Текст книги "Анатомия мировых религий: Прошлое, настоящее, будущее"

3. К недостаткам теологического свойства можно отнести двойственное понимание смысла существования человека. С одной стороны, мы имеем дело с вполне четкими жизненными личными ориентирами: улучшением кармы, стремлением к уходу от страданий, к нирване, стремлением к рождению в более высоких формах рождения и т. д. С другой стороны, поскольку, согласно представлениям буддизма, вечной индивидуальной души нет, то эти заботы становятся, если так можно выразиться, не очень-то мотивированными. Зачем все это, если набор драхм, то есть суть человека в его однократном земном существовании (то есть «Я»), распадается в колесе перерождений, формируя новый набор драхм (уже не-«Я»), то есть, по сути, не произойдет никакого личного перерождения. Если добавить к этому отсутствие идеи целенаправленности мироздания, то личные активные прижизненные движения во многом теряют смысл. Вот, кстати говоря, откуда проистекают такие явления буддизма, как его социальная аморфность, созерцательность, стремление к покою, подмена страстной горячей любви состоянием пассивной благожелательности и бестрепетного равнодушия.

4. Теперь можно перейти к рассмотрению недостатков практического свойства. И здесь опять во всей своей первозданности выступает упомянутая выше асоциальность. Да, буддизм не пытался победить всевозможные земные нестроения земными социальными методами. Он уходил от этих забот в сферу индивидуального духа и индивидуального совершенствования.

Кстати, вспомним здесь опять известное изречение Иисуса Христа: «Царство Мое не от мира сего». Выше по тексту мы уже неоднократно говорили о духовной близости буддизма и христианства. Опорой для этого служат не только легенды (скорее всего, совсем не легенды) о путешествии Иисуса Христа по странам Востока. Христианское учение прямо говорит, что при рождении Иисуса Христа его посетили волхвы с Востока, которые подарили ему золото, ладан и смирну. Так что связь христианства с восточными религиозными идеями не исключается. И хотя некоторые специалисты не признают факта длительного путешествия Иисуса Христа по странам Востока, настаивать на отсутствии межрелигиозных контактов зарождающегося христианства и уже существующего в то время буддизма не имеет смысла.

Известный исследователь христианства Эрнест Ренан высказывался в пользу того, что контакты между зарождающимся христианством и буддизмом могли иметь место. Он пишет: «Не направили ли свои стопы в Иудею некоторые из таких бродячих буддийских монахов, которые обходили весь свет… и которые, несомненно, заходили и в Сирию, и в Вавилон»/32/. Далее он еще более подтверждает версию о возможности такого контакта, говоря, что: «Спустя некоторое время Вавилон превратился в истинный очаг буддизма»/32/. При этом не надо забывать, что многие районы Малой Азии находились в то время на перепутье дорог между Западом и Востоком. Так что утверждать, что христианство развивалось и крепло без всякого, по меньшей мере, знакомства с буддизмом, будет неразумно.

5. Несколько слов надо сказать о буддийском индивидуализме. Буддийский индивидуализм не столь глубокого свойства, каким он оказывается на Западе. В европейском миропонимании, основанном, по сути, на идеях иудаизма и христианства, душа признается нетленной сущностью, сохраняемой в посмертии. В буддизме, как уже говорилось выше, душа в посмертии распадается на драхмы, которые в новом сочетании могут быть вновь «посланы» на Землю.

Целевая установка здесь определенная – улучшить карму и в новом перерождении максимально уйти от страданий. Вот почему понимание индивидуализма в буддизме особое. Это одновременно равнодушие и благожелательность ко всем живущим, это личная направленность на уход от тягот мира, это стремление не наносить вреда всем окружающим, не причинять им боль. Это и огромное уважение к авторитетам, желание приблизиться к ним, научиться у них, почитать их. Это и признание самого себя не червем земным, не малой песчинкой, а привилегированной частью Вселенной, это и огромное желание достигнуть нирваны. Так что баланс «общинное – индивидуальное» в буддийском мире имеет особые, только ему присущие качества, иногда очень трудно воспринимаемые умом и сердцем европейца.

6. Еще одним недостатком исключительно социологического свойства можно считать то, что буддийский институт монашества развит до чрезвычайных размеров. Совершенно очевидно, что с чисто социологической точки зрения такое огромное число людей, фактически оторванных от продуктивного производства на пользу общества, в том числе уклоняющихся от задачи продолжения рода, является очень нерациональным.

Но довольно перечислять недостатки буддизма. Скажем только, что буддизм в целом не смог, как, впрочем, и любая другая религия, исправить нравственность подавляющей части исповедующего его населения. Он не смог ни ускорить процесс цивилизации, ни создать хотя бы подобие революционного взрыва. Вероятно, такие цели он перед собой и не ставил. Но, несмотря на недостатки, буддизм не сошел с мировой арены, он сумел закрепиться в умах и сердцах миллионов людей. В нем все же присутствует системно связанный комплекс свойств, которые с социологической точки зрения являются определенно позитивными (см. выше).

Так что несмотря на то, что в буддизме очень многое замыкается на индивидуальном страдании и на способах ухода от него, несмотря на то, что буддийское утешение в перипетиях нашего грешного земного мира кажется порой иллюзорным, и даже несмотря на то, что буддизм преимущественно распространен в слаборазвитых странах, у него есть место под солнцем в современном мире. И пусть он противопоставил социальной силе, в том числе государственной власти и мощи оружия, исключительно силу идеи. И пусть буддизм в чисто социальном плане в принципе оказался не столь уж и состоятельным. И пусть буддизм является в итоге не жизнеутверждающей религией. У него есть чему поучиться.

Да, человеческое земное бытие есть не только страдание и поиск средств ухода от него, оно включает в себя и полеты высокой мысли, и утонченные наслаждения, и творческий экстаз, и вдохновение гения, и обыкновенную радость от самых простых удовольствий. Разумеется, все это сосуществует с тяготами жизни, с периодическими мучениями и ощущениями горя, зачастую с тяжелым трудом. Но в том-то и суть жизнеутверждающих религий, что они призывают к победе над этим негативом доступными материальными средствами.

И все же у буддизма есть своя собственная ниша, ниша исхода личности из тягот земного бытия в мир духовного раскрепощения, в мир осознания самого себя и последующего отрешения от себя, в мир нирваны. Это ниша людей, не склонных проявлять свою социальную силу, ниша внутреннего успокоения и умиротворения. В этих направлениях буддизм продвинулся более всех других мировых религий, из этих источников он и черпает свою силу.

Очевидно, что подобного рода ниши будут существовать всегда, пока существует наш бренный и несовершенный мир со всеми его напастями и страданиями, с людьми, не желающими вступать в открытую борьбу для достижения чисто мирских целей. Такого рода человеческий материал будет существовать довольно долго (если не всегда) в мировой истории. Поэтому буддизм будет иметь под собой вполне объективную почву.

Более того, чем быстрее цивилизованный мир достигнет апогея своего могущества, чем больше общемировых шлаков будет накоплено, тем более мощный фундамент будет подведен под буддизм, тем в большей степени станут распространяться его идеологические и философские установки. При этом буддийская идеологическая доктрина может даже выдвинуться в качестве одной из альтернатив общемирового спасения.

1.5. Конфуцианство

Теперь мы переходим к рассмотрению учения, казалось бы, не очень и интересного и даже не вполне религиозного. На самом деле оно очень самобытно и исторически ценно. Его изучение приведет нас впоследствии к целому комплексу чрезвычайно полезных социологических выводов.

Конфуцианство долгое время сосуществовало с другими религиями, в том числе с даосизмом и буддизмом. Это сосуществование не было отмечено никакой значительной борьбой между ними. Можно даже сказать, что эти учения существовали и продолжают существовать, дополняя друг друга. Сегодня многие китайцы, смотря по обстоятельствам, прилежно исполняют обряды всех трех религий – конфуцианства, даосизма и буддизма.

Нельзя не отметить, что конфуцианство почти в полной мере включило в свой состав некоторые идеи, которые можно считать идеями даосистского происхождения:

• идея единства мироздания и гармонии Вселенной;

• идея духовной сугубо бестелесной первоосновы, пронизывающей все и вся во Вселенной, то есть идея существования Дао в знаменитой даосской триаде (Дао + Дэ + Ци); эта идея целиком вошла в теологический базис конфуцианства (здесь Дао – творческий, порождающий все Абсолют, Дэ – благодать, истечение, эманация Дао, Ци – жизненная сила);

• идея внутренней непротиворечивости и стройности учения;

• культ Неба, признание существования множества духов, богов и т. п.

Совсем не случайно, что Конфуций неоднократно обращался к понятию Дао и Дао-пути /61/.

Для лучшего понимания конфуцианского учения полезно рассмотреть личность Конфуция. Так мы поступали ранее при рассмотрении других религиозных учений, от этого принципа мы не будем отступать и теперь.

Конфуций – личность исторически достоверная, причем в полной мере земная, не наделенная никакими признаками божественного проявления. Он родился в 551 г. до н. э. в семье обедневшего аристократа. Первую часть жизни занимался государственным служением и сделал на этом поприще неплохую карьеру. Затем, уже в преклонном возрасте, ушел в отставку и начал формировать свою религиозную систему. Он стал путешествовать, собрал вокруг себя учеников и пытался распространить свое учение среди окружающих, в том числе среди сильных мира сего. Принято считать, что по его высказываниям была составлена знаменитая книга «Лунь-юй» («Беседы и суждения»). Собственных записей Конфуция не сохранилось.

Рассматривая конфуцианство как некое отображение основных личностных качеств первоучителя, нужно отметить следующее.

1. Конфуций родился в эпоху упадка Поднебесной (так раньше называли Китайскую империю), то есть тогда, когда, по мнению самого Конфуция, «…мир вновь одряхлел, а Дао-путь измельчал…» /61/. Судьба самого Конфуция в тот период тоже не была к нему особо благосклонной, он не снискал славы и не дождался победы своего учения. Так что целевая направленность конфуцианства на оздоровление и переустройство Поднебесной проистекала из веских оснований как объективного, так и субъективного свойства.

2. В связи с этим главное внимание Конфуция было направлено на создание благоденствующего государства, на поиск средств поддержания его устойчивости в течение длительного времени. А поскольку сам Конфуций был выходцем из слоя государственных служащих, то основной костяк выдвинутых им идей был связан с государственным служением. Этим обстоятельством объясняется, в частности, и то, что Конфуций сравнительно мало уделял внимания горнему миру. Замечания в свой адрес по этому поводу Конфуций удачно парировал следующими словами /61/: «Как можно служить духам, не научившись служить людям». Такая глубоко социальная направленность учения Конфуция послужила впоследствии поводом для многих историков утверждать, что конфуцианство нельзя в полной мере считать религиозным учением. Но это не так, далее мы это покажем со всей определенностью.

3. Конфуций исходил из того, что средства для обеспечения благоденствия Поднебесной следует искать не в туманном будущем, а в древности, когда, по преданию, Поднебесная находилась в фазе подъема. Так что Конфуция никак нельзя назвать пламенным революционером, уповающим на открытие чего-либо кардинально нового.

Об этом свидетельствует и преклонный возраст Конфуция, в котором он начал заниматься своей основной деятельностью. Более того, сам Конфуций неоднократно и настойчиво повторял, что он не излагает никакого нового учения.

4. Еще одним личностным качеством Конфуция было то, что его совсем нельзя считать Спасителем или Мессией, вообще нельзя считать наделенным какими-либо чудесными свойствами. Конфуций – это не божество, это Учитель.

5. Поскольку Конфуций принадлежал к верхним эшелонам среднего слоя общества, то отношение его к простым смертным не было таким повышенно-внимательным и «вселюбивым», как это имело место в других учениях. Он не считал народные массы первоосновой всего, он не считал, что все в народе прекрасно и здорово, он не считал, что если народу предоставить полную свободу, то тогда ему будет хорошо жить. Такими иллюзиями он не страдал.

Историки упоминают следующий факт из жизни Конфуция, наглядно демонстрирующий, что жестокость по отношению к определенным людям считалась им вполне допустимой и даже необходимой. В период своего государственного служения Конфуций как-то потребовал смертной казни для актеров, которые играли на подмостках сцены неподобающим, с его точки зрения, образом. Он обвинил их в шутовских насмешках над представителями княжеской власти. Этот эпизод показывает, что Конфуций не был сторонником либерализма, не был поклонником идеи всеобщей любви и всепрощения.

6. Конфуций во всем старался опираться на традиционные китайские ценности. Он понимал, что если речь идет о создании национального государства, благоденствующей Поднебесной, то такое государство должно иметь самобытные национальные корни. Одним из таких корней явилось то, что конфуцианство поставило семейно-родовые отношения на очень высокий уровень. Отношение к браку здесь очень серьезное. И сегодня в Китае реальная жизнь, конечно, не обходится без разводов, но все же их существенно меньше, чем в любой западной стране. Развод по сей день считается для китайца позором /62/.

Придание такого статуса семейно-родовым отношениям служит заметным отличием от целого ряда других религиозных учений. Так, например, буддизм считает акт ухода человека из семьи ради религиозного служения большой религиозной ценностью. Вспомним здесь хотя бы уход из семьи самого Будды Шакьямуни. Подобный поступок в христианстве тоже расценивается как более значимый, чем «рядовое» нахождение человека в естественных семейно-родовых условиях. Монашество в христианстве вообще считается уделом избранных людей. Вспомним в связи с этим, что сам Иисус Христос, набирая своих учеников, призывал их оставить свои семьи и следовать за ним. Хотя и брак по канонам христианства должен быть обязательно освящен церковью.

В традиционной культуре Китая очень важным элементом является культ предков. Обращение к душам предков со своими житейскими просьбами – основа типичной китайской молитвы. В культуре Китая широко развито приношение воздаяния предкам или богам (бескровное и вполне умеренное, часто носящее характер красочной имитации), а также исполнение всевозможных ритуалов.

А вот что по сей день совсем не свойственно жителям Поднебесной, так это концентрация религиозной активности на сугубо индивидуальную связь с потусторонним миром. Индивидуальная возвышенная связь «Бог – Я» совсем не типична для китайского духа. Китаец обращается за помощью к Небу, к духам предков, к духам природных явлений (к духам вод, горных пиков и т. п.), особо не выделяя себя в этом плане по сравнению с другими ближними своими. При этом он совсем не склонен как к глубокому мистицизму и метафизическому мудрствованию, так и к какому-либо аскетизму или юродству. Китайские обряды начисто лишены религиозной экзальтации и театрализованной «душещипательности». Средний китаец, если так можно выразиться, коллективное существо, он всегда ориентируется на то общество, в котором живет, оглядываясь, именно оглядываясь, на Небо.

Вот почему, в частности, китайская национальная культура оказывается такой восприимчивой к извне приходящим идеям. Но при этом надо помнить, что эти идеи никогда не поглощают традиционные китайские духовные основы. В этой внешней мягкотелости китайского духа заключается его немалая сила. Китаец как бы говорит: «Пожалуйста, приходите со своим учением и научите нас; если нам это пригодится, мы им воспользуемся; но знайте, что основы нашей национальной культуры вы этим не вытесните». Вот почему истинный китаец с чистой совестью будет исполнять ритуалы и буддийского, и даосского, и какого иного свойства, ничуть не смущаясь того факта, что они из «чужих» религий. Здесь надо не забывать, что для китайца его родная страна – Поднебесная, то есть расположенная «под небом», а все вокруг нее – как бы варвары. Эта духовная установка, несмотря на ее древность, в определенной степени продолжает жить и сегодня.

Еще одной опорой, на которую, как на постамент, смог поставить Конфуций свое учение, является то, что чиновник в Китае считался очень важным членом общества. Авторитет власти здесь всегда был высок, почти священен. Склонность к порядку, к регламентации жизни издревле свойственна китайскому духу. Поэтому Конфуций и сконцентрировал острие своего интеллекта и языка на идее устроения властных государственных структур.

Нельзя не сказать также о сильно развитом практицизме китайского народа, одна из составляющих которого реализуется в виде здоровой тяги к радостям земного бытия. Практицизм населения Поднебесной проявляется во многих плоскостях, иногда довольно неожиданных. Достаточно оценить хотя бы чрезвычайно многообразное и поистине высочайшее китайское кулинарное искусство, чтобы понять, как этот народ любит жить, не считая греховным то наслаждение, что отпущено ему природой. Показной аскетизм, практика самоистязаний и т. п. – вещи, совсем не вписывающиеся в традиции Китая.

Деловитость и трудолюбие – еще одна общеизвестная сторона китайского практицизма. Страсть к торговой деятельности, как деятельности очень почитаемой, тоже, по сути, является следствием все того же китайского практицизма. И даже некоторая отстраненность китайского национального духа от глубокого проникновения в сферы горнего мира тоже можно рассматривать как проявление этого свойства. Причем та же практичность заставляет китайцев уважительно относиться к горнему миру. Почитание духов предков, духов природы, богов различных религий и т. п. – все это вполне закономерно. Все продиктовано одной простой мыслью – предосторожностью: «пусть помогут, не навредят и пригодятся». Вот почему культ почитания Неба распространен здесь очень широко.

Вполне практическая установка опять же ясна и понятна – «Великий Космос всемогущ и вездесущ».

Еще одной несомненной чертой китайской национальной культуры является то, что в ней сильно развито чувство коллективизма. В частности, и поэтому в ней не находит значительного места идея глубокого почитания героических самопожертвований со стороны выдающихся деятелей, даже если они и направлены на всеобщее благо. Приспособление к жизни всегда ставилось выше всевозможных революционных порывов. Наличие гармоничного баланса двух основных противоборствующих сил мироздания (активной – ян и пассивной – инь) рассматривалось как наиболее достойное состояние для человека и общества. Гармония всегда ценилась в Китае выше всяких резких изменений. Недаром получило широкое распространение одно китайское изречение – пожелание добра, которое переводится примерно следующим образом: «Да не жить тебе в эпоху перемен». Такой консерватизм несколько тормозил развитие китайского общества, но, с другой стороны, он же обеспечивал ту уникальную длительную устойчивость, которую мы не наблюдаем ни в одном другом регионе земного шара.

Пора перейти непосредственно к основным положениям конфуцианского учения.

Среди важнейших «кирпичиков», находящихся в фундаменте этого учения, надо прежде всего отметить сложившиеся в веках истории ритуальные нормы. Многие последователи Конфуция полагали, что именно ритуал «…является наиболее подходящим средством утверждения в человеческих коллективах гармонии и стабильности без применения прямого насилия» /61/. Они считали, что если отменить ритуал, то для нормирования социальных отношений придется широко применять силу закона. А последнее всегда сопряжено с применением насилия. Конфуцианская же доктрина предпочитает построение такого общества, где закон не выполняет основную роль в урегулировании общественных отношений.

Конфуций исходил из того, что если отменить ритуалы и обряды, то «…все перемешается и возникнут нестроения» /61/. Уничтожение брака приведет к разврату, при ликвидации обрядов жертвоприношений и погребений исчезнут забота детей о родителях и почтение к высшим силам, уничтожение ритуалов государственного свойства приведет к исчезновению уважения к государственной службе, люди начнут своевольничать, возникнут притеснения и насилия. Вот почему конфуцианство укрепило и подняло на очень большую высоту социальный статус этих ценностей, например статус семейной жизни.

Второй характерной его чертой является то, что вся система мироздания здесь строится на основе точного соблюдения принципа иерархии. Причем здесь нет резкой линии разрыва различных миров, разрыва, который имеет место в целом ряде других религий. Здесь земное бытие представляет собой как бы плавное продолжение небесного мира. Более того, земной мир в целом считается даже неким зеркальным отображением небесного. Горний, разумеется, считается более завершенным и полным, а земной представляется как частичное продолжение его. При этом считается, что наверху есть все!

Такой взгляд на мироздание существенно отличает конфуцианство от ряда других религиозных учений. Чтобы почувствовать это, достаточно обратить внимание на типично китайский взгляд на происхождение причин неурядиц государственного характера. Если человек западного толка в тех или иных неурядицах склонен обвинять прежде всего отдельные слои общества или государственное устройство, то квинтэссенция конфуцианского взгляда на эту проблему может быть выражена в следующей простой формуле: «Дисгармония в мире есть следствие дисгармонии на Небе».

Общую систему мироздания, в конфуцианском понимании, можно представить себе в виде следующей схемы (см. ниже).

Система мироздания согласно этой схеме функционирует следующим образом. Небо дает благодать свыше главе государства, обеспечивая наиболее важную связь высшего мира с миром земным. Государь император выступает в качестве главной персоны для обеспечения «устойчивой ритуальной коммуникации» /61/. В этом заключается, по сути, его основная роль в Поднебесной, то есть роль своеобразного общегосударственного медиатора.

Получив благодать свыше, государь распространяет ее на своих подчиненных, на служащих высокого ранга. Помимо выполнения этой основной роли в обязанность государя входит также расстановка кадров по высшим уровням иерархии и поддержание ритуальных норм в отечестве. Государственным служащим тоже могут при этом доставаться частицы благодати, иначе конфуцианство не было бы конфуцианством, а Конфуций не был бы Великим Учителем.

На служащих лежит ответственность за всю работу по управлению государством, по организации трудовой деятельности масс, по поддержанию порядка в Поднебесной, по обеспечению ее устойчивости. Трудовые массы ответственны за производство предметных ценностей, исполнение распоряжений власти, за должное выполнение ритуальных установлений, соблюдение семейных обязанностей и т. д. Такого рода представления об организации должного общественного порядка в краткой, но емкой форме изложил известный приверженец конфуцианства Мэн-Цзы: «Те, кем управляют, кормят других людей. Те, кто управляет, кормятся от других людей. Это всеобщий долг в Поднебесной» /61/.

Горний мир здесь также представлен в виде иерархической пирамиды, в нем нет одного-единственного Бога, представляющего все и вся, но и нет буддийского «верховного безуправства», когда отсутствует персонификация высшей власти.

Вот почему китайцы называют свою страну Поднебесной. Это название отражает китайское мироощущение, заключающееся в том, что китайское государство располагается сразу «под небом», причем главным лицом этого государства является верховный владыка – император. Он как бы прижизненно находится на границе земного и горнего миров, как бы стоит на вершине высокой горы, утопающей в облаках горнего Неба. Вот оно, теологическое обоснование того уважения, которое традиционно «привыкло испытывать» население Китая к верховной власти. И здесь уже не столь важно, будет ли это пропитанный религиозностью император или коммунистически настроенный лидер, например Мао Цзэдун.

Теперь о народных массах. Конфуцианство очень здраво оценивает возможности и социальную значимость народных масс. Основной принцип здесь следующий: «Достойная власть – покорный народ». Народ должен прежде всего честно трудиться и сохранять нравственные устои, так считал сам Конфуций. Требовать от масс, чтобы они были инициаторами всего полезного и разумного в обществе, чтобы они были первоисточниками мощных идей, чтобы они могли глубоко осознавать эти идеи, – такого Конфуций, разумеется, не допускал. Вот как он высказывался по этому поводу: «Народ можно заставить следовать надлежащим путем, но нельзя заставить понимать этот путь».

Однако народ, в конфуцианском понимании, все же не такое бессловесное стадо, как это принято нередко считать. Народ рассматривается также как барометр хорошего или плохого управления государством. Ежели народу живется хорошо и спокойно под государственным крылом, если он при этом сохраняет здоровые нравственные устои, то это признается за свидетельство здорового государственного управления, если нет – то это признак деградации власти. Такова конфуцианская доктрина. Кстати, в последнем случае конфуцианство считает вполне оправданными действия по свержению недостойной власти силовым способом, при помощи восстания народных масс.

Итак, основное внимание этого учения сосредоточено не на народных массах и даже не на самых высоких иерархах Поднебесной. Нет, оно концентрируется прежде всего на государственных служащих и на образованных представителях средних сословий. Этот срез общества признается самым главным, Конфуций обращает свой взор именно на него. Таким образом, основной идейной направленностью конфуцианства является разрешение проблемы управления Поднебесной и поддержания в ней здорового состояния и устойчивости посредством деятельности государственных служащих и образованных представителей средних сословий. Эта направленность практически целиком упирается в проблему выращивания надлежащих кадров государственного служения. А людьми, которые должны, по мнению Конфуция, стать такими кадрами, являются так называемые «совершенные мужи». Вот почему конфуцианство зачастую не называют религиозным учением, оно почти целиком переносит свою концепцию на почву государственного строительства.

Конфуцианство сформировало комплекс представлений, определяемый единым понятием – совершенный муж. Это понятие в сжатой форме сводится к следующему:

• с почтением служить вышестоящим по уровню иерархии и одновременно оставаться благосклонным к простым людям, всегда подавая им пример социальной справедливости;

• во всех случаях вести себя благоговейно, соблюдать надлежащие нормы поведения, не гнушаться бедности, смело отказываться от богатства, нажитого нечестным способом;

• заниматься самосовершенствованием во всех смыслах, побороть личную зависимость от потребительских ценностей материального мира, в максимальной степени освободить себя от влияния внешних воздействий этого мира, следовать принципу самоограничения;

• обладать чувством долга;

• обладать чувством гуманности.

Первое из этих требований, которое можно назвать начальным, отражает прежде всего признание незыблемости принципа социальной иерархии. Кроме того, это требование является начальным для развития в «совершенном муже» чувства гуманности и долга. Второе требование предполагает не только соблюдение «надлежащих норм поведения» /61/, но и наличие в человеке стартового базиса для развития чувства нестяжательства. Третье требование направлено на отказ от личностных устремлений, отрицательно влияющих на развитие общества. Оно требует от человека значительных усилий, а не простого повиновения при отправлении каких-либо уставных норм. Оно является преддверием на пути формирования действительно достойного мужа, способного занять важный пост в Поднебесной.

Согласно конфуцианской концепции, человек, честно и в полной мере соответствующий третьему требованию, оказывается уже в значительной степени способным проникнуться чувством гуманности и долга. Чувство долга, в конфуцианском понимании, заключается в способности накладывать на себя определенные обязательства социального плана, не имеющие под собой никакого личного расчета, но служащие Поднебесной в целом.

Пятым требованием является развитие чувства гуманности. Это требование, по сути, венчает собой пирамиду конфуцианских требований, предъявляемых к «совершенному мужу». Конфуций говорил, что «совершенный муж» есть человек, который, глядя на выгоду, думает о долге, видя опасность, готовится к самопожертвованию и никогда не забывает своих обязательств. Краткой характеристикой объемной системы представлений о «совершенном муже» является следующее изречение Конфуция: «Совершенный человек осознает свой долг, низкий заботится только о своей выгоде». Эти слова могут быть поставлены в качестве эпиграфа ко всему конфуцианскому учению, настолько они отражают его внутреннюю суть.

Требования, предъявляемые к «совершенному мужу», трудно, разумеется, распространить на все слои общества, однако они должны, по мнению Конфуция, как минимум, действовать в отношении верховного правителя Поднебесной, являющегося, согласно традиционным китайским представлениям, наиболее сакральным членом общества. Правитель должен быть правдивым, любить свой народ, побуждать его к труду, он должен быть достаточно экономным, следовать традиционным ритуалам, но главное – иметь связь с Небом.

Система представлений о «совершенном муже» оказалась довольно продуктивной. Она породила ряд вторичных следствий, которые просуществовали тысячелетия и которые продолжают в значительной степени жить в Китае и сегодня. Статус чиновничества был поднят очень высоко, причем не того чиновничества, которое в России веками существует под обозначением-кличкой «бюрократ», а действительных служащих, заботящихся о Поднебесной. Можно даже сказать, что благодаря конфуцианскому учению в Китае на долгое время был сохранен культ мудрых, талантливых, энергичных и справедливых чиновников.