим «нет культуры», нам сразу возражают – но есть же оперный театр, театр юного зрителя, библиотеки и т. д. Есть Распутин, и есть Вампилов. Но два имени на огромный миллионный регион…

Наверное, наличие театров, наличие комитетов по культуре – все это не означает настоящую культурную жизнь. Но тогда, что мы имеем в виду, когда говорим про настоящую культурную жизнь? Это непосредственное осознание себя в контексте современности – здесь и сейчас, в потоке современной жизни молодого человека, у которого ум не стремится в Москву или в Лондон.

А та культура, которая поступает сегодня в Иркутск, это, как правило, антрепризные театры, которые приезжают просто обирать иркутян. Это называется на артистическом жаргоне «чес». А еще всякие «Звезды на льду» и «Фабрики звезд».

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Жители Иркутска вообще не знают, что такое современный театр. Потому что природа театра, истинная природа театра – та, которая есть, это не изображение характеров на сцене, а тот театр, которым занимается Питер Брук, который можно увидеть на Бродвее, Фоменко и Гинкас – но увы, они не бывают в Иркутске.

В провинции доминирует примитивное представление о театре – что должны выйти люди и что-то им показать. Там до сих пор не знают, что есть политический театр, социальный и множество других. Там просто очень консервативное общество. Вообще провинция – это консервативная страна, где время почти остановилось. А среда, конечно, очень много значит в становлении художника. Например, в том же Хабаровске много очень неплохих художников, есть театры, но на всем этом лежит налет провинциализма. Это не сравнить с «Современником» или Ленкомом, хотя люди очень стараются и есть очень талантливые актеры.

В том, что касается культуры, провинция проигрывает столицам, но самый дремучий провинциализм чаще встречается именно в столицах, несмотря на то, что там обилие всяких культурных учреждений и замечательных театров. Почему? Да просто достаточно посмотреть, сколько людей ходят по столице и никогда не бывали в театрах… И это при том, что есть и «Современник», и в наличии звезды, и просто в столице больше возможностей.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Я бы с удовольствием переехал жить в Иркутск, я также знаю многих других людей, которые бы со мной переехали. Я знаю и хабаровскую жизнь, у меня много друзей из Хабаровска, но для этого нужно, чтобы власти там согласились на современную культурную программу и доверили это людям молодым, людям, у которых эстетика не будет совпадать с традиционным театром. Но это не понравится руководителям театров, которые там засели. И мы знаем, что сегодня руководитель большого академического театра в городе – это практически князь, который наладил, как правило, дружбу с губернатором и мэром и держит весь город. Это факт, если говорить про Иркутск. И проблема заключается в том, что если я приеду в Хабаровск, то, скорее всего, там не понравятся мои спектакли. Мои спектакли могут не понравиться епископу церкви, потому что это будут радикальные вещи. Но зато у молодых есть возможность – поскольку мы дружим и с западными звездами театра и кино, и с московскими – привести туда людей. Я не голословно говорю. Если бы была такая возможность, в течение двух лет в Иркутске можно было бы сделать жизнь интереснее. Там Байкал, алюминиевый комбинат, и если найти финансовых спонсоров, там будет намного интереснее. Недавно я спросил Чулпан Хаматову – поехали бы артисты туда играть десятидневный спектакль? Конечно, поехали бы.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника, депутата Госдумы:

Наверное, я не могу судить объективно, потому что я люблю Хабаровск. Мы прилагаем огромные усилия, чтобы там что-то изменилось. Во всяком случае сегодня в Хабаровске созданы все условия для того, чтобы культурная жизнь била ключом. Например, капитально отремонтированы театры, у нас сегодня совершенно потрясающий филармонический зал, орган привезли из Германии. Конечно, нужны энтузиасты. Но у нас нет нетерпимости к новому. Если появляется какой-то молодой современный художник, работающий даже в каком-то абстрактном ключе, люди смотрят, кто-то понимает, кто-то не понимает, но выставки проходят самые разнообразные. Чтобы кто-то зажимал или начальство высказывало какие-то полярные точки зрения и за этим следовали оргвыводы – этого нет. Хотя бы потому, что у нас особая ситуация – у нас губернатор Виктор Ишаев, а я его знаю со сварщиков завода, и мы по жизни вместе прошли, это человек, который сделал себя сам. Он единственный за всю историю России губернатор – действительный член Российской академии наук. Он не на голову, он на целый рост выше всех остальных губернаторов. И поэтому, наверное, нам удается что-то решать. Даже в самые тяжелые времена, а такие времена были, когда Москва не давала ни копейки, мы начали строить мост через Амур. А ведь тогда по талонам давали еду. Я ему говорю – что ты делаешь, ты авантюрист. Мы с ним ругались ужасно. Но он начал пробивать дорогу к океану.

Получается, что конкретно Хабаровску повезло с губернатором. Но есть же и другие регионы, и система в целом не работает. И в результате возникает некий комплекс провинциала и столичный снобизм по отношению к провинциалам со стороны москвичей.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Я чувствую злость по отношению к некоторым москвичам. Потому что то, что происходит в Москве, часто это просто распутство. То есть мы живем в разных измерениях, разными ценностями. У нас не танцуют на столах в Куршевеле, у нас в «ночняки» не ломятся. Меня раздражают, честно говорю, особняки на Рублевке. Потому что где-то я слышал такую мысль, что нынешний кризис – это кара Божия за то, что наворовали. Вот сегодня вздулись все эти мыльные пузыри, и истинная цена им стала понятна – как они создали эти капиталы, что стоит за этим. А в результате возникло глубокое непонимание между столицей и провинцией.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

А меня Рублевка совсем не раздражает. Когда я приехал из Иркутска, а я работал актером еще на Магадане и на Камчатке, первое, что меня поразило, – у меня рухнул миф о москвичах. Поскольку там, в Магадане и на Камчатке, мы считаем, что мы очень добрые и открытые, а здесь все москвичи циничные и злобные. И к сожалению, для себя я обнаружил все обратное. Первое, что меня поразило, – что здесь можно немножко выдохнуть. Я сегодня уже не могу отследить, есть ли у меня такой комплекс, – наверное, это виднее окружающим – просто я совсем про это не думаю. Единственное, что я понимаю – что ты в какой-то момент перестаешь думать о том, те ли у тебя ботинки. Здесь можно не заботиться о внешнем виде.

И все же провинция – Хабаровск, Иркутск и все остальные субъекты Федерации, как у нас принято говорить, и Москва – это одна страна?

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Конечно, Москва и Петербург – это все-таки совершенно другая Россия. Я попытаюсь сформулировать. Это и атмосфера благосостояния, и атмосфера людей, это некое пространственное ощущение. И конечно, люди, которые живут за границей, мои друзья, они в еще большем шоке. Контраст очень большой. Я считаю, что это две разные страны, и люди в Иркутске сейчас совершенно не информированы, у них практически нет Интернета. Надеюсь, что в Хабаровске это не так, но мой отец, когда я хотел ему сделать подарок и поставить Интернет, выяснил через своих друзей, что там нет даже «вай-фай» в свободной зоне. То есть он есть, но только на фирмах. Люди совершенно не информированы, они совершенно по-другому воспринимают те или иные явления, в частности, политические. Большое отличие. И ведь благосостояние тоже разное. Не знаю, но я думаю, что пенсии и зарплаты тоже отличаются.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Страна одна, безусловно. У нас есть понимание и ощущение громадности этой страны. Но я уже говорил, что люди живут в разных измерениях.

У нас не принято винить в своих проблемах других людей, ту же Москву. Но была закономерная, объяснимая обида на Москву. Потому что если посмотреть, что такое Европа, европейская часть России – это 3 миллиона квадратных километров, где живет 120 миллионов человек. И на остальных 15 миллионах километров живут всего 20 миллионов человек. Но там у нас находятся более 75 % всей ресурсной базы страны. И нам, сибирякам и дальневосточникам, не давали денег на самое необходимое. А потом – я до сих пор это объяснить по-настоящему не могу – вдруг раздалась команда: поворот всем вдруг. Вместо одного миллиарда рублей, который давали на 13 субъектов Федерации нашего Дальневосточного округа, вдруг появилась новая редакция программы «Дальний Восток-Забайкалье» – 566 миллиардов до 2013 года. И пошли большие деньги. Только один Хабаровский край получил более 12 миллиардов в год, и началось дорожное строительство, ремонт. Мы 30 тысяч квартир в минувшем году построили.

Получается, пришли деньги – ушли обиды. Но вот у кого? У чиновничества или у простых людей?

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Первое, что мы решили – а у многих дальневосточников корни в западных районах, и они годами, а некоторые десятилетиями не смогли летать туда, ведь 2000 долларов стоит билет в оба конца от Хабаровска до Москвы, – раз в два года оказывать людям помощь на пролет. И люди это оценили. У нас реально не осталось ни одного пенсионера-фронтовика без квартиры. Мы первые в стране решили этот вопрос.

Тем не менее недавно был самый острый всплеск протестных акций в Хабаровске, Владивостоке, Находке – по решению по повышению пошлин на импортные автомобили. В одной хабаровской газете было сказано, что чуть ли не 80 % семей на Дальнем Востоке кормятся этим бизнесом. Прямо или косвенно.

Мнение по этому вопросу Бориса Резника:

Рассказываю. В общем, это не проблема на самом деле. На самом деле в стране всего где-то 15 % машин в общем количестве – подержанные машины. Из них только 5 % это машины, которые эксплуатировались более пяти лет, которые вредны для экологии, и т. д. Хабаровск в этом плане не очень показателен, потому как машины идут через моря. И неправда, что во Владивостоке все занимаются только подержанными японскими машинами. Там есть предприятия, крупные заводы, учреждения и т. д. Просто надо делать поправку на кризис, надо понять, наверное, что надо поддержать этих бракоделов, которые называются отечественным автопромом. Подняли цены, создали преференции – это сущее безобразие. И на этом делают драматургию какие-то издания.

Будущее российской провинции – в руках как региональных властей и сообществ, так и федерального центра. Но главное – в руках самого российского народа.

Мнение по этому вопросу Ивана Вырыпаева:

Может быть, я банальную вещь скажу – нам необходимо набраться смелости и признать свои собственные недостатки. Но не просто недостатки, а цельный наш недостаток. Надо понять, что мы, русские, – не открытые, не добрые, пока что не духовные, а достаточно глупые. Это не плохо, у всех своих проблемы, но если мы так подумаем про себя чуть-чуть, мы поймем, что это действительно так. Гордыня и забор, которые мы воздвигаем вокруг себя, чуть-чуть опустятся. А пока же проблема той провинции, которая называется «Россия», потому что страна в целом является провинцией в мире, заключается в том, что мы закрыты. Мы закрыты и не можем посмотреть внутрь себя. Наверное, я имею право это говорить, потому что это я говорю сам про себя. Я не говорю, что я другой, но я это чувствую. И если вы меня спросите про провинциальный зажим, я вам скажу, что я его очень сильно ощущаю на Западе.

Россия постоянно находится в обороне, в системе сложнейшей обороны. Мы обороняемся, но на нас никто не нападает. Первый наш оборонительный рубеж находится на линии границы, а уже в Хабаровске – там глубокий тыл. Но вся эта оборонная энергия ни к чему хорошему не приводит, кроме зажима.

Гибель Византии: невыученные уроки

[25]25
  По материалам передачи от 15 февраля 2009 года.
  В обсуждении приняли участие экономист Владислав Иноземцев и экс-чемпион мира по шахматам, политик Гарри Каспаров.


[Закрыть]

В свое время крах Византийской империи стал началом нового времени в истории человечества. Грузная, массивная, во многом больная цивилизация умерла, но отнюдь не забылась, и многие ее принципы и традиции были подхвачены другой – пока еще не империей, пока еще только объединявшейся и избавлявшейся от ордынского ига Русью. Москва была провозглашена Третьим Римом – со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Прошло много лет, и теперь весьма интересно, зная о причинах гибели великой Византии, посмотреть на сегодняшнюю Россию, чтобы попытаться понять, какие основные внешние и внутренние угрозы для нее имеют место? Может ли Россию постигнуть участь Византии?

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева, директора Центра исследований постиндустриального общества, главного редактора журнала «Свободная мысль»:

Византия прошла достаточно долгий путь развития, который вряд ли мог оказаться иным. То есть империя вступила в свою самостоятельную жизнь после гибели западной части империи, начав с гигантского перенапряжения сил: фактически через сто лет после падения Рима Византия предприняла то, что можно назвать «реконкистой», то есть попыткой воссоздать Римскую империю в ее прежних границах. Реальная жизнь Византии составила всего лишь 200–300 лет – до того момента, когда начались серьезные проблемы и на Востоке, и на Западе. На Западе эти проблемы порождались в первую очередь теми, кого мы считаем естественными союзниками Византии. На Востоке они порождались арабами. И уже в конце VIII века мы видели первые попытки захвата Константинополя арбами. Но еще раз подчеркну – Византия и Запад не были в противоречиях. Более того, в истории известен случай, когда Византия могла пойти по западному пути (это начало IX века – женитьба одного из императоров на дочери Карла Великого). Но не будем вдаваться в детали. Просто хочу подчеркнуть, что Византия была государством, которое находилось между Западом и Востоком, на пересечении всех силовых линий тогдашней геополитики, и безусловно, она не могла существовать долго, не прислоняясь ни к какому из этих вариантов, ни к одному из этих более сильных игроков.

Для сегодняшней России угроза состоит в ее серьезном экономическом и технологическом отставании, а также, и это, безусловно, отчасти напоминает Византию, в очень странном положении между Западной Европой, между Европой в целом и Востоком, в первую очередь Китаем и азиатским центром экономического роста. С учетом населения и экономики России, сегодня это очень серьезное испытание.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова, лидера «Объединенного гражданского фронта», политика и экс-чемпиона мира по шахматам:

Мне кажется, полезно делать такие исторические экскурсы, потому что они позволяют понять механизм, который приводит к закату некогда казавшихся могущественными империй и государств. И если анализировать эти исторические параллели, то можно отметить, что распад таких государственных образований происходит как по внешним, так и по внутренним причинам, – когда эти негативные факторы начинают совпадать. То есть давление внешнее, связанное с тем, что появляются более перспективные (по разным причинам) исторические проекты, и отсутствие модернизации, загнивание, всевластие бюрократии – вот эти два вектора совпадают. К сожалению, в сегодняшней России мы, в общем, снова наблюдаем ситуацию, когда эти векторы могут встретиться. Даже не будем говорить пока про внутреннюю ситуацию – понятно, что страна не использовала благоприятнейшую возможность для модернизации, а ее внутреннее положение, на мой взгляд, близко к катастрофическому…

В первую очередь – экономика, связанная с социальными вопросами и с политикой. Совершенно очевидно, что Россия сегодня, в условиях всемирного кризиса, является одним из слабых звеньев в мировой экономической системе, и, кроме того, для большинства людей нашей страны она не может предложить перспективную модель развития. И совершенно очевидно – политический кризис, который был выявлен в условиях начавшегося экономического упадка. Да и внешняя ситуация, на мой взгляд, выглядит очень опасной, потому что когда происходят такие глобальные катаклизмы, то, очевидно, они не заканчиваются тем, что все остается в прежних границах, в прежних рамках. Под ударом оказываются самые слабые. Если посмотреть на мировую карту, то там на сегодняшний день являются доминирующими: естественно, США, Европа, мир ислама, Китай и Россия. И если оценивать основные компоненты (военный, экономический, религиозный, демографический, социальный и еще концептуальный), то Россия выглядит просто ужасно, потому что ни по одному из этих критериев мы не в состоянии реально конкурировать с другими.

Да, тот же Китай страдает от перенаселенности. Но это означает, что они будут расширяться, потому что куда-то эти десятки миллионов безработных сейчас должны будут пойти. И еще – там есть огромный людской потенциал. А в мире ислама сегодня наблюдается мощная динамика. Она связана и с демографией, и с религией. В Европе имеет место самая привлекательная социальная модель для мира. А что же Россия? По всем этим критериям Россия находится в глубоком минусе. И это означает, что когда начинают меняться векторы развития, самое слабое звено цепи оказывается в опасности.

Если мы проводим исторические параллели, то откуда исходит реальная угроза? Многие полагают, что конечно с юга и конечно с востока. Это переполненный Китай, которому может потребоваться расширение. Там просто демографическая ситуация может потребовать расширения.

Кстати сказать, наша официальная пропаганда эту угрозу пока практически не замечает.

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева:

А я не вижу ситуацию так трагично. Безусловно, Россия в этой череде великих держав представляет собой самое слабое звено. Но она представляет собой слабое звено, только если мы помещаем ее в ряд таких держав, как Европа, США или Китай. На мой взгляд, место России в ином эшелоне стран. Я бы поставил ее во второй эшелон стран, наряду с Индией и Бразилией, которые на сегодняшний день не имеют глобальных проектов и не собираются их иметь. Это страны, которые акцентируют внимание на активном экономическом развитии, на повышении благосостояния, на завоевание мировых рынков.

Но Индия и Бразилия – это страны, которые не находятся на пересечении силовых линий, они находятся на периферии. И это означает, что для них нет никакой прямой угрозы. А вот Россия находится ровно на пересечении остальных четырех основных глобальных проектов.

Другое дело, насколько велика опасность? Да, сама по себе некая латентная угроза существует. Россия находится на пересечении силовых линий, и с учетом ее сравнительно небольшого населения и огромной территории она будет, безусловно, испытываться на разрыв между Востоком и Западом, на экспансию со стороны Востока.

Но можно ли проводить прямые аналогии между миром XIV века и миром XXI века?

Существует военно-политическая реальность, и пока нет оснований говорить о делении России, о ее распаде, о каких-то непосредственных угрозах территориальной целостности и государственности. Сегодня это явно преждевременно.

Но у России должен быть собственный проект, или она должна «прислониться» к одному из окружающих ее проектов – к европейскому или китайскому.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

Если говорить про экономическую привлекательность, то очевидно, что Китай очень активно разыгрывает среднеазиатские карты. Понятно, что на сегодняшний день ориентир среднеазиатских стран, конечно, Китай.

Хочется верить, что Россия – это самостоятельный проект. Но очевидно, что сегодня по всем факторам Россия должна искать возможных союзников, потому что ситуация в мире меняется, и это означает, что многие границы, к которым мы привыкли, могут начать меняться. В этом смысле наименьшую экзистенциальную угрозу для России представляет объединенная Европа. Америка стремится к доминированию, но в целом с ее стороны нет никакой угрозы территориальной целостности России. В то же самое время экономическое и геополитическое давление с юга и востока быстро растет. Поэтому России, конечно, правильнее было бы ориентироваться на союзы с теми группами государств или государствами, которые не угрожают ее территориальной целостности.

В истории нет примеров распада сложившихся государств только по экономическим причинам. Если мы посмотрим на историю распада СССР, то увидим, что союз раскололся по линиям, которые были прочерчены в областях политической, этнической и национальной. Например, Бангладеш и Пакистан также раскололись по этническим и религиозным линиям. Югославия – тоже. И невозможно себе представить ситуацию, когда, например, российское население Восточной Сибири, Красноярска или Иркутска вдруг решит перейти под юрисдикцию Китая просто потому, что Москва уделяет ему мало внимания.

С другой стороны, если посмотреть на восток – на Восточную Сибирь и Дальний Восток – то там фактически уже давно идет ползучая экспансия. В какой-то момент количество китайского населения на этих территориях может начать превосходить количество граждан России. По некоторым оценкам, этот процесс уже идет полным ходом.

При этом Россия явно недооценивает возможности, которые она сама имеет, и это очень сильно чувствуется: в течение последних 15–20 лет по большому счету страна просто течет по течению. Она не сформулировала своего проекта, и это – самая большая проблема сегодняшней России.

Путинский так называемый «План-2020» – это план сугубо количественный. А планы развития не должны сводиться к тому, какой должен быть национальный доход на душу населения или объем ВВП. Для России сегодня очень важно оторваться от всяких исторических пуповин и попытаться осмыслить свое место в мире. В нашей стране, к сожалению, очень плохо обстоит дело с современной самоидентификацией.

В России, как всегда, пытаются искать врага, но не пытаются придумать что-то новое.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

Эти взгляды в прошлое, попытка найти там аналогии – они, конечно, бессмысленны, потому что мы вступили в совершенно новую эпоху Интернета. Представьте себе мир до книгопечатания и после. Интернет вовлекает всех в новое глобальное информационное пространство. Это постиндустриальная эра. И делать вид, что мы по-прежнему будем использовать методы из прошлого, бессмысленно.

Сегодня практически в любой точке мира можно провести референдум, и Европа будет казаться наиболее привлекательным местом для жизни. И это очень важно понимать, это одна из функций новой концепции – социальная. И ясно, что в Европе она развита лучше всех. России же нужно понять, как по этим новым лекалам будет вырисовываться наш проект. Как он будет сориентирован, какие у нас перспективы, как мы можем использовать свои сильные стороны, как мы можем нивелировать те слабости, которые связаны и с фактически уменьшающимся сегодня населением, и с огромными территориями, и с явно распадающейся инфраструктурой.

Конечно, существует внешнее давление, и оно заставляет нас быть максимально динамичными. Наша трагедия в том, что последние годы, крайне благоприятные, когда действительно была очень выгодная для России внешнеэкономическая конъюнктура, мы не использовали для того, чтобы задуматься об этих, таких фундаментальных вопросах, а занимались химерами.

Россия просто развращалась, сидя на нефтяной трубе, и ни о чем не думала – деньги текли и текли. И похоже, мы эти годы просто «проворонили» для проведения собственной модернизации – не только экономической, но и политической, инфраструктурной, социальной.

В результате в последнее время появилось ощущение того, что «так жить нельзя». Если такое ощущение накапливается в обществе, далее возможен социальный заказ на какие-то концепции модернизации, какие-то парадигмы прорыва. Если мы выйдем из нынешнего кризиса с таким пониманием, это будет великим благом для России. К сожалению, похоже, что на сегодняшний день Россия заведомо занимает в рамках этого кризиса позицию, скажем так, сторонней наблюдательницы.

Если судить по риторике наших руководителей, Россия сегодня все однозначно списывает на мировой кризис и, по сути дела, заранее говорит о том, что нам нечему учиться. В мире есть проблемы, они аукнулись у нас. Проблемы в мире закончатся, а нам лишь нужно фактически их пережить. Что обсуждается больше всего в рамках этого кризиса? Цены на нефть. Они вырастут, и у нас будет хорошо. Когда западные страны начнут оживать, и у нас все будет нормально. Но ведь надо обсуждать другие вещи: например, что мы должны сделать, чтобы у нас становилось лучше вне зависимости от того, каковы цены на нефть.

Вообще кризис может привести к позитивным изменениям, но может и убить – как и любая болезнь.

И здесь необходим сначала правильный диагноз, а потом уже методы лечения. Новая мифология, которая сегодня запущена госпропагандой, такова: цены на нефть упали, и у нас все начало валиться, а потом они поднимутся обратно, и у нас все будет хорошо. Это просто ложь, которая не выдерживает элементарного анализа: в 2008 году были самые высокие за все время цены на нефть и именно в этих условиях произошел обвал российской экономики. Это означает, что привели к этой ситуации совсем другие вещи: наша абсолютная неконкурентоспособность, чудовищная коррупция, отсутствие каких-то технологических решений в экономике и в управлении и т. д.

Мнение по этому поводу Гарри Каспарова:

На мой взгляд, здесь нужно говорить о том, что выйти из этого кризиса Россия может только при смене своей политической модели. То есть для меня, например, является очевидным, и это может оказаться трагедией для всех нас, – сохранение в любой форме нынешнего режима, путинского режима, будем его называть по имени, с высокой долей вероятности приведет к необратимым негативным изменениям и, может быть, к распаду нашей страны.

И дело тут даже не в коррупции и не в неэффективности аппарата, хотя и в этом, безусловно, тоже, но проблема еще и в том, что за годы достаточно благополучного существования российская политическая экономическая элита не выработала в себе отношение к этой стране, как к своей собственной. Это фундаментальная вещь. Ни одна модернизация, ни один успешный проект никогда не может иметь успех, если элита не относится к стране, как к собственной стране, которую надо защищать до последнего вздоха. Если посмотреть на чисто экономическую составляющую, то можно увидеть, что за последние годы прибыли российских корпораций типа Газпрома и «Роснефти» были рекордными. Но при этом все мы, как только начался кризис, увидели гигантский долг этих корпораций, и где находятся их прибыли, в какие страны выведены, на какие цели потрачены – совершенно неясно. Получается, что страна создавалась как акционерная фондовая пустышка. Россия совершенно неправильно определила приоритеты. И в этом вина ее руководства.

Неслыханные прибыли корпораций и людей, которые эти корпорации возглавляют, оказались выведены из России. Если посмотреть, куда, то большинство этих денег оказалось в Европе. Потому что, как уже говорилось, там лучше всего жить. Вот такое «голосование деньгами» было произведено. Массовый вывод денег из страны лишил страну благоприятнейшей возможности заняться инфраструктурными и другими проектами, когда такая возможность была. Но никто этим не занимался, так как решались самые конкретные задачи и, увы, не концептуально, а «по понятиям».

Очень важно отметить и такую вещь: раньше, когда человечество сталкивалось с кризисами такого масштаба, происходили либо войны, либо революции. Было как бы два способа решения. Сейчас ищется новый способ – а именно технологического совершенствования. Как выйти из кризиса без гигантских потрясений? Об этот говорят американцы, европейцы и, кстати, китайцы – о замене в первую очередь нефтяной мировой индустрии на альтернативные источники энергии. Это случится не скоро, это, естественно, не год, не два и не пять лет, но это вектор, направление движения.

Поэтому говорить о том, что Россия может продолжать «ждать у моря погоды» (в данном случае – повышения цен на нефть), бессмысленно. Потому что само по себе это ничего не решает. Это может нам дать какую-то передышку, но мир будет семимильными шагами уходить вперед. Если Россия будет продолжать работать в том же алгоритме, то она фактически только закрепит свой статус сырьевого придатка остального мира, который неизбежно будет растаскиваться более перспективными технологическими, нацеленными в будущее проектами.

Мнение по этому поводу Владислава Иноземцева:

В сырьевой придаток мы давно превратились. Что же касается перспектив, безусловно, будет происходить сдвиг в сторону новых энергосберегающих технологий и альтернативных источников энергии. Но он не будет происходить быстро, и у России остается возможность использовать свои преимущества энергетической державы на протяжении еще 20–30 лет как минимум. Этот период не такой уж большой, с точки зрения мировых циклов, и этот период должен быть использован для поиска нового места в мировой экономике. К сожалению, надеяться на то, что он будет использован, это хорошо, но маловероятно.